Мы теперь в Discord
1. Кварианец.
Вáлек незаметно проскользнул в технический отдел и легонько приоткрыл дверь в мастерскую Нимаса. Кварианец, как всегда, был на своем месте. Он склонился над огромным столом, стоявшим посреди довольно большой лаборатории, и копошился во внутренностях какого-то механического животного, похожего на собаку. Большое помещение было под завязку завалено всяким механическим хламом, от которого ломились расположенные по стенам лаборатории столешницы, а также парящие под потолком полки на антигравитаторах. Рядом с ним находилось большое кресло, у которого вместо ножек были механические паучьи лапы, а из-за спинки «вырастал» десяток разнообразных механических щупалец, клешней и трехпалых конечностей, напоминавших руки. Оно везде следовало за хозяином и исполняло любые его просьбы.
– Рахни, принеси ключ на двенадцать и блокиратор С-10, парочку я видел в левом углу, – сказал кварианец, не отрываясь от своего дела.
Кресло резво ринулось в другой конец помещения и начало водить синими сканирующими лучами по груде наваленных деталей и проводов, разгребая щупальцами ненужный хлам.
– Рахни, давай поживее! Я уже пол дня вожусь с этим псом, – раздраженно воскликнул Нимас.
Кресло издало негромкую трель, схватило какое-то устройство и, подскочив к хозяину, нежно положило его в протянутую за спину ладонь.
Вáлек протиснулся в полуоткрытую дверь и тихо встал в углу, не желая отвлекать мастера от работы. Но кварианец уже заметил его. Он развернулся и одарил Вáлека лучезарной улыбкой, обнажив красивые ровные зубы, сделанные из прозрачного кристалла — последний писк современной моды. Нимас имел обычную кварианскую внешность: длинная шея, небольшая голова, тонкие черты лица, точеные скулы и подбородок, пронзительные глаза, напоминавшие две большие вытянутые миндалины с непроницаемыми черными зрачками, значительно большего размера, чем у человека. Его глаза настолько сильно выделялись на лице, что казались нарисованными куском черного угля.
– А-а, Вáлек, заходи, присаживайся, – дружелюбно произнес кварианец, вытирая руки куском грязной материи.
Тут же к Вáлеку сзади незаметно подкрался табурет на таких же механических паучьих конечностях. Он поблагодарил кварианца и осторожно опустился на подбежавшую к нему табуретку. Тут же кресло издало негромкую пронзительную трель, разбавляемую поцокиваниями и посвистываниями. Нимас недоуменно обернулся к нему:
– Что это значит?! Ты еще вчера должен был сообщить Тане, что ее нано-детектор готов. Почему ты этого не сделал?
Кресло продолжало издавать ворох непонятных щелчков, потрескиваний и трелей.
– Как это забыл?! – лицо кварианца нахмурилось, – еще вчера ты должен был предупредить ее! Значит так, ты сам возьмешь нано-детектор и отнесешь Тане. И не забудь нарвать в оранжерее цветов и лично извиниться перед ней за задержку. Все, исчез!
Кресло издало негромкий недовольный скрежет и, взяв со стола какое-то устройство, медленно направилось к выходу.
– Ты мне попсихуй еще! Резво на металлолом отправишься! – крикнул он вслед уходящему креслу.
Изделия Нимаса уже давно свободно разгуливали по станции, и на них обращали внимание разве что новички, которые часто шарахались от какой-нибудь механической многоножки, несущей куда-то пальму в горшке или маленького гусеничного робота, волочившего за собой сломанный археологический зонд.
– Все еще дрессируешь кресло? – улыбнувшись, спросил Вáлек.
– Нет, он у меня умный, только уж больно рассеянный, – сказал Нимас, не расставаясь со своей фирменной улыбкой, – хочешь чего-нибудь? Утром я закончил чинить кофеварку с поста охраны, надо бы ее проверить.
– Не откажусь.
Тут же из-за угла медленно выполз небольшой столик на паучьих лапках и остановился перед Вáлеком. Нимас вытащил откуда-то небольшой агрегат, и включил его.
– Ну, рассказывай, как жизнь? – спросил кварианец, усевшись за столик напротив Вáлека. – Ты у нас теперь знаменитость. Весь отдел Вертего на ушах стоит. Надо же, найти на поверхности почти целую кварианскую «стрелу», да еще и с пилотом. Это просто сказочная удача.
Нимас относился к четвертому поколению кварианцев, которые выросли уже на планете без скафандров. Он был техником экстра класса. Такие были востребованы любой крупной корпорацией любой расы. Но кварианцы только поднимали экономику на подаренных планетах, поэтому не отпускали своих специалистов работать на другие расы, разве что по какому-нибудь выгодному обмену. Одна земная корпорация предлагала за Нимаса целую группу высококлассных специалистов по терраформированию планет, но отказался уже он сам. Нимас предпочел работать на археологической станции на Хестроме, так как одно нахождение здесь наполняло его гордостью за свой народ и его подвиг. Он считал, что нынешнее поколение кварианцев уже не то, они выросли в тепличных условиях и уже мало на что способны, а их прапрадеды были настоящими героями. Нимас восхищался конструкциями устройств и кораблей предков, их изящностью, но в то же время невероятной функциональностью, надежностью, простотой и отсутствием лишних деталей, что было, по его мнению, признаком гениальности. Он до сих пор не мог понять, как можно такое создать в условиях невесомости и при столь ограниченных ресурсах.
– Да, ты прав, это чистая удача. Я сам был удивлен. Но я здесь по другому вопросу, – Вáлек вытащил из кармана прозрачный конверт, – вот, посмотри, ты сможешь его включить? Обеззараживание я провел.
Нимас аккуратно двумя руками взял конверт, внимательно рассматривая его со всех сторон.
– Это же древний дата-пад! – восхищенно сказал он. – Прекрасно сохранился. Если не ошибаюсь, он связан с твоей находкой?
– Да, я нашел его у пилота, но профессору ничего не сказал. Ты сможешь его включить?
– Надо попытаться, – Нимас бережно вытащил его из конверта и внимательно осмотрел, – повреждений, вроде, нет. Скорее всего, просто сел аккумулятор. Подожди минуту.
Он отогнул уголок и вытащил небольшую прямоугольную пластинку, внимательно осмотрел ее и положил в колбу с прозрачной гелеобразной жидкостью. Тут же посреди комнаты возникла голограмма увеличенной пластинки и ее внутренней структуры. По трехмерному изображению заскользили стрелочки, рядом с которыми поплыли колонки текста.
– Так я и думал, много углерода-14 и радиоактивных изотопов. Слишком долго пролежал в атмосфере планеты. – Нимас вынул пластину из колбы и положил в какой-то аппарат. – Но ничего страшного, сейчас аккумулятор исправим и зарядим. Будет, как новенький.
Через пол часа экран дата-пада озарился насыщенным оранжевым сиянием. Устройство работало. Нимас пробежался глазами по меню информации.
– Здесь что-то вроде личных записей, какой-то роман или дневник. Около двадцати процентов информации утеряно, но все остальное, вроде, нормально.
– А ты не мог бы переписать мне ее в ящик? – спросил Вáлек.
– Боюсь, этого делать не следует. Это может оказаться важный исторический документ, а если мы подключимся, то дата-пад автоматически создаст протокол копирования. Нам потом будет трудно доказать экспертам, что эта информация там была с самого начала, а не мы ее туда залили. До анализа экспертной комиссии нельзя к нему ничего подключать.
– Как жалко, – расстроено произнес Вáлек, – теперь его надо будет отдать профессору.
– Можешь особо не спешить, – улыбнулся кварианец, – если тебе интересно, что там, прочитай. Только не надо пытаться извлекать информацию, иначе свою ценность этот документ потеряет. А Вертего потом скажешь, что просто забыл про него. В любом случае, на реанимацию дата-пад отправят ко мне, а я прикинусь, что вижу его первый раз.
Нимас еще раз обнажил в улыбке свои прозрачные зубы и заговорщически подмигнул юноше.
– Спасибо, Ним! Ты настоящий друг! – Вáлек пожал руку кварианцу.
– Только смотри, спалишь меня, больше помогать не буду.
2. Первые страницы.
Вáлек вернулся в свою комнату уже поздно вечером. Целый день он ждал этих заветных часов уединения и отдыха, даже в суете рабочих будней не забывая о своей находке, которую он загодя предусмотрительно спрятал в шкаф. Каммáл сейчас на ночном дежурстве в баре, поэтому его покой никто не должен потревожить. Вáлек приглушил свет и запер входную дверь. Он внимательно разглядывал пластину дата-пада, вертел ее в руках, проводил пальцами по шершавой и поцарапанной поверхности, слегка помутневшему от времени экрану. Он нажал кнопку, и его лицо осветилось ярким оранжевым светом, который тут же приглушился, подстраиваясь под неяркое освещение в комнате. «Надо же, рецепторы еще работают», подумал Вáлек. Его глаза пробежались по первым строчкам текста.
« Предисловие.
Здравствуй. Я не знаю, кто ты и почему читаешь эти строки. Я не знаю ни твоего возраста, ни расы, к которой ты принадлежишь. Но раз ты решил обратить внимание на мою писанину, то я должен тебя поприветствовать. Меня зовут Селести́н, можно просто Сел. Сейчас я капитан военно-космических сил Альянса систем человечества. Я не знаю, что подвигло меня к написанию этого дневника, может, просто старею, поэтому хочется оглянуться назад и оценить прожитые годы, а может, есть потребность описать события той великой эпохи, очевидцем которой мне посчастливилось стать. Итак, начнем с самого начала».
3. Омега.
Вы когда-нибудь бывали на «Омеге»? Вряд ли. Конечно, вы могли туда ездить по каким-то своим делам, видели космопорт, доки, прогуливались по главным проспектам, посещали дорогие рестораны и магазины. Возможно, бывали в «Загробной жизни» — местном «культурном» центре, где круглосуточно беснуются толпы представителей всех рас, и откуда ежедневно выносят около десятка трупов упившихся до смерти, отравленных или зарезанных бедолаг. И хоть Ария заявляет, что она и есть «Омега», но даже ей известно о станции далеко не все. На момент повествования жилое пространство на «Омеге» составляло всего треть от когда-то существовавшего. Каждые пять-шесть лет выходит из строя какой-нибудь очередной жилой блок, в котором нарушается герметизация, либо отказывают системы жизнеобеспечения. Но Арии Т’Лоак и правящим кланам, которые постоянно дерутся между собой за власть, нет дела до бед периферии, поэтому поврежденный блок просто закрывают, а его жители вынуждены искать себе новое жилье. Из оставшегося обитаемого пространства только четверть поделена преступными кланами и синдикатами, и где вы, возможно, и бывали. А все остальное — это обширные и густозаселенные трущобы, где фильтры уже не справляются с очисткой воздуха и воды, а изношенные обзорные панели не способны отсекать все вредное излучение местного светила. Это и есть настоящая «Омега» — грязная, прогнившая насквозь клоака, где за жизнь не дадут и ломаного гроша, а пристрелить могут любого просто так, ради развлечения.
Именно здесь я и провел свое детство. Кто были мои родители, я не знал и никогда об этом не задумывался. Меня вырастила одна женщина, которую звали Марта. Было ли это ее настоящее имя или прозвище, неизвестно. Здесь почти все имеют прозвища. Имя говорит о личности, о душе, об индивидуальности, а в трущобах «Омеги» таких понятий нет. Здесь любой может исчезнуть, и никому до него не будет никакого дела. Поэтому с прозвищем жить проще. У Марты кроме меня было еще восемь детей, трое из которых ее собственные, а остальные приемные. В свои тридцать пять она выглядела уже старухой. Сеть морщин пронизывала все ее лицо, щеки и глазницы впали, на шее и груди были красные чахоточные пятна, а глаза уже потеряли свой блеск, хотя еще излучали доброту и глубокую печаль, какая бывает у женщины, молодость и красота которой ушли уже давно и безвозвратно.
С самого детства мне приходилось выживать. Уже с четырех лет я начал работать. Сначала помогал дяде Сифу раскладывать запчасти в его магазинчике, а потом уже объединился в банду с другими мальчишками и добывал заблудившихся роботов-курьеров или вылавливал упавшие в канализационный сток механизмы. Большой сток пронизывал все жилые уровни, поэтому иногда оттуда можно было выловить что-нибудь стоящее. Но за хорошие места у этого стока приходилось бороться с другими подростковыми кланами, иногда были жертвы. Банды складывались, в основном, по расовому признаку, но не потому, что у нас были какие-то проблемы с нелюдьми, а просто таким общинам было проще выживать в трущобах «Омеги». Самой опасной была турианская банда, потому что дети у них взрослеют быстрее, да и диаспора у них большая.
Я научился носить оружие уже с пяти лет. Это был самодельный пистолет, собранный и подаренный мне дядей Сифом. Он был маломощный, но для самообороны годился. Здесь оружие имели все, оно было более необходимо, чем воздух, но не для войны местных группировок, с ними разборки были, в основном, рукопашные, либо с использованием ножей и ломов. Местным всем приходилось несладко, поэтому старались держаться мирно и терпимо друг к другу. Но часто в трущобы наведывались банды мародеров и отморозков, которые устраивали налеты только ради удовольствия и желания пострелять. Там были и молодые наемники, которые проходили «практику» в трущобах, отстреливая местных жителей. Для этого у каждой семьи был хотя бы один ствол, а зачастую, даже дети имели при себе оружие, и я не был исключением. Мне приходилось принимать участие в перестрелках взрослых с наемниками, но не в роли бойца, какой из меня воин в семь лет, а в роли собирателя. Дело в том, что наемники часто гибли здесь, группа обычно отступала, оставляя раненых и убитых. Вот за ними-то и шла охота. Продав комплект вооружения обычного бойца, семья могла неплохо жить несколько месяцев. Но хорошие стволы обычно оставляли себе, так как безопасность всегда дороже. Поэтому и приходилось лазить по крышам, двигаться от одной двери к другой, иногда перебегать линию огня с риском для жизни, чтобы добраться до убитого наемника и утащить его подальше, пока другие не успели. С ранеными тоже особо не церемонились — заточка в шею и волоки труп. Много ребят гибло в таких налетах, но и куш можно было отгрести солидный. Мне один раз достался целый «призрак». Труп уволокли другие мальчишки, но отлетевший в мусорный бак автомат не заметили. Дядя Сиф потом отвалил мне за него целую кучу кредитов. Он хороший кроган, иногда может и затрещину вмазать, но нас никогда не обижал и не обманывал, и Марте всегда помогал, когда были неприятности. Он владел небольшой лавочкой, торговал запчастями. Доход у него был небольшой, зато стабильный. За пойманного робота он давал нашей банде неплохие кредиты, которые мы распределяли равномерно. Получалось немного, но все деньги я приносил своей мачехе. Она любила всех нас и не разделяла на своих и приемных. Может, именно поэтому наша большая семья особо не бедствовала, никто не сидел голодным, хотя случались и тяжелые времена. Но обычно на охоту за роботами мы отправлялись вдвоем с Гры́зей, так как куш от пойманного робота был гораздо больше, но и опасность становилась выше. Гры́зя был моим другом. Это был паренек такого же возраста, как и я. Свое прозвище он получил из-за своих зубов, которые настолько сильно выпирали, что губы не могли прикрыть их все. Но к своему прозвищу он быстро привык и никогда не обижался. Тот самый день, изменивший всю мою жизнь, наступил через неделю после моего десятого дня рождения. Но об этом я хотел бы рассказать поподробнее.
Комментарии (1)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход