Я — Протеанин. Глава третья. Гнев и надежда

Я стоял над их телами, и руки мои были испачканы зеленым. Смешно. У саларианцев зеленая кровь. Теперь это воспринимается иначе. Представьте себе, что после работы на скотобойне в течении десятилетий, вы сталкиваетесь с тем, что скот обрел разум, чувства, интеллект, а вы все равно продолжаете их убивать. Нет, это нельзя представить. Только не примитивным разумом. Хотя кто сказал, что я высшее существо? Одна физиология такого права не дает.
Я вздохнул, и опустил руки. Это было... очень тревожно. Я все никак не решался сделать первый шаг, хотя меня подстегивал мой аппетит. Моя наследственность была моим проклятием. Кланы протеан были разными. Создав Империю, в разных уголках галактики наш народ подвергся микроэволюции. Я принадлежал к числу наиболее диких, в своих обычаях, протеан. Жестокие нравы, культ силы, семейственность — все это возобладало больше, чем в других.
Но только этим дело не ограничивалось. Под слоем цивилизованности наши кланы хранили сущность зверей. Отрезанные по каким-то обстоятельствам от благ прогресса, например, в диком мире после крушения, «наши» быстро вспоминали наследие первобытных хищных предков. Как я прямо сейчас.
Впервые я попробовал саларианскую печень на посвящении в бойцы. Консервированная, она имела неприглядный вид, но была космически вкусна в сравнении с тем, что мы ели обычно.
Первым я вскрыл взрослого самца. Если не считать его разумным, а именовать, как животное, самцом, так легче. Для восприятия, скажем так. Саларианцы эволюционировали в легких существ, и орган весил немного. Собрав какой-то мусор, я соорудил костер и зажарил печенку на тонком прутике арматуры. М-м-м... Жаль, что нет соли.
Самку я «открыл» небрежно, сильно заляпался в зеленом. Надо быстрее — начала сворачиваться кровь. Повесив печень жариться над слабеющим пламенем, я склонился над ребенком этой расы. Зачем они взяли его с собой? Они же все инкубаторные... Матриарх их рода проводит какой-то странный процесс «запечатления», в одном месте собрав сотни яиц. А тут... определенно это ребенок.
Я испытал тень сомнений. Но сделанного не вернуть, как не вдохнуть в маленькую саларианку даже тени прежней жизни. Единственное, чем я мог отплатить им за их невольную жертву, это не оставить тела здесь. Я нашел утилизатор бытовых отходов и сжег их тела там. Кончиком штыка я нацарапал что-то похожее на могильную табличку: «Два саларианца и детеныш».

Пора было двигаться дальше. Голод не терзал меня, и следующей проблемой был транспорт — астероид медленно сходил с орбиты и неизбежно должен был упасть на поверхность газового гиганта. Мне с ним было не по пути.
Все это время, с того самого неприятного момента в лифте, я упрямо и целенаправленно игнорировал информационное восприятие, лезущее мне в голову с каждого миллиметра окружающего пространства. Все вокруг было покрыто толстым слоем информации, которую мой организм воспринимал в каждом касании, каждом вздохе, каждом взгляде. Я понял в какой-то момент, что устал игнорировать это. Проклятье, как же это раздражает. Сидя в этом закутке, я внезапно стал ощущать сотни существ, прошедших здесь за минувшие десятилетия. Азари, саларианцы, турианцы, пара кроганов и люди. Они появились здесь позднее остальных, но наследили больше всех. Торопливее саларианцев, они буквально кричали о том, что думали, чувствовали, желали.
Стиснув зубы, я попытался ограничить этот поток ощущений. Слишком много. Слишком неправильно. Запоздало я понял, что наверняка болен. Все должно быть мягче и естественнее. Что ж, и с этим можно жить.
Я вернулся в коридор, по которому тащил убитых. Раньше я не обратил на это внимания, но сейчас нельзя было не заметить, что астероид сменил орбиту и движется к своей гибели. Весь мусор, круглые емкости для жидкостей — все что не было закреплено, медленно катилось вправо, скапливаясь у основания переборок, дверей, терминалов...
Достаточно паршивая перспектива. Но, учитывая, сколько времени прошло с момента высадки жнецовских отрядов, я так полагаю, ещё есть время поискать выход из этой ситуации. Забавно, но позднее «выход» сам нашел меня.
А пока я отправился исследовать астероид в поисках подходящего скафандра и уцелевшего шаттла. Духи предков, хоть что-нибудь!
После некоторого времени, проведенного в бесплодных попытках найти искомое, я вновь позволил себе воспринимать «следы», столь «любезно» оставленные другими существами. Кропотливо и тщательно я перебирал образы, возникавшие при этом в моем сознании. Это было сродни поиску маленькой чешуйки в огромном океане. Медленно, но верно я перемещался из одного помещения в другое, улавливая намеки и мысли.
В конечном итоге я пришел к неутешительному выводу — все, с помощью чего можно было покинуть астероид, было уничтожено. Единственным доступным вариантом было восстановить связь в диспетчерской и звать в пустоту на помощь. Ненавистный, но неизбежный вариант.
Впрочем, если кто-то откликнется на мой зов, я по праву протеанина могу забрать его корабль. Я был страшно зол и вполне мог бы так поступить, но что-то внутри моей головы тихо сказало — «не стоит так». Появление этого тихого голоса меня встревожило. Не хватало только сойти с ума. Только не я, только не так!

Минуло несколько долгих дней. Время определялось весьма условно, но если доверять цифрам на доисторическом аналоговом табло... откуда в моей голове это понятие — «аналоговое»? Плевать... Так или иначе, дня четыре я провел в тщетных попытках все-таки убраться с этого ублюдочного камешка куда-нибудь подальше.
На исходе всех идей и намерений ситуация резко изменилась. Остатки функционирующей электроники в диспетчерской уведомили меня, что кто-то швартуется к одной из двух посадочных площадок. Ничего конкретного более узнать не удалось, но и это было невероятным — я уже ощущал гравитационное «дыхание» планеты внизу и уже ни на что не рассчитывал. Астероид стал бы для меня могилой не хуже, чем анабиозный саркофаг.
Кто же это? Снова Цербер? Убью. Раздавлю как жуков. В разум вкрались оскорбления, которыми низовые работники станции на астероиде регулярно друг друга осыпали. Что ж, мои маленькие потенциальные враги, давайте друг друга поищем!

***

Я стоял на коленях, держа руки за головой. Солдаты расы людей в форме их организации «Альянс» держали меня под прицелом — одно неловкое движение, и мне крышка. Хотя, я почему-то не испытывал по этому поводу тревоги. Мне было смешно, и я то и дело нервно посмеивался. Однако этого никто не заметил.
Наверное, их внимание привлекал мой внешний вид. Одетый в найденные там и сям неподходящие друг другу части одежды, с двумя поясными генераторами щита поперек груди... И ещё измазанный зеленой саларианской кровью, я, наверное, производил не лучшее впечатление. А лежащая в заплечном мешке копченая печень разумного существа вряд ли добавит мне привлекательности, когда эти парни начнут меня допрашивать.
Потихоньку я начал копить биотическую силу внутри себя. Я не знаю, зачем я это делал, ведь моя сдача им была совершенно добровольной.
— Он может встать, — произнес чей-то голос, полный непоколебимой уверенности в собственных силах. Я поднял глаза и увидел человеческую женщину с бордовыми волосами. Какая, однако, странная вещь, эти их волосы. Всего лишь шерсть, а как преображает их черепа.
Я встал во весь свой рост, с хрустом расправив плечи. Таких, как она, люди называют красивыми. Хотя куда ей до матери моего сына, так и не успевшей стать мне женой. Она обернулась и махнула кому-то рукой.
Со смешанным чувством радости и досады в этот момент я узнал, что все-таки не один, не последний. Одетый не в пример лучше меня, ещё один живой протеанин стоял передо мной. Чуть ниже меня, он смотрел вокруг себя с нескрываемым выражением собственного превосходства. Впрочем, это свойственно нам всем.
Мы встретились взглядами. Каждый оценивал другого. Это мог заметить только я, но он снисходительно усмехнулся. Плевать. Я был рад его видеть. Может быть, он тоже.
Рад видеть не потому что я такой добрый. Ещё один протеанин жив, ещё один сородич будет биться со Старыми Машинами. Если бы только нас было больше, если бы только... Готов поспорить, он думал точно о том же. Война изменила нас. Только месть. Ничего больше.
— Я коммандер Джейн Шепард, — сказала женщина. Я прищурился — где-то я слышал это имя. — Как твое имя?
— Уотей (мятежник) Сефу (меч) Кехеб, — я провел ладонью по гребню головы, от лба к остроконечному затылку. — Можно звать меня Сеф.
*неразборчивая для человеческого уха мешанина звуков*, — представился мой сородич. — Ну, или Явик.
— На том и сойдемся, — Шепард куда-то торопилась. — Явик, поручаю его тебе. В соседний отсек его. Потом разберемся.
Так женщина из пещерной расы людей решила мою судьбу. Я не сопротивлялся. Покровительственно похлопав меня по плечу, Явик подтолкнул меня в сторону шлюза. И я оказался на борту «Нормандии». Пока я стоял в трюме, служившим также отсеком для челноков, посмотреть на меня сбежался почти весь экипаж корабля. Приковылял даже хромоногий пилот по прозвищу Джокер. Наверное, это было искаженным производным от Джеффа, его имени. Он был так забавен в своих попытках казаться таким же крутым, как и стоявшие рядом крепкие и широкоплечие десантники. У него был даже пистолет! Я смеялся, пока меня не ткнули прикладом в спину.
Ах, ну да, конечно. В моей сумке была опознана саларианская печень. Надо было доесть, но кто же знал! Теперь мне за это влетит. Я нервно огляделся. Все смотрели на меня с осуждением. Сами бы оказались в моей ситуации, я бы посмотрел на их действия.
— Явик. В наручники его, — Шепард поправила падавшую на лоб... как они это называют, прядь? Ну да, прядь волос. — Нам только маньяков не хватало.
— Она странная, — сказал я сородичу на протеанском.
— Ещё какая странная, — согласился он. — Руки давай.
— Держи, — я скрестил запястья за спиной. Голографические наручники тихонько звякнули.
Явик повел меня к лифту: 
— Расслабься. Примитивы не станут тебя убивать. Дальше битвы не уйдешь, кажется, они говорят так.

Надо ли рассказывать, куда «пропала» саларианская печень... Даже забавно. Может, эта огненноволосая женщина что-то и поняла, но виду не подала. Моя судьба в её руках.
Моим новым обиталищем стала наспех переоборудованная каморка. Раньше там был смонтирован какой-то агрегат, но в поисках подходящего для меня места содержания его спешно перенесли в трюм.
Прислонившись спиной к холодной стене, я старался ни о чем не думать, но мысли так и лезли в голову. Тяжелые, неприятные воспоминания, осадок, копившийся в душе... Все это явно не способствовало спокойствию и умиротворению. Четыре безликих стены не делали пребывание на корабле приятнее.
Кем они будут меня считать? Реликтом? А может быть, преступником? Казнь? Или я ещё смогу сразиться со Жнецами? Неприятно быть зависимым от чужого решения.
В самом низу входной двери находилась недавно смонтированная решетка, оказавшаяся подвижной. Сместив её в сторону, в мою камеру передали поднос с едой. Первая и, быть может, последняя возможность ознакомиться с местной кухней. Хотя я все-таки рассчитывал ещё пожить. Посидев некоторое время неподвижно, позже я потянулся подносу. Среди пока неизвестных мне растений и кусочков мяса в соусе я увидел нацарапанный прямо на пластике протеанский текстоглиф.
Далеко не всегда у протеан моего времени была возможность оставлять «метки памяти», особенно с использованием запоминающих кристаллов. Как правило, из соображений безопасности. И ещё задолго до моего рождения была разработана система символов, чье начертание вмещало в себя целые послания, мысли, идеи, чувства. Эмоции.
На человеческих языках нельзя описать это кратко. Две точки указывали, где у текстоглифа верх и правая сторона. Не задумываясь о вкусе, я поглощал принесенную пищу. Текстоглиф, начертанный Явиком, означал эмоциональное состояние скорби по утраченному в сочетании с тем, что чувствуешь, сжимая кулаки до хруста в суставах перед боем. Кто сказал, что протеане не могли быть сентиментальны? Злы, заносчивы, надменны? Да, все из перечисленного. Но между собой можно не прятаться за маской высшего существа. Ну и статус пришельцев из далекого прошлого накладывает свой отпечаток.

Отвратительный напиток уже успел подернуться пенкой, когда за дверью послышался шум. Я отставил стакан в сторону, но сам по прежнему сидел на полу — никаких удобств мне не предоставили. Щелкнул замок, и в дверном проеме возникла Джейн Шепард. За её спиной возвышался... видимо, это был кроган. Сильно же они изменились за 50 тысяч лет. Он был в темно-красной броне, но без шлема. И скафандр, и его широкая морда носили отметины прошедших боев. И хотя он был настоящим здоровяком, глядя в его глаза, я бы не стал называть его тупым. Вместе с притоком воздуха до меня дошел их запах. Я встрепенулся. Время узнавать что-то новое. Особенно, если вдруг его осталось в обрез. Забавно, но и человеческая женщина, и кроган почти одинаково пахли настороженностью и скрытой силой, опасностью.
В коридоре осталось несколько вооруженных охранников. Шепард и её телохранитель оружия с собой не взяли. Я расценил это как дополнительную демонстрацию силы и положения. Согласен, не спорю. Склонив голову вправо, я встал и сложил руки на груди.
— Коммандер, — первым приветствовал я. Шепард несколько раз щелкнула пальцами, смотря мне в основные глаза.
— Сеф, — голос её был сух и устал. — И что мне с тобой делать?
Прежде чем я придумал ответ, кроган ухмыльнулся и сказал:
— Пусть расскажет о себе. Там и решишь.
Решишь. Не решим, не подумаем, а именно решишь. Маленькая, но очень заметная деталь.
Я снова присел на пол. Кроган последовал моему примеру, а Джейн прислонилась к стене рядом с дверью. Ну что ж, если торопиться некуда, можно и поговорить.
Что я могу о себе рассказать? Мне тридцать два протеанских года — солидный возраст для Последней Войны. Подавляющее большинство погибало на десятилетие раньше, и это было нормой. Продвинуться по шатающейся карьерной лестнице можно было и просто выживая в боях. Естественно, что для этого требовалось — усилия и смекалка. Звезд с неба я не хватал, но меня заметили, и я стал командиром. Проклятье, Шепард, я же не на работу к тебе устраиваюсь!
— Продолжай, — также строго замечает она.
Вся моя жизнь это сражения и выживание. Самоубийственные атаки и стремительное бегство. И что самое поганое, так это осознание грядущего поражения. Детали? Ты хочешь деталей?! Мне было двадцать, целых двадцать протеанских лет, когда я убил соплеменника. Подозрение на одурманивание. Я вышиб ему мозги и только потом задал себе вопрос — зачем. Я почти не помню обстоятельств. 50 тысяч лет в морозильной камере не улучшают когнитивные способности. В редкие периоды относительного затишья у меня была жизнь. Женщина. Сын. И все это погибло в горниле войны прямо у меня на глазах. И я был причастен. Вы ещё не дошли до стрельбы по своим? Ваше счастье, человеки.
Да, у меня была команда. Ближе к концу моего отрезка войны, когда все окончательно рухнуло. Мы занимались чем-то важным, чем-то, во что мы верили, на что возлагали надежды. Вот и сейчас холодеют руки, когда наплывают те ощущения, когда Жнецы разбили нас в очередной, роковой раз. Я не помню, Шепард. Не могу вспомнить. Не сейчас. В конце концов, что я помню точно — я солдат, а не ученый. Извини, ошибочка вышла, воины и здесь оказались живучее умников. Сильнейший, Шепард, а не умнейший. Я много что знаю, не только эту фразу. Спроси у Явика, как я это узнал, но он может и не ответить.
В бездну все, только дай мне увидеть хотя бы ещё одного мертвого Жнеца. Хотя бы ещё одного? Да, ещё одного. Если бы у них была кровь, мои руки были бы обагрены ею.
Дай мне оружие, Джейн Шепард. Моя ярость не слабее твоей, моя решимость также тверда, а ненависть намного древнее и горше. Дай мне убивать. Или убей меня.
Она ещё задавала вопросы, но мне показалось, что в её голове уже было решение касательно меня. Мне показалось, что однажды с ней случилось что-то, что изменило её. Причем, в буквальном смысле. Она ушла, оставив некое тягостное впечатление от разговора. Мне вдруг захотелось узнать её лучше. Когда дверь за ней закрылась, я коснулся пальцами тех мест, где она стояла. Так можно было бы узнать что она думала или чувствовала. Не дословно, но хотя бы приблизительно.
И меня это несколько удивило. До какой степени нужно себя держать «в узде», контролировать и концентрироваться, чтобы так мало оставлять после себя? Что с ней не так, и что с ней вообще? Интригующе.

А затем ко мне пришла азари Лиара Т’Сони с информационным планшетом и бездной вопросов. Она не была военным, скорее ученым и, как мне показалось, дельцом. Она хотела знать как можно больше об Империи Протеан. И если бы она могла узнать все ответы, сожрав меня с потрохами, — уверен, она бы не остановилась перед этим. Неизвестно, что хуже — боевая целеутремленность Шепард или фанатичный интерес синекожей ученой?
Что мне делать дальше? Просто сидеть и ждать? Чего? Бегать солдатиком хвостом за этой Джейн? Не знаю...
Я стал плохо спать. Совсем плохо. Кровь, она повсюду. Она мерещится мне в стакане, и я пью не сок — лишь вязнущую во рту теплую жижу. Мне снятся картины прошлого, которых больше никто не увидит. Я вижу кошмары, но не в силах очнуться. Кружится голова.
Может, нарушение процесса анабиоза. Или последствия пыток оказались сильнее, чем я ожидал. Странная, но спокойная как лед женщина Карин Чаквас сделала все что смогла. Но мне кажется, что мое состояние ухудшается. Ключевое слово — кажется. Я ни в чем не уверен.
Чтобы не раскисать от вынужденного безделья, не покрыться плесенью от бездействия, но вместе с тем не вызывать подозрений, я принялся медитировать и работать над внутренней концентрацией. И если погружаться в волну памяти получалось без особых усилий, то концентрироваться было гораздо тяжелее.
И мне казалось, что за мной постоянно наблюдают. Нет, контроль за пленником дело понятное. Но что-то чужое и холодное, как мне казалось, смотрело за мной постоянно, неустанно и неотступно.

Дверь в мою камеру распахнулась сильнее, чем обычно. В проеме стоял Явик, сложившая на груди руки Шепард смотрела на меня из-за его спины. Мой соотечественник протягивал мне протеанский излучатель, с офицерскими накладками на рукояти и прикладе. Такими комплектовались анабиозные капсулы протеан командного состава.
— Восстань из пепла, — сказал он мне. Шепард кивнула мне из коридора и отправилась по своим делам.

Я в деле.
 

Отредактировано. Докторъ_Дре