Свежий ветер. Глава XXX. Страх. Часть 1


Жанр: романтика, ангст;
Персонажи: фем!Шепард/Кайден Аленко;
Автор: LockNRoll;
Оригинал: Fly By Night;
Перевод: Mariya (Mariya-hitrost0), разрешение на перевод получено;
Статус: закончен;
Статус перевода: в процессе;
Аннотация: Она ушла из банды «Красных», сжигая за собой мосты, и обрела новый дом в Альянсе, став элитным бойцом с пугающей репутацией. Лишь один человек сумел разглядеть ее истинную сущность за тщательно воздвигнутым фасадом, и она, наконец, поняла, каково это — иметь что-то, что ты боишься потерять. Фанфик охватывает все три игры Mass Effect.
Описание: Шепард теряет веру в успех, когда в результате миссии на родной планете азари чувствует себя совершенно беспомощной.


Шепард
«Капитан Райли доказала, что является не только великолепным командиром, но также смелым и преданным солдатом Альянса, — написала я, касаясь пальцами букв на экране планшета — Явик наверняка назвал бы мое занятие невероятно примитивным, — и потому я от своего имени рекомендую принять ее в программу N7 при первой же возможности».
Я перечитала предложение и поняла, что оно звучит ужасно глупо — состряпать отчет, хотя бы отдаленно напоминающий то, что я говорила вслух, было очень сложно. Однако эти письма должны были быть написаны, и пусть даже эти слова давались мне нелегко, они являлись искренними. Райли поразила меня своими инициативой и умениями, а также тем, что, не тушуясь, посмотрела мне в глаза и сказала, что нам следует сделать, не ожидая, что я разбираюсь в ее работе лучше нее самой только из-за моей личности. Ее позиция в весьма отдаленной колонии, занимающейся производством топлива, была несправедливой, пусть и очень важной в военное время.
Во время выполнения задания мы были весьма близки к провалу. Слишком близки, учитывая незначительность этой миссии в общей картине. Этот день заставил меня подумать о том, как далеко я собираюсь зайти, как многим согласна пожертвовать ради победы в этой войне. Все ожидали, что я отдам все — буквально все — чтобы победить, но они не знали меня, не знали, что я могу потерять.
Когда Райли и ее команда оказались на грани уничтожения, я без колебаний послала к ним Кайдена. Со мной остался Джеймс — да, он был великолепен, но при всем желании не сумел бы организовать отступление группы неопытных солдат, одновременно защищая их от воздействия ядовитого газа. Вместе с ним мы заняли удобные позиции, уничтожая миньонов Жнецов до тех пор, пока в живых не осталось ни одного. Я вытерла с губ кровь и запросила отчет от второго отряда по линии связи, но ответом мне стала тишина. На мгновение я подумала, что неправильно оценила ситуацию и послала Кайдена в самую гущу сражения. Я никогда не привыкну к ощущению ледяных пальцев, сдавливающих горло всякий раз, когда мне казалось, что Кайден ранен или того хуже. Никогда прежде я не знала подобного страха. Во всяком случае, не по поводу кого-то, столь искушенного в военном деле. Я понятия не имела, как реагировать, когда солдат во мне оставался спокойным, как океанский бриз, а кто-то другой — кто-то гораздо более громкий — практически кричал о том, что весь мой мир вот-вот обрушится.
Все закончилось хорошо. Не стоило даже сомневаться. Радиация или какие-то наводки в оборудовании завода мешали радиосвязи и выводили из строя боевые датчики, делая нас практически слепыми, но мы все же смогли найти второй отряд в считанные минуты. Преодолев какой-то самодельный барьер, я обнаружила Кайдена, оказывавшего медицинскую помощь одному из солдат. Он посмотрел на меня так, будто ничего особенного не произошло, и обвинительное «Я так волновалась!» едва не сорвалось с моих губ, как будто это была его вина, что я предположила худшее, как будто это он виноват в том, что я с ума сходила каждый раз, думая, что его могли ранить.
Я не сказала ничего. Я подошла к Райли, ни единым жестом не показывая, как сильно я переживала, однако в очередной раз осознавая, почему существовали правила, запрещающие близкие отношения на службе. Потому что люди — это глупые, безрассудные и эмоциональные создания, и одной идиотки, вроде меня, умудрившейся влюбиться в старшего по званию на корабле, чуть не оказалось достаточно, чтобы испортить ход операции.
Пока что я неплохо держалась, но все же понимала, что происходящее между нами с Кайденом крайне неразумно. Рано или поздно один из нас оступится и поставит безопасность другого превыше миссии. Сейчас на карте стояло гораздо больше, чем когда-либо прежде, и борьба с врагом должна была оставаться моим главным приоритетом, но мало-помалу я начинала понимать, что не всегда способна контролировать собственные чувства.
Кайден что-то тихо пробормотал во сне, с силой сжимая подушку и сворачиваясь в клубок от мучившей его боли. Его лицо было напряжено, губы изогнуты, и я положила свою холодную ладонь на его лоб, нежно массируя точки, которые он показал мне, когда случился его первый приступ мигрени. Некоторое время спустя я почувствовала, что он расслабился, но его кожа осталась горячей и раскрасневшейся, а значит, приступ еще не окончен. На этот раз ему было плохо — хуже, чем я когда-либо видела. Напряженным голосом, нечетко выговаривая слова, Кайден заверил, что с ним все в порядке, несмотря на то что буквально упал на кровать и сжал голову так, будто она раскалывалась. Я была уверена, что видела, как он вытер нос, пока я вела его — обессиленного и дрожащего — в свою каюту, и следы крови до сих пор виднелись на его пальцах. Проблема заключалась в том, что я не знала даже, что думать по этому поводу, не говоря уже о том, как поднять этот вопрос. Кайден принял лекарство, гораздо больше, чем обычно, и заснул в считанные минуты, но его сон был беспокойным, и я видела, что боль так и не отпустила его.
Ужасно было наблюдать, как кто-то, кого ты любишь — да, я наконец-то призналась в этом самой себе — мучается, и не быть способной хоть как-то помочь, а ведь я обладала репутацией человека, достигающего невозможного. Мне хотелось каким-то образом проникнуть в его голову и избавить от источника боли, уничтожить этот чертов имплантат. Я посмотрела на основание шеи Кайдена, где небольшая выпуклость была окружена маленькими розовыми шрамами, и осознала, что решение этой проблемы существовало, только ни один из нас не готов был пойти на необходимый шаг. Кайден был нужен мне, чтобы выиграть эту войну, но мне также была необходима его биотика. Мы договорились, что в первую очередь останемся солдатами, что Альянс важнее всего остального. Это означало, что он не имел права дергаться, когда я сломя голову бросалась в самую жаркую битву; это также означало, что я не имела права требовать, чтобы он ограничил использование своей биотики только для того, чтобы мне не приходилось переживать за последствия для его организма. Но то, что я не могла сказать этого вслух, не мешало мне думать об этом.
Кайден снова пошевелился и, не просыпаясь, нашел мою руку, а затем прижал ее к своему лицу. Я попыталась убедить себя, что он сделал это потому, что ему нравилось знать, что я рядом, а не потому, что мои ладони были такими холодными.
«Пожалуйста, будь в порядке», — взмолилась я, отдавая себе отчет в тщетности подобных мыслей. Над его верхней губой я увидела следы засохшей крови, и подтверждение моих опасений напугало меня до чертиков. Я не сомневалась, что Кайден в состоянии позаботиться о себе и знает пределы своих возможностей, но все равно не могла перестать волноваться. Никогда прежде я не переживала так сильно за кого-нибудь; казалось, меня больше заботил его комфорт, нежели мой, а его улыбка была важнее, чем его эффективность как бойца во время операции. Мне не нравилось это чувство — словно какая-то часть меня не принадлежала моему телу, делая при этом, что пожелает, и не интересуясь моим мнением. Я знала, что если вдруг эта часть погибнет, ничего не смогу сделать, но буду ощущать немыслимую боль.
Я никогда не была сильна в проведении аналогий... По большому счету, я чувствовала себя невероятно уязвимой. Я была уверена лишь в том, что боялась за него, боялась так сильно, как никогда не боялась за себя, и просто понятия не имела, как с этим справиться.
Пальцы Кайдена сжались вокруг моих, и я решила, что отчет, который мне следовало написать, подождет до утра. Сейчас у меня имелись более важные заботы. Повернувшись на месте — аккуратно, чтобы не потревожить руку, ладонь которой Кайден до сих пор держал у своей щеки — я обняла его второй рукой, прижимаясь всем телом к его спине. Я коснулась губами основания его шеи, чувствуя, как волоски щекочут лицо, и пожалела, что не могу забрать часть его боли себе.
Если бы кто-то увидел нас сейчас, кто-то из тех, кто считает Спектров неуязвимыми, я бы наверняка больше никогда не внушала такого страха, как прежде. А может, и наоборот. Возможно, чтобы выиграть эту войну, был необходим кто-то, кто убивал бы так, будто это всего лишь спортивное состязание, и любил бы так, будто ничего более не осталось. Может быть, то, что я люблю его, не означает, что я плохой солдат, или что я принимаю плохие решения только для того, чтобы он находился в безопасности. Может быть.
Я вдохнула его запах — смесь озона и чего-то обволакивающего, земного, и внутри у меня потеплело. С ним все будет в порядке, я была уверена в этом. Как и прежде, он проснется и будет вести себя так, словно ничего особенного не произошло, словно его мозг не пронзали невидимые раскаленные иглы. Как и прежде, я стану подыгрывать ему, позабыв о миссии и притворяясь, что все хорошо. Мы будем почти искренними друг с другом и, может быть — может быть — доживем до конца войны, сохранив рассудок.
Сейчас Кайден являлся моим миром. Между работой и необходимым сном мы находили время, чтобы побыть вместе, и эти часы мы проводили, держась друг за друга так же, как все остальные держались за надежду на победу в этой войне. Когда-то я была уверена, что этому не бывать, но за последние несколько недель мы добились весомого преимущества, и я начала верить в свои же слова, которые произносила в объектив камеры Дианы Аллерс. Казалось, стоило мне только что-то сказать вслух, как это происходило: мы брались за каждое задание на пределе своих сил, мы побеждали и еще на один шаг приближались к тому, чтобы выиграть войну.
Я и прежде твердила себе, что мы можем победить, но знала, что это лишь детское нежелание принять неприятную истину, необходимый самообман, позволяющий жить дальше. Однако сейчас... я испытывала странное чувство, когда старый обман вдруг превратился в правду. Мы на самом деле можем выиграть. Это возможно. Я изменилась, как Явик, Андерсон и многие другие говорили мне. Наконец я поняла, что они имели в виду. Пусть наш план сейчас представлялся безумием, противник мог превосходить нас численностью, качеством вооружения, но если кто-то и в состоянии был справиться со всем этим, то это я.
Я сделаю это. Ради тех, кого потеряла, ради всех тех, у кого не оказалось второго шанса.
Я почувствовала, как Кайден напрягся — судя по всему, боль усилилась — и крепче прижалась к нему, будто таким образом могла облегчить его мучения.
«Я выиграю эту войну», — решила я мрачно.
Я не отдам того, что мне принадлежит.
************
Адреналин струился по венам и, казалось, жалил кожу, подобно рою пчел, дыхание сбилось, и внутри у меня все похолодело, когда голограмма консула азари растворилась в воздухе. В моей памяти навсегда останется разочарованное выражение, появившееся на ее лице, когда она осознала, что ошиблась, поверив в меня, доверив жизни каждой азари на Тессии человеку, который и близко не был так хорош, как все считали.
Сжав кулаки, я смотрела на то место, где она только что стояла, вспоминая, как сказала ей, что миссия окончилась полным крахом. Если бы я что-нибудь ела сегодня, меня наверняка бы вырвало. Все это походило на ночной кошмар, в котором ты совершенно беспомощен и что бы ни делал, не можешь ничего исправить — как тот, в котором я пыталась догнать этого гребаного мальчишку, но он всегда бежал быстрее меня. Мне казалось, что реальный мир находится полностью под моим контролем, но сейчас эта уверенность развеялась как дым.
Стоило мне вспомнить о том, что случилось, и что я ничего не могла предпринять, чтобы предотвратить это, как страх заползал в душу, и стыд и невероятная усталость следовали за ним. Мне хотелось кричать, плакать, кататься по полу, барабаня по нему кулаками с такой силой, чтобы пошатнулся весь корабль, однако я осознавала, что это будет демонстрацией моей слабости.
Эту проблему я не могла решить, наорав на нее или расстреляв всю обойму. Я уже испытала этот метод и даже не сумела ранить его.
Я в пятидесятый раз прокрутила в голове наше столкновение, рассмотрела все свои возможные ошибки, позволившие ему ускользнуть от меня. Снова. Я с отвращением глянула на свои израненные, покрытые бинтами руки. Почему именно сегодня они впервые в жизни подвели меня?
Тессия тонула в огне, и я была повинна в этом.
Мрачно нахмурившись, я вышла из комнаты для переговоров. Я шагала по кораблю, злым и раздраженным голосом отдавая приказы и распоряжения направо и налево, чтобы все чувствовали себя так же плохо, как я, и солдаты разбегались с моего пути. Я не собиралась отдыхать, пока не верну то, что у нас украли, и уж точно не позволю отдыхать команде. Может быть, если я смогу убедить себя в том, что они тоже виноваты, мое собственное чувство вины перестанет разъедать меня изнутри. Как только я ступила в БИЦ, все поспешили сделать вид, что погружены в работу, и в наступившей тишине я услышала непонятный скрежет.
— Ты! — рявкнула я, указав на рядового рядом с лифтом, чье имя, я была уверена, знала еще этим утром. — Ступай в инженерный отсек и вели кому-нибудь там разобраться с этим шумом — у меня уже голова болит от него.
— К-каким шумом? — еле слышно переспросила девушка, очевидно, не подумав о том, к чему может привести препирательство с взбешенным командиром.
— Этим, — пояснила я, указывая на потолок, откуда, по моему мнению, он доносился. Хотя теперь, стоя неподвижно, я уже не была так уверена. — Как скрежет или что-то в этом роде, — добавила я, стараясь отделаться от заползающих в голову мыслей. — У меня зубы сводит от него.
Я хмуро посмотрела на нее, заметив, что она все еще неуверенно глядит на меня.
— Ты ничего не слышишь?
Девушка слегка дернулась, будто собираясь отрицательно покачать головой, но в последний момент передумала и кивнула.
«Не смей относиться ко мне снисходительно, ты, гребаная...»
— Я сейчас же велю кому-нибудь этим заняться, мэм, — отрапортовала она поспешно и бросилась к лестнице, очевидно, стремясь поскорее сбежать от меня.
Поймав свое отражение в стекле иллюминатора, я заметила, что шрамы на моих щеках слегка светятся. Я выглядела взбешенной — неудивительно, что девчонка так торопилась оказаться как можно дальше от меня. Знакомый звон снова зазвучал в ушах, обволакивая будто ватным одеялом всякий раз, когда я чувствовала себя слабой физически и эмоционально.
Что-то в самом корабле, в «Нормандии» со всеми ее перерождениями.
Я никогда прежде не чувствовала себя побежденной. Никогда. Даже когда мы покидали дымящиеся руины Земли.
Может быть, все дело в том, что на Земле никто не ожидал, что мы преуспеем.
Я вернулась в свою каюту, чтобы больше не иметь возможности наорать на кого-то, и теперь, тяжело дыша, в одиночестве стояла на верхней ступени. Излишек кислорода вызвал головокружение и сделал меня слабой.
Я сжимала и разжимала кулаки до тех пор, пока ладони не покрылись следами от ногтей. Мне захотелось разбить чертов аквариум и наблюдать за тем, как будет вытекать вода; хотелось переломить планшеты, занявшие весь стол, пополам, а затем раскидать обломки, содержащие бесполезную информацию, словно конфетти; хотелось, чтобы стекло окна над кроватью лопнуло, высасывая воздух и даруя мне покой в мертвом, пустом космосе.
Я посмотрела вниз и увидела жетоны, висящие на моей шее. С одной стороны на них было выгравировано фальшивое имя, которое я присвоила себе, а с другой — символ организации, которую я ненавидела, потому что они несколько лет не желали слушать меня, а теперь поручили невозможное задание и ожидали, что я выполню его, не жалуясь, не оправдываясь и не допуская ошибок.
Если бы не они, все это являлось бы головной болью кого-то другого. Кто-то другой мечтал бы содрать с себя кожу живьем, лишь бы забыть, лишь бы избавиться от этого чувства вины. Кто-то другой стоял бы на моем месте, практически слыша голоса тех, кого оставил на верную смерть, вопрошающих, почему, несмотря на всю мою силу и скорость, я не спасла их всех? Если бы не Альянс, мне не пришлось бы проходить через это.
Но если бы не я, мы бы все уже давно были бы мертвы.
Я с силой сжала жетоны в руке так, что их острые края впились в кожу, и дернула. Цепочка не поддалась, так что я дернула еще раз — сильнее, злее, и как только звенья разорвались, хватила кусочки металла об стену. Не получив никаких повреждений, они упали на пол. Это был бесполезный, бессмысленный поступок, как и все «это была не твоя вина», которые, как я знала, сочтет своим долгом сказать мне каждый сочувствующий идиот, не понимающий, каково это — находиться в моей шкуре сейчас.
Кайдена не было. Хорошо. Я не хотела видеть его, не после того, что он сделал сегодня.
Дрожащими руками я снимала боди, пока оно не упало к моим ногам. За ним последовал тесный бюстгальтер, и я направилась к нижней части каюты. Добравшись до кровати, я не легла, как того хотела, даже не присела. Я не могла дышать. Ноги подогнулись, и я упала на колени, уткнувшись лицом в матрас и уцепившись пальцами за покрывало.
Каждая прошедшая секунда, каждый неровный вдох причиняли боль. Все причиняло боль. Я поставила на карту все, чего мы добились до сегодняшнего дня, в надежде, что Катализатор окажется нашим спасением, а теперь...
Все было напрасно.
Мы не сможем выиграть эту войну. Я не смогу, потому что меня уже тошнило от бесчисленных попыток. Лицо горело от стыда, я чувствовала себя изможденной и бесполезной.
************
Кайден
— То есть... — Хаккет провел ладонью по лицу; его старые шрамы казались темнее обычного, — как это вообще случилось? Каким образом «Цербер» продолжает опережать нас?
Даже несмотря на зернистость голограммы, я видел, что он поражен до глубины души. Не так просто вызвать подобные эмоции у адмирала, однако, полагаю, он никак не ожидал поражения гордости и отрады Альянса. Никто из нас не смог предвидеть того, что произошло. Мы были так уверены, что победим. Глупцы, наивные глупцы.
— Не знаю, сэр, — признал я, и мой голос звучал устало. — Возможно, они обладают более полными данными? Может, им улыбается удача. Каковы бы ни были причины, они обошли нас, и они это знают, — добавил я, просто чтобы заполнить паузу.
— Нам этого не нужно, — пробормотал Хаккет, будто мы и сами не знали этой болезненной истины. — После всего, чего Шепард добилась за последнее время, я уж было начал считать, что все будет хорошо.
Я опустил взгляд на свои руки, стискивающие ограждение передо мной, не в силах смотреть ему в глаза.
— Мы все так считали, сэр, — сказал я, думая о том, как продолжаю идеализировать ее, даже несмотря на последнее... разочарование. — Включая и саму Шепард.
— Как она восприняла это? — тихо спросил Хаккет, будто психологическое состояние командира было гораздо секретнее, чем все остальное, о чем мы разговаривали по этому самому защищенному каналу в галактике. С другой стороны, возможно, так оно и было: планы сражений — это, конечно, важно, но если станет широко известно, что одна из ключевых фигур противостояния Жнецам потерпела поражение, можно будет просто велеть всем остальным бойцам, борющимся с вторжением, сложить оружие. Боевой дух никогда еще не был столь важным, а сейчас... Я знал, что команда «Нормандии» еще не бывала в столь подавленном состоянии.
— Не очень, — ответил я, и мы оба знали, что мои слова и близко не описывают ее состояние. — Я поговорю с ней при первой же возможности, попытаюсь исправить ситуацию.
— Отличная идея, — быстро согласился Хаккет, очевидно, обрадовавшись, что ему самому не придется этого делать. — Мы не можем себе позволить смещения ее приоритетов. Ваших тоже, майор.
«Ваше предупреждение опоздало, сэр».
— Она будет готова к следующей миссии, сэр, — сказал я вслух, складывая руки на груди и кивая, будто все находилось под моим полным контролем. — Мы все будем готовы.
— Следующая миссия, ха, — недоверчиво хмыкнул Хаккет. — У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, что делать дальше?
— Пока нет, — пожал я плечами, словно вот-вот ожидал появления какой-то гениальной идеи. — Но над этим работают наши лучшие люди. Вскоре у нас появятся хорошие новости, можете не сомневаться.
Казалось, я не мог не солгать ему. Отчасти я верил, что если мы сумеем убедить всех стальных в том, что все в порядке, то выгадаем для себя больше времени, чтобы сделать это правдой. Однако в данный момент я понятия не имел, как этого добиться. Сложно было оправиться от столь серьезного поражения.
— Не расслабляйтесь, Аленко, — строго сказал Хаккет, выпрямляясь в полный рост и сцепляя руки за спиной, и, глядя на него сейчас, никто не усомнился бы в его звании адмирала. — Нельзя допустить, чтобы этот провал привел к нашему проигрышу в войне. Конец связи.
Его изображение исчезло, и я снова облокотился на ограждение передо мной, радуясь, что последний из брифингов окончен. Поскольку мы оба являлись Спектрами, и я был выше по званию, чем Шепард, мы перед каждым заданием договаривались насчет того, кто из нас будет отчитываться перед командованием Альянса. К счастью, сегодня была моя очередь — сомневаюсь, что ей бы хотелось стоять перед Хаккетом и пытаться объяснить случившееся этим днем. Она успела сообщить дурные вести советнику азари, пока я снимал броню и утешал Лиару и, прибыв в боевой командный пункт, я обнаружил взъерошенных солдат, мимо которых, очевидно, Джена только что прошла — они все лихорадочно выполняли свои обязанности, пытаясь найти волшебное решение нашей глобальной проблемы.
Дело в том, что мы не имели ни малейшего понятия, где находилась база «Цербера», в чем заключался их план, что, черт побери, такое Катализатор, как его добыть и как использовать, как уничтожить Жнецов, как сделать хоть что-то, что приблизило бы нас к победе в этой гребаной войне, и каждая секунда нашего бездействия означала гибель миллионов.
Каждый на этом корабле знал это.
Я сглотнул, на мгновение прикрыв глаза, и все, о чем я мог думать — это то, как Шепард смотрела на меня в челноке по дороге обратно, пока Лиара раскачивалась на месте в немом шоке. На лице Джены застыла перекошенная яростная гримаса, а во взгляде читалась смесь ужаса, раздражения и горя. Все то время, что я проводил здесь, она находилась наверху, наедине со своими мыслями. Мне нужно быть там, ведь я обещал, что всегда буду рядом — и в счастье, и в горе, и пусть я знал, что она, скорее всего, станет кричать на меня до тех пор, пока не охрипнет, для меня это не имело значения. Лучше уж я окажусь виноватым, чем она.
Однако приближаясь к лифту, я осознал, что желаю подняться и встретиться с Дженой лицом к лицу не более, чем предстать перед дисциплинарной комиссией. Разумеется, мне хотелось быть рядом с ней, утешать ее по мере своих сил, но... Не так просто было оставаться чьей-то опорой, когда твои собственные силы на исходе. Все труднее становилось притворяться неуязвимым только для того, чтобы она могла сорваться. Я прекрасно знал, что текущая ситуация бьет по ней гораздо сильнее, но это вовсе не означало, что сам я по-прежнему был цел и невредим.
Остановившись перед ее дверью, я глубоко вздохнул, готовясь к тому, что ожидало меня в каюте. Когда я наконец вошел, Джены не было внутри, но в помещении царил невероятный беспорядок. Бумаги и планшеты валялись повсюду, словно кто-то в ярости побросал их. Какой-то металлический отблеск привлек мое внимание, и, подойдя ближе, я обнаружил в углу ее жетоны, которые она, несомненно, в раздражении швырнула в стену. Сердце екнуло в груди. Я поднял жетоны так аккуратно, словно они были ее частью, и всмотрелся в выгравированное на серебристой поверхности имя. Шепард, Д. Должно быть, тяжело сражаться в войне с таким именем, с таким прошлым за плечами, с такими ожиданиями, возложенными на тебя. Осторожно сжимая жетоны в руке, я отнес их к ее столу и оставил рядом с подаренной мною коробочкой, которая так и стояла там с того самого вечера. По крайней мере, хоть что-то не пострадало в пронесшемся по каюте разрушительном урагане.
Задумавшись, я не сразу понял, что слышу шум воды в душе. Подняв взгляд, я обнаружил, что дверь в ванную комнату закрыта и заперта. Все стало на свои места. Тихо постучав, я позвал ее по имени и сказал, что это я, но ответа не последовало. Шум воды не прекратился, и меня одолело неприятное предчувствие.
Я снова позвал ее, одновременно начав вскрывать замок инструметроном. Простейшая кодировка не заняла много времени, но и затраченных на ее взлом секунд хватило, чтобы перед моими глазами пронеслись страшные картины.
Наконец дверь открылась, и когда клубы пара чуть рассеялись, я увидел Джену, но она не пошевелилась. Она выглядела меньше, чем я когда-либо ее видел, и, ссутулившись, стояла лицом к стене, а горячие струи подобно пулям барабанили по ее покрасневшей коже. Ее намокшие черные волосы прилипли к голове и плечам. Если она и услышала, как я вошел, если и знала, что я здесь, то не подала виду. Медленно я подошел к ней и выключил душ. Джена продолжала смотреть вниз, и капли воды стекали с ее волос на обнаженное тело, а затем на пол. Я обнял ее сзади и прижался щекой к ее щеке, почувствовав, как она содрогнулась, очевидно, пытаясь удержать себя в руках.
— Все будет хорошо, — прошептал я, проводя руками по ее плечам, охлаждая кожу и надеясь успокоить. — Обещаю, все будет...
— Не смей, — резко бросила она, неожиданно напрягшись и вырвавшись из моих объятий. Оттолкнув меня, Джена двинулась к выходу, не удостоив даже взглядом.
— Но...
— Ты ничего не сможешь сделать с этим, — прорычала она, хватая халат с крючка у двери и оборачивая полы вокруг себя, стягивая пояс все туже, туже, словно ткань могла оградить ее от всех проблем. Ее руки, все еще красные от горячей воды, дрожали. — Ты не можешь просто сказать пару слов и заставить эту проблему разрешиться саму собой. Она никогда не разрешится.
Я последовал за ней из ванной и предпринял еще одну попытку:
— Джена...
— Зачем ты сделал это? — спросила она неожиданно с перекошенным лицом, глядя на меня горящими глазами. — Зачем?
— Сделал что? — переспросил я, прекрасно зная, что она имеет в виду, но отказываясь признавать свой поступок ошибкой. — Спас тебе жизнь?
— Ты мог бы остановить его! — выкрикнула Джена, обвинительно указывая на меня пальцем. — Если бы ты не стал тратить время на меня, то сумел бы достать Кай Ленга, и мы добились бы хоть какого-то результата, а вместо этого...
— Или же он ускользнул бы все равно, — бросил я, послав к черту все благие намерения сохранять спокойствие перед лицом ее несправедливого гнева, — а я бы потерял тебя.
Я будто снова увидел все это: как она цеплялась за край бездны, из которой я вытаскивал ее, как оттолкнула меня в сторону, выхватывая пистолет и выпуская пулю за пулей в безнадежной попытке пробить щиты вражеского челнока; звериный рык, вырвавшийся из ее горла, когда она в поражении упала на четвереньки. Когда я попытался помочь ей подняться, она отпихнула мою руку, словно я был всего лишь досадной помехой, и после всего, через что мы вместе прошли, это стало для меня болезненной пощечиной.
Я прекрасно понимал ее причины, ее уверенность в том, что ее жизнь не стоила жизней всех тех, кто погиб и еще погибнет из-за того, что мы упустили Кай Ленга. Именно эта мысль, рассказывала она, не давала ей покоя после того, как «Цербер» вернул ее к жизни — почему именно она? Почему она продолжает жить, когда столькие погибли?
Как я мог принять решение спасать ее, а не преследовать его? Я вспомнил, как она упала, когда земля разверзлась у нее под ногами — я не видел ничего, кроме этого. Сейчас она обвиняла меня в моем поступке так, словно это было осознанным решением, тогда как на самом деле у меня просто не было выбора. Ей легко говорить, что на моем месте она поступила бы по-другому — в конце концов, это не она провела два года, оплакивая меня.
Да, мы отлично работали на поле боя, но в подобные моменты в первую очередь являлись любовниками и только потом — солдатами, и если бы мне представился еще один шанс, я снова дал бы Кай Ленгу возможность сбежать ради того, чтобы спасти ее. Я как-нибудь переживу ее гнев, но не ее смерть.
— Но миссия должна быть на первом месте, Кайден! — Джена беспомощно взмахнула руками, словно у нее больше не осталось сил сдерживаться. — Мы же договаривались — с самого начала договаривались, что нет ничего важнее миссии, и ты выбрал самый неподходящий момент, чтобы позабыть свои приоритеты, и вместо того, чтобы словить его, все испортил! Ты бы смог, — теперь она практически кричала, — но засомневался, действовал слишком медленно и в итоге позволил ему уйти снова!
Я поймал ее руку и крепко сжал.
— Прекрати, Джена.
Она замолчала, продолжая смотреть на меня с горьким осуждением. Я расслабил пальцы и, решив, что она точно не ударит меня, ступил ближе и убрал с ее лица мокрые пряди. Под ее маской ярости и гнева я видел стыд. — Я знаю, что на самом деле ты злишься вовсе не на меня, и ты знаешь это тоже. — Она поморщилась, уже собираясь снова начать спорить, но я не дал ей такой возможности, продолжая говорить спокойным и уверенным голосом, надеясь, что она поймет меня: — Тебе прекрасно известно, что у меня не было выбора, и с того момента, как они с воздуха разрушили колонны, и ты, и я знали, что Кай Ленг уйдет, разве что мы сбросим на город ядерную бомбу. Кроме того, ты должна понимать, что если выбор стоит между тобой и чем угодно, я выберу тебя, и не потому что мы вместе, но потому что пока сражаешься ты, у нас есть надежда, а лишившись тебя, мы потеряем все.
Джена отвела взгляд, очевидно, ненавидя саму идею подобной своей роли.
— Да, сегодня нас одолели, — продолжил я мягко, надеясь, что она снова посмотрит на меня. — Мы проиграли битву, но пока еще не проиграли войну. Мы еще поборемся. Это просто... очередное препятствие. Мы справимся с ним.
— Я не могу одолеть его, Кайден, — тихо произнесла она, будто расписываясь в собственном поражении, и в ее направленном на меня взгляде не осталось и следа прежней бравады и огня. — Кай Ленга. Он лучше меня. Он сильнее и быстрее, я с трудом попадаю по нему. Я никогда прежде не встречала кого-то, кто превосходил бы меня. То есть, — Джена раздраженно замолчала и принялась ходить туда-сюда по каюте, — все говорят, что я самая лучшая, и так оно и было — я никогда не сталкивалась с кем-то или чем-то, что не могла бы побороть. Черт, да я завалила гребаного Жнеца! Но не могу убить его. И я не знаю, в чем дело: в его имплантатах, его подготовке или в чем-то еще.
Мне хотелось, чтобы она остановилась, и мы сели и обсудили все это, как здравомыслящие профессиональные солдаты, которыми являлись, но я знал, что бессмысленно просить этого от кого-то вроде Шепард в такой ситуации. Я вздохнул, безмерно устав от всего этого.
— Джена, он располагает техникой, о которой нам остается только мечтать, бойцы, находящиеся в его распоряжении, численностью превосходят наши резервы, он вообще едва человек, так что...
— Так что?! — снова взвилась Шепард. — Я тоже практически состою из различных имплантатов, я тоже едва человек, и мне не нужна вообще никакая помощь, чтобы справиться с единственным церберовцем. Неважно, что я делала раньше, или в чем он меня превосходит. Если я не лучшая, то не стою ничего, потому что это означает, что мне никогда не победить его, и мы не одолеем их. Ты что, не понимаешь? Все рассчитывают на то, что я разберусь с ним, но я сомневаюсь в том, что это в моих силах, и если это так, если я не могу этого сделать, то какой от меня прок? В итоге оказалось, что я вовсе не лучшая, что я просто... тряпичная кукла, сшитая из лоскутов, и понятия не имею, что делаю!
— Шепард! — рявкнул я, и от неожиданности она замерла с яростно поднятыми вверх руками, а затем смущенно опустила их. Я подошел к ней и взял ее за плечи, надеясь донести до нее все, что хотел сказать. — Не мучай себя. Кай Ленг точно знает, что делает — он играет с тобой, но ты не можешь допустить этого. Ты не... я хочу сказать... конечно же, ты имеешь право злиться, кричать на меня, если от этого тебе становится легче, но не позволяй ему влиять на тебя. Ты в состоянии справиться с этим.
Речь вышла никудышная, и я не смог убедить ее, но не так просто заставить кого-то поверить в то, во что сам не веришь до конца.
— Но... Кайден, мы рискнули всем, чтобы найти Катализатор, чтобы завершить строительство Горна, но мы по-прежнему не знаем, для чего они нужны, — сказала Джена просто, произнося вслух то, о чем я запрещал себе даже думать, потому что такие сомнения грозили лишить нас всех остатков оптимизма. Но после сегодняшнего дня я не мог не признаться себе в том, что подобные мысли давно появились в моей голове. Стоящая передо мной женщина представлялась мне величайшим бойцом, когда-либо бравшим в руки оружие, она могла совладать с чем угодно, кроме этого наемного убийцы, который победил ее дважды. С последним поражением пришло ужасающее понимание, что наш план, с помощью которого мы собирались выиграть эту войну, оказался ни на что не годным. Я не мог притворяться, что будущее не тревожит меня.
— Я тоже не знаю, для чего нужны Катализатор и Горн, — продолжила Джена. — Все это может быть лишь приманкой «Цербера» или даже Жнецов, призванной потратить наше время и дать нам ложную надежду, чтобы мы оказали достойное сопротивление. Я не знаю. Может быть, они вообще не работают. Именно это сказала мне Лиара в самом начале: возможно, мы доживаем свои последние дни и тратим их на что-то, что кажется слишком замечательным, чтобы являться настоящим. Что ж... может, так оно и есть?
Я слушал ее тихий искренний голос, смотрел на нее и знал, что ничего не смогу сказать, чтобы развеять ее сомнения. Я тяжело сглотнул.
— Знаешь, — произнесла Джена печально, — порой я думаю, что нас не обвиняют в отсутствии хоть какого-то продуманного плана только по той причине, что пока строится Горн, у нас есть надежда. Пока люди верят, что Альянс и «Нормандия» точно знают, что делают, они продолжают сражаться. Никому не хочется указывать на очевидное... Потому что если Горн не сработает, то мы... обречены, — она пожала плечами, а ее голос теперь звучал безжизненным и незаинтересованным. — Все будет кончено. И мне кажется, что мы существуем только для того, чтобы давать надежду другим.
«А кто наст надежду тебе? — подумал я. — Все ищут у тебя поддержки, но к кому можешь обратиться за помощью ты?»
Конечно же, мне хотелось, чтобы эта роль принадлежала мне. Я всегда говорил себе, что справлюсь с этим — я буду рядом, когда понадоблюсь ей, я буду ее тихой гаванью, и я сумею заверить ее в том, что будущее стоит того, чтобы за него бороться. Но теперь я знал, что это неправда: как и все остальные, я черпал силу в ней, и мне нечего было дать взамен.
— И ты не считаешь, что это достойное занятие? — спросил я, ухватившись за единственное светлое пятно, которое смог разыскать. — Давать людям надежду.
— Нет, если она необоснованна, то есть... — Джена снова отвернулась от меня, как будто ей невыносимо было находиться рядом, как будто она не заслуживала утешения. Когда же она заговорила вновь, ее голос звучал медленно, осторожно и абсолютно честно: — Я знаю, что не должна говорить этого, даже думать об этом, но... что, если я ошиблась, разорвав связь с Призраком?
Я нахмурился, пораженный ее словами — я никак не ожидал, что она когда-либо скажет это. Мне приходилось слышать, как она кричит на него, я был уверен, что она ненавидит все, что он олицетворял, но ее слова о том, что он в чем-то мог быть прав, заставили меня внутренне ощетиниться.
— Что? — переспросил я, подходя ближе, чтобы иметь возможность смотреть ей в лицо, потому что Джена стояла, опустив голову, будто от стыда.
Она снова пожала плечами, и я заметил, что красные шрамы, покрывавшие ее предплечья, из-за горячей воды выделялись гораздо сильнее.
— Просто подумай над этим. Может быть... может быть, проявив упрямство, я подписала нам всем смертный приговор. Может быть, у меня получилось бы переманить его на нашу сторону, и он помог бы нам. Или... — ее голос стих, и она вдруг замерла на месте, словно парализованная неожиданной пугающей идеей, — или мне следовало слушать его с самого начала. Он умнее меня, я знаю это, так что... возможно, он всегда знал, что нужно делать. А я — нет.
Джена посмотрела на меня, взглядом призывая начать доказывать, что это все глупости, что все в мире можно поделить на черное и белое, и что хорошие парни всегда правы и великодушны и в конце их обязательно ожидает победа, что я всегда был прав насчет «Цербера». Я не мог сделать этого. Даже офицер Альянса во мне — такой самоуверенный и честный — не мог посмотреть ей в глаза и заявить, что она абсолютно заблуждается.
— Если бы это не было настолько ужасно, — серьезно заметила Джена, — я бы от души посмеялась. Вся эта ситуация, когда все верят в «коммандера Шепард» и «Нормандию», даже несмотря на то, что я иду практически вслепую. Почему все решили, что я должна стоять во главе всей гребаной армии?
То, что она сказала, никогда не могло покинуть этих стен, потому что эти слова обладали силой уничтожить как этот корабль, так и весь Альянс. В груди у меня что-то болезненно сжалось.
Что, если мы ошибаемся?
Эта мысль не в первый раз пришла мне в голову, но только сейчас я позволил ей задержаться, окрепнуть до такой степени, чтобы начать рассматривать ее как реальную возможность. По спине пробежал холодок.
— Они назначили ответственной тебя, — сказал я, стараясь унять неожиданно стиснувший горло страх, — потому что прежде ты всегда оказывалась права. Каждый раз. Твои инстинкты никогда тебя не подводили — ни по поводу Сарена, ни по поводу Жнецов, никогда.
— Но все когда-нибудь случается в первый раз, не правда ли? — возразила она. — Рано или поздно я ошибусь или же, опьяненная собственным успехом, брошусь в какую-нибудь авантюру.
Вдруг ко мне пришла блестящая идея.
— Имеешь в виду, как на первой «Нормандии»? Когда мы нарушили все правила, какие только смогли, украли корабль и спасли галактику, действуя лишь на основании твоего предчувствия?
Когда все казалось настолько безнадежным, и я так сильно хотел тебя, что готов был послать к черту годы самовоспитания и обучения, только чтобы провести с тобой одну ночь. Я сделал бы все это снова.
— Но тогда... — Джена пожала напряженными плечами, — тогда все было совсем иначе. Тогда все, что нам было нужно, находилось в моей голове, а не в каких-то полузабытых чертежах, которые мы едва понимаем, оставленных после себя цивилизацией, не сумевшей самостоятельно воплотить их в жизнь. И... и тогда, если бы мы потерпели неудачу, никто бы даже не узнал об этом — они все были бы мертвы.
— И это вся разница? — я уцепился за вторую часть ее объяснений, проигнорировав все слова о том, что протеанские артефакты сообщали нам, что мы точно так же обречены, как были обречены они пятьдесят тысяч лет назад. — В факте, что на этот раз все будут наблюдать за концом света? За нашим провалом?
Это множественное число никого бы не одурачило — все знали, что именно она стояла во главе всех наших действий, и что именно ее обвинят в неудаче, случить таковая. Однако мне не нужно было напоминать ей об этом, она и без того никогда не забудет после сегодняшних событий.
— Да, — твердо ответила она, — может быть... Я... я не знаю.
— Итак, — продолжил я, — что бы изменилось, если бы свидетелями были только мы сами? — Я поднял руки и заключил в ладони ее лицо, и она закрыла глаза, прижимаясь щекой к моим пальцам; на ее лице застыло выражение боли и скорби. — Если бы за плечами не стоял Альянс, и Совет не рассчитывал бы на нас, если бы это были только ты, и я, и Джокер, Гаррус, Тали, Лиара — все те, кто последовал за тобой до самого края света и обратно, не требуя никаких доказательств. Только мы и «Нормандия». Что бы ты сделала?
Джена медленно покачала головой и как-то сжалась, словно стараясь занимать как можно меньше места.
— Я не знаю, — прошептала она, цепляясь пальцами за мою промокшую на груди рубашку.
— Зато я знаю, — сказал я твердо, вспоминая, как эта женщина впервые поднялась на борт «Нормандии», излучая силу и уверенность в себе каждой клеточкой тела. С того самого мгновения я уверился в ее всесильности. Та же самая женщина стояла сейчас передо мной — побежденная, искалеченная и вновь собранная воедино, но ее сила все еще дремала внутри нее — я сам видел доказательства этому. Мне лишь надо было разбудить ее. — Ты не стала бы сидеть и упиваться своей виной, ты сделала бы все возможное, чтобы взять реванш. У «Цербера», у Жнецов, у самой себя — тебе нужно одолеть ту преграду, которая не позволяет тебе достигать своих обычных результатов. Ты должна помнить, кто ты.
На мгновение мне показалось, что моя речь возымела желаемое действие, и Джена взяла себя в руки, готовясь встретить ожидающие ее трудности с высоко поднятой головой, но в последний момент ее лицо исказила гримаса, она стиснула зубы, и в ее глазах я увидел знакомый затравленный взгляд.
— И кто же я? — спросила Джена надломившимся голосом. — Коммандер Шепард? Она даже не существует на самом деле, Кайден. Я лишь... маленький сломанный полукиборг-получеловек, — она словно выплюнула эти горькие слова. — И я всю свою жизнь лгала и притворялась. Даже это имя вовсе не принадлежит мне.
— Что? Ты имеешь в виду имя Шепард? — озадаченно переспросил я. — Но оно же выбито на твоих жетонах. О чем ты говоришь?
— Я присвоила его, — неожиданно призналась она, и я почувствовал, как задрожали ее руки — казалось, она сама была удивлена и шокирована тем, что сказала это вслух. — В юности у меня была подруга Мира. Ее убили — это являлось одной из причин, по которым я уничтожила «Красных». Я попала в руки Альянса, и когда они спросили мое имя, я... я назвала ее фамилию, потому что не хотела, чтобы меня хоть что-то связывало с прежней жизнью — я никогда не хотела смотреть назад. Я понятия не имела, как мне жить дальше, я хотела просто затеряться, может быть, погибнуть на задании где-нибудь на краю галактики, но этого так и не произошло. Я просто... добивалась успеха раз за разом, оттачивая умения, а потом... ну, ты знаешь, что со мной происходило с тех пор. Ты знаешь, как я оказалась здесь. Ничто в моей жизни не сделало меня подходящей кандидатурой на пост верховного главнокомандующего, ничто не подготовило к ситуации, где я вынуждена признаться, что понятия не имею, что делать дальше. А после сегодняшнего дня я чувствую себя гребаной обманщицей.
От изумления я мог только молча смотреть на нее. Имя по большому счету было сущей безделицей, но неожиданно мое восприятие этой женщины изменилось, показалось, что я вовсе не знаю ее, хотя и чувствовал себя так, словно знаком с ней всю свою жизнь. Я снова вспомнил, что все это случилось, когда ей было всего семнадцать. В семнадцать я убил учителя и считал, что моя жизнь кончена. Она же убила десятерых, чтобы доказать свое мнение, и ее жизнь только началась.
Джена вздернула подбородок, и хотя ее голос все еще дрожал, в нем теперь звучала гордость, словно она не собиралась извиняться за ложь.
— Меня зовут, — сказала она медленно, — Джена Харпер. Моя мать — законченная наркоманка, которая ненавидит меня, а отца у меня никогда не было. Я ни разу в жизни не промахнулась, потому что являются каким-то чертовым мутантом. К тому моменту, когда мне было десять лет, я убила троих, а к моменту зачисления в военные силы Альянса уже перестала считать. Только когда мы уничтожили Властелина, я впервые ощутила гордость за то, кем являлась, но... это чувство не прожило долго.
— Так что... теперь ты видишь, — продолжила она, сглотнув, будто слова больно ранили ее, — люди верят в коммандера Шепард, считая ее некой легендарной волшебной силой, способной спасти всех и каждого. Но я-то знаю правду, я знаю, кто она на самом деле, и я знаю, что она чертовски напугана.
Джена смотрела на меня, безмолвно спрашивая, что я — или кто-то другой — смогу сказать, чтобы исправить ситуацию?
— Я тоже знаю, кто она, — произнес я спустя некоторое время, отчаянно надеясь, что это правда, что женщина, которую разглядел под созданной ею броней, на самом деле настоящая. — А твое имя... для меня оно не важно, Джена, правда. Твое прошлое, вся та боль, через которую тебе пришлось пройти — я ненавижу все это, но вовсе не твое происхождение сделало тебя той, кем ты являешься сейчас. Не из-за этого я люблю тебя. — При этом невольно сорвавшемся с моего языка слове Джена резко подняла на меня взгляд, но ничего не сказала. — Ты преодолела все это и стала той, кем являешься. Многие даже не утруждают себя выбором собственных поступков, а ты сделала свою жизнь такой, какой захотела, ты изменила под себя все, даже имя.
Чем больше я думал об этом, тем менее неприятным и более восхитительным мне это казалось. Для того чтобы оставить позади свое имя, жизнь и личность и начать все сначала, требовалась сила характера, которой обладали редкие индивиды, а с тех пор Джена стала лишь сильнее.
— Ты сама управляешь своей жизнью, — продолжил я. — Ты всегда видела, когда кто-то пытался использовать тебя — твоя мать, «Красные», «Цербер» — и ты сумела разбить все оковы и жить по своим правилам. Даже... даже Жнецы не в состоянии использовать тебя, хотя они очень старались. И я знаю, что сейчас тебе кажется, что ты попала в западню, что тебя несет по течению, и что абсолютно напрасно все рассчитывают на тебя, но... просто помни, что твоя жизнь принадлежит только тебе. Она твоя — каждый божий день, и именно это — то, кем ты являешься. Ничто не может изменить этого.
То, что я сейчас говорил, было не утешительной ложью, а фактами, правдой о том, кем она была. Часть меня всегда будет принадлежать Альянсу, родителям и родному городу — пусть он и лежит в руинах, но стоящая передо мной женщина принадлежала лишь себе. Она была независимой и чертовски сильной, даже сейчас, когда ей с трудом удавалось оставаться на ногах.
— Мне... — начала Джена так тихо, что я едва слышал ее, — мне всегда казалось, что я существую только для того, чтобы обеспечивать жизнь другим, понимаешь? Будто я ненастоящая — что-то вроде инструмента, оружия. И эта идея все упрощала — я смирилась с фактом, что именно я должна все это делать, потому что у меня не было выбора — ведь никто другой не сможет заменить меня. Но после встречи с мамой и произошедшего сегодня я... я не знаю, кем — или чем — являюсь.
Мне представлялось безумием, что самый яростный и самоуверенный человек из всех, кого я когда-либо знал, мог думать о себе подобным образом. С самого начала меня привлек необычный блеск в ее глазах, и даже несмотря на то, что я старался перестать думать о ней, я был не в состоянии сделать этого. И дело не в том, что она была прекрасной, как ночное небо, освещенное вспышкой молнии, и доброй, и сильной, и заставляла меня чувствовать себя самым важным человеком во всем свете. Дело было в том, что, учитывая все, произошедшее с ней, она заслуживала чего-то лучшего, нежели страх и неуверенность. Не в моих силах было остановить эту войну или выследить и убить Кай Ленга, но я мог стать ее якорем, чем-то, что поможет ей возвращаться живой из битв.
— Джена, — выразительно проговорил я, наклоняясь и касаясь ее лба своим; в ответ она встретилась со мной взглядом, и я видел в ее глазах боль, причиняемую ей осознанием собственной слабости. — Ты самый сильный человек на всем белом свете, и ты знаешь это. Но... ты также самый настоящий человек, и... что бы ты там ни думала про себя, ты... ты все, о чем я только мечтал. И даже больше.
Джена приоткрыла рот, будто для ответа, и ее красные припухшие губы дрожали, а затем неожиданно на ее лице появилось печальное выражение, и она уткнулась мне в шею, притягивая меня ближе судорожно сжатыми пальцами. Я обнял ее крепче, ощущая, как расслабляются ее мышцы, и мне подумалось, что она — самое дорогое, что есть в мире.
Что бы ни случилось далее, чем бы все ни закончилось, здесь, сейчас мы были вместе, мы поддерживали друг друга. Этого должно оказаться достаточно.
— Я... — это слово прозвучало почти как всхлип, и я еще сильнее прижал ее к себе. — В моей жизни было не так уж много хорошего, но ты... — Джена держалась за меня так, словно если между нами не останется свободного места, это каким-то образом развеет ее тревоги, — ты заставляешь меня верить в лучшее. Только ты.
— Впереди нас ждет много хорошего, — прошептал я, касаясь губами ее волос, вдыхая ее запах, — столько всего произойдет, когда закончится война.
Наш недавний разговор про колонию на берегу моря и дом со стрельбищем теперь казался мне глупым, по-детски наивным, почти жалким, но нам всем было необходимо верить в мечту, во что-то, ради чего стоит продолжать сражаться. Сама Джена являлась таким стимулом для меня.
— Спасибо, — хрипло проговорила она, — за... за то, что спас мне жизнь.
Я закрыл глаза, снова вспоминая тот ужасный момент, когда был уверен, что разверзшаяся под ее ногами земля вот-вот поглотит ее. Я представил себе, что потерял бы ее сегодня, и самой мысли, что сейчас не смог бы держать ее в объятиях, оказалось достаточно, чтобы, несмотря на ее злость, несмотря на то, что ускользнул Кай Ленг, я ни на секунду не сожалел о своем мгновенно принятом решении.
— Всегда пожалуйста.
Просто чтобы нарушить установившуюся тишину, я сказал, что все будет в порядке. Я не мог подобрать слов, чтобы опровергнуть все, что она только что сказала, или вдохновить ее на разработку какого-то невероятного плана, с помощью которого мы сумели бы победить в этой войне. Все, что было в моих силах — это надеяться, что если я буду повторять это достаточно часто, если буду надеяться на это достаточно сильно, каким-то образом это станет реальностью.
— Я не... — пробормотала Джена хрипловатым голосом, неожиданно всхлипнув, — не верю тебе.
Так что я повторил свои слова снова, а потом еще раз, на самом деле не зная, как сказать ей, что в данный момент и сам не верил себе.
************

Отредактировано: Архимедовна.

Комментарии (2)

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.

Регистрация   Вход

Mariya
2    Материал
Так, наверное, это 29-я... Просто предыдущую автор на FF.net в две главы распихала, хотя это одна глава, а я, когда копировала, посмотрела на ту, что FF.net пишет.
0
Alzhbeta
1    Материал
Пардоньте, дамы.
Предыдущая глава значилась под номером 28, а эта сразу 30. Где число 29 потерялось?
0