Я — Протеанин. Глава первая


Жанр: AU, экшн, POV;
Персонажи: свои;
Статус: в процессе;
Предупреждения: кровь, насилие, сцены жестокости;
Описание: Я помню тот момент, когда у меня вырвали сердце. Никаких надежд, никакой пощады. Не осталось ничего, кроме нас. Я существую из бесконечной боли народа, испепеленного, униженного и оболганного в памяти других. Я не могу рассуждать достаточно здраво и давно уже иду по пути безумия.

 


Пролог

Я помню тот момент, когда у меня вырвали сердце. Никаких надежд, никаких оправданий, никакой пощады. У нас не оставалось ничего. Кроме нас самих. Я существую только из бесконечной боли целого народа, растерянного, испепеленного, униженного и оболганного в памяти других. Я не могу рассуждать достаточно здраво и давно уже иду по пути безумия.
А что мне остается? Я не был рожден для войны, но именно ею был взращен и вскормлен. Вместо молока матери, пытавшейся меня убить сразу после родов, я пил концентраты сухпайков. Вместо детского корма я глотал сухой пепел сгоревших сородичей. Я хотел писать стихи и картины, но вместо этого кричал приказы и проклятия. Я убивал своих же, обращенных врагом против нас.
Я убил своего сына... наверное, не видел лично. Но это я спустил гашетку лучевого орудия, взорвавшего транспорт, на котором он летел, только для того, чтобы он не достался врагу. Он хотя бы умер быстро. Мне такой почести не досталось.

Над моим лицом сомкнулись створы саркофага. Одно из многочисленных и несистематично разбросанных убежищ стало нашим могильником. Не было никаких шансов, что мы очнемся хоть когда-нибудь. Пройдут века, тысячелетия. Или — что пугало нас не меньше — могут минуть циклы, прежде чем мы снова увидим свет.
Композитные пластины глухо лязгнули, и мне в лицо ударили слабые струйки молочно-белого плотного газа. Стало холодно и нечем дышать. Я вдыхал газ, и легкие обдирало колючей болью. Я подумал, что буду глупо смотреться, с застывшими слезами в уголках четырех своих глаз и попробовал засмеяться, но вышел только хрип. Мое лицо скривилось от боли и застыло таким на пятьдесят тысяч лет. Хотя я этого тогда не знал.
И в тот момент, когда меркнущая искорка сознания была готова угаснуть окончательно, я наконец-то понял, что мы проиграли, что мы пали под косами «Жатвы», нас переработали и стерли с лица галактики. Нашей галактики. Но худшим было понимание того, что мы — те, кто лежал в этом убежище — вовсе не отряд возмездия, посланный в будущее, чтобы подготовить новые расы к дальнейшей борьбе. Мы — обыкновенные трусы и предатели, бросившие свой народ в его смертный час, спрятавшиеся и оставившие других умирать.
И это вырвало мое сердце, оставив меня с этим жить.

Глава Первая.

Первым чувством при моем пробуждении было раздражение. И ещё разочарование. Ничего не сработало. Ничего не вышло. Все впустую. Но... Как только я попробовал пошевелиться, я почувствовал невероятную слабость. Я дрожал, практически бился в тесных стенках саркофага. Внутренняя часть доспеха пропотела насквозь. Проклятие, мне не должно быть настолько плохо. Зрение не хотело фокусироваться. Крышки с треском разошлись — их взламывали снаружи.

Только не это. Только не так! Нет ничего ужаснее, чем видеть приближение смерти и не иметь возможности сопротивляться. Мы не скот на бойне, как бы этого не желали Старые Машины.
Как же мне плохо. Меня рывком вырвали из недр моего обиталища. Они двуногие. Двурукие. Вроде не марионетки Машин — от тех разит переделанным трупным мясцом. Меня схватили за остроконечный затылок и дернули его вниз, задрав подбородок. В лицо ударил свет фонаря. Все четыре глаза объяло болью. И тут же мне зарядили в челюсть прикладом оружия. От этого я взъярился и внезапным приливом Внутренней Силы раскидал своих пленителей. Парочку. Метра на два. Объятые зелеными сполохами тела шлепнулись на пол и силились подняться. На большее меня не хватило. Не дожидаясь разряда какого-то шокера, ударившего меня в спину через пять секунд, я сам начал заваливаться вбок.

Второй раз я очнулся быстрее и больнее. И обнаружил себя растянутым на ремнях внутри металлического круга, установленного вертикально внутри большой комнаты с бело-серыми стенами в полоску. Я наконец-то разглядел подонков. Какие-же они, космос меня дери, смешные. Кожистые. Пятипалые. Двуглазые, боги милосердные, у них всего два глаза. И... странная шерсть на овальных черепах. У всех.
Я сразу понял, что они ученые. Обилие аппаратуры и графиков на мониторах. Вот хрень... Мое изображение и передвижной станок с манипуляторами. Мне все это не нравится.

Всюду, куда бы я не бросил взгляд, были намалеваны изображения одного и того же символа: черный шестиугольник, поддерживаемый двумя желтыми полосками, как ладонями. Меня настороженно и с любопытством разглядывали эти странные существа в белых одеждах с тем же символом. Я вдруг вспомнил, что кто-то из наших рассказывал о зарождающейся разумной цивилизации. Описание вроде бы соответствовало, но вот шерсти тогда у них было больше. Все равно уроды.
Я нарушил молчание, спросив у них, какой сегодня год. Естественно, что меня никто не смог понять. Я тщетно напрягал мышцы, пытаясь вырваться, но ничего не выходило. Меня накачали какой-то дрянью, пока я был в отключке. Иначе... О нет, почему я вижу мертвых? Почему стены окрасились кровью? Меня вырвало едкой желчью. И... похоже, что я обделался. Вот твари, только дайте вырваться, я вас всех...

Я вновь возвратился на поля прошлого. Мне было холодно и нечем дышать. Пепел набился в фильтр примитивного противогаза и уже жегся во рту. Я взгребал ногами серый снег и, прижимая к груди простреленную руку, шел вперед. Но в конце трудного пути меня ждало разочарование — аванпост был разорен. Кровью были вымазаны стены, передатчик разломан. И повсюду фрагментированные останки наших. Я склонился над старшим группы, закрывая его глаза.

Но покойник схватил меня за лицо и с силой сдавил. Я замычал, почему-то не имея возможности вырваться. И липкий страх, парализуя мышцы, стал разливаться от живота к конечностям, предварительно свернув кишки в пульсирующий клубок... И я...

Ну, все было прозаичнее, чем мне привиделось. Меня держал за подбородок высокий, с меня ростом, самец этого вида в более приличной, чем у остальных, одежде. Скорее, её можно было назвать парадной.
Хитрый ублюдок — на руке была перчатка. Иначе бы состоялся нейро-контакт, и я мог бы попытаться познать лингвистику, забитую в его мозгах на базовом уровне. Я лязгнул зубами, но он только рассмеялся.
Сразу было видно, что он начальник. Все остальные стояли, почтительно вытянувшись, а когда он обращал на них свое внимание, старались казаться меньше, слиться со стеной. Очевидно, он обладал большой властью.
Но мне было все равно.

По его сигналу в помещение вошел ещё один из них, державший в руках поднос с кусками сырого мяса. Х-хр-рр-ргм... мясо. На заре своего существования мои предки были хищниками, и свежая плоть была далеко не самым худшим, что мне доводилось есть.
Есть. Только сейчас я понял, что не ел целую вечность. Может быть, десятки тысяч лет. Ха-ха-ха... Я засмеялся, обвиснув в путах. Тонкая ниточка бурой слюны повисла из уголка рта.

Через минуту я уже со зверским аппетитом чавкал, давился, пожирая подаваемое мне по кусочкам мясо. Я съел его целиком, плевать, если оно было отравлено. Я наелся и довольно осклабился. Все, кроме начальника, смотрела на меня со смесью ужаса и отвращения. Мне пришло в голову, что это могло быть мясо одного из их сородичей. И в самом деле — гены моего народа дали о себе знать, и я, переваривая съеденное, внезапно осознал, это были куски кого-то мыслящего.

Ерунда. Это была ерунда. Война вытравила из нас всякое сочувствие. Всякую жалость. По-крайней мере, нам так думалось и чувствовалось. Я был сыт. Хоть одна хорошая новость. Плохая была в том, что меня чем-то накачали, и я не чувствовал свою Внутреннюю Силу. Впрочем, не об этом мне надо было печалиться, совсем не об этом.

Он смотрел на меня как на добычу. Я знаю этот взгляд, сам делал такой, когда надо было. Хотя с четырьмя глазами это удобнее.
Я потряс головой, сконцентрировавшись на мыслях о моем отряде. Ни старшего, ни моих бойцов я не помню с момента пробуждения.

Воспоминания догоняли меня и обрушивались волна за волной, вбивая раскаленные клинья в истерзанный разум. Я вспомнил, как заново прожил, поражение у Транбира-9, где мы упустили возможность построить Длань Возмездия, и где на моих руках умер координатор проекта и мой друг Пашек Вран.
Я вспомнил горящие в атмосфере планеты обломки транспортника с гражданскими, окруженные стервятниками Машин. И надрывный крик в рубке «Власти Сумерек». Это кричали те, у кого на подбитом нами же «Этанире» были родственники. Я тоже кричал. От гнева, стыда, ужаса. И самое страшное — от чувства изничтожающего тебя бессилия. Родители не должны переживать своих детей. Даже если они все солдаты.

Я вспомнил свое бегство на истребителе, когда строй кораблей Сопротивления дрогнул. Мы сдали 105-й парсек со всеми его потрохами. И я, увидев, сколько Машин заходит к нам с тыла, бежал одним из первых. Дрогнул. Струсил. Не справился. НЕ ПОГИБ!
Это корежило меня изнутри, вгрызаясь в саму суть души. Я чувствовал, что буквально горю.
Воистину, в пустом неведении есть своё благо.

А дальше начался Потусторонний Мир. То, что, как я потом узнал, они называли Адом. Там мучают грешников, или попросту преступников. И это было довольно точным сравнением. Меня пытали, брали анализы, накачивали веществами, часто психотропного свойства. Последнее я понял, после того как ко мне заявились в видении погибшие товарищи. Иногда меня вскрывали, что-то зашивая, а потом доставая. Я был весь покрыт шрамами и следами от ожогов. Пару раз со мной что-то делали в местах, не слишком приличных, чтобы я их называл.
Один раз в меня погрузили зонд. Прямо в живот. Я был в сознании, но ничего не видел, ибо целиком состоял из всепоглощающей боли. Я был буквально в одном шаге от того, чтобы сломаться, но не-е-ет, я не кричал, не кричал, не кричал! Сжал зубы так, что кажется, какие-то из них треснули, но сдержал рвущийся изнутри безумный вопль.. Впрочем, они добавили что-то ещё, и меня выгнуло дугой на столе, где я лежал. Я больше ничего не помню. Боль и мука вытеснили все остальное.

Я приходил в себя в пустой комнате, лежа на пластиковой кровати. Постоянно горел свет. Воды и еды давали мало. Все время от меня было что-то нужно. У меня брали крови так много, что меня шатало, а в голове шумело.
Мне было плевать, кто они такие, я хотел выбраться и найти своих. Я медленно копил силы. И однажды конвоир допустил ошибку. Когда имеешь дело с протеанином, никогда нельзя расслабляться. А он сделал именно это.

Первого я убил ударом «Внутренней Силы». Их вид, как оказалось, называл это биотикой. У второго я притяжением забрал его оружие. Долгими часами я думал над тем, что видел, и интуитивно понял принцип его использования. Третий, как и предыдущий, был застрелен в голову. А вот с четвертым я поступил иначе. Переломав ему конечности, я заключил его в стазис. С первобытным ужасом он наблюдал, как я приближаюсь клыками к его шее. У него было сил даже кричать, когда я пил его кровь. Я впал в состояние, близкое к трансу, поглощая, как дикий зверь, не только кровь, но и ту информацию, что хранил его разум. То, что я делал, и главное, как именно, было чудовищно. Но именно в этом был мой внутренний парадокс: я умел и любил делать жестокие вещи, и в то же время всегда стыдился этого и сильно мучился.

Когда машины захватили разум гражданских на одной из наших очень важных станций, и они обратились в наших врагов, именно мне была поручена их ликвидация. Я сделал это, засучив рукава, горланя песни. И хотя я был прав — у нас не было другого выбора, одурманенных Машинами уже не спасти... Мне до сих пор снятся их мертвые лица, которые зовут меня и тянут к себе. Я просыпался от ужаса, а их голоса звучали у меня в голове даже после пробуждения. Вот и сейчас в лице мертвого охранника я увидел что-то знакомое и...
— Не-е-ет! — закричал я, упав на колени. Меня лихорадило. Протеанский организм усваивал полученное. Во рту стоял знакомый и неизвестный, одновременно тяжелый, соленый и дурманящий привкус крови этого... человека.

Теперь я знал их язык. Считав его нейросистему самым страшным, но самым надежным способом, я обрел нужные мне знания.
Меня нашел «Цербер». Я всей душой возненавидел ублюдков. А ненависти у меня хватит на всех. В галактике, объятой войной против самого сильного врага в её истории, когда нет надежды, остается только ненависть. И она способна заменить собой все, вообще все. Она бесконечна. Она почти песнь. И мы вплетали свои жизни и души в её строки. Мы ненавидели Старые Машины, или, как их звали здесь... Я осознал мысль, едва не сокрушившую мою решимость — я проснулся в тот момент, когда Жнецы снова пришли. Аккурат в то же время, когда и «заснул». Стиснув кулаки, я перетерпел этот приступ паники. Сейчас самое главное — они нашли ещё саркофаги, но этот человек не знал, вскрывали ли их, или ещё нет. И я должен был их найти. Силы, как это ни было странно, стремительно возвращались. Я облизал окровавленные пальцы. Вкус крови был одновременно и тошнотворно-отталкивающим, и бесконечно притягательным. Страшно, жутко, пугающе и... сладко. Я открыл двери, ведущие в лабораторный коридор. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше и готов был воздать примитивным организмам за все их издевательства стократно. Я поклялся себе убить их, убить всех и каждого. И никто из них меня не остановит, ибо я протеанин.

Все было плохо. Очень-очень плохо. Я остался один, и был к этому не готов. Все, о чем я думал в последнее время, было зациклено на моих сородичах. В этом был весь смысл того, что мы делали. Без них... теперь... лучше мне было вовсе не появляться здесь, а остаться и умереть. Что-то слишком много мыслей о смерти. Но куда деться от них, когда она окружает тебя со всех сторон на протяжении всей твой жизни?
Я выжил один из всей группы. «Цербер» не смог правильно открыть даже те два саркофага, в которых теплилась жизнь! Я не кричал, но все мое мировосприятие сузилось до пары точек на стене. Просто черные точки, неизвестно из чего. А у стены в ряд полсотни саркофагов, которые они смогли достать. И в каждом — мертвый протеанин или протеанка. На саркофаг Найрааджаулы я даже не стал смотреть — боялся лишиться последних остатков разума, если бы увидел её мертвой.

За спиной послышалось судорожное всхлипывание. Человеческий недобиток. Молодая самка этого странного вида. Светлый покров головы, именуемый волосами. Невысокая, тонкая и хрупкая. Силясь, я с трудом прочитал её имя на нагрудной табличке: «Марианна Ф. Раухен». Я прикоснулся к её голове, создавая нейроконтакт. Я видел, как-будто изнутри, её организм, уступавший протеанскому миллионы лет эволюции. Это не повод для дутой гордости — всего лишь факт. Она мучительно умирала от разрыва внутренних органов — биотический удар не только швырнул её об стену, что закончилось несколькими переломами, но и прошел сквозь неё. Она умоляюще глядела на меня, кашляя кровью на бывшую когда-то белоснежной форму.
Я почему-то остановился возле неё, решая, прекратить ли её мучения или оставить так, как есть. Её глаза... посмотрев в них, я понял, что меня задержало. Когда я был молод, и большая война для меня только начиналась, я был без памяти влюблен в одну протеанку. Теперь я понимаю, что это было ошибкой. И хотя я был верен ей, как верен и своему долгу... Это было время не для любви, и галактический круговорот разнес нас на тысячи световых лет друг от друга. Не буду описывать подробности, но шансов у нас не было с самого начала.

Ну и где она теперь? Жива лишь в моей памяти, не более того. А эта самка человека... Женщина... У неё глаза той протеанки. Я решился и, вцепившись женщине в горло, единым махом разорвал его. Она умерла быстро. Уже в коридоре следующего отсека я забыл про неё. Про всех них.

Что-то гудело внутри моей головы. Неосязаемое, не вещественное. Какая-то мысль, спеленутая стазисом, пыталась вырваться наружу. Но тщетно. Стоило мне хотя бы попытаться сконцентрироваться на ней, накатывали жар, страх, пот и мелкая дрожь. Паническая атака. Вот уж смех да и только. Ладно, всему свое время.

Мне было как-то не по себе. Дважды меня вырвало кровью, второй раз — с кусками полупереваренного мяса. Я пришел в тот же отсек базы, где стояла моя вскрытая капсула. До конца не отдавая себе отчет в том, что я делаю, я лег в неё и закрыл над собой створки.
Надо... Надо вздремнуть... Ненадолго...

Я не страдал от боязни замкнутого пространства, но просыпаться от тяжелого сна в тесной обесточенной капсуле без отопления и вентиляции — отвратительное чувство, если кто ещё не понял. Как говорил жа'тил в том юмористическом многосерийном фильме: «Я поделюсь с вами эмоциями, и не чешите потом мне тут свои паранапы». Хе-хе-хех. Единственный жа'тил, к которому я относился с симпатией. Я буду по нему скучать. Здесь его точно не покажут.

Выбив лбом в буквальном смысле створки капсулы, я вылез наружу. Не знаю, сколько я проспал, но есть хотелось невыносимо. И в добавок ко всему в кромешной тьме отключенной базы стоял спертый воздух с почти осязаемой вонью разложения трупов. Привет-привет из самой сердцевины войны, ибо мертвых почти никогда не хоронят. Не мне же этим заниматься!

Осмотревшись, я понял, что до сих пор толком не знаю, где нахожусь. База. «Цербер». Духи предков, да как же я вообще смог их убить? Я обвел взглядом центральный лабораторный пост, в который пришел. Мертвые люди на полу, мертвые люди возле стен... Даже с потолка на меня смотрел мертвый человек — из его груди торчал обломок медицинского манипулятора. Задумавшись, я начал понимать, что, как мне кажется, здесь имело место использование Взрывного Биотического Барьера. Даже диву даешься, что можно сотворить в припадке первобытной ярости.

Я стоял на небольшом помосте. Прямо передо мной располагались две неизвстные консоли, огороженные тонкими стеклянными перегородками. Почти что капитанский мостик. Я спрыгнул вниз, к основным исследовательским компьютерам, терминалам и лабораторным столам. Чем это тут они занимались? Надо же, примитивные существа исследовали других примитивных существ, кто бы мог подумать. Я смотрел на вскрытые тела людей и других существ, вероятно, населивших галактику в этом цикле. Синие, зеленые, огромные и маленькие, их было много. Их смерть, вероятно, была мучительной, но меня это не трогало.
Надо было убираться отсюда. Ощущение необходимости этого действия заставляло меня двигаться дальше. Я продолжу свой Путь.

Миновав несколько дверей, раскрывавшихся передо мной так, словно я был членом базы, я пришел в просторное помещение, явно технологического характера. Ангар. Это слово пришло откуда-то из глубин сознания. Конечно. Но никакого транспорта я не нашел. Пришлось потратить много времени, чтобы разобраться, что к чему. За вертикально опускавшимися переборками находилось по меньшей мере четыре летательных аппарата. Но по тревоге двери были заблокированы.
В буквальном смысле слова плюнув на это дело, я взялся за главную дверь ангара. Рычаг здесь, рычаг там. Выбил несколько предохранителей и по очереди опустил несколько рычагов. Когда голова прояснилась, стало заметно легче разбираться, что здесь к чему.
Огромная дверь ангара медленно поползла вверх. Вот её край вышел из напольных пазов. Тут же холодный ветер со снегом ворвался внутрь, напомнив мне, что я недостаточно тепло одет. Как же много проблем, но нам ли их бояться?

Некоторое время спустя я стоял на взлетной площадке. Вокруг меня простирался церый мир из снега и камня. Это были горы. Ясное синее небо над моей головой подействовало неожиданно ободряюще. Я все ещё дышу. Я все ещё жив. До хруста в суставах я сжал пальцы на рукояти человеческой винтовки. Ещё повоюем.
Вокруг было белым-бело. На какое-то время я позволил красоте природы очаровать себя. Чуть позже усилием воли я вернул себя к делам насущным. Есть я, есть неизвестный мир в неизвестном секторе космоса. И есть челнок. Используя знания, полученные в процессе поедания мозга нескольких людей, с четвертой попытки мне удалось попасть внутрь челнока. Мое возвращение в галактику выдалось достаточно кровавым и жестоким, но я привычно списал все на обстоятельства.

Не сразу, но челнок все-таки поднялся в небо. Немного нервничая, я убедился, что он загерметизирован. Не хотелось бы по глупому задохнуться в вакууме. И, наконец, когда получилось выжать из челнока выполнение нужных мне программ, спустя бездну медленно тянувшегося времени, я увидел вдалеке растущую громаду масс-ретранслятора.
Как же они ориентируются во времени? Подумав, я осознал слово «час», потом «день» и так далее. Как бы жестоко не выглядело то, что я сделал с уже мертвыми людьми, это определенно пошло на пользу — моя биология дала мне возможность вобрать в себя их знания. Даже какие-то личные секреты, которые я немедленно вымел из памяти.

Ретранслятор приближался. Сидя в пилотском кресле, я пытался разобраться в процессе перехода. Знания знаниями, а челнок был человеческим, не протеанским. Судя по показаниям приборов, ретранслятор успешно захватил летательный аппарат, но когда по его направляющим пробежали молнии, и он стал разворачиваться для моего переброса, кабину неожиданно наполнили резкие звуки тревоги и красный свет аварийных предупреждений. Чего-то я не сделал. Чего же? Будь проклята варварская техника примтивных народов! Я не успел изменить ситуацию. Мелькнула вспышка, и меня вместе с этой помойной посудиной выкинуло в какой то астероидный пояс в ещё одном неопознанном секторе космоса.

Я терпел космическое крушение, как можно было понять. Смерть снова взглянула прямо в мое лицо. Единственное, что ещё можно было сделать — это попытаться сесть на огромный астероид, который был опознан умирающей автоматикой челнока как обитаемый. Удача и неудача. Я почувствовал себя пылинкой на потоке космического ветра. Здесь вышло, здесь нет, тут преуспел, тут потерялся. Что зависит от меня?
Сработало что-то вроде луча захвата. Как раз в тот момент, когда я успел попрощаться с жизнью после столкновения с кучей космического мусора, едва не превратившей в ошметки меня с челноком. Это летающее ведро пошло на снижение. Приземление на площадку едва не вышибло из меня дух — назвать его мягким не повернулся бы язык. К моему счастью, на астероиде был кислород.

Я выбрался из челнока. Осмотрелся. Как же у них все безлико. Я двинулся в сторону входа во внутренние помещения. Ощущение неправильности окружающего меня пространства начинало давить, отвлекать внимание, рассеивать концентрацию. И даже не скажешь в чем причина — или я получил необратимые травмы в ходе пыток, или гибернация была нарушена за пятьдесят тысяч лет, или то, что я «считал память» позаимствованной на базе одежды, и теперь это ломилось в мой рассудок? Я определенно был нездоров.

Дверь открылась, я вошел в светлый коридор и через сорок шагов столкнулся с группой людей, шедших узнать, кого же принесло на том челноке. Два вооруженных охранника и трое гражданских. Они замерли, глядя на меня. Ну конечно, они же не видели протеан. Я смотрел на них, они на меня. И мы все молчали.
Неловкую тишину нарушило пищание... инструментона, вот точное слово, принадлежавшего рыжеволосой женщине. Все ещё находившаяся под впечатлением от неизвестного инопланетянина, он рефлекторно посмотрела на настойчиво мигающее сообщение, и внезапно судорожно, с ужасом вздохнула.
— Жнецы! — только и смогла вскрикнуть она.

Отредактировано: Архимедовна.
 

Комментарии (0)

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.

Регистрация   Вход