Мы теперь в Discord
13 (АнайяРитт)
2185 год, Гамма Аида.
Я уже давно не вспоминала, как нас тренировали в учебке навыкам вербовки. Как нам ставили речь, как учили «выходить на сцену» и обрабатывать объект. О нет, я даже не надеялась, что не придется делать это снова, настолько глубоко оно въедается в мозг, в психику… После пары лет перестаешь замечать, как подстраивается голос под собеседника, как подбираются слова нужного ритма. И вот, ты уже сама веришь в то, что говоришь.
Конечно, сухая сводка вполне подошла бы в качестве ответа, но, видимо, сегодня день выдался неудачный, раз меня тянет на откровения. Я сижу за столом и собираюсь с мыслями, когда на грани восприятия улавливаю необычный, но уже знакомый запах, на этот раз почти без посторонних примесей. Даже не воспоминания поднимаются изнутри, а будто ветер приносит аромат южных ночей и далеких побережий, пыли и пряных благовоний сумрачных храмов… Талька и латекса. Так пахнет ладонь, на которую я опираюсь лицом. Я тру между собой пальцы в перчатках, еще не обновленных после осмотра. У турианцев специфический запах. Азари пахнут морем, цветами. Люди — ухоженным зверем. Турианцы…
Гаррус, спокойный и серьезный, стоит передо мной, опираясь на кушетку позади. Плечи расправлены, руки сложены под грудным килем. Как бы я повела себя на его месте? Настаивала бы на своем. Из упрямства, от скуки, по привычке. Однажды полицейский — навсегда полицейский.
Я срываю перчатки и швыряю в утилизатор. Слишком нервно.
Времени до обеда еще много, отложить разговор на потом не выйдет. Повисшую тишину разбавляет тихое гудение термостата и шорохи мышиной возни. Я тру внезапно уставшие глаза и смотрю на своего собеседника, будто жду, что он скажет: «Знаете, я передумал. Мне совсем не интересно, что тут происходит, кто вы такая, чем вы занимаетесь. Как только я смогу нормально бегать и не задыхаться – высадите меня, пожалуйста, на какой-нибудь планете или станции, откуда я смогу добраться, куда мне надо. На том и разойдемся». Это отличная идея, она мне очень нравится. Только Гаррус молчит.
Рабочее настроение на сегодня грозит схлопнуться, и в другой день я бы высадилась на одном из слабо населенных миров и провела бы время за охотой. Нужно будет обязательно отправится на охоту, когда появится возможность выйти из этой игры в прятки. Даже срочной работы нет: Барклай молчит с самого утра. Я вытаскиваю из ящика стола пластиковый стакан, наливаю воды из кулера, выпиваю залпом. Уже набираю воздух, уже готова начать.
«Люди очень хорошо помнят, кто симпатизирует им, а кто нет. Так же нам требовалась собственная база данных, помимо предоставленной Советом. Как я позже выяснила, Проект открыли еще до моего рождения, как только появились доказательства, что в Космосе мы не одни…»
Конечно, я не единожды прокручивала в голове этот монолог. Каждый раз он мне казался до отвращения вульгарным, как статья в желтой прессе: скандалы, интриги, разоблачения. В своем дневнике я когда-то записала:
«Лицо, которое вы сейчас видите… Я родилась не с ним. И не теперешнюю ДНК считывали раньше сканеры с частиц моей кожи и выделений. К новому имени я привыкла не сразу. Я тщательно собирала средства и оборудование, выбрала пару особенно доверенных. Официально на одной из операций мое тело сгорело во взрыве химических отходов, личность установили по чипам брони. Из-за огромных выбросов колхицина, диметилсульфата и азеридина ДНК-материал разрушился, и полный цикл экспертизы не проводили. Что такое азеридин и колхицин? Не важно. Важно, что неофициально я родилась заново на скромной базе в туманности Орла»
И еще:
«После академии прошли четыре года в специальном отделе Проекта. Я познакомилась с черновой кухней весьма хорошо. Исправно выполняла приказы. Сначала — чаще полевые операции, потом — все больше научных исследований. Через мои руки проходила весомая часть… материала дознания, и руки эти постепенно вызмазались в крови куда выше локтей. Я приходила домой и стояла под душем по несколько часов, пытаясь смыть с себя приторно-железистую вонь»
И еще:
«Меня учили, как эффективно получать информацию из объекта, и при том длительно сохранять ему сознание и жизнь. Иначе говоря, я — профессиональный палач. Какое подходящее старое слово…»
Я превращала все в историю, в остросюжетный роман, действие которого происходило где-то далеко, в реальности, у которой изначально нет шансов пересечься с моей. Потому что я — просто талантливый гистолог. И хирург. Но уж точно не…
— Вам интересно, как я успела среагировать и выстрелить раньше? Благодаря коктейлю собственного авторства. Его назвали «Авалон», официальной маркировки нет. Одна инъекция в кровь кратно ускоряет восприятие, следом за ним реакцию и тонус. Разгоняет мозг до невероятной скорости. После, чтобы прийти в норму, достаточно принять антидот, глюкозу и хорошо выспаться. Другие испытуемые получали в основном разрывы мышц, сердечные приступы. Одного убила аневризма. Еще один умер от высокой температуры: у него свернулась кровь и начался тромбоз. Все были людьми, добровольцами, и знали о возможных последствиях. Вот и все.
Гудят системы жизнеобеспечения. Я слышу собственный пульс в ушах. Зубы я сжимаю, чтобы не выказать нервной дрожи.
— А в чем ваш секрет? С виду и не скажешь, что у вас есть разрывы мышц…
— Все верно, их нет. У меня специфический организм. Видимо, есть какие-то индивидуальные особенности.
— И вы, конечно же, не знаете, какие…
— Конечно же.
Конечно же, господин Вакариан, не ваше дело, кто стоит перед вами. Опустим подробности. Я слишком нервная. Может, мне тоже нужен укол дружбы? Добавить транквилизатор к утреннему коктейлю? А в какой дозе?
— Последняя надежда встретить в космосе хоть кого-то, не связанного со спецслужбами, наемниками или теневыми организациями, и подобными разработками… — турианец качает головой. — Потеряна! Как предсказуемо, доктор! Как предсказуемо…
До меня доносятся сухие щелчки. Что это — смех, я понимаю не сразу.
14 (ГаррусВакариан)
2185 год, Гамма Аида.
Я стою, прислонившись спиной к дверями лаборатории, и задумчиво тереблю застежку комбинезона. Слева, в конце коридора, светится красным индикатор запертой двери. Грузовой отсек, или хранилище. Вероятно, именно там доктор держит оружие, мой скафандр и визор. Или в стыковочном боксе, замок которого краснеет прямо напротив. Если, конечно, я верно распознал планировку корабля, и стыковочный бокс именно там. Я прикидываю, смогу ли в случае необходимости вскрыть коды замков, и что за необходимость может подтолкнуть к этому. При беглом анализе вариантов не так много.
Доктор вряд ли согласится передать управление кораблем, даже попроси я очень вежливо. Попытайся я захватить управление силой — скорее всего, придется доктора устранить. Не зависимо от успеха мероприятия. А если неудача? Остаться запертым посреди космоса с трупом на борту? Дожидаться, пока неизвестные друзья Ритт вскроют судно и найдут меня в хладной компании? Есть еще вариант заблокировать Анайю в каюте, но тогда вопрос изоляции остается открытым, ведь в каждом из помещений есть консоль, через которую можно обратиться к системам корабля или аварийной связи. Весь вопрос упирается в ключи доступа.
А дальше что? Попробовать добраться к ближайшему ретранслятору и лететь на Иллиум? Без транспортной визы не выйдет. Омега? Сейчас слишком рискованно, даже для меня. Инвиктус? О корабле я толком ничего не знаю, если он в черном списке Иерархии, в лучшем случае меня собъют зенитками на подходе к орбите, а средства скрытно выяснить детали сейчас нет. В моем скафандре дыра, шлем разбит. Разгерметизация, две минуты в вакууме и тихая смерть.
С другой стороны, к крайним мерам пока тоже ничего не подталкивает. Пока. Утешение слабое, но все же…
Подъем по лестнице заставляет бороться с одышкой, я останавливаюсь и мелко откашливаюсь. Привкус крови… Так не пойдет, если я хочу быстро выбраться отсюда. Я шагаю к своей каюте, прижимая рукой уже напоминающую о себе рану, и приостанавливаюсь у дверей.
Итак, моя каюта ровно над стыковочным боксом. Каюта Ритт — напротив, над лабораторией. Блок управления дальше по коридору, над хранилищем. Камбуз — над машинным отделением… Аварийные люки в переборках? Точки доступа к электронной сети? Надо поискать. Как только полегчает.
Я возвращаюсь к себе. Снова беру со стола графин воды, пять холодных глотков растекаются в животе. Снова устраиваюсь в кресле перед иллюминатором. Вздыхаю осторожно, глаза прикрываю медленно. К боли тоже можно привыкнуть, с уколами в бок при каждой попытке шевельнуться я уже почти сроднился. Осталось чем-то занять время, пока я прихожу в норму.
Команда «Нормандии» не отличалась молчаливостью. Всего на несколько часов в сутки она погружалась в сон, если не считать дежурных. Рядом с ними всегда находилась компания, желающая поиграть в покер или потравить байки до середины вахты. Я уходил спать последним, вслед за игроками, что расползались по койкам. Когда оружие было начищено, системы «Мако» отполированы, а в общую каюту идти не хотелось, я снимал кирасу и растягивался на теплом корпусе танка, закладывая руки за голову и прикрывая глаза так же, как сейчас. Я часто ночевал здесь, где никто не храпит над ухом, не ворочается над головой и не шепчется по углам. Прохладный ионизированный воздух. Гудение ядра двигателя. Полумрак. Что еще нужно для здорового сна?
Кроме меня и дежурных, только Шепард могла не спать в это время. Она не успокаивалась, не обойдя весь корабль и не удостоверившись, что все работает, как надо. Что мы идем правильным курсом, а она сама идет верным путем. Я приподнялся, узнав ее шаги.
— Все в порядке, Гаррус?
— Да, капитан.
Сцена повторялась почти каждую ночь. Пароль — отзыв. Шепард кивала, и мы понимали бессонницу друг друга, как делают это рискующие жизнью плечом к плечу. По крайней мере, мне нравилось так думать. Иногда она садилась рядом, свешивала ноги с «Мако» и мы разговаривали. Я рассказывал ей про службу в СБЦ, про подготовку в армии. На какие-то секунды она даже переставала для меня быть капитаном корабля и начальствующим офицером, а превращалась в простую девчонку, живущую по соседству и заскочившую ко мне в мастерскую поглядеть, чем я занят. Для каждого из нас она всегда была удивительно своей.
На Омеге или Цитадели воздух тоже насыщали звуки. Двигатели кораблей в портах, проносящиеся экспрессы, музыка, голоса. В них так же можно было забыться и забыть, что завтра снова придется встать на ноги и начать по новой: информация — планирование — вооружение — готовность. А потом — нервная и грязная работа: следователь или вольный стрелок, суть одна. Но вечером, вслушиваясь в окружающую жизнь, об этом не думалось. Особенно когда перед глазами — панорама огней, открывавшаяся с высоты башни СБЦ на Цитадели, куда я любил забираться после рабочего дня, или панорама звезд и красных огней внешнего контура Омеги…
Здесь и сейчас я особенно остро ощущал окружающий вакуум. Тишина «Галахада» не несла успокоения. Этот корабль, единственный член его экипажа… все имело дурной привкус. Здесь я не был дома, и непрекращающийся анализ информации занимал эфир мыслей. Доктор недоговаривает, на последний вопрос явно врет, но и агрессии нет. Выложи она все карты сразу — я бы, вероятно, насторожился. Разочаровался бы — наверняка.
Рядом с такого рода специалистами я всегда разделял свое отношение и понимание. Это нормально, обмениваться шутками и проявлять общее дружелюбие на фоне чувства глубокой внутренней мерзости, вызванного спецификой их работы. Хотя временами я предпочел бы медленно вспороть им когтями брюшную полость за подобную специфику. Привычные мысли.
В какой момент такие мысли стали привычными? Расстреливая десятки гетов, я не думал, что убиваю живое. Стремительная тварь с металлизированными конечностями и имплантами вместо глаз, поднявшаяся на месте Сарена Артериуса из осколков купола в зале Совета, тоже не казалась живой. Наемники, базы которых мы зачищали с Шепард, открывали огонь еще на подступах, оставляя нам слишком скудный выбор.
Терминус же – вообще не то место, где обращают внимание на смерть. Скольких я убил за прошедший год? Даже попытайся я сосчитать, на третьем десятке есть риск сбиться. И сейчас я думал об Анайе, как об одной из них. Хотя мне подобные мысли не очень-то нравились, какая-то часть меня постоянно отслеживала движения ее рук, биением артерии на шее. Оценка пульса, направление взгляда… Доктор избегала смотреть мне в лицо по какой-то причине. Что бы произошло, улови я в ее движениях опасность? Не знаю. А улови она опасность, исходящую от меня? Как Салеон самозабвенно заботился о своих живых «теплицах» органов, чтобы сохранять товар в наилучшем виде, так и Анайя будет, скорее всего, оберегать мою голову. Они похожи в своей целеустремленности. Она – их единственный несомненный плюс.
15 (АнайяРитт)
2185 год, Гамма Аида.
Я открываю маленький холодильник в лаборатории, из которого пакеты с консервированной кровью и препаратами выращенных тканей глядят на меня еще более уныло, чем обычно. Ловким движением руки выуживаю из-под них початую бутылку вермута, нацеживаю половину стакана, осушаю залпом и швыряю стакан в утилизатор.
Дрянь. Но все остальное — еще бОльшая дрянь. От чувства, что я выворачиваюсь наизнанку, уже не отделаться.
Посмотрела бы я, как Вакариан смеется, оставленный на Омеге с зарядом и куском ребра в легком. Хотя, кого я хочу обмануть… Как раз он бы выбрался оттуда и при таком раскладе: я сделала достаточно, чтобы повреждения не стали летальными. Уполз бы, оставляя кровавый след, зализал бы раны в темном углу, и снова бы вылез. Со злобой, целеустремленностью и жестокостью, помноженной на десять жизней его убитых соратников. И все так же отпускал бы шутки, будто стреляет по манекенам в тире, чертова гроза жестяных банок…
Так какого я все это делаю? Разве чтобы угодить Миранде? На кой черт мисс Лоусон еще бОльшая эмоциональная вовлеченность турианца, будь он хоть трижды хорошим стрелком и командиром? Ведь как только он узнает, что наша Спящая Красавица цела и готова к бою, полетит за ней хоть на седьмой круг ада, без любых усилий с нашей стороны. И самый главный вопрос: почему я решила пустить события по этим рельсам, хотя имела все возможности закончить еще на Омеге? Отрапортовать, что помощь оказана и наше вмешательство более не требуется, и дело с концом. Но нет. Если в голове появляется вопрос, то ответ, как правило, тоже бродит где-то рядом, и столкнуться с ним придется.
Приключения. Здесь и сейчас. Ну что, нажралась приключений?
Не меняя лабораторное платье на комбинезон, я поднимаюсь к себе в каюту, сажусь за стол. Новых писем на терминале нет. Новости я читать не хочу. Через минуту встаю и несколько раз тщательно мою руки, подолгу держа их под холодной водой. Отражение в зеркале сейчас как-то особенно цинично смотрит в глаза.
— Гаррус Вакариан… Вы дурно влияете на мое душевное равновесие.
Будто он меня слышит.
На часах — время открытого коридора связи с ретранслятором. Заняв место первого пилота и дождавшись, когда двери рубки заблокируются, я командую:
— Барклай, соедини меня с «Ахероном», канал 41.
— Голосовая авторизация принята.
Через несколько секунд, пробившись через белый шум, из селектора отвечает молодой мужской голос:
— Станция «Ахерон», старший помощник Вир Легхард на связи.
— «Галахад», доктор Анайя Ритт. Вир, соедини меня с мисс Лоусон…
— Это срочно, мэм?
А срочно ли?
— Нет, Вир, подожди. Подожди. Минуту.
Я вздыхаю, потом еще раз. Тру глаза и пытаюсь сосредоточиться. Вир будет ждать, сколько потребуется: на Проекте не принято отмахиваться от звонков ведущих врачей.
— Слушай. — наконец говорю я. — Направь мне лучше на терминал срочный отчет о состоянии Объекта. Кажется, я нашла способ остановить отторжение имплантов, не подавляя иммунитет. Приложи к отчету динамику иммунограммы за последние две недели, графики гормонального уровня и нервной активности. И передай привет шефу, скажи, что мой доклад уже ждет ее, а подтверждение получения письма не пришло до сих пор.
— Есть, мэм, все будет сделано в ближайшее время.
— Жду информацию. Отбой.
Растекаясь по креслу, я стараюсь дышать глубже и ровнее. Почти отказалась от этой работы, как обиженный подросток: хотелось высадить его где-нибудь и убраться обратно в Космос, он уже вполне справится. Настолько хорош, что нервирует, и сейчас я поняла слова Миранды: «Все, что он делает, кого-то бесит». Только зачем ей такая твердая уверенность в его здоровье и боеготовности? Что-то ускользает от меня. Маленькое, незаметное, критически важное.
Звездный свет заливает кабину пилотов. Закрыв глаза, я почему-то вспоминаю снежную ночь, которой дышала два с половиной года назад. Внутренний двор одного дома, теплое одеяло на плечах, густая тень под крышей галереи. Черные колоны и белый мнег. Тоже ночь, тоже звезды. Снег опускается в снег. Без намека на ветер, остров тишины… Как мне не хватало сейчас того холодного спокойствия. Снега. Духота выматывает, будь она проклята.
Сканеры на приборной панели спят. Гамма Аида стала мне практически домом: сюда мало кто забредал, и мало кто мог сейчас поймать исходящий от «Галахада» сигнал, тем более трижды отфильтрованный, запутанный промежуточными серверами. Космос полон голосов, кто узнает среди них мой?
— Барклай, соедини с координатой 379-056-211, Новерия.
Последнее, что я хотела сейчас услышать сейчас — автоответчик.
Отредактировано. Борланд
Комментарии (0)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход