Свежий ветер. Глава XXXII. Водоворот. Часть 2

Кайден
Ослепляющий свет подобен самому солнцу, едкий дым разъедает слизистые, и весь мой мир сейчас ограничивается смертью и огнем. Вскрики солдат, сбитых с ног взрывной волной, грохот выстрелов, слышимые сквозь рев врага. Разряд орудия Жнеца подбрасывает «Мако», словно бумажный кораблик, и тяжелая машина с огромной скоростью летит в нашу сторону. Джена что-то кричит — сквозь какофонию всевозможных звуков я слышу ее голос — и я бросаюсь в сторону, однако недостаточно быстро. Огромный бронетранспортер цепляет меня — совсем незначительно, но я отлетаю прочь, ударяюсь о землю, отчего воздух выбивает из моих легких. Она снова оказывается рядом — ее блестящие волосы отражают всполохи пламени — и помогает мне встать.
Вспышки света у нее за спиной ослепляют, но огонь, горящий в ее глазах, куда ярче.
Она снова что-то кричит, и я нахожу Джеймса среди обломков. Ему сильно досталось, и я понимаю, что он не в состоянии продолжать наступление. Я спрашиваю его, может ли он встать, но он лишь стонет в ответ, и я поднимаю его на ноги и закидываю его руку себе на плечи. Только в этот момент по резкой боли в груди я понимаю, что сломал несколько ребер.
Я говорю себе, что это неважно. Нас окружает хаос, мир объят огнем, и с каждым мгновением ставки все возрастают, но я все равно уверяю себя, что смогу сражаться, перетерплю, а когда нам выдастся немного времени на передышку, приведу себя в порядок. Мы еще не побеждены. Я не побежден.
Бойцы, бегущие в сторону Луча, могли бы с таким же успехом запрыгивать в огромную мясорубку.
Я слышу, как она требует эвакуации, говорит, что бессмысленно предпринимать еще одну попытку. Мне и в голову не приходит, что это подразумевает невозвращение на поле боя. Даже когда она оборачивается ко мне и спрашивает, могу ли я идти, я отвечаю, что я в порядке и готов к дальнейшему сражению, несмотря на то, что мне тяжело дышать, а броня местами покрылась трещинами. Я уверен, что как только мы доставим Вегу в безопасное место и подлатаем свои раны, мы вернемся сюда и попытаемся еще раз. Она ничего не отвечает, а ее взгляд, который выдал бы мне все, если бы я только смотрел внимательно, остается незамеченным. Возможно, боль в ответе за это. Я едва дышу.
Мы направляемся к развалинам здания, прячущимся в тени. Она уничтожает всех хасков, скрывающихся среди полуразрушенных стен, прикрывая наше отступление. Я практически несу лейтенанта, поскольку он не в состоянии держаться на ногах. Он едва в сознании. Он что-то бормочет и сплевывает кровь, но я не разбираю слов. Я вижу только челнок впереди, и в моей голове формируется план — продолжать наступление так, как мы это делаем сейчас, просто безумие. Нам следует отступить, перегруппироваться, уничтожить Предвестника и попытаться снова. Все это настолько очевидно, что ей даже не приходится объяснять — она лишь вскрикивает, убивая очередного монстра.
Дверь челнока открывается, и я втискиваю тело Веги внутрь, игнорируя его протесты. На борту нет никого, кроме пилота, так что я пристегиваю лейтенанта, пока Шепард следит за обстановкой.
Я вновь встаю, и резкая боль пронзает ребра, но я отмахиваюсь от нее до лучших времен. Я кричу ей, прошу поторопиться, но грохот орудий громче моего голоса, так что я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что ее задерживает. Увиденное заставляет кровь застыть у меня в жилах.
Она стоит там, на фоне поверженных Жнецов, ее лицо освещено всполохами пламени, и смотрит на пульсирующий свет Луча. Мне никогда не забыть эту картину. Я кричу снова, надеясь вырвать ее из этого созерцания, и на этот раз она оборачивается. Ее лицо перекошено смесью боли и ярости, решимости и вины. Я знаю ее лучше всех на свете, а потому мгновенно понимаю, что она задумала. Уверенно она подбегает к челноку и нащупывает на стене внутри запасные термозаряды.
Запаниковав, я протягиваю руку, намереваясь схватить ее за локоть, и она рывком поднимает голову и смотрит на меня. С легкостью я читаю выражение ее лица, словно открытую книгу. «Я должна сделать это, даже если ты не понимаешь».
Но дело в том, что я понимаю. Понимаю. Что вовсе не означает, что я позволю этому произойти.
Я выкрикиваю ее имя и пытаюсь затащить ее внутрь, но я ранен, и сейчас она сильнее. Она ступает одной ногой на подножку челнока, притягивает меня за нагрудный щиток и прижимается губами к моим губам. Этот поцелуй нельзя назвать нежным, лишь отчаяние и боль наполняют его. Я открываю глаза, и несколько секунд мы смотрим друг на друга. Момент длится совсем недолго, но я знаю, что и его мне не забыть никогда. Я видел в ее глазах все, что она так и не сказала вслух: всю ее любовь, и сожаление, и боль, ее дух, который не позволит ей просто взять и уйти. Это взгляд кого-то, кто намерен достичь цели любым путем, заплатить любую цену.
Тот день над Алкерой невероятно свеж в моей памяти. Страх новой волной поднимается во мне, и я не отпускаю ее — я кричу на нее, уверяю, что она не может уйти, что я не оставлю ее снова.
В голове мелькает один сценарий за другим, и я должен верить, что она не бросит меня, что увидит, насколько безумен ее план, что улетит с нами. Что перестанет думать о себе как о единственной, кто может сделать это.
Но я слишком хорошо ее знаю.
Она стискивает зубы — в ее взгляде читается ненависть к обстоятельствам, в которых мы оказались — и говорит, словно выжигая каждое слово каленым железом: «Нет, на этот раз я пойду без тебя».
В прошлом я так часто хотел остановить ее, когда она намеревалась совершить очередной невозможный подвиг и доказать, как неправы были те, кто не верил в нее. Я думал о том, чтобы просто скрутить ее и заставить остаться, невзирая на ее крики и сопротивления, но мне и в голову не приходило, что однажды я сделаю это. Я и подумать не мог, что позволю своим чувствам встать на пути моего уважения к ней, к ее способностям, но сейчас я желаю лишь одного: заковать ее в стазисное поле, или лишить сознания, или что угодно еще, только бы она осталась.
К черту галактику — я все равно не смогу жить в ней без Джены.
Я почти решаю остановить ее, но слишком поздно. Она находится на борту челнока считанные секунды — вокруг происходит столько всего, звуки взрывов так громки, мое тело болит с головы до ног, а губы до сих пор горят от прикосновения к ее губам, и я успеваю только еще раз заглянуть в ее глаза прежде, чем челнок взлетает. Она вдруг разворачивается и спрыгивает вниз, мои пальцы только задевают ее броню, не в силах остановить. Приземлившись и восстановив равновесие, она бросается бегом к Лучу, и я с легкостью представляю себе ее лицо: угрюмое и полное решимости, когда она говорит себе, что сможет добиться своего, несмотря на все факты, свидетельствующие о недостижимости поставленной цели. Хриплым голосом я что-то выкрикиваю ей вслед — не помню даже что — я просто хочу, чтобы она вернулась.
Она не отвечает, и на этот раз я обращаюсь к пилоту — велю ей приземлиться снова, чтобы я смог последовать за ней, но совсем рядом находится Жнец, и я знаю, что единственно верным решением будет улетать отсюда, искать безопасное место, но все же, глядя на закрытую дверь, не могу поверить, что снова оставил ее умирать в одиночестве. Снова. Отчасти я уверен, что она сделала правильный выбор, что я не в состоянии сражаться рядом с ней, но в данный момент меня наполняет такая буря эмоций, что рассуждать логически становится непосильной задачей. Мы улетаем прочь, и Вега снова кашляет кровью, а я поспешно ищу медигель, однако в ушах у меня продолжают звучать взрывы, и рев Жнецов, и артиллерийская канонада, и мне хочется остановить время хоть на мгновение, потому что эти звуки слишком громкие, оглушающие, и я почему-то снова оставляю ее одну, несмотря на то, что обещал не делать этого. Почему?
Как это все может быть реальным? Как я буду жить дальше, когда тяжесть этого поступка ляжет на мою совесть?
Мы едва выбрались живыми. Челнок влетел в транспортный ангар «Нормандии» и наконец остановился, погасив все системы. Несколько мгновений нас окружала только тишина, и мне почему-то показалось, что моя жизнь висит на волоске.
Руки до сих пор дрожали, а губы шевелились, стараясь выразить словами то, что только что произошло и что в моих силах еще сделать.
Джеймс протяжно простонал, вырвав меня из оцепенения. Пока не время расслабляться.
Пилот челнока — я только что обратил внимания на то, что это был не Стив, где Стив? — помогла мне дотащить Вегу до медотсека. Я громко попросил кого-нибудь — кого угодно — дать мне последние сводки относительно текущего положения дел на Земле, но солдаты, которые прежде слонялись по всему кораблю, казалось, исчезли. Вероятно, они либо неотлучно находились на своих постах, либо остались на Земле с их командиром.
Чаквас поспешно показалась из-за угла и сразу же принялась сканировать наши повреждения, пока пилот пересказывала ей последние события, тогда как я вдруг обнаружил, что не могу произнести ни слова. Нога лейтенанта была раздроблена чертовым «Мако», и, как и у меня, у него обнаружились несколько сломанных ребер. Меня же занимала одна-единственная идея: доставить Вегу в безопасность, подлатать себя и вернуться вниз, на Землю, прежде чем Джена успеет сделать что-то глупое — например, попытается выиграть войну в одиночку.
Черт побери, что если я опоздаю?
Я отослал пилота на главную палубу за свежей информацией, и девушка бегом направилась к двери, на миг потеряв равновесие, когда очередной удар пришелся по щитам корабля. Уложив наконец лейтенанта на кушетку, я поспешил засунуть капсулу усовершенствованного медигеля в приемное отверстие своей брони. Вообще-то мне следовало снять покореженные щитки и обработать раны как следует, но у меня не было на это времени. У меня не было времени! Боль мгновенно отступила, оставив лишь болезненную пульсацию в ребрах, но с этим я мог жить. Дисплей на броне перестал сообщать о кровопотере и теперь лишь настоятельно рекомендовал «немедленно обратиться за медицинской помощью». В другой раз.
Я уже упаковал горсть капсул с медигелем на будущее, когда вернулась посланная мною за новостями девушка, и в ее глазах отчетливо был заметен страх.
— Они отступают, — сообщила она, слегка запыхавшись. — Молот отступает от Луча. Никому не удалось достичь цели. Потери... это была бойня, сэр. Мы до сих пор пытаемся понять, что произошло... связь очень слабая, канал забит помехами. СУЗИ с трудом понимает сообщения.
— Что насчет Шепард? — спросил я, не будучи уверен в том, хочу ли услышать ответ.
Девушка покачала головой, и я похолодел внутри. Если бы я не опирался на стол, то упал бы.
— Никто не может с ней связаться, — продолжила она неохотно. — Около Луча стоял Жнец, уничтоживший каждого, кто подобрался достаточно близко. Командование Молота полагало, что она улетела вместе с вами, но... мне жаль, сэр, но мы не можем найти ее.
Я посмотрел в иллюминатор на все еще полыхающую Землю, на видимый луч света, соединяющий поверхность планеты с дрейфующей по орбите Цитадели с до сих пор сжатыми лепестками. Что мне делать? Мое звание майора и статус Спектра не значили ровным счетом ничего, потому что я не знал, что делать дальше. Я даже попытался представить, что бы придумала Шепард, но ответ на этот вопрос был очевидным: она бы никогда не оказалась на моем месте, потому что ни за что не покинула бы поле боя, пока еще оставался, пусть призрачный, но шанс на победу.
Шанс. Она и не нуждалась ни в чем более.
— Это еще ничего не значит, — произнес я медленно, с каждой секундой все сильнее убеждаясь в истинности своей идеи, которой противоречили все факты. — Ее канал связи, вероятно, заглушен Жнецами, а, учитывая панику в рядах Молота, она вполне могла достичь Луча так, что этого никто не увидел. Прямо сейчас она может находиться наверху, одна-одинешенька.
Одна и, вполне возможно, раненая. В таком случае она на станции, к которой в скором времени присоединят самое мощное в галактике оружие, и что произойдет после этого, остается только гадать. Подобная картина вызвала у меня приступ тошноты и желание немедленно что-то предпринять, но сил ни на что уже не осталось. И пусть я мог что-то сделать с мышечной усталостью, с биотикой дела обстояли куда хуже. Я уже чувствовал зарождение знакомой боли в затылке, а имплантат до сих пор гудел от перенапряжения.
— Кайден! — крикнула Чаквас, и, повернувшись, я обнаружил, что она активно жестикулирует одной рукой, веля мне подойти, одновременно работая другой над прорехой в броне Веги. Постаравшись не обращать внимания на будто налитые свинцом конечности, боль в ребрах и мысль о необходимости сию секунду броситься на выручку Джене, я принялся помогать Чаквас. Совместно нам удалось снять с лейтенанта большую часть щитков, и все это время я не переставал составлять в уме план дальнейших действий.
— Если ее не могут найти, значит, она сумела прорваться, — рассуждал я вслух, досадуя на недоверчиво поджавшую губы доктора. — Именно поэтому не работает ее передатчик — сигнал не проходит через стены Цитадели. Она должна быть там.
— И что, если так? — бросила в ответ Чаквас, вонзая иглу шприца в руку Джеймса, пока я старался снять его сапоги, не причиняя лишней боли. — Мы ничего не можем сделать. Даже если она и преуспела там, где все остальные потерпели поражение, даже если она и на Цитадели, нам не добраться до нее — согласно последним донесениям, нам не добраться даже до Лондона. Если бы и могли, вы не в том состоянии, чтобы лететь, а больше некому. Это если предположить, что она на самом деле сумела преодолеть зону обстрела.
Джеймс чуть расслабился под воздействием лекарств, и, судя по показаниям мониторов, его пульс пришел в норму. Доктор Чаквас хмуро посмотрела на меня, давая понять, что Вега — не единственная потеря команды «Нормандии», но я не стал задавать вопросы. Я спрошу потом.
— Мне тоже это не нравится, — сказала она медленно, — но сейчас ради всех тех, кто еще остался в живых, мы должны действовать, исходя из предположения, что командир потерян.
Ее слова ранили, как пули.
Глубоко вздохнув, я начал:
— Гораздо более вероятным является...
— Кайден!
— Что более вероятно? Что она потерпела поражение именно сейчас, когда цена поражения невообразима, или что в очередной раз сделала невозможное, утерев всем нос? — Для меня ответ был совершенно очевиден, но, возможно, лишь потому, что я не желал мириться с альтернативой. Может быть, я просто смертельно устал и с истеричной упертостью отказываюсь принять истину, так как это единственный способ выжить.
— Она умирала прежде...
— Да, но смерть всего лишь чуть замедлила ее.
— На этот раз все по-другому, — возразила Чаквас. — Мы в совершенно иной ситуации, и если вы, майор, взглянете на вещи трезво, вы поймете это.
— Майор Аленко, — неожиданно перебила нас СУЗИ, — на связи адмирал Хаккет.
Я велел ей соединить нас, одновременно стараясь унять колотящееся в груди сердце и делая укол местного обезболивающего в сломанную ногу Джеймса — он все еще сжимал края кушетки побелевшими пальцами. Я не мог представить себе, каково это — оказаться прикованным к кровати в подобный момент, зато знал, что значит наблюдать за масштабной битвой за галактику со стороны. Мне нужно было вернуться назад.
— Кто-нибудь знает, где она? — голос Хакета вдруг вырвал меня из раздумий — он будто умолял дать хоть какой-то ответ, отличный от молчания. Сердце оборвалось у меня в груди — я надеялся, что на этот раз адмирал принесет хорошие известия.
— Нет, сэр, — с трудом ответил я. — Мы думали, Шепард вместе с нами покинет зону боевых действий на челноке, но она твердо решила предпринять еще одну попытку добраться до Луча.
— Должно быть, она оказалась на пути Жнеца, — услышал я другой голос — еще один адмирал Альянса. — Как и большая часть Молота. Кто-нибудь выходил на связь с Андерсоном?
— Тоже нет, сэр, — ответил третий человек — женщина, — но согласно последним полученным от них отчетам, они отступали — возможно, какая-то часть Молота еще жива.
— Мы не вправе на это рассчитывать. Ни на них, ни на Шепард. Нам нужен новый план, чтобы открыть лепестки Цитадели, — сказал второй адмирал.
— Шепард может находиться на Цитадели прямо сейчас, — настойчиво произнес я, ненавидя их за то, как легко они приняли возможное поражение женщины, совсем недавно являвшейся их надеждой. — Она могла пробиться — если уж кто-то смог, то только...
— Я согласен, — громко поддержал меня Хакет, — но если это так, то мы не в состоянии связаться с ней сквозь помехи и не можем рассчитывать на то, что она все исправит, на случай, если она погибла с остальными бойцами Молота. Нам необходимо доставить кого-нибудь на Цитадель, чтобы открыть лепестки и позволить нам пристыковать Горн, но путь через Лондон теперь для нас закрыт, а других вариантов попросту нет.
— Пространство вокруг Цитадели буквально кишит Жнецами, — быстро добавила третий адмирал. Ее голос сопровождал рев сирен — очевидно, она тоже находилась на каком-то корабле. — Они защищают станцию, и никто из нас не сумеет пробраться туда, даже если бы мы и нашли путь внутрь.
— С этой работой может справиться челнок, — сказал я неожиданно. План, сформировавшийся у меня в голове, можно было смело назвать самоубийственным, но если сохранялся шанс... — «Нормандия» достаточно близко, и на челноке я без проблем доберусь до Цитадели. Возможно, окажись я непосредственно в Луче, он поможет мне попасть внутрь.
— Это невозможно, — рявкнул второй адмирал; Чаквас выразительно посмотрела на мои пульсирующие болью ребра. — Мы не станем рисковать потерей «Нормандии» — окажись она в радиусе действия их орудий, ее уничтожат, а ведь мы даже не знаем, увенчается ли этот план успехом.
— Возможно, Луч способен переносить такие небольшие объекты, как челнок, — задумчиво произнес Хакет, — но адмирал Доусон прав — мы не можем рисковать «Нормандией».
— Еще как можем! — встрял Джокер, который, очевидно, слушал весь этот разговор с самого начала. — Если Шепард там, то мы направляемся прямиком к ней.
— Это не спасательная операция, — возразил Доусон, — коммандер, скорее всего, погибла с остальными бойцами Молота, а нам еще предстоит каким-то образом выиграть войну, так что если мы могли бы...
— Где бы Шепард ни была, — заметил Хакет, — Горн остается нашим единственным шансом на победу. Чтобы его использовать, нам необходимо попасть на Цитадель, так что...
Третий адмирал перебила его и напомнила, что мы не знаем, в чем вообще заключается роль Горна, пусть даже и сможем пристыковать его. Джокер со злостью заявил, что не станет мучиться угрызениями совести за очередной угон «Нормандии», если именно это потребуется для достижения цели, и я поддержал его. Хакет попытался призвать всех к порядку, но Доусон уже предлагал организовать контрнаступление силами оставшихся в живых бойцов Мечей, чтобы отбить Лондон. На мое замечание, что никто не вернется из этого боя, он ответил, что это не более сумасшедший план, нежели рассчитывать на некое протеанское оружие. Обстановка накалялась, все пребывали в отчаянии, отчетливо ощущая простую человеческую потребность продолжать сражаться, пусть даже до последнего вздоха. Мы все знали, что либо выиграем, либо погибнем, но пока нас вела Шепард, исход казался нам более или менее предопределенным. Без нее никто и понятия не имел, что делать дальше.
Мир вокруг нас рушился, и вместе с этим приходил конец уверенности наших лидеров. По их голосам я понял, что без Шепард и без их плана они беспомощны. Мы походили на крошечных насекомых, пытающихся сопротивляться урагану.
Она должна была остаться в живых. Мне нужно в это верить, хотя бы для того, чтобы продолжать бороться. Я потребовал разрешения на вылет на челноке к основанию Цитадели, где Луч с некой долей вероятности перенесет меня внутрь. «Нормандия» может подобраться ближе, но нам потребуется огневая поддержка, чтобы челнок успел вылететь. Доусон пытался настаивать на том, что если мы и попробуем привести в действие этот безумный план, то лететь должен кто-то более беспристрастный, нежели я, и я рявкнул в ответ, что никого другого на корабле уже не осталось — все имеющиеся в наличие члены экипажа и без того разрывались на части, пытаясь оказать помощь всем тем, кто ее у нас запрашивал. Я остался единственным оперативником, до сих пор держащимся на ногах. Даже пилот челнока была занята по горло ремонтными работами.
Вега что-то пробормотал со своей койки, но я не расслышал, будучи слишком занятым попытками заставить адмиралов увидеть смысл в моем, пусть и безумном, предложении. А затем, несмотря на сломанные ребра и поврежденные легкие, Джеймс все же сумел привлечь к себе внимание.
— Эй! — его голос прозвучал хрипло, но он добился своего: мы все замолчали. В наступившей тишине он поднял покрытую синяками руку и указал куда-то. — Лепестки.
С этим его голова вновь упала на подушку, и он погрузился в беспамятство.
Я посмотрел в ближайший иллюминатор и от удивления приоткрыл рот. «Нормандия» продолжала кружить по краю зоны боевых действий, и с нашего нынешнего положения мы прекрасно видели дрейфующую сквозь обломки Цитадель. Ее лепестки открывались — медленно, но верно! Станция походила на распускающийся цветок, спешащий поприветствовать самый прекрасный рассвет.
В эфире царила полная тишина. Я представил себе, как мои невидимые собеседники наблюдают за тем же действом, что и я, также пораженно раскрыв рты.
— Дьявол меня разбери, — хрипло пробормотал Хакет, — она сделала это.
Мне не нужно было переспрашивать, кого он имел в виду. Никому даже в голову не пришло, что кто-то другой мог выполнить этот сумасшедший план. Мы все знали, кто это сделал.
Это она, Шепард.
Прилив энергии от одной мысли о ней, о том, что она жива, заставил меня вновь воспрянуть духом и забыть о боли и измождении.
— Я найду ее, — сказал я твердо, стараясь убедить в этом и себя, и остальных. — Я беру челнок и вылетаю.
Адмиралы вновь принялись спорить о дальнейших действиях, но я не собирался более их слушать, меня ждала работа.
— Ты истекаешь кровью, — указала Чаквас, продолжая готовить Джеймса к операции. — Кайден, если ты сделаешь это, то, скорее всего, уже не вернешься назад.
Она говорила мне совершенно очевидную вещь, так что я отмахнулся от ее слов до лучших времен — до тех пор, пока Джена не окажется у меня в руках. Все остальное подождет.
— Ей не выбраться с Цитадели, — ответил я. — Если это Джена открыла лепестки станции, то она застряла там, и я, черт побери, не оставлю ее на верную гибель во второй раз. Я иду.
Не дожидаясь ответа, я развернулся, чтобы уйти, но когда доктор позвала меня по имени, что-то в ее тоне заставило меня оглянуться.
— Найди ее, — тихо сказала Чаквас, как будто она не хотела, чтобы кто-то подслушал ее. — Мне все равно, как ты это сделаешь, но привези ее обратно. Мы и так уже потеряли слишком многих.
Я кивнул в ответ, прекрасно зная, что либо вернусь вместе с Дженой, либо не вернусь вовсе. Как и прежде, четкое осознание новой цели принесло с собой успокоение и уверенность. Я всегда оставался спокойным под давлением. Боль в сломанных ребрах и изнуренных мышцах, а также болезненно пульсирующий имплантат и тот факт, что жизнь Джены висела на волоске, не меняли ничего. У меня была цель.
Находясь в лифте, я спросил СУЗИ, слышали ли они с Джокером все, что только что произошло, и она заверила меня, что они смогут выпустить челнок в заданной точке и проследовать к следующему пункту назначения, если мы приступим к этому немедленно. Разумеется, «заданная точка» была определена не слишком-то точно, однако с усовершенствованиями СУЗИ, внесенными в системы челнока, я должен справиться. Не задумываясь над тем, что собираюсь делать, я уселся в кресло пилота и, положив сумку с медигелем рядом с собой, запустил двигатель. Двери ангара открылись, и я оказался посреди зоны боевых действий. Меня высадили так близко к Цитадели, как это только возможно, но Жнецы были повсюду, и я заметил, как один из них моментально изменил траекторию движения и последовал за «Нормандией», заставляя Джокера показать все свое мастерство, чтобы сбежать. К счастью, мое появление осталось для врага незамеченным, хотя возможно, они просто не посчитали меня достойным внимания.
Я направлял крошечный челнок сквозь море обломков и смертоносные лучи, одновременно пытаясь вспомнить, чему меня учили на кратком курсе пилотирования много-много лет назад. Щиты челнока отразили страшный удар внезапно появившегося обломка, но я сказал себе, что это неважно. Я все еще летел, и пока у меня сохранялась возможность передвигаться, остальное не имело значения. Горн уже пристыковался. Если он сработает, как мы ожидали, если мы переживем его удар, то выбраться с Цитадели будет просто. А если нет... что ж, по крайней мере, я встречу свой конец рядом с ней. Во всяком случае, я смогу сказать, что попытался. Конечно, это не счастливый конец, но это конец, а после всего, через что мы прошли, приятно было осознавать, что как бы то ни было, все закончится сегодня.
Прибыв на станцию, я постарался держаться поближе к одному из лепестков, чтобы уберечь челнок от случайного попадания орудий, и направился к Президиуму. Я не знал, где искать Джену, куда забросил ее Луч, зато я помнил, где мы находились, когда в прошлый раз открывали лепестки, так что именно туда я и держал курс.
Я чертыхнулся, когда сбитый Жнецом корабль столкнулся с Цитаделью неподалеку от меня, разрушая здания довольно богатого округа. Станция несла тяжелый урон, находясь в самом сердце битвы. Даже несмотря на то, что нам удалось увести основную массу Жнецов подальше, они наверняка тоже видели открывающиеся лепестки. Они должны были знать, что что-то назревает.
Я только-только вернулся на правильный путь и нашел взглядом башню, как с неожиданным уколом страха осознал, что вся станция полыхнула пламенем, осветившим каждое окно, наполнившим каждое помещение. Мне едва хватило времени на то, чтобы подумать, что это значит, прежде чем прогремел взрыв и из Президиума рванули лучи алого света, скользящие по лепесткам с такой скоростью, что у меня не было ни единого шанса...
Свет достиг лобового стекла, прошел сквозь меня и двинулся дальше. Приборная панель потухла, чтобы через мгновение вновь вернуться к жизни, но на этот раз пестря разнообразными предупреждающими сообщениями. Я был так рад остаться в живых, что не стал даже паниковать. Я попытался вновь взять челнок под контроль, но его движение было дерганым, большинство инструментов не работало, и, приближаясь к Президиуму, я начал сомневаться, что вообще смогу остановиться. Башня все росла в размерах, и наконец аппарат дернулся еще раз так, что меня отбросило на спинку кресла, сошел с курса, рухнул на поверхность и заскользил дальше.
Когда скрежет металла затих, я позволил себе выдохнуть. Если я выберусь отсюда живым, если найду Джену, то никогда больше не позволю себе смеяться над ее манерой вождения. Выведя на экран инструметрона отчет о повреждениях, я обнаружил, что большинство систем отключено, а те, что еще работали, сообщали о всевозможных неисправностях. Должно быть, дело в той красной вспышке. Я внезапно осознал, что из строя вышли именно те системы, которые усовершенствовала СУЗИ, но в данный момент я не знал, что это означает. Атмосферные датчики пока функционировали, и, отстегивая ремни безопасности, я увидел, что содержание кислорода в атмосфере станции падает. Очевидно, причина крылась в многочисленных прорехах в перекрытиях, а это говорило о том, что воздух утекал, несмотря на сдерживающие системы. Пока это не слишком-то волновало меня — мне лишь надо найти Джену.
Дверь челнока с шипением открылась, и первое, что я увидел, выбравшись наружу, это луч красного света, до сих пор бьющий из разрушенной стены Президиума. Жнец прямо над головой застыл в каком-то стазисном поле; по его телу пробегали вспышки красных молний. Он не двигался, и один из кораблей Альянса в данный момент разносил его на части. Очевидно, Горн нанес удар.
Бывают моменты, когда проблема, о которой вы стараетесь не думать долгое время, вдруг разрешается, гора падает с плеч, и сейчас я просто стоял и смотрел, пытаясь осознать, что все закончилось. Мы победили. Наш план сработал. Она сделала это.
Это означало, что она, возможно, еще жива, и наша победа имела для меня значение, только если она останется со мной. Я не мог пока праздновать, я разберусь с кипящими эмоциями позже, когда Джена окажется в моих объятиях.
Компьютер брони вывел еще одно предупреждение, помимо сообщений о травмах, которые не мог излечить медигель: воздуха в башне осталось менее чем на пятнадцать минут. Мне следовало торопиться, но бег причинял адскую боль, а недостаток кислорода вызывал головокружение. Однако все это сейчас было неважно — я подобрался так близко. Не обращая внимания на все усиливающуюся с каждым шагом боль, я поднимался на вершину башни, молясь, чтобы Джена все еще была жива.
Я знал, что это бесполезно, но все же пытался вызвать ее по системе связи на каждой частоте на случай, если она все же принимает передачи. В ответ я не слышал ничего, даже шума помех — только тишину. Я старался игнорировать груды человеческих тех, наваленных на пути, словно ожидающая потрошения рыба. У меня было задание, цель. Все остальное, все мои чувства могли подождать.
Я обогнул угол и увидел мертвую консоль, а рядом, завалившись на бок, с закрытыми глазами в луже крови лежала Джена. Я похолодел от ужаса, и каждая секунда, что потребовалась мне, чтобы добраться до нее, показалась годом.
— Шепард! — позвал я, взбираясь по ступеням. Добравшись до нее, я опустился на колени и заключил в ладони ее лицо, пытаясь увидеть хоть какие-то знаки, что она жива, но ее кожа была холодной, и я не чувствовал ее дыхания. Трясущимися руками я запихнул несколько капсул медигеля в приемник ее обгорелой и исковерканной брони. Система доставки медигеля приступила к работе, и в этот момент я увидел огромную до сих пор кровоточащую рану на ее левой руке. Кожа Джены была покрыта кровью, синяками и порезами. Ожег размером с мою ладонь виднелся на ее голове за ухом, и я чувствовал запах горелых волос и кожи, медный запах крови и смерти. Казалось, все это происходит во сне. Кошмарном сне. Но и на этот раз это была действительность. Голова болезненно пульсировала.
— Ну же, Джена, ну же! — Я до сих пор не проверил ее пульс. Не мог заставить себя. Вместо этого, я ухватился за первую вещь, которую мог бы использовать в качестве жгута — свои жетоны — и крепко обмотал цепочку вокруг ее предплечья чуть ниже того места, где отсутствовала ее броня вместе с кожей. Не зная, что делать от отчаяния, я вскрыл еще несколько капсул медигеля и распределил его по ране на руке. Заметив проблеск металла под развороченной плотью, я понял, что это одна из конечностей, данных ей «Цербером».
Кровь все равно сочилась из раны. Это означало, что ее сердце до сих пор бьется. Я сказал себе, что она бывала в худших переделках, но всегда находила путь обратно, ко мне. Она оправится и от этого, должна оправиться.
Я попытался связаться с «Нормандией», но тщетно. Все каналы связи были пусты. Мы будто бы остались одни во всей галактике в этом холодном, мертвом месте.
На ее боку я обнаружил еще одну рану, оставленную пулей, и тоже применил медигель вдобавок к тому, что уже проникал через ее кожу с помощью системы доставки брони. Заставляя себя дышать спокойно, я молился, чтобы все мои старания не прошли впустую, что в конце концов Джена будет в порядке, и...
Какой-то сдавленный звук вырвался из ее горла, и я резко поднял голову, осознав, что она на самом деле жива. Я вновь прижал ладони, покрытые ее кровью и медигелем, к ее щекам. Я готов был отдать все на свете, лишь бы она открыла глаза.
— Джена, Джена! — В ответ она снова издала какой-то звук и бессознательно шевельнула губами, втягивая воздух. — Джена, пожалуйста, очнись, ты должна очнуться. Ты не можешь оставаться тут, нам надо уходить.
— Не... ммм... — прохрипела она, пытаясь отвернуться от меня. Я оттянул одно веко, стараясь заставить ее сконцентрироваться на мне. Стоило только свету попасть на ее глаз, как зрачок сжался. Она жива. Прямо сейчас медигель останавливал кровотечения и снимал боль, чтобы стабилизировать ее состояние в достаточной мере, позволив добраться до больницы. Если только я смогу привести ее в себя, вызволить отсюда, она выживет. Мы оба сможем пережить это, и к черту вероятность.
Согласно новому сообщению от компьютера моей брони, воздух продолжал утекать каждую потраченную мной секунду, и мне следовало возвращаться к челноку немедленно. Однако я не собирался никуда идти без Джены — я никогда больше не оставлю ее. Я принялся снимать с нее части брони, которые ей уже не понадобятся, одновременно пытаясь решить, как же забрать ее отсюда, когда, казалось, сил не осталось ни на что.
— Джена, ты должна очнуться, — сказал я быстро, с трудом сглатывая. — Ты не можешь оставить меня, не сейчас. Ты должна очнуться. Мы выберемся отсюда вместе. Мы справимся, и у нас будет все, что я обещал тебе. Мы все еще можем получить все это, но для этого ты должна открыть глаза. Ты должна остаться в живых.
— Не... нет, — пробормотала она, зажмуриваясь; медигель вытекал из прорех ее брони. — Нет, я... я...
— Да, ты можешь, ты обязана...
— Пожалуйста, — захныкала она, из-под ресниц потекли слезы, будто она попала во власть кошмарного сна. — Пожалуйста... я... я хочу, чтобы все это прекратилось.
Прежде, чем заговорить снова, ей пришлось сплюнуть кровь, скопившуюся во рту.
— Не позволяйте им снова оживлять меня, не позволяйте. Я не смогу пройти через это еще раз. Я так... так устала.
Ее слова разбивали мне сердце, было больно думать о том, что она сделала, что мир требовал от нее, но это не изменило моей цели. Пусть моя просьба сделать что-то еще и была эгоистичной, пусть она разозлится на меня, пусть ее слова причиняли боль, мне просто нужно было, чтобы она осталась в живых. Я хотел знать, что впереди меня ожидает будущее с ней.
Я добавил еще две капсулы медигеля в приемник, надеясь восполнить потерю лекарства, вытекающего через прорехи брони. Ее ранения так тяжелы, и все же она нашла в себе силы продержаться до конца. Но это не конец, не может им быть
— Я знаю, — сказал я, обнимая ее и со всей нежностью, возможной в защитных перчатках, удерживая ее голову, — и обещаю, что скоро все закончится, ты будешь свободна, но пока мне надо, чтобы ты сделала еще кое-что, совсем немного. Ты должна оставаться живой. — Я умолял ее, но так тому и быть, если это принесет результат. — Ты сделаешь это для меня?
— Пожалуйста... — пробормотала она снова, словно не слыша меня. — Я... вы не можете позволить им завладеть мной. Вы... не можете. Скажите... Аленко. Скажите Кайдену... Он... он поймет...
— Я здесь, — произнес я, стараясь устроить ее поудобнее, и поцеловал спутанные волосы. Она пахла дымом, и потом, и кровью, но мне показалось, что я ощутил и запах ванили. Я закрыл глаза, наслаждаясь ее близостью. — Я здесь, и я увезу тебя домой. На этот раз я спасу тебя.
Новое предупреждение привлекло мое внимание: у нас оставались считанные минуты до того момента, когда атмосфера станции станет непригодной для дыхания. Я не знал, куда отнести ее, но мы точно не могли остаться здесь.
— С тобой все будет хорошо, — прошептал я, просовывая руку под ее колени, — с тобой все будет... — резкая боль пронзила грудь, лишая возможности дышать, когда я поднял ее, ноги стали ватными. Джена протестующее вскрикнула, ее голова безвольно уткнулась мне в плечо. Каждый шаг на пути к челноку был мукой — раны, начавшие заживать благодаря медигелю, открылись снова, имплантат горел огнем.
Все это было неважно. Ничего не имело значения. Только она. Я не позволю ей умереть. Пока мне хватает сил стоять на ногах, я буду бороться. Шаг за шагом. Левая рука Джены безвольно свисала — все еще бесполезная и мертвая, хотя кровотечение остановилось. Вес Джены заставлял меня чувствовать себя сильным, словно пока она в моих руках, я способен на все. Мы едва достигли челнока вовремя, и к этому моменту у меня перед глазами все плыло.
Снаружи кислорода уже не было, но внутри крошечного аппарата еще оставалось немного. Со стоном я опустил Джену в кресло и запустил системы. Уничтожившая Жнецов вспышка совместно с жестким приземлением причинили челноку огромный вред. Система жизнеобеспечения не запускалась, так же как и система связи, орудия и... и почти все, кроме двигателей. По крайней мере, мы сможем выбраться с Цитадели — нам придется сделать это, если мы хотим выжить — но нам не удастся укрыться на каком-либо корабле, а без кислорода бессмысленно оставаться в космосе.
Я попытался вызвать СУЗИ — на всякий случай — но никто не ответил. Интересно, повлиял ли на «Нормандию» тот красный свет? А на СУЗИ? Ведь отказали именно ее обновления. Я слышал только тишину в эфире, прерывистое дыхание Шепард и натужный гул двигателей. Через лобовое стекло я увидел Землю и уже не сомневался в том, что нам нужно делать.
— Джена, ты слышишь меня? — позвал я, пристегиваясь в кресле пилота, и помотал головой, стараясь рассеять заполнявший ее туман. — Джена?
Она что-то зло пробормотала в ответ, и этого было достаточно. Держа голубую планету в поле зрения, я поднял челнок с поверхности Цитадели.
Если мы только доберемся до Земли, все будет хорошо. Должно быть хорошо. На Земле есть кислород и больницы, и этот челнок не сможет добраться куда-то еще за то время, что у нас осталось. Не ахти какой план, но он мог сработать, а большего и не требовалось. Луч, соединявший Цитадель с Землей, исчез, и сама станция больше не держалась на орбите нашей родной планеты — Жнецы более не управляли ею. Вокруг нашего челнока одного за другим Альянс и наши союзники уничтожали врагов, которых когда-то считали непобедимыми. Вид завораживал, но у меня имелись другие приоритеты.
Постоянно борясь с плохо слушавшейся системой управления, я пытался провести челнок между летающими в пустом пространстве обломками. Даже здесь, внутри аппарата, мне было тяжело дышать, и я знал, что не только разреженный воздух Цитадели был виной тому, что мои легкие горели огнем. Я также знал, что как только адреналиновая волна схлынет, повалюсь на пол и просплю несколько дней подряд, а потому крепко стиснул зубы и широко открыл глаза.
Система навигации тоже не работала. Земля все увеличивалась в размерах, и уже не в первый раз с того момента, как я покинул «Нормандию», мне пришло в голову, что это был чертовски глупый план. Однако оглянувшись на Джену, вцепившуюся пальцами здоровой руки в ремни безопасности, я осознал, что оно того стоило.
Джена наверняка бы сделала то же самое, если бы могла, я же лишь брал с нее пример, уже представляя мир таким, каким мне хотелось бы его увидеть, и делая все возможное, чтобы именно таким он и стал. Добраться до Земли будет практически невозможно, но я сделаю это. Я спасу ее, чего бы мне это ни стоило. Хоть однажды я спасу ее.
Звук сигнала тревоги привел меня в себя, и я осознал, что нечто красное, видимое боковым зрением — не результат усталости, но горящая обшивка челнока. Очевидно, чертовы атмосферные щиты тоже не работали. Мы растеряли кинетические барьеры, пока пробирались через обломки, и системы были слишком повреждены, чтобы восстановить их, а не имея щитов, мы сгорим за считанные секунды.
Внезапно я похолодел — чувство сродни страху одолело меня. Мне вдруг показалось, что я смотрю на себя со стороны, прекрасно зная, что, скорее всего, скоро умру. Я поборол его, ведь мне надо было позаботиться о чем-то, куда более важном, чем собственная жизнь. Пусть даже я поступлю глупо, пусть ситуация безнадежна, но я буду знать, что сделал все возможное, чтобы построить то будущее, что мы обещали друг другу. Этого будет достаточно.
Все еще не придя в себя окончательно, я продолжил управлять челноком одной рукой, а вторую приподнял над приборной панелью. Биотическое пламя полыхнуло между пальцев, и, пытаясь остаться в сознании, я создал барьер перед челноком. Он не продержится долго, но, возможно, устоит достаточно. Я взглянул на Джену в последний раз, надеясь почерпнуть сил, и стиснул зубы, проводя летательный аппарат сквозь атмосферу Земли. Казалось, весь жар и давление, которым противостоял барьер, сконцентрировались в основании моей шеи, поджаривая мозг. Это невозможно было терпеть — мне хотелось кричать, но я сказал себе, что мои ощущения неважны, я выдержу. Я должен.
Что-то с треском отвалилось от борта челнока, но мы все еще были живы и продолжали двигаться, а значит, это тоже неважно. Я почувствовал, что барьер вот-вот исчезнет, и добавил в него последние крупицы сил, что еще оставались у меня. Я ощущал привкус крови во рту, звон в ушах был невыносимо громкий, но мы вдруг пробились сквозь облака, и я увидел поверхность планеты впереди, наподобие маяка. Мы почти добрались, почти вернулись домой. Но мы двигались слишком быстро. Челнок больше не слушался меня. Я попытался заставить двигатель работать на торможение, но это не возымело никакого эффекта. Передо мной оставался лишь один выход, один последний шанс.
Земля все приближалась, мы летели над каким-то морем, и с превеликим трудом я направил челнок в воду. Имплантат горел огнем, но я не обращал на него внимания — ничто не имело значения, если мне только удастся посадить аппарат, доставить Джену в безопасность. Зафиксировав курс, я выбросил обе руки перед собой и, используя последние крохи собственной энергии, создал биотическое поле, чтобы затормозить челнок. Поверхность все равно приближалась слишком быстро. Я снова сжал челюсти, стараясь усилить барьер, замедлить наше падение, но как только я сделал вдох, нос летательного аппарата врезался в воду, боль в имплантате стала невыносимой, казалось, выжигая каждое нервное окончание в моем теле, и все почернело.
************
Шепард
Что-то дернуло меня вперед, возвращая к жизни, и я открыла глаза. Я не знала, где нахожусь, почему буквально все болит, как попала в челнок, и почему вода затекала в пробоину в обшивке. Если я останусь тут, если не пошевелюсь, то утону. Но я так устала. Я чувствовала себя так, словно достигла своих физических пределов и не остановилась на этом. Угрозы скорой смерти было недостаточно, чтобы заставить меня что-то делать. А затем я посмотрела вправо и вдруг увидела Кайдена, распластавшегося на приборной панели — из его ушей и носа струилась кровь. Сознание прояснилось, и меня наполнило какой-то энергией, которая, как я знала, оставит меня совершенно истощенной, стоит мне только остановиться и задуматься. Что бы это ни было, чем бы ни грозило, я должна вытащить его отсюда. Я должна двигаться.
Внутренне наорав на себя, я заставила себя поднять правую руку и расстегнуть крепление ремня, которое не помнила, как застегивала. Каким-то образом я продержалась до сего момента, и мне нужно было продержаться еще немного, а также помочь Кайдену. Я попыталась встать с кресла и вместо этого рухнула на пол — каждая мышца горела. Мне показалось, что что-то оторвалось внутри меня, а когда я задела консоль изувеченной рукой, то даже не смогла вскрикнуть — меня словно пронзило раскаленным клинком.
Я снова взглянула на Кайдена — его лицо исказила гримаса боли; кровь из раны на лбу и носа капала на панель управления. Вены на его шее вздулись и потемнели — плохой знак. Я найду силы, обязана найти. С помощью здоровой руки я смогла подняться на ноги и, чувствуя, как кровь стучит в ушах, добралась до Кайдена и отстегнула его ремни безопасности. Я не могла тащить его, когда и сама едва держалась на ногах, но в этом и не было нужды. Стиснув зубы от боли, я дошла до аварийного люка и, немного провозившись с упаковкой, достала спасательный плот, а затем вернулась к все еще не пришедшему в себя Кайдену. Я уже хлебнула морской воды, одновременно чувствуя, как содержащаяся в ней соль буквально разъедает мои раны. Внутренний голос с издевкой напомнил, что Кайден обещал однажды отвезти меня на море. Если бы у меня были силы, я бы крикнула, что это, черт побери, не считается! Я не знала, на какой глубине мы находимся, но челнок больше не двигался, быстро наполняясь водой. Мне оставалось только молиться, чтобы суша оказалась неподалеку. Надежды на это было мало, но я построила карьеру на безнадежных случаях.
Моя теперь мокрая здоровая рука была практически бесполезной, но я все же привязала один из ремней плота к броне Кайдена. Затем я крепко вцепилась в него, опасаясь, что мое тело подведет меня в самый неподходящий момент, и дернула за шнур на плоте, одновременно ногой нажав на рычаг, открывающий аварийный люк.
Мир взорвался буйством звуков и движения, под натиском воды боль стала практически невыносимой, но, как я и планировала, плот моментально надулся и буквально вытащил нас из челнока. Пока мы поднимались к свету, оставляя позади черноту горючего и крови, мне показалось, что я оглохла. Я держалась за Кайдена, как могла, закрыв глаза и сконцентрировавшись на ощущении его брони рядом со мной, и, задержав дыхание, считала про себя секунды. Он так часто являл собой мой спасательный трос прежде и вот снова выполнял эту роль.
Ледяной воздух обжег лицо, и я поняла, что мы достигли поверхности. Я все еще держалась за Кайдена, но волны были сильнее, и в конце концов мои пальцы разжались. Мне захотелось закричать, а потом просто заплакать. Меня мотало, как тряпичную куклу; я пыталась найти Кайдена снова, но едва оставалась на плаву, а с каждым движением боль в боку усиливалась стократ. Левая рука была не то что бесполезна, она мешала.
От неожиданного удара обо что-то твердое из глаз посыпались искры, но я осознала, что лежу на песке, и волны все дальше и дальше толкают мое практически безжизненное тело на берег.
Я выбросила руку в сторону, пытаясь найти Кайдена, но его не было рядом. Я не знала, где он. Я содрогнулась, пытаясь подавить рыдания, и заставила себя открыть глаза.
Мои конечности теряли чувствительность, адская боль сменялась онемением. У меня не хватало сил, чтобы повернуть голову и посмотреть, лежал ли Кайден где-то неподалеку, но инстинктивно я чувствовала, что это так. Он был рядом, в безопасности на этом... на этом пляже. Песок был подобен мягкой перине под моим израненным телом, а вода походила на теплое и уютное одеяло. Глубоко внутри я знала, что все будет хорошо. Совсем недавно я не видела ничего, кроме тьмы, а сейчас меня окружал яркий солнечный свет, бьющий в глаза, но я не стала закрывать их. Я не могла, пока нет. Я хотела насладиться этим ощущением. Я должна была удостовериться, что все это происходит на самом деле, что все и вправду закончилось.
Страх, испытываемый мной в океане, прошел, сменившись эйфорией и уверенностью, что на этот раз я не лгала себе. Мне на самом деле больше нечего было делать, впереди не ждали новые битвы, от меня ничего не зависело.
Наконец-то я могу остановиться, насладиться моментом, расслабиться.
Жаль, что мне не хватало сил на то, чтобы протянуть руку и взять его ладонь в свою: я знал, что он сожмет мои пальцы в ответ.
Свет становился все ярче, практически обжигая, боль ушла, и я почувствовала, как поднимаюсь к небесам.
Впереди был свет. Его никогда не было там прежде — ни в прошлый раз, ни в позапрошлый, ни в какой-либо другой момент, когда лишь мгновение отделяло меня от смерти. Возможно, сейчас свет означал, что все это происходит на самом деле, мое время действительно пришло. Я не сожалела о том, что что-то не закончила, меня больше не волновали прошлые ошибки. На этот раз, когда голову наполнил туман, и глаза закрылись сами по себе, я не стала сопротивляться. Я чувствовала, как жизнь покидает мое тело, и надеялась — молилась — что наконец-то попаду в лучший мир.

Отредактировано: Архимедовна.