Шторм. Часть I. Главы 10-12

10 (Миранда Лоусон)

2185 год, место не установлено.

Сложно сказать, что раздражало меня больше: его любовь к долгим совещаниям или запах табака, которым, как мне казалось, я пропитывалась после них насквозь. А еще сложнее сказать, что больше восхищало. Призрак — уникальный человек, иначе бы я не осталась работать на него. Подумать только, я знаю его почти двадцать лет… На моих глазах он прошел путь от горящего энтузиазма до леденящей расчетливости. На его глазах я прошла путь от напуганного подростка до элитного оперативника и главы самого амбициозного в истории Человечества проекта.

Я пришла в «Цербер» двадцать лет назад и видела, как восходила наша слава. Сегодня она сияла в зените, освещая нам далекие перспективы, указывая путь в будущее, близкое, как никогда. Преданные псы синеглазого Аида без сомнений бежали вперед. Humanityfirstwhateveritcost. Призрак ни на секунду не отнимал руки от наших поводков и пульсов, всегда готовый сжать сильнее, если цель оправдывает средства. Его имя — Джек Харпер. Имя из прошлой жизни. Я — одна из немногих, кто знает это. Кому он позволяет обращаться к себе именно так.

Огонь заливал комнату, теряющую границы в бесконечном зеркальном коридоре между полом и потолком. Сквозь фильтр обзорной палубы поверхность красного гиганта, старой звезды, на орбите которой вращалась станция, казалась океаном пламени: бесконечно меняющаяся рябь, вихрь света, брызги протуберанцев… От одного этого зрелища, помноженного в отражениях, стало бы жарко кому угодно. Но не обладателю синих глаз, слабо люминесцирующих тонким узором микросхем и следящих за космической игрой плазмы сквозь тонкую вуаль сигаретного дыма.

Джек Харпер, сидящий в единственном на всю комнату кресле, поднес сигарету ко рту и с чувством затянулся. Он весь в этом жесте. Я стояла чуть поодаль.

— Ходят слухи, — наконец заговорил он, будто пробуя слова на вкус, — что один из героев спасения Цитадели нашел себе любопытное занятие.

Достаточно вопросительно поднять бровь, чтобы показать молчаливое ожидание продолжения.

— Хм… Думаю, было бы интересно с ним пообщаться. — Он, наконец, оторвал взгляд от вида за иллюминатором и перевел на меня. Мне даже показалось, с некоторым интересом. Я не изменила положения ни на дюйм — знала, что ему слишком нравится звук собственного голоса, а говорить он не закончил. Выждав, он улыбнулся и продолжил:

— Узнать его мнение о политике Совета, например, или о СПЕКТРах… Вот только есть небольшая проблема: такая беседа может не состояться.

— Какая жалость… — я постаралась придать голосу ноты сожаления. — Галактика — опасное место.

— Именно. И наш герой, видимо, предпочитает темные её уголки…

Я медленно продефилировала перед ним. Осанистая, горделивая, грациозная — такой он любил меня видеть. Идеальной. Призрак снова затянулся, немного прищурившись, будто от дыма.

— Думаю, вы вызвали меня не для того, чтобы обсудить опасности Галактики. Верно?

— Хорошо… — он всегда тщательно взвешивал слова. — Я конкретизирую твою задачу. Мне нужна команда из пары специалистов. Хороший стрелок и врач, талантливый хирург с военным опытом, знакомый с лечением турианцев. И желательно, чтобы им оказалась женщина.

— Ммм… — я уже проворачивала в голове подвернувшееся решение. — Любопытно… В таком случае, может, проясните, кто цель?

— А у тебя есть, кого предложить для ее выполнения?

— Возможно. – ответила я и улыбнулась. Призрак знал достаточно о каждом члене организации, от глав отделений и ведущих специалистов до техников, но фокус, как всегда, таился в деталях: понятие достаточности периодически у нас разнилось.

— Исследовательница, предоставившая нам доклад о жестком укреплении мышечной ткани. Инженер-гистолог, по второй специальности — фармацевт, выпускница Академии Альянса. Та самая, которую мы завербовали на Новерии для участия в проекте «Лазарь».

— Помню. Сейчас, насколько мне известно, работает удаленно… Интересная кандидатура. — он затушил сигарету в пепельнице, встроенной в подлокотник, и сложил пальцы в замок. — Зарекомендовавшая себя.

— Именно.

— А стрелок? Кого ты видишь на этой позиции?

— Если кандидатура медика вас устраивает, стрелка я найду. Но кого бы я ни привлекала к решению вашей задачи, исполнителю нужны четкие инструкции.

Нужно быть легкой, быть удобной, не перегружать деталями там, где без них можно обойтись. Всех, и Призрака в особенности, волнует скорее результат, чем пути его достижения. Расчет на то, что и в этот раз получится обойтись без подробностей, себя оправдал. Призрак поднялся с кресла, встал перед иллюминатором и сцепил пальцы за спиной. Он долго смотрел на затейливые рисунки световой короны звезды, затем нахмурился и повернулся ко мне.

— Ты давно бывала в системах Терминус?

— Это имеет отношение к делу?

— Ты не представляешь, насколько прямое. — ухмыльнулся Призрак, но тут же посерьезнел. — Любопытный регион… Прославленный, я бы сказал. Наша цель сейчас на Омеге.

Отвращение едва проступило на моем лице, но я хотела, чтобы Призрак списал это на блики от звезды за иллюминатором. Пусть и не все участники его организации были ксенофобами, Омегу ненавидел каждый. В том числе и я.

— И знаешь, привычный уклад местной жизни подвергся серьезной встряске.

— До меня доходили кое-какие слухи…

— Меня интересовали проверенные подробности, а не слухи. Я их получил. Местное гражданское население не устает восхвалять некоего Архангела. Данная полумистическая персона собрала небольшую группу вольных стрелков и всячески портит жизнь организациям наемников, преступным синдикатам, а иногда — и нам косвенно.

— Очередной заурядный линчеватель. — я позволила скепсису искривить мне рот.

— Ни в коем случае. За неполный год он почти добрался до местных главарей «Синих Светил», «Кровавой Стаи» и «Затмения», не потерял ни единого солдата под своим началом. Вероятно, у него богатый опыт работы в силовых структурах. Знаешь, как его окрестили?

— Архангел. — тихо ухмыльнулась я.

— Архангел! — провозгласил Призрак.

— И именно он, по-вашему, тот самый выходец с Цитадели?

— Скорее всего. Но чтобы знать это наверняка, хотелось бы у него спросить, — он заложил руки в карманы и прошелся вдоль иллюминатора. — А мертвые, как ты знаешь, не слишком разговорчивы…

— Он жив. Награду за его голову еще никто не получил, хотя все, что он делает, кого-то бесит.

— Ненадолго. Если мы не вмешаемся, конечно.

— Вас интересует его личность?

— Скорее, ее подтверждение. Но даже если он окажется не тем, кем мы ожидаем, подобный кадр крайне ценен и для нашей организации, и для главного проекта. Сейчас нужно, чтобы он остался в живых, при любых обстоятельствах. Скоро «Светила» выйдут на его связного, что будет дальше — ты догадываешься. Не засветившись, прикрыть его мы не можем, потому придется работать по живому, но аккуратно. В случае Архангела нужна не просто гарантия выживания, а еще и сохранение полной боеспособности.

— Вербовка?

— Нет. Я четко сказал, чего требую. Инструкции и остальные сведения найдешь в письме. Приступай.

— Станция «Ахерон», Миранда Лоусон. Доктор Ритт?

— «Галахад», Доктор Ритт на связи.

— У меня к вам поручение, не терпящее отлагательств, — сообщила я исполнителю.

— Я слушаю.

— Вас ждут на Омеге. Там вам помогут попасть в группу, целью которой является нападение на базу так называемого Архангела. Во время штурма могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Если Архангел вмешается в ход событий, вы должны обеспечить сохранность его жизни и дальнейшей боеспособности.

— То есть, просто не дать никому его подстрелить?

— Не вполне. Вы, вероятно, слабо себе представляете, с кем будете иметь дело. Архангел — один из лучших тактиков пространства Цитадели, первоклассный снайпер и диверсант. Если он сработает чисто, вам вообще не придется вмешиваться, и лучшим будет поскорее покинуть район операции. Если получит ранения, то ваша первая цель — прикрытие и помощь при необходимости: ранение не должно оказаться летальным. Вторая — в случае значительных повреждений эвакуировать Архангела и провести полную реабилитацию.

— Сроки?

— Сроки, план местности вы найдете в прилагающемся письме.

— Вас поняла.

— Это еще не все. Архангел — представитель декстроаминокислотной расы. Турианец, если точнее. Если вы возьметесь за выполнение задания, то озаботьтесь наличием соответствующих препаратов и инструментов, а так же предметов личного пользования. Список выслан, необходимые средства готовы поступить на ваш счет. Ознакомьтесь с требованиями. Жду ваш ответ через час.

Анайя перезвонила ровно через час. Педант, как есть. Как всегда, начала с вопросов.

— Почему на выполнение назначили именно меня?

— Вы обладаете оптимальным для этого набором навыков. К тому же, вы — женщина, вам будет легче установить контакт с целью.

— Я — человек. Он — турианец. По-моему, это расставляет все точки над i.

— Что конкретно вас смущает? Не припомню, чтобы вы проявляли ксенофобию.

— Если убрать в сторону биологическую составляющую, откуда вы знаете, что мне будет легко установить с ним контакт? Или у вас есть точная сводка его предпочтений?

Я улыбнулась.

— Скажите, вам нравятся другие расы?

Доктор на том конце связи прокашлялась.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Ооо, доктор… — протянула я, уже почувствовав, что подцепила ее на крючок, — Вы не представляете, насколько прямое…

11 (АнайяРитт)

2185 год, Гамма Аида.

Сегодня утром я просыпаюсь раньше обычного. Приемник на моем столе мигает с ритмом пульса турианца, циферблат показывает давление в его крови. За ночь ни разу меня не разбудил ни аварийный сигнал, ни внутренняя связь. Осталось удостовериться, что все действительно в порядке. Поднявшись с постели, я усаживаюсь за стол.

— Барклай?

— Доброе утро, доктор Ритт.

— Выведи изображение с камеры в каюте номер два мне на дисплей.

На мониторе — спящийтурианец на белой постели, лежит на боку, укрывшись до груди и подложив ладонь под голову. Датчики и катетер на своих местах.

— Теперь — сводку записи этой камеры два за последние семь часов.

В ускоренном темпе мелькает нарезка видео: Гаррус сидит на постели, проходится по комнате, пьет воду, умывается в уборной, до половины второго сидит перед окном. Спит спокойно, один раз перевернувшись на другой бок.

— Отлично, Барклай. Разблокируй замок его каюты. О любой попытке доступа к системам корабля со стороны господина Вакариана тут же сообщай на мой коммуникатор. Отслеживай его передвижения и архивируй записи. В присутствии господина Вакариана обращайся ко мне или по моему требованию, или сообщением на инструментрон.

— Принято, доктор Ритт.

Предстоит подготовка отчетов, хотя мисс Лоусон уже наверняка в курсе всего произошедшего на Омеге. Об отчете я думаю во время часовой тренировки в грузовом отсеке, потом — стоя под душем, потом — застегивая комбинезон, и снова — роясь в хранилище.

Забрав запаянный пакет с комплектом одежды из ящика в левом углу, я несу его своему гостю. Рецептор дверей мигает зеленым, они тихо разъезжаются, пропуская меня внутрь. Гаррус все так же спит, свернувшись на простреленном боку, килевидная грудная клетка под белым покрывалом ровно и бесшумно поднимается и опускается: видимо, боль почти не беспокоит. Неудивительно, при том количестве нейроблокаторов, что я влила в него вчера… Я тихо укладываю вещи на кресло около стола, забираю оттуда отданную вчера операционную пеленку. Турианцы странные, в их культуре обнажение тела – чуть ли не сакрализованное действие. Впрочем, в определенный момент жизни я начала понимать эту черту.

Немного задержав взгляд на лице с острыми чертами, я направляюсь к выходу и покидаю комнату, не потревожив чужой сон. Транквилизаторы пролонгированного действия в крови Гарруса мне в этом помогают.

Завернув за лифт и лестницу, я вхожу на кухню, привычным движением высыпаю порцию кофейного порошка в кружку. Для завтрака еще рановато: часы земного времени на процессоре светятся цифрами 8:14. Залив порошок кипятком, я возвращаюсь в свою каюту. Через десять минут перед глазами светится текст:

«Объект принят на борт в состоянии средней тяжести. Личность подтверждена. Оказана медицинская помощь, проведена реконструкция тканей. В настоящий момент регенерация происходит в нормальном темпе: за несколько часов непрерывного наблюдения замечено активное образование молодых гранулем.

По состоянию на 00:00 самочувствие объекта удовлетворительное, показатели стабильные с положительной динамикой, объект пришел в сознание. Когнитивные нарушения не выявлены.

По состоянию на 8:00: самочувствие объекта удовлетворительное, ухудшений не выявлено»

Ниже я привожу сводные данные обследований. Пока этого достаточно, и я жму «отправить». До завтрака остается меньше часа.

Я откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза.

Ты ведь уже успокоился? Давай я спокойно закончу то, что начала? Психотропный допинг продержится в крови дня три-четыре, даже при твоем метаболизме. За это время нам очень нужно подружиться.

Я поднимаю глаза на Цицерона, потерявшего голову тридцать лет назад, и теперь живущего на полке в моей каюте. Цицерон состоит из головных пластин неизвестного турианца: гребней, лобной, бровных, скуловых, боковых челюстных (которые для удобства ошибочно называют мандибулами), верхней челюсти и участков черепа с внутренней стороны. Он больше напоминает маску, чем скальп — все из-за красного узора колониальной метки, куда более витиеватого, чем у Гарруса. Насколько я могу понять, исторически он ощутимо моложе Палавенского. Отец вряд ли был в курсе подобных тонкостей…

Мой самый верный друг и самый мудрый собеседник, с которым мы не расставались с тех времен, когда моя голова еще помещалась в нем. Я снимаю его с подставки, укладываю на колени и нежно оглаживаю шероховатые гребни, кажущиеся мне теплыми.

Тяжело точно сказать, что именно побудило во мне интерес к турианской расе, но мне определенно нравились эти создания. Будто сошли со страниц комиксов, фантастических книг, человеческих фантазий: если бы турианцев не существовало, какой-нибудь художник или писатель обязательно бы их придумал.

За работой в лаборатории час после обеда проходит незаметно. От описания состояния пары клеточных колоний, выращенных на иридиевой решетке, меня отрывает ненавязчивый звонок-оповещение селектора. Гаррус ждет у дверей бокса.

— Барклай, пропусти господина Вакариана в бокс. Проведи стандартную дезинфекцию.

— Да, доктор Ритт.

Через минуту высокий силуэт уже виднеется сквозь внутренние двери.

— Снимите одежду, нужно пройти очистку. — сообщаю я по внутренней связи. — Можете ограничиться верхней частью комбинезона, включая перчатки. Когда закончите, дайте знать, я запущу. Во время очистки плотно закройте глаза и не дышите.

Гаррус переминается с ноги на ногу.

— Я тоже каждый раз прохожу процедуру, таковы правила, — добавляю я. — К тому же, вы пришли на осмотр.

В динамике селектора слышится вздох, в котором я различаю недовольство, затем шуршание ткани, и после — знакомый металлический голос:

— Я готов.

12 (ГаррусВакариан)

2185 год, Гамма Аида.

Я застаю Ритт за работой. Когда я вхожу в лабораторию, она внимательно вглядывается в окуляры, производя некие манипуляции с препаратом, невидимые невооруженным глазом. Услышав мои шаги, просит сесть на кушетку.

— После завтрака не тошнило? — спрашивает она.

— Меня тошнит в основном от бюрократии и политических диспутов.

— Люди после сотрясения мозга еще неделю с трудом встают с постели.

— Мне повезло родиться турианцем. Почему вы не вернули мне визор?

— Я сочла его частью боевой экипировки.

— Это не вполне так.

Анайя поднимает голову от окуляра и вопросительно смотрит на меня, но, оставшись без комментариев, возвращается к своему занятию. Еще минуту я изучаю ее затылок, потом переключаюсь на рассматривание подсвеченных материалов на полках. На одной из них я замечаю прозрачный бокс, в нем шевелится что-то маленькое и белое. Чтобы рассмотреть обитателей внутри, я подхожу ближе и наклоняюсь к стенке бокса.

Это напоминает мне кондоминиум, только из пластика. В каждой секции ворочается существо: белого цвета, с длинным розовым хвостом и розовыми ушами. Одно из них вдруг проявляет ко мне интерес и принюхивается, опираясь на стекло розовыми лапками и забавно шевеля волосками у носа. Оно казалось бы милым, если бы не чешуйчатая опухоль размером с мой коготь, свисавшая с его бока. Без перчаток мне становится как-то особенно неловко.

— Что это такое? — я не оглядываясь спрашиваю мисс Ритт.

— Вы о чем? А, это мыши. Та, что вами заинтересовалась, выращивает мне образец кроганской кожи. Может, я потом дам вам одну посмотреть, а пока ложитесь на кушетку и повернитесь на здоровый бок.

Оставив местную живность заниматься своими делами, я нехотя следую указанию. Когда кушетка со мной вместе поднимается на уровень стола, в руках доктора я замечаю ультразвуковой сканер. Им она начинает водить над моей раной, глядя на диаграмму проектора. Я тоже смотрю на свой внутренний мир, хотя мало в нем понимаю.

— Скажите, вам проводили какие-либо биологические модификации?

— Нет.

Пока она ощупывает рану, я стараюсь не дышать. Непривычно, что кто-то меня трогает. Вне определенного… контекста. Как и находиться без брони и иметь столько свободного времени. Но латекс перчаток – не пальцы, и от этого еще непривычнее.

— Отличные грануляции без дефектов… Задержите дыхание на вдохе… Да, останется довольно аккуратный шрам, если не начнете раздирать рану. Хотя вы регенерируете не так быстро, как я ожидала. Возможно, из-за стресса. По сколько часов в сутки в среднем вы спали последний месяц? Чем питались? Как часто имели половые контакты?

— Это все и вправду важно?

Доктор игнорирует мой вопрос, но и на подробностях не настаивает, за что я мысленно ее благодарю, хотя и чувствую подвох. Закончив со сканером, она жестом указывает мне перевернуться на спину. Как только я это делаю, тонкие пальцы аккуратно и внимательно начинают ощупывать мне живот, опускаясь от грудного киля к паховому. Когда Ритт особенно глубоко надавливает на живот, я едва сдерживаюсь, чтобы не отбросить ее руку. Никогда не понимал, почему врачи до сих пор делают такое при осмотрах, когда технологии уже давно могут видеть нас насквозь.

— Приспустите штаны. — просит меня мисс Ритт.

— В прошлый раз вы справились и без моей помощи.

— В прошлый раз вы были без сознания.

— И вы нагло воспользовались положением… — тяну я, даже не пытаясь скрывать иронию, но выполняю просьбу. Думаю, это все же была просьба.

Не знаю, что она хотела там прощупать. Думаю, все же кишки: говорят, после общего наркоза с ними бывают проблемы. Но когда ее маленькая ладонь медленно и глубоко нажимает едва выше паховых щитков, мне несколько больно, но… дыхание сбивается не потому. Я коротко хватаю ртом воздух, и в ту же секунду слышу короткий сигнал. Анайя отвлекается.

— Вам больно? У вас подскочило давление.

Что я мог ей ответить? «Приятно»? Сочла бы она это шуткой?

— Нет… нет. Просто аккуратнее там. Пожалуйста.

Пока Анайя берет фонендоскоп и пристраивает гарнитуру, я поправляю одежду и несколько раз вздыхаю, чтобы успокоиться. Получается. Анайя дышит на сенсор, чтобы его согреть, и прикладывает между грудных пластин.

— Тоны сердца чистые, пульс ритмичный, несколько учащенный… Волнуетесь? Дыхание ровное, незначительно затрудненное, хрипы. Вас беспокоил кашель? Сядьте.

— Я не успеваю отвечать на ваши вопросы, доктор. Нет, я волнуюсь не больше, чем волновались бы вы, оказавшись раненой на корабле с единственным разумным, а вдобавок — турианским врачом. Кашля нет.

— Плохо. Я о кашле.

Я сажусь. Еще несколько раз сенсор касается меня в разных местах грудной клетки, после чего Ритт снимает свой аппарат и становится передо мной, сложив руки на груди. Я уже видел эту позу.

— Как давно вы проходили последний медосмотр?

— Примерно два цикла назад, когда поступал на службу «Нормандии».

— За это время переносили серьезные ранения, заболевания, инфекции? Аллергии?

— Мм… Однажды не смог переварить то, что приготовил штатный повар. И еще пару раз выпил лишнего в баре. А однажды меня заставили съесть шоколадную конфету. Это считается?

— А ранения?

— Ничего такого, что не смогли бы залатать на месте.

— Удивительно… – хмурится доктор и сует мой палец в портативный аппарат забора крови. От резкого укола я вздрагиваю, а аппарат что-то сигналит. Доктор удивленно приподнимает бровь.

— Вам вживлены инженерные импланты. Откуда они?

— Наследство прошлого в СБЦ. Часть экипировки, доступной офицерскому корпусу.

Наблюдение за ее действиями забавляет: я любил общаться с представителями науки, меня подкупала их увлеченность делом. К тому же, я с любопытством разглядываю ее тело. Сколько ни смотри на девочек в барах, а все непохожее на тебя самого всегда притягивает взгляд. У Вселенной определенно есть чувство юмора: она создает азари, создает нас — и мы выясняем, что едва можем дышать одним воздухом. Она создает людей — и снова мы оказываемся по разные стороны ДНК…

— А лабораторное платье вам идет больше комбинезона.

— Обращаете внимание на людей? — она улыбается в ответ, вводя полученный материал в аналитическую систему.

— Мне случалось часто работать с людьми, хотя я видел Цитадель и без вашего посольства.

— Сколько же вам лет?

— Надо полистать личное дело. На последнем праздновании дня рождения мне исполнилось пятнадцать, я получил лицевые метки и гордо отправился в армию.

Ритт надевает медицинскийвизор и снова подходит ко мне. Берет маленький фонарик с выдвинутой из стола подставки.

— Следите за движением, головой не двигайте. — ее палец указывает на окрашенный в черное конец устройства, которым она ведет из стороны в сторону, вниз и вверх, на пару секунд замирая в каждом положении. Я чувствую себя полным идиотом, водя глазами.

— Небольшой установочный нистагм в верхнем и правом отведении… А что случилось с вашим левым глазом? Видны рубцы на хрусталике.

— То, что вынуждает меня носить визор.

— Почему не сделали коррекцию?

— Коррекцией здесь не обойдешься, а для трансплантации чего-то, названия чего я уже не помню, нужно разворотить мне весь глаз. Без уверенности, что оно приживется. Визор — простое, безопасное и сравнительно дешевое решение. Конечно, в своей базовой версии…

— А чем теперешняя отличается от той, которую вы называете «базовой»?

— Например, там появился плеер и счетчик.

— Счетчик чего?

И правда? У меня даже получается подавить едкую усмешку.

— Пораженных целей, конечно же. Если вы мне его вернете, я вам расскажу, сколько банок приняли в тире смерть из моих рук.

Мы ведь оба понимаем, о чем речь? Фонарик в руках Ритт меняется на белый шпатель с химическом сенсором, а лицо ни на секунду не меняет выражения.

— Откройте рот и разведите в стороны челюстные пластины.

— У вас крепкие нервы, доктор.

— Откройте рот и разведите пластины. — повторяет она.

Как тут не послушаться? Ритт вглядывается в мою пасть, прижимая шпателем язык. Взяв с подставки небольшое зеркальце, она изучает верхнюю челюсть.

— Одна моя подруга училась на ветеринара. Когда она писала дипломную работу, я помогала ей приживлять протез старому варану в национальном парке, на Земле: бедняга как-то умудрился потерять половину нижней челюсти и не мог охотиться, а мы спасали его от голодной смерти. Хорошее было время, хоть тот каменистый остров и дыра на краю мира… Не знаете, что такое вараны? Не отвечайте, я вам покажу перед ужином. Если не забуду. Так вот, после этого меня точно не удивишь и не испугаешь ни синим языком, ни пятьюдесятью двумя плевродонтными зубами… Вижу, пару вы сменили в весьма сознательном возрасте…

Я не вижу, но чувствую, как тонким зондом она проводит между моими губами и пластинами, их прикрывающими, между боковой перепонкой щеки за челюстной пластиной и деснами.

— С гигиеническим набором я не ошиблась. Отлично… PH тоже в норме.

Анайя сбрасывает инструменты в дезинфекцию, а я наслаждаюсь возможностью говорить снова.

— Думал у меня самые обычные зубы, а не… Как вы сказали?

— Плевродонтные.

— Да. Извините, не выговорю с первого раза.

— Вы не представляете, сколько секретов в себе носите. Как полон драматизма ваш организм, господин Вакариан. Какие сражения в плоскости микромира происходят здесь и сейчас на вашей коже, как т-хелперы в вашей крови трудятся в три смены…

Все это я слышу из-за ее спины, пока она набирает инъектор у манипуляционного стола.

— Что вы собираетесь мне вводить?

— Обезболивающее, нейролептики, стимулятор.

— Не надо.

— Почему? У вас серьезные повреждения, без допинга вам придется трудно. А примерно через три часа эффект последней инъекции сойдет на нет.

— Зато я узнаю реальное положение своих дел.

— Предположим, вы можете его узнать и не прибегая к крайностям. Видите, я еще не убрала ваши снимки с планшета? Вы там отлично вышли, кстати.

Я смотрю на подсвеченные голограммы собственных костей, потом снова на Анайю.

— Химия подменяет восприятие. Не так ли, доктор Ритт?

Сегодня я вспоминал детали всего, из-за чего здесь оказался. Среди них одна особенно меня заинтересовала: когда я снимал марксмана, то краем глаза успел заметить выстрел где-то сбоку, справа. Стрелком не мог быть никто, кроме женщины, стоящей сейчас передо мной, а я не первый день живу на свете и видел достаточно стрелков. Но не таких быстрых.

Сев на высокий стул у рабочей консоли, Анайя смотрит на меня с нечитаемым выражением, но я догадываюсь, о чем она думает. Решаю не расстраивать ожидания, спрятанные под ее маской, хотя и не рассчитываю на правду. Иногда вранье куда информативнее: становится понятно, что именно хотят скрыть.

— А теперь расскажите, как вы успели выстрелить на долю секунды раньше? То, как вы обращаетесь с оружием, с внеземной броней, стиль вашей работы… Наводит на интересные мысли. Кто вы? Откуда такие навыки? И еще: за что конкретно вам заплатили? Для чего и кому выгодна моя сохранность?

— Вот так, с места в карьер? — только и слышу я в ответ.

— Семейная черта.

— Сухие факты или с предысторией? — ухмыляется она.

— Как я понимаю, у меня еще несколько дней на общение с вами, пусть и вынужденное. Обо мне вы знаете куда больше, чем я о вас, и ваш рассказ… Давайте рассмотрим его, как способ познакомиться поближе.

Ритт закладывает ногу за ногу и отрешенно смотрит в сторону, опустив голову на подставленную ладонь. Видимо, собирается с мыслями.

— Хорошо, — наконец произносит она и задумчиво трет пальцы, потом снимает перчатки и бросает их в утилизатор. — А вы в ответ расскажете мне о том, что случилось два года назад.

Просьба Ритт меня не удивляет: каждый репортер задавал такой вопрос, каждый сослуживец. Никто ничему не верит и все хотят какой-то особенной правды. Я просто отвечаю «слушаю».