Мы теперь в Discord
Шепард
Едва только ступив на поверхность планеты, я уверилась, что нас ожидает еще один отличный день. Мы прибыли на Беннинг как раз вовремя, чтобы не дать улететь челнокам «Цербера», и в этой миссии смогли принять участие все — даже рядовые, которым не терпелось проявить себя в бою с момента нападения Жнецов. Неподалеку располагалась военная база Альянса, но их было слишком мало для того, чтобы справиться с неприятелем своими силами, и только с нашим появлением они принялись освобождать свою колонию от церберовцев, пытавшихся похитить живших здесь людей.
Предвкушение победы ощущалось во всех уголках поселения — я слышала это в радостных переговорах солдат и гражданских, пробивавшихся сквозь шум помех по линии связи, о том, что «Нормандия» со своим капитаном находились здесь, а значит, все будет хорошо.
Мы с Гаррусом и Явиком прочесывали колонию, в то время как Кайден и Джеймс с помощью солдат Альянса зачищали периметр. Я впервые готова была согласиться с теми, кто считал меня символом, даже героем. Если этот титул означал, что я могу постоянно совершать такие поступки, могу на самом деле помогать людям, избавлять их от физической опасности, то я была согласна носить его. Мы планомерно уничтожали боевиков «Цербера», и я чувствовала себя непобедимой. Стоило церберовцам заметить меня в моей выделяющейся броне, без шлема и со смертоносным оружием в руках, как они начинали нервничать и отступать, давая гражданским шанс на спасение.
В такие моменты я обожала свою работу и была благодарна генетической аномалии, наделившей меня рефлексами, которые позволяли выполнять ее чертовки хорошо.
Я послала своих спутников за очередной группой церберовцев, а сама в одиночку бросилась вслед за последним отделившимся от общей массы отрядом. Замедлившись, я прицелилась, и ближайший ко мне агент упал со сдавленным вскриком. Оставив его тело позади, я обогнула очередной угол, за которым укрылись его недостаточно расторопные товарищи. Прищурившись от яркого солнечного света, я выстрелила, попав в плечо врага, заставляя ее оружие качнуться в сторону. Женщина вскрикнула от боли, и еще одним выстрелом я попала ей между глаз, завершая работу.
Ее приятель-идиот высунулся из укрытия, и я сперва уничтожила его щиты, а мгновением позже окончила и его никчемную жизнь. Перезарядив оружие так спокойно, будто находилась на стрельбище, я поймала собственное отражение в оконном стекле стоящего рядом дома и, стерев со щеки брызги крови, самодовольно усмехнулась. Последний член этого отряда все еще был жив, но я знала, что с легкостью нагоню его, а может быть, он даже приведет меня к другим выжившим церберовцам.
Я следовала за ним, держась в тени и наконец обнаружила его, привалившимся к стене. С трудом дыша, он что-то отрывисто говорил по рации, но замолчал на середине слова, как только заметил меня — с направленным на него оружием и пальцем, прижатым к губам.
— Я... э... я... — пролепетал он и вдруг потянулся к своему пистолету. Решив, что слишком жестоко будет давать ему напрасные надежды, я выстрелила, и он осел на землю бесформенной массой. Чертов самоубийца.
Я подняла его передатчик и, услышав голос, вопрошающий, что происходит, ответила низким, едва ли не мурлыкающим голосом:
— Это коммандер Шепард, и я доберусь до каждого из вас. Так что проваливайте отсюда и никогда не возвращайтесь.
До меня донеслось приглушенное «О, дьявол!», связь прервалась, и я усмехнулась.
Просканировав окрестности инструметроном, я никого больше не нашла, а прослушав переговоры на линии связи Альянса, поняла, что мы практически отбили колонию. Замечательно. Пора возвращаться домой.
Однако стоило мне только развернуться, как до меня донесся отчаянный крик. Крик ребенка. Замерев на секунду, я прислушалась и после повторного вопля бросилась бежать, пробираясь через узкие путаные переулки, стремясь добраться до источника звука. Оказавшись на окраине района около высокой металлической стены с вентиляционными отверстиями наверху, я заметила движение на расположенной неподалеку лестнице. Приблизившись, я разглядела крошечную фигурку, пытающуюся забраться в вентиляционную шахту с лестницы, и трех церберовских агентов, преследующих ее. Приостановившись, чтобы прицелиться, я выстрелила в того, что был ближе всех к ребенку. Пусть я и не убила его, но ранения оказалось достаточно, чтобы он упал, однако два его приятеля вовремя прижались к лестнице, и его тело их не зацепило. Продолжая крепко держаться одной рукой, нижний боевик выхватил оружие и, не целясь, выстрелил в меня, пока я бежала к ним. У него не было никаких шансов попасть в меня, и, осознав это, он бросил гранату. Я сместилась в сторону, и она рванула за какими-то ящиками, не нанеся мне никакого вреда, а в следующее мгновение церберовец получил пулю в шею. В падении он продолжал дико царапать свой шлем, пока кровь хлестала из раны, и я прикончила его вторым метким выстрелом.
Посмотрев вверх, я увидела, как последний из боевиков со стоном отклонился назад, когда ребенок ударил его ногой в лицо. Церберовец сумел восстановить равновесие и схватил свою жертву за ногу, прокричав что-то неразборчивое, и я вскинула пистолет и выстрелила ему в спину. Он упал на землю, и от силы удара весь воздух вырвался из его легких, а я выстрелила в него еще раз — просто чтобы опустошить обойму.
Услышав какой-то лязг, доносившийся из вентиляционной шахты, я поняла, что ребенок вовсе не собирается спускаться. Оглядевшись по сторонам, я удостоверилась, что единственные фигуры в броне «Цербера» были те, через которые я сейчас переступала, а затем убрала оружие и подошла к лестнице.
— Я поднимусь к тебе, ладно? — крикнула я, преодолев половину пути — в конце концов, мне вовсе не хотелось получить сапогом в лицо. — Я офицер Альянса, я не причиню тебе вреда.
Ответа не последовало, но, окажись я на месте этого ребенка, я бы тоже промолчала. Я надеялась, что шахта перекрыта с обратной стороны и мне не придется ползать на четвереньках по бесконечным лабиринтам труб. Достигнув самого верха, я осторожно заглянула в узкий металлический туннель и увидела маленькую девочку с расширенными от ужаса глазами, сидевшую спиной к заглушке вентиляционной шахты с подтянутыми к груди коленями.
Внезапно я вспомнила, как полтора месяца назад пробиралась через горящий Ванкувер к «Нормандии» и вдруг заметила мальчика, который посмотрел мне прямо в глаза и сказал, что я ничего не смогу сделать для того, чтобы спасти его или кого-либо еще. Этот чертов мальчишка, который преследовал меня во сне, чью смерть я вынуждена была наблюдать снова и снова — так же, как и других, гораздо более близких мне товарищей. Но почему-то именно его лицо я видела каждый раз под разрывающий барабанные перепонки рев Жнеца и...
Нет, на этот раз все не так. Лицо этой девочки было покрыто грязью и царапинами, она буквально тряслась от страха, и я не намеревалась бросать ее. Я крепче обхватила поручни, ощущая, как меня переполняет ненависть к только что павшим от моей руки мужчинам, которые собирались поймать ее и сотворить бог весть что с ее телом. Ради того, чтобы она была в безопасности, я убивала бы их снова и снова. Дети не должны бояться, находясь у себя дома. Спасти ее было в моих силах.
— Можешь выходить, — мягко сказала я, не очень представляя себе, как разговаривать с гражданским лицом, более того, с ребенком. — Их больше нет.
— Они говорили то же самое, — всхлипнула девочка, ее голос охрип от криков. — А потом загнали сюда.
Она с такой силой вцепилась тоненькими пальчиками в ноги, что темная кожа побелела.
— Они сделали тебе больно?
Она отрицательно покачала головой, но осталась на месте. Я оглянулась и снова осмотрела окрестности, но никого не увидела — лишь вдалеке виднелись поспешно покидающие планету челноки боевиков. У нас было время, и я решила попробовать другую тактику.
— Как тебя зовут? — спросила я, и девочка, поджав губы, посмотрела на меня с подозрением. — Я Джена, — добавила я, — коммандер Джена Шепард с «Нормандии». А ты кто?
— Вы коммандер Шепард? — с сомнением переспросила девочка, принявшись теребить края разрыва на штанах, под которым на колене виднелся глубокий порез.
— Да, это я. — Я вытащила жетоны и потрясла ими, не будучи уверенной, что она вообще умеет читать. — Видишь?
Прищурившись, девочка чуть подалась вперед, но я знала, что в случае чего она снова попытается сбежать, пусть и находится в тупике.
— Альянс здесь? — спросила она, нервно оглядев пространство у меня за плечами. Она оперлась о стенки шахты, и я заметила, как сильно дрожали ее руки.
— Да, мы прилетели, чтобы помочь.
Девочка обессилено осела на пол, очевидно невероятно устав убегать, и я вдруг ощутила ошеломляющую потребность защитить ее, сделать так, чтобы ей никогда не пришлось пережить все это.
— Как тебя зовут? — снова спросила я, на этот раз еще нежнее.
— Джесс, — ответила она, все еще выглядя обеспокоенной. — Вы видели моего папу?
— Я точно не знаю, — пожала я плечами, не понимая, каким образом она ожидала, я узнаю его. — Но мои друзья из Альянса следят, чтобы все оказались в безопасности. Если они нашли твоего папу, то он сейчас с ними. Хочешь, пойдем поищем его? — Я старалась, чтобы это прозвучало так, будто я приглашаю ее принять участие в увлекательном путешествии, но она не купилась на это.
Озабоченно нахмурившись, девочка спросила:
— Церберовцев больше нет?
— Нет, — подтвердила я. — Я прогнала их всех, их больше нет.
Некоторое время она серьезно смотрела на меня, словно давая понять, что если я солгала, меня ждет страшная расправа, а затем наконец ползком двинулась ко мне, время от времени скользя по металлу грязными ладошками.
Я глянула вниз, чтобы удостовериться в отсутствии врагов, и заметила три тела в луже крови, до сих пор льющейся из раны на шее одного из них. Общаясь с девочкой, я совсем забыла о трех церберовцах, которых убила.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— На следующей неделе мне исполнится шесть, — гордо сообщила мне девочка, добравшись до выхода.
— Почти шесть, ого! — ответила я, стараясь показаться впечатленной, но мой голос прозвучал покровительственно. — Может быть, ты поможешь мне?
— Как? — спросила она и обвила ногами мою скрытую броней талию, когда я приподняла ее одной рукой.
— Мне нужно, чтобы ты закрыла глаза, — сообщила я, глянув на девочку и постаравшись показать ей, как это важно. — Закрой глаза и не открывай их, пока я не скажу. Сможешь?
Она сморщила свое грязное личико.
— Непохоже, что это как-то поможет.
Я растерянно приоткрыла рот, глядя в ее яркие умные глаза, словно бросающие мне вызов солгать ей после всего, что случилось сегодня.
— Тогда сделай это для меня, — попросила я. — Закрой глаза и посчитай до ста, хорошо?
Девочка послушно зажмурилась и прижалась лицом к моему плечу, а я стала спускаться по лестнице. Ее черные кудрявые волосы пахли дымом и машинным маслом, а также чем-то цветочным, и, казалось, подобному мягкому запаху не было места на этой пустоши. Достигнув земли, я достала пистолет и, ухватив его покрепче, обернула обе руки вокруг крошечного тельца девочки, чувствуя себя так, будто мы прилетели на эту планету только ради нее.
Я перешагивала через тела церберовцев и гражданских, ненавидя эту войну за то, что она заставляла делать людей, чему стала причиной. Я даже смогла бы оправдать Жнецов — в конце концов, они были лишь безмозглыми машинами, но действиям «Цербера» не было прощения. Во время войны жертвы неизбежны, но ничто — даже победа — не стоило такого отношения к невинным жизням. Я надеялась, что мне удастся отправить Жнецов назад в ад, оставшись человеком. Я не забуду, что на самом деле важно. Маленькие победы, такие как возможность собственноручно спасти этого ребенка, помогут нам выиграть войну.
Сбоку мелькнуло что-то в цветах «Цербера», и я выстрелила в повороте, попав в одинокого бойца, бегущего к укрытию.
«Черт бы тебя побрал!» — с горечью подумала я.
Джесс даже не пошевелилась, только сильнее стиснула вокруг меня руки, когда прогремел выстрел, и продолжила считать.
Я уже видела «Нормандию» — она находилась совсем рядом, на платформе, окруженной солдатами, обеспечивающими безопасность окрестностей. Челноки сновали туда-сюда, высаживая потрепанных жителей и улетая за следующей партией. На инструметроне вспыхнуло сообщение, извещавшее всех находящихся вне корабля членов экипажа, что колония признана безопасной, так как на планете не осталось боевиков «Цербера».
— Эй, посмотри, — тихо сказала я, убирая пистолет в кобуру. Джесс подняла голову, но так и не открыла глаз.
— Я еще не досчитала до ста, — заявила она, и я улыбнулась, невероятно довольная тем, что оказалась в нужном месте в нужное время, чтобы спасти ее.
— Все нормально, тебе необязательно заканчивать, — заверила я девочку, неся ее к кораблю. — Мы уже на месте.
Я чувствовала на себе взгляды солдат, провожающих глазами меня и мою необычную ношу. Репутация определенно опережала меня, и так как большинство видело во мне только бессердечную, безжалостную машину для убийства Жнецов, я была рада доказать ошибочность этого суждения.
Джесс открыла глаза и принялась озираться по сторонам и звать своего отца удивительно сильным голосом, по-прежнему, однако, держась за мою шею. Прозвучавший откуда-то хриплый вскрик заставил девочку дернуться в моих руках, и, обернувшись, я увидела бегущего к нам мужчину с наполненными слезами глазами и лицом, перекошенным от облегчения.
— Джессика, Джессика, о, боже мой, о... — его голос прервался, и девочка скользнула в его руки. Мужчина прижал ее к себе, спрятав лицо в ее волосах, его плечи содрогались от рыданий. — Я думал, они забрали тебя, я думал... я... — Он поднял голову и встретился со мной взглядом, будто только что заметив меня. — Спасибо, — прошептал он, продолжая прижимать к себе дочь, — огромное вам спасибо. Спасибо.
— Позаботьтесь о ней как следует, — на автомате сказала я безэмоциональным голосом. Чувствуя себя лишней при воссоединении этой семьи, я направилась к «Нормандии» и только тогда заметила камеру у транспортного ангара, а затем и улыбающуюся Диану Аллерс, стоящую рядом.
— Вы снабжаете меня первоклассным материалом, коммандер, — сообщила она, едва ли не задыхаясь от счастья. — Нет, правда. Одним действием вы сумели представить церберовцев монстрами, себя героем и, учитывая, что всего пару секунд назад этот парень говорил, что считает своего ребенка мертвым, настоящим чудотворцем.
Я лишь пожала плечами, не будучи уверенной, что ответить. Миссия закончилась, адреналин более не наполнял мою кровь, и я передала свой трофей ее отцу.
— Это моя работа, — сказала я просто.
Диана откашлялась и с сияющей на лице широкой улыбкой спросила:
— Вам есть, что сказать касательно этой миссии?
Камера развернулась ко мне, и я попыталась собрать крутящиеся в голове факты в подходящую историю. Своим командным голосом я говорила что-то про то, что ни при каких обстоятельствах «Церберу» нельзя доверять; что они похищали людей для чудовищных экспериментов и убивали тех, кто сопротивлялся; что, к счастью, на этот раз мы оказались достаточно близко и успели вовремя, но так будет не всегда, а потому каждый обязан оставаться бдительным.
Ты не можешь спасти всех.
— Мы прилетели, чтобы освободить эту колонию от «Цербера», — подвела я итог. — И мы сделали это. Никто не останется без помощи, — солгала я, и лица погибших всплыли в памяти, — пока в моих руках есть оружие.
Диана выключила камеру и вздохнула, глядя на меня с уважением.
— Спасибо, коммандер. С вами всегда приятно работать.
Обойдя временный лагерь, я удостоверилась, что все на самом деле под нашим контролем, и направилась к «Нормандии», впервые за долгое время опустившейся на поверхность планеты. Как-то странно было находиться на борту и не слышать постоянного шума двигателей. Еще более странным было снимать броню, в то время как через окно в потолке лился яркий солнечный свет.
Кайден еще не вернулся — мне сообщили, что он с остальными членами команды двигался назад длинной дорогой, уничтожая последних боевиков. Помимо этого, все районы колонии были полностью безопасны — мы снова добились успеха. Такие новости приходились мне по душе. Это захудалое поселение имело множество проблем и без вмешательства «Цербера». Бедным людям в нищей колонии и так туго приходилось. Я надеялась, жители запомнят этот день, когда им наконец дали надежду.
В качестве награды я решила надеть обычную одежду вместо формы, и мой выбор пал на простую серую майку и черные штаны. Кстати...
Я разыскала сверток, который получила на Цитадели — подарок от друзей-агентов N за мои заслуги. С улыбкой я достала кожаную куртку с эмблемой N7 на груди и, приглядевшись, заметила на внутренней стороне приподнятого воротника изображения моих самых важных медалей и наград. Среди прочих выделялась Звезда Земли и метеоритный дождь, вышитый серебряной нитью. Эта деталь свидетельствовала о том, что куртка была сделана специально для меня. Вспомнив прошлый вечер, я решила, что на самом деле обожаю подарки.
К свертку прилагалась записка с простым сообщением: «Сделай так, чтобы мы гордились тобой», — и я улыбнулась. Можете рассчитывать на это.
Надев куртку и разглядывая себя, я заметила коробочку, которую дал мне Кайден, на прикроватном столике, и на мгновение почувствовала искушение надеть кулон. Но сейчас у меня на шее висели жетоны, и в ближайшее время ничто не заменит их — да, мы выиграли битву, но не войну.
Проверив время на инструметроне, я обнаружила сообщение от Кайдена. В нем говорилось, что они скоро вернутся, и я решила встретить их. Мне хотелось первой сообщить им, что мы официально стали героями. Я двинулась к дверям, ощущая легкость во всем теле, но, покинув каюту, обнаружила обеспокоенную Саманту у лифта, и что-то тревожно сжалось внутри.
«Что-то случилось с Кайденом, — подумала я, — что-то плохое, и она боится сказать мне».
Скорее всего, он мертв.
— Трейнор? — произнесла я, тяжело сглотнув и пытаясь усмирить паранойю.
— Коммандер, — поздоровалась девушка, стараясь, чтобы ее голос звучал тепло, но ее брови по-прежнему взволнованно хмурились. — Э... простите, я знаю, вы только что вернулись, но...
«Говори же», — мысленно подогнала я ее.
— ... один из жителей колонии хочет поговорить с вами.
Я удивленно посмотрела на нее, не понимая, какого черта она вообще пришла ко мне с этим. И, разумеется, теперь я ощутила себя полной идиоткой из-за того, что немедленно предположила худшее, из-за того, что ждала, когда что-то пойдет наперекосяк после нескольких великолепных дней — ведь именно так и происходило всю мою жизнь.
— Ну, так скажи ему, что я занята, — пожала я плечами, наслаждаясь скрипом кожаной куртки. — Я не могу встречаться с каждым, кому захочется моего внимания.
— Я знаю, — быстро заверила меня Саманта, — так я и поступаю обычно, но на этот раз... Она прилетела сюда, в лагерь, на одном из челноков — район, в котором она жила, мы эвакуировали одним из первых, и... э...
— Трейнор, — безэмоционально произнесла я, желая поскорее закончить с ней и двинуться дальше.
— Она говорит, что она — ваша мать, — протараторила девушка. Мне показалось, что мое лицо онемело, ноги налились свинцом, а дыхание перехватило. — Вот почему... вот почему я пришла к вам.
— Это чушь, — взяв себя в руки, проговорила я, стараясь побороть внезапно нахлынувшую тошноту. — Моя мать мертва. Умерла, когда я была ребенком, а это просто какая-то женщина, надеющаяся обманом добиться каких-то своих целей. Скажи ей, что она больная на голову стерва, раз пытается добраться до меня таким образом.
— Ну... — Трейнор облизнула губы и принялась теребить пальцы, словно ощущала себя крайне неуютно. Глядя на нее, и я начала чувствовать беспокойство, пожалев, что пренебрегла завтраком. — Дело в том, что я не уверена в этом. В том, что она мертва. Я знаю, что в вашем личном деле не указано ни одного живого родственника, но... она настаивала и не желала уходить, так что я велела отвести ее в главное здание и попросила СУЗИ провести сканирование ее ДНК, чтобы установить личность, и... Кажется, это действительно она. Вероятно, она. Ваша мать. То есть это может быть случайность или ошибка, в конце концов, способы повлиять на результат теста существуют, но... я решила все же сообщить вам на всякий случай. Я не сказала больше никому. Никто, кроме меня, не в курсе.
Глубоко вздохнув, я заставила себя выглядеть спокойной и незаинтересованной.
— И где она сейчас? В главном здании?
— Да, — кивнула Саманта, наконец-то немного расслабившись, — она в комнате для допросов — мне показалось, это самый уединенный уголок. Охрана ждет наших распоряжений — либо моего, либо вашего, и они не знают, в чем дело. Женщина сказала, что ее зовут Изабель Харпер, и анализ ДНК подтвердил это, хотя помимо имени на нее практически нет никакой информации. Вы знаете ее?
— Нет, — солгала я, пряча руки в карманы, чтобы Саманта не заметила, как они дрожат, — не знаю.
Я так давно не слышала этого имени. Судя по всему, она снова стала пользоваться той же фамилией, которую передала мне — той, которую я писала в школьных тетрадях, когда все же приходила туда, с грязными волосами в грязной одежде, придумывая оправдания и учась лгать, чтобы скрыть бесчисленные пороки моей матери. Когда это имя произнесла Трейнор — невинно, по незнанию — давно позабытые воспоминания вдруг всплыли на поверхность, причиняя буквально физическую боль.
Верность — довольно странная штука для ребенка. Ты так мало понимаешь жизнь. Ты жаждешь любви, цепляешься за то, что имеешь, говоришь себе, что это стоит по крайней мере чего-то, потому что слишком юн, чтобы принять простую и разрушительную истину: это отравляет, разрушает тебя изнутри. Позже, оглядываясь назад, ты спрашиваешь себя, какого черта не сбежал, как только научился ходить, почему думал, что кто-то достоит твоей любви или твоих слез, когда все, что ты получал взамен — это боль?
Хотя, может быть, дело лишь во мне.
— Если хотите, — осторожно продолжила Трейнор, — я могу спровадить ее — это нетрудно. Я просто... подумала, что вы должны знать.
Я расправила плечи. С одной стороны, мне хотелось позабыть это имя и никогда, никогда не видеть ее, притвориться, что она не существует; с другой стороны, мне было тридцать два года, и те дни остались далеко позади. Я многого добилась и по крайней мере могла показать ей, что сделала, бросить это ей в лицо и потребовать, чтобы она признала мои достижения.
Она моя мать. Наверняка она любила меня... когда-то.
Я даже не знала, она ли это на самом деле. Может быть, моя мать действительно мертва, а это всего лишь самозванка.
— Все нормально, — проговорила я. — Я встречусь с ней и выясню, какого черта она выдает себя за мертвую женщину. Но никому больше не говори — я не хочу, чтобы они подумали... ты понимаешь.
Трейнор поспешно кивнула, и я вдруг поняла, что она куда умнее, чем кажется на первый взгляд, и наверняка не поверила ни единому моему слову. Стиснув зубы от унижения, я последовала за ней на улицу и до расположенного неподалеку здания. Каждый солдат, мимо которого мы проходили, салютовал мне, и я отвечала кратким кивком, находя странное утешение в воспоминании о моих наградах, вышитых на воротнике куртки. Подобное отношение ко мне позволило вернуть утраченное самообладание, и я вошла в здание, как коммандер Альянса и агент N7, а не отчаянная и напуганная маленькая девочка, которой когда-то была. Ничто не могло повредить мне на поле боя, и уж тем более ничто не повредит мне здесь.
Уже находясь перед дверью в комнату для допросов, я на мгновение остановилась. Я намеревалась поглубже запрятать свои чувства, войти с невероятно важным видом и вести себя точно так же, как и на любом другом совещании с раздражающим меня индивидом; показать ей, что я сумела встать на ноги после всего, что она сделала. Но сбоку от двери я заметила экран, который подсоединялся к камере, висевшей под потолком находящегося передо мной помещения, и... не знаю, почему просто не зашла. Может быть, я искала оправдание, чтобы хоть чуть-чуть отложить эту встречу. Бессознательно я убрала руку с ручки двери и нажала на кнопку внизу экрана, включая его.
Я едва не задохнулась от нахлынувших на меня эмоций, когда в глядящей в объектив камеры женщине на самом деле узнала свою мать. Она до сих пор была красивой с ее гривой волнистых черных волос и точеными чертами, однако для меня ее лицо ассоциировалось только с криками, бьющейся посудой, стуком в стены от соседей и захлопывающимися дверьми; я помнила ее рыдающей посреди ночи и несущей бред в полузабытьи с затуманенными наркотиками глазами. Глядя на нее сейчас, равно как и тогда, вы бы никогда не поверили, что она настолько бессердечна, настолько безумна.
Горло перехватило, внутри поднималось незнакомое жгущее чувство.
Я помнила, как укутывала ее в одеяло, когда ей не удавалось добраться до кровати. Мне казалось, что это заставит ее любить меня так же, как я любила ее.
Я думала, что если буду любить ее достаточно сильно, все снова станет так, как было, пока я не подросла.
Тогда с нами жил мужчина. Я знала, что он не мой отец, потому что его кожа была темно-коричневой, почти черной, и он относился ко мне по-доброму. Он играл со мной, будто я была его родной дочерью, но это не продлилось долго. Мать пристрастилась к наркотикам, и ей уже невозможно было помочь. Она также более не заслуживала доверия, не до конца, не в нашем городе, где дозу можно было достать за каждым углом, и всякий раз она находила новое оправдание. Я помнила, как однажды он крикнул, что не верит ей, и как она орала в ответ и в слепой ярости бросала в него все, что подворачивалось под руку. В конце концов он оставил попытки что-либо исправить, перестал приходить, и наша жизнь круто изменилась к худшему.
Руки тряслись, и я ничего не могла с этим поделать. Как завороженная, я продолжала смотреть на экран, в то время как она отвернулась от камеры и отошла к противоположной стене крохотной комнаты.
Однажды, с настолько расширенными зрачками, что они затмевали радужку, она сказала, что он ушел из-за меня, что он ненавидел меня, и что она тоже ненавидит меня за то, что я все испортила. Она сказала, что жалеет, что родила меня, что я сломала ей жизнь. И я поверила ей. Может быть, я до сих пор верила в это. Но тогда, как и все дети, я была невероятно привязана к ней. Я цеплялась за напрасную надежду, что если только стараться на самом деле сильно, мама снова полюбит меня. Но все только снова стало хуже.
Глядя на ее размытое из-за низкого качества съемки лицо, на ее темные глаза, я вдруг осознала, что не смогу с этим справиться. Не сейчас. Возможно, никогда. Я так привыкла лгать, не думать об этом, а теперь прошлое настигло меня, сбивая с ног, как цунами, и пусть я не могла убежать от образов в своей голове, я, черт возьми, с легкостью убегу от нее. Я отступила назад, отвернулась от экрана и двинулась по коридору прочь, позабыв обо всех своих медалях и невероятных достижениях.
************
Кайден
Я решил, что Шепард очень занята. Или же еще не вернулась, хотя женщина, ответственная за радиопереговоры в лагере, доложила, что наш отряд был последним. Это объяснило бы, почему она не ответила ни на одно из моих кратких сообщений, посланных ей на инструметрон, и почему я не смог разглядеть ее обычно легко различимую броню, обводя взглядом лагерь, как только покинул челнок, доставивший нас к «Нормандии».
Распустив команду, которую мы с Джеймсом вели через самые горячие точки недавних боевых действий, я поднялся на борт корабля, провел дебрифинг, переоделся в форму и убрал на место оружие и броню. Я проделал все это не торопясь, но Джена так и не появилась. Это показалось мне странным. Сегодня мы добились невероятного успеха при минимальных потерях, и я ожидал, что, даже если она и не устроила парадный обход лагеря, Шепард по крайней мере будет на виду. Активировав инструметрон, я удостоверился, что не пропустил ее ответ.
В боевом командном пункте я обнаружил Саманту Трейнор, яростно стучавшую по клавиатуре, не поднимая головы и будто намеренно стараясь избежать моего взгляда. Пытаясь ничем не выдать своего интереса, я спросил, не знает ли она, где коммандер, и Трейнор довольно напряженным голосом ответила, что нет. Даже если бы отслеживание перемещений командира в любое время дня и ночи и не входило в ее обязанности, я бы все равно понял, что она солгала. Но почему?
— Она вообще возвращалась на «Нормандию»? — спросил я снова.
— Да, примерно час назад, но затем ее вызвали на какое-то важное дело. — Саманта беспомощно пожала плечами, будто давая мне понять, что волноваться совершенно не о чем, и что она хотела бы закончить этот разговор. Если бы я все еще являлся лейтенантом, я бы выполнил ее желание, но теперь, будучи старшим по званию на этом корабле, не собирался так просто сдаваться.
— Что за важное дело? — с нажимом уточнил я.
— Э... какое-то дело, связанное с ее статусом Спектра, вероятно. — Трейнор словно просила меня поверить в ее объяснение. Она была отличным специалистом, но не зря, несмотря на свой ум, не являлась агентом. Ввести кого-то в заблуждение было просто невыполнимой задачей для нее, и факт, что ей пришлось лгать, тревожил меня.
— Я тоже Спектр, Трейнор, — сухо заметил я. — И я не люблю, когда мне врут.
— Я... — она принялась нервно тереть руки, — о, боже... просто... я не должна говорить вам. Это ее личное дело.
— Личное, — недоверчиво повторил я. Эта колония располагалась где-то на краю галактики, и все, кого Шепард знала, были либо мертвы, либо находились на борту этого корабля, либо служили в других военных подразделениях. Какие личные дела могли у нее возникнуть?
— Точно, — кивнула Трейнор решительно, словно победа в этом поединке осталась за ней, — личное.
— Трейнор, она не выходит на связь и не отвечает на сообщения, — сказал я тихо, хотя никого, кроме нас, в помещении не было. — Если что-то случилось, вы обязаны мне сообщить.
Саманта неуверенно нахмурилась.
— Я... мне жаль, — произнесла она, глядя на меня так, будто делала что-то ужасное и понимала это. — Я обещала никому ничего не рассказывать. Она... она попросила меня об этом...
— Специалист Трейнор, — неожиданно донесся до нас голос СУЗИ из инструметрона Саманты, — судя по показателям биодатчика, Шепард испытывает сильный стресс. В данный момент ей не грозит никакая опасность, но майор Аленко, вероятно, смог бы помочь. Я рекомендую посвятить его в подробности вопреки желанию коммандера.
Трейнор с сомнением посмотрела на инструметрон, очевидно взвешивая все за и против.
— Если она спросит, — сказала девушка наконец, — я вам ничего не говорила, ладно?
— Конечно, — кивнул я.
— Во время операции на борт поднялась гражданская женщина и потребовала встречи с коммандером. Когда же я попыталась ее спровадить, она заявила, что является... э... она утверждала, что является матерью Шепард. Сканирование ДНК с некоторой долей вероятности подтвердило ее слова.
Я похолодел. Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не этого.
Трейнор продолжила:
— Коммандер отправилась на базу, чтобы встретиться с этой женщиной, и... ну, это было примерно полчаса назад, и я больше не видела ее. Я... не знаю, что делать, сказать по правде.
Я не видел ничего удивительного в том, что Джена никогда не говорила о своем детстве. Все, что я знал о ее матери и их взаимоотношениях — это то, что эта женщина была наркоманкой, жестокой и не особо внимательной к своему ребенку, и что Джена сбежала из дома еще до того, как ей исполнилось десять. Мне до сих пор было сложно поверить в это — не потому что я сомневался в истинности этой информации, а потому что... все это представлялось мне какой-то страшной сказкой. Такие вещи происходят с другими людьми, а не с женщиной, которую я знал и любил — самой сильной, яростной и неукротимой личностью, что я когда-либо встречал. Джена говорила, что не рассказывает об этом не только потому, что не любит вспоминать те дни, но и потому, что не желает, чтобы другие воспринимали ее как жертву, хотя именно это слово казалось мне идеально подходящим.
Ее детство, все, через что ей пришлось пройти... были невообразимыми. Конечно, благодаря этому Джена стала той, кем являлась — спасителем галактики, но отчасти я считал, что оно не стоило того. А теперь женщина, когда-то превратившая жизнь Джены в ад, вернулась, но зачем? Почему именно сейчас? Все это не имело никакого смысла.
Я должен был найти ее.
— Ладно, — спокойно произнес я. — Я пойду. Не говорите больше никому — что бы там ни происходило, я разберусь сам. Просто приглядывайте за всем, пока мы не вернемся.
— Так точно, — сказала Трейнор, с очевидным облегчением перекладывая проблему на мои плечи. — Спасибо.
Не задумываясь над тем, что собираюсь делать, я шел к лагерю так быстро и целеустремленно, словно сильно опаздывал. СУЗИ дала мне координаты, используя датчик Шепард, и теперь я пробирался по узкому коридору, двери из которого вели в комнаты для допроса и для совещаний. Я заметил, что один из экранов включен и, взглянув на него, увидел ее. Не Джену, но кого-то, очень на нее похожего — невероятное ощущение. Черты ее лица были нечеткими, но, зная о ее родстве сШепард, я счел сходство весьма существенным. У этой женщины были те же темные волосы, прямые брови и гордая, вызывающая манера держаться, но впалые щеки, пустые глаза и никакого намека на огонь, горящий внутри Джены. Значит, это правда.
Глядя на нее, я ощущал растущее внутри противоречие: с одной стороны, эта женщина была способна на такие вещи, от которых меня начинало мутить, но с другой — благодаря ей Джена пришла в этот темный и одинокий мир. Глянув на маркер на карте, я обнаружил, что сама Джена ушла недалеко. Отойдя от двери с работающим экраном, я двинулся дальше и вскоре добрался до помещения, в котором находилась Шепард. Она заперла дверь, но не особо усердно, так что у меня ушло всего тридцать секунд, чтобы взломать код. Комната оказалась каким-то офисом, и, войдя, я сразу же увидел ее — она стояла перед узким окном и, вцепившись в раму и чуть перегнувшись через подоконник, делала один за другим тяжелые судорожные вдохи, все ее тело было напряжено до предела.
— Джена, — позвал я, и она удивленно обернулась, будто даже не слышала, как я вошел. Она открыла рот, очевидно собираясь что-то сказать, но вместо этого сжала губы и нервно посмотрела на меня, ожидая объяснений. Я видел, как она снова и снова стискивает кулаки, а затем опять расслабляет пальцы.
— СУЗИ сообщила мне о... — я не сумел сказал «о твоей матери». Каким-то образом это казалось неправильным, учитывая, что сделала эта женщина. — Ну, ты поняла.
— Я не могу встретиться с ней, — быстро произнесла Джена, и ее голос звучал хрипло. — Не могу, не могу смотреть на нее. Я знаю, что пошло больше двадцати лет, но... то, что она... Я не могу снова смотреть на нее. Я просто... я...
Я видел, как паника поднимается в ней. Приблизившись в несколько шагов, я заключил ее в объятия, и она уткнулась лицом мне в плечо. Ее пальцы впились мне в спину, а на шее я ощущал ее горячее учащенное дыхание.
— Все в порядке, — прошептал я, не будучи уверенным в истинности своих же слов. — Все будет хорошо.
Я провел ладонью по ее затылку, касаясь пальцами коротких волосков, и нашел наконец две чувствительные точки за ее ушами. Осторожно массируя их, я почувствовал, как расслабились мышцы ее рук, хотя она и продолжала цепляться за меня.
— Ничего не в порядке, — так же тихо возразила она. — Это... я не знаю, что это. Мне бы следовало послать ее к черту, однако я не могу даже встретиться с ней лицом к лицу. Но если я не сделаю этого, то... то буду просто знать, что она жива и располагает сведениями обо мне, и... о, боже, я просто...
— Тебе известно, почему она здесь? Она говорила что-нибудь о том, почему оказалась здесь именно сейчас?
Не разрывая объятий, Джена отрицательно покачала головой.
— Я понятия не имею, — пробормотала она. — Может быть, она здесь живет, может быть, она узнала меня спустя все эти годы. Я, черт побери, не знаю. Я не знаю, чего она хочет, и... — Джена замолчала и отступила назад, проведя руками по волосам. — Я имею в виду... Я уверена, что из этого не выйдет ничего хорошего. Она делает это не потому, что раскаивается в своих поступках, нет. Она никогда не была добра ко мне просто так — таким образом она либо заглаживала свою вину, либо старалась заставить меня что-то сделать.
Я смотрел на нее, видя боль в ее ярких глазах, и не знал, в моих ли силах помочь. Порой лучшее, что ты можешь предпринять — это молчать и слушать.
— И знаешь, — продолжила Джена немного погодя, — я пыталась убедить себя, что, возможно, она и в самом деле сожалела, в самом деле хотела загладить свою вину, но как только эта мысль приходит мне в голову, я вспоминаю, что, когда другие дети сидели на уроках в школе, я пыталась не дать ей умереть от передозировки, а ей было совершенно наплевать. Она здесь не потому, что когда-то заботилась обо мне — это никогда не было правдой, не по-настоящему, не так, как полагается заботиться о собственном ребенке. Она... с ней было что-то не так. Но тогда... тогда я просто не знала об этом.
Джена сосредоточилась на своих руках, снова и снова растирая старый шрам на ладони, словно таким образом могла стереть и стоящую за ним историю. Вместо того чтобы разнять ее руки, я накрыл их своими, успокаивая, но недостаточно, чтобы унять дрожь.
— Что заставило тебя уйти? — неуверенно спросил я, надеясь, что она посмотрит мне в глаза. — Что случилось?
Даже задавая эти вопросы, я понимал, что вовсе не хочу слышать ответ. Я не хотел знать, что могло быть хуже того, через что Джена прошла в юности. Я не хотел, чтобы воображение рисовало в уме эту картину, не хотел, чтобы она произносила это вслух, тем самым подтвердив мои опасения. Она никогда прежде не говорила о том, о чем рассказывала сейчас.
— Я... я не уходила, — сказала она тихо, стыдливо, одним своим голосом разбивая мне сердце. — Я убегала и прежде, но всегда возвращалась. Я полагала, что даже если она и ненавидит меня, то все равно нуждается во мне, понимаешь? А потом... я не помню, что произошло. Не в деталях. Она везла меня в школу, не знаю, почему, и... должно быть, у нее случился какой-то нервный срыв, потому что она вдруг начала кричать на меня. Она говорила ужасные вещи, а я... я помню, что пыталась заставить ее остановиться, хотя бы притормозить, но она... черт, я не знаю, о чем она думала.
Джена стиснула зубы, ее губы превратились в тонкую бледную линию, будто она не хотела запачкать окружающий нас воздух этими словами.
— Джена, — произнес я, нежно поглаживая ее запястье, — что она сделала?
— Она вытолкнула меня, — ответила она просто и подняла голову, встречаясь со мной взглядом, будто призывая попробовать объяснить это. — Она пихнула меня вбок, а потом резко повернула. Замок на двери был сломан, так что я просто... вывалилась из машины и покатилась по дороге, а когда сумела подняться, увидела, что она даже не остановилась. И... я больше никогда не видела ее. Мне было восемь, Кайден. Восемь. Насколько чокнутым нужно быть, чтобы так поступить с ребенком? Да она могла убить меня, и ее совершенно это не волновало! Вероятно, она подумала что-то вроде «Одной проблемой меньше» и забыла обо мне.
Мне казалось, я видел, как это произошло, ее глазами. Джена смотрела на меня — бледная, обессиленная, поверженная, и когда она заговорила снова, ее голос звучал смиренно, словно она ничего другого и не ожидала.
— Так что... нет, — произнесла она, — я не уходила. Это она вышвырнула меня.
— Я... — я запнулся. Руки сводило от ярости. Я тоже вырос на Земле. Когда ей было восемь, мне было десять, и я на самом деле наслаждался жизнью. Я не знал, что такие вещи могут происходить, тем более с кем-то, кто младше меня, с кем-то, кого я однажды полюблю. Прежде, когда Джена упоминала свое прошлое, она пожимала плечами и говорила, что такие, как она, становятся сильными, походя огонь, воду и медные трубы, а не наслаждаясь комфортом. Но я не знал, не думал, что реальность окажется настолько... уродливой. — Это просто... ужасно.
— Я ведь говорила тебе, не так ли? — резко бросила она и, выдернув свои руки из моих, скрестила их на груди, словно вдруг готовясь защищаться. — Я говорила тебе, что она была ненормальной. Так что... я просто решила, что она умерла. Так было проще. Но теперь... — Джена беспомощно пожала плечами.
— Теперь она вернулась, — медленно закончил за нее я, — и ты не уверена, что лучше: встретиться с ней или продолжать верить в ее смерть.
Джена закусила нижнюю губу и кивнула.
— Я понятия не имею, как мне следует поступить. Я не хочу ее видеть, не хочу, чтобы она знала о том, что я жива, но она знает, и она здесь... Я не уверена, что смогу просто проигнорировать это.
— Чего ты боишься? — спросил я и, заметив, что Джена собирается запротестовать, быстро продолжил: — Джена, ты была ребенком. Это нормально, что ты боялась ее, даже что ты до сих пор боишься ее. Подобные вещи так просто не забываются, и неважно, что это нелогично и не имеет смысла.
— Я... — Джена тяжело вздохнула, — я не знаю, чего боюсь. Кажется, что всего. Всего того, что я пережила из-за нее. Боюсь, что она докажет мою правоту, боюсь снова оказаться лицом к лицу с теми чувствами. Я не знаю... не знаю. — Она измученно посмотрела на меня, очевидно, не в состоянии решиться на что-либо. — Что мне делать?
В обычной ситуации на подобный вопрос я бы ответил, что это должно быть ее решение, и что никто не примет его за нее, но в этот раз все было иначе. Сейчас я смотрел на нее, вспоминая о том, кто она, что пережила, и что еще ожидает ее впереди, и ясный ответ сформировался в моей голове.
— Я думаю... тебе следует встретиться с ней. По крайней мере, один раз. Вовсе не обязательно это будет радостное воссоединение, ты даже не обязана вести себя вежливо с ней. Теперь ты самая властная женщина в галактике, и она не сможет игнорировать это и уж точно не отнимет этого у тебя. Я считаю, тебе надо с ней встретиться, просто для того, чтобы посмотреть ей в глаза и сказать, что, несмотря на то, что она сделала, несмотря ни на что, ты выжила и преуспела, и сейчас ты сильнее, чем когда-либо прежде. Я думаю... я думаю, тебе нужно сделать именно это.
Джена медленно кивнула, будто хотела согласиться, но что-то внутри мешало ей.
— Я просто... я не знаю, в чем дело, но не могу избавиться от мысли, что я сама во всем виновата, что я сделала что-то не то, что что-то не так со мной. — Я уже открыл рот, собираясь возразить, но она подняла руку, прося меня выслушать. — Я знаю, что это бред, я была лишь ребенком, но это знание не меняет того, как я чувствую. Я никогда... я так и не смогла справиться со всем этим. Я просто запретила себе думать об этом, потому что не хотела признавать, что все это случилось на самом деле. Но это мое прошлое. И видя ее теперь, я снова вспомнила, как начинала свою жизнь. Как мусор. И как бы сильно я ни старалась, как бы далеко ни бежала, я не могу сбежать от этого.
— Но... — я понятия не имел, что сказать. — Ты... ты намного выше всего этого, Джена. Ты выше всего, что с тобой случилось, и это целиком твоя заслуга. Несмотря ни на что, ты все еще здесь, все еще жива. Черт, сегодня мы спасли целую колонию от полного уничтожения, и все это благодаря тебе. Ты не можешь забывать об этом. Что бы ни случилось с тобой в прошлом, ты не можешь забывать о том, кем являешься сейчас, двадцать лет спустя — ты сильная, могущественная и чертовски самоуверенная. Ты никому не позволяешь становиться у тебя на пути или указывать, что тебе делать. И... есть еще кое-что. Помимо всего прочего, ты добра. Мир никогда не был добр к тебе, но ты готова делиться теплом. В тебе так много сострадания, и пусть ты стараешься спрятать эту свою сторону, я все равно вижу ее. И ты, Джена, ты можешь сделать это.
Я заключил в ладони ее лицо, приподнимая его, заставляя ее посмотреть на меня, хотя и знал, что увижу в ее глазах: боль, желание отринуть все, сказанное мною, и вновь спрятаться в свою раковину. Но я не собирался позволять этому произойти.
— Ты решаешь, чему случиться, — сказал я медленно, стараясь донести до нее свои мысли. — Ты управляешь своей жизнью. Чего ты хочешь?
Джена закрыла глаза, и ее лицо приобрело практически умиротворенное выражение.
— Я хочу... запаковать ту комнату в силовое поле и отправить на ближайшую звезду, чтобы мне никогда больше не пришлось смотреть на нее, думать о ней, — сказала она печально и открыла глаза, и я понял, что это была холодная истина безо всяких прикрас. — Но поскольку я не могу этого сделать, я... я просто не хочу, чтобы она была в моей жизни — вот и все, в чем я уверена. Я не хочу что-то исправлять, не хочу даже пытаться. Она не достойна этого. А я... — Джена судорожно вздохнула, очевидно придя к какому-то решению, — я заслуживаю лучшего.
— Конечно, заслуживаешь, — подтвердил я, запуская пальцы в ее волосы, и, притянув ее ближе, поцеловал в висок. — Ты не обязана включать ее в свою жизнь, не должна даже встречаться с ней после сегодняшнего дня.
— Но ты все равно считаешь, что мне следует поговорить с ней, — прошептала она, но теперь ее голос звучал гораздо увереннее.
— Да. Даже если ты просто войдешь в то помещение и велишь ей убираться к черту. Ты должна сама убедиться, что она больше не может причинить тебе боль.
— Ты... прав, — Джена горько усмехнулась и, отступив, снова провела пальцами по волосам. — Я знаю, что ты прав. Ты, черт возьми, всегда прав.
Она вздохнула и со всей искренностью, на которую только была способна, посмотрела мне в глаза. И на это мгновение она была не всеми покинутым, несчастным ребенком, не хладнокровной коммандос. Она была просто Дженой — прекрасной, упрямой, добросердечной, сводящей с ума и невероятной женщиной, которую я полюбил.
А в следующий момент она шагнула ко мне, притянула мое лицо к своему и страстно поцеловала.
— Спасибо, — прошептала она, касаясь губами моих губ. — Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — ответил я, вдыхая ее запах и снова поражаясь тому, как череда бед и несчастий длиною в жизнь привела ее ко мне, в мои объятия в этот самый момент.
Я открыл дверь, и Джена глубоко вздохнула, позволяя кислороду наполнить все ее тело, отчего она вдруг показалась выше, сильнее, окутываясь узнаваемой аурой, присущей только коммандеру Шепард. Голосом, не терпящим возражений, она велела мне ждать ее на «Нормандии» и уверенно направилась к комнате для допросов.
************
Шепард
На пути к кораблю я ощущала необычную легкость, как будто сняла тяжелую броню после долгой миссии — казалось, еще чуть-чуть, и я воспарю над землей. Странное чувство. Я не сделала ничего особенного, но шагая к «Нормандии», чувствовала себя так, словно вышла из тюрьмы.
Я увиделась со своей матерью. Я распахнула дверь с самоуверенностью победителя, которым и являлась, и ожидала, что, глянув на нее, преисполнюсь гнева, захочу наорать на нее, обвинить в том, что она была порождением зла, но вместо этого я смотрела на седину в ее волосах, глубокие морщины на лице и ощущала лишь жалость. Ее темные пустые глаза свидетельствовали о тяжелой жизни, полной мучений, причиненных, как ею самой, так и другими. Неосознанно я заметила, что их цвет лишь немногим темнее моих.
Мы поговорили, но на этот раз все шло по-моему. Я больше не была ее сиделкой, я даже не была ее дочерью, я являлась самостоятельной женщиной, и я заслужила, чтобы с моим мнением считались. Конечно же, она попыталась добиться моего расположения, делала вид, что не совершила ничего дурного, не заставляла меня уйти, но я видела старые следы на внутренней стороне ее локтей и слышала ложь в ее голосе, когда она убеждала, что искала меня. Ее слова ничего не значили для меня.
Я слушала ее и чувствовала жалость. Жалость и отвращение от того, что когда-то была привязана к ней. Всю жизнь я верила, что виновата в том, какой ненормальной она была. Мне казалось, что я была самым плохим в мире ребенком, потому что всей моей любви к ней оказалось недостаточно. Но это не имело ко мне никакого отношения. Она всегда была такой, а мое появление только вытащило все это на поверхность.
Она твердила, что ни в чем не виновата: ни в том, что сейчас ей некуда было податься, ни в том, как прошла ее жизнь, ни в том, что она сотворила со мной. За последние двадцать лет все, что она сделала — это убедила себя в собственной невиновности. Жертва обстоятельств, жестокого города, породившего нас обеих. Возможно, отчасти это являлось истиной, но мне было все равно.
Сперва я не сдержалась и потребовала хоть какого-то уважения к тому, кем я стала, чего достигла. Я также рассказала, что натворила она — даже если она и забыла, я не забуду никогда. Но стоило мне как следует взглянуть на нее, и мой гнев поутих. Пусть она никчемна, но я — нет, и я выше всего этого.
Объяснив, что произойдет теперь, я наконец спросила у нее, любила ли она меня когда-нибудь? Я видела, что ложь готова была сорваться с ее губ, но она остановилась, распрямила плечи и посмотрела на меня с безразличием, словно что бы она ни сказала сейчас, это не будет иметь никакого значения.
«Нет, — ответила она, очевидно устав от притворства. — Никогда. Не знаю, почему. Поначалу я старалась, но тщетно. Глядя на тебя, даже когда ты была еще совсем маленькой, я не чувствовала ничего».
Наверное, эти слова должны были ранить меня, но этого не произошло. Наоборот, мне показалось, что с глаз спала какая-то пелена. Я не была ни в чем виновата, со мной все было в порядке. Я ничем не отличалась от других. Это она не смогла полюбить свою собственную дочь. В противном случае, быть может, приняв во внимание факты, она отдала бы меня, а не искалечила настолько, что я не сумела даже попросить о помощи. Вместо того чтобы проводить всю жизнь в попытках убежать и спрятаться под слоями ненависти и горечи, без отдыха пытаясь доказать, что чего-то стою, я могла бы просто... жить.
Выйдя из лифта и подойдя к дверям в мою каюту, я на несколько мгновений задержалась. Я вздохнула, чувствуя, как напряжение покидает мое тело, и еще раз вернулась мысленно к последним событиям.
Я не сделала ничего, чтобы заслужить подобное отношение. Со мной плохо обращались, и в этом не было моей вины. Я заслуживала того, чтобы жить в любящей семье — точно так же, как и все остальные.
Однако в отличие от остальных мне предстояло спасти галактику. Но это подождет до утра.
Я открыла дверь и зашла в каюту, внимательно оглядывая помещение и вдруг осознавая, что вижу все в новом свете. Наконец я заметила вставшего с дивана Кайдена, который смотрел на меня с тревогой, словно не знал, чего ожидать: моего смеха или моих слез. Я и сама не знала. Он поднимался по ступеням, и я шла навстречу ему — ни один из нас не произнес ни слова — пока не оказалась в кольце его рук, обнимая его в ответ и вдыхая его запах. Он погладил меня по спине, очевидно надеясь успокоить, но в этом не было нужды — я никогда в жизни не чувствовала себя более спокойной.
— Я сказала ей... — начала я медленно, положив голову ему на грудь, — я сказала Изабель, что моя мать мертва, и что я не хочу больше ни видеть ее, ни слышать о ней. Затем я дала ей 10000 кредитов, чтобы она смогла улететь отсюда, или позаботиться о своей безопасности, или на что еще она пожелает потратить эти деньги, и ушла. Вот так вот. И это было... — я взглянула на Кайдена, увидела плохо скрытое облегчение на его лице, и на моих губах появилась удивленная улыбка, — это было восхитительно.
Кайден тихо вздохнул и, слегка нахмурившись, печально улыбнулся в ответ.
— Хорошо, — сказал он, нежно убирая прядь волос с моего лица, — это... это хорошо. Я рад.
— Я в порядке, — заверила я его, поражаясь тому, какой искренней могу быть. — Правда, в порядке. Знаю, это звучит странно, но...
— Это вовсе не звучит странно, — перебил он меня. — Вовсе нет. Нет такого чувства, которое бы можно было назвать правильным для подобной ситуации. И если ты счастлива, то... черт, мне-то большего и не надо.
— Просто... все говорят, что семья — самое важное в мире, так что я думала, что будет сложно вычеркнуть ее из моей жизни. Она ведь моя мама, верно? Но на самом деле это оказалось так легко. Неважно, что она или кто-то еще сделали, я выжила и живу по-своему, и я не желаю, чтобы она была частью этой жизни. Это было так просто. Я так долго пряталась от прошлого, а это оказалось так чертовски просто.
— Все самое лучшее всегда просто. Я — и знаю, что это звучит глупо — но я... горжусь тобой, Джена. Правда, горжусь. Я многого не знаю о тебе, но могу представить себе, чего тебе стоило войти туда и сказать ей все это.
Я усмехнулась.
— Да, это звучит довольно глупо. Но... спасибо. Я пока не знаю, как ко всему этому относиться, но я просто... рада, что ты здесь.
Я снова прижалась к нему, окончательно расслабляясь после этого насыщенного событиями дня.
Я всегда считала, что совершаю те или иные поступки, только когда захочу, но чем больше думала об этом, тем больше понимала, что это не так. Во всяком случае, не всегда. Я оставила позади практически уничтоженных Красных, как того и хотела, потом Альянс, когда мне не оставили выбора, а затем и «Цербер», когда пришло время. Все эти решения я приняла сама и теперь являлась агентом N7 и коммандером, и находилась на «Нормандии» с Кайденом прямо сейчас, потому что хотела этого, но все не так просто. Я никогда не боялась конфликтов или битв — я сражалась с той же легкостью, с которой дышала — но боялась всего остального.
Я открыла глаза и посмотрела на завивающиеся у затылка волосы Кайдена — отчего-то это зрелище поднимало во мне желание довольно вздохнуть, но при этом я до сих пор боялась его и всего, что он значил для меня. Этот страх не был моим выбором, я не хотела этого. Его начало лежало в жизненном опыте, вдалбливавшем мне, что забота о ком-то — это брешь, и рано или поздно кто-нибудь разобьет мне сердце. Это влекло за собой разочарование, открытую рану в груди, беспомощность и бесполезные слезы в подушку.
Все это я пережила, когда Кайден ушел от меня на Горизонте, и за несколько последовавших месяцев. Мне хотелось возвести стены еще выше, еще прочнее, отгородиться ото всех, но вскоре все снова изменилось. Он вновь проник в мою душу, занял место в моем сердце и находился там по сей день. Я знала, что он не хотел причинять мне боль, и что он никогда больше этого не сделает. Черт, в нем не было ничего жестокого, просто слишком часто меня предавали в прошлом, чтобы я узнала то, что со мной происходило. Я старалась намеренно сделать ему больно только потому, что он случайно ранил меня — ведь по какой-то причине я не видела разницы.
Он никогда не хотел использовать меня, лгать мне. Все, чего он желал — это заботиться обо мне. Невероятная смесь чувств внутри грозила вот-вот вырваться наружу, и мне вдруг захотелось поцеловать его, затащить в постель, отправиться на прогулку, у всех на виду держать его за руку, провести ночь, разглядывая звезды — все это одновременно, и я не хотела останавливаться.
— Я...
«Я люблю тебя, — осознала я ошеломленно. — Наверное, я всегда любила тебя. Дьявол, Кайден, я так люблю тебя, что мне больно об этом думать. Все, о чем я только мечтаю — это лежать с тобой рядом вечно и говорить снова и снова, как я люблю тебя, до тех пор, пока нас не начнет тошнить от этих слов, но, очевидно, я не могу сказать этого вслух даже один раз, потому что...»
Я не знала, почему.
Возможно, существовала разница между верой, что весь твой мир неожиданно избавился ото всех демонов прошлого, и воплощением этой веры в реальность.
«Я люблю тебя, — подумала я снова, и горло перехватило. — И я так сильно боюсь тебя потерять».
— Ты... что? — Кайден зарылся носом в мои волосы.
— Я так рада, что ты рядом, — сказала я наконец, не зная, что еще добавить.
— Я никуда не уйду, — ответил он, продолжая обнимать меня своими теплыми и сильными руками. — Обещаю.
Отредактировано: Архимедовна.
Комментарии (0)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход