Свежий ветер. Глава XIII. Воскрешение

 Наконец звон в ушах стал стихать, и я услышала, как кто-то вновь и вновь повторяет — вернее, выкрикивает — мое имя, с трудом перекрывая рев сирены. Подняв взгляд к расположенной в углу камере, я сосредоточилась на динамике рядом. Меня абсолютно не волновала собственная нагота, да и голос все равно принадлежал женщине. Мне хотелось, чтобы она заткнулась.
— Шепард! Шепард! Вы должны встать, сейчас же. Этот объект подвергся нападению. — Ухватившись за края металлического стола, я усомнилась, что ноги будут держать меня — судя по ощущениям, с таким же успехом это могли быть просто два куска мяса. — Ваши раны еще не зажили как следует, но вы должны немедленно уходить оттуда — к вам приближаются роботы.
 Ах, роботы. Откинув простыню и спустив ноги на пол, я попыталась встать и мгновенно рухнула, как подкошенная. Стиснув зубы и чувствуя себя новорожденным жеребенком, учащимся ходить, я поднялась вновь. Все тело казалось окоченевшим.
— Где... — начала я, но запнулась — голос надломился, а горло обожгло огнем. Найдя взглядом раковину, я дотащилась до нее, включила воду и принялась пить прямо из-под крана. — Где, — снова произнесла я с трудом; вода стекала по носу и подбородку, — где я?
 Подняв глаза, я оказалась лицом к лицу с кем-то совершенно мне незнакомым. Осознав, что гладкое стекло является зеркалом, я ухватилась за края раковины и попыталась понять, что вижу перед собой.
 Трещины новых шрамов заменили те, что я знала так хорошо. Поднеся руку к лицу, я провела пальцами по незнакомой коже, попутно отметив густые, неопрятные брови и чрезмерно длинные ногти. Темные волосы доставали до плеч, а в глубине покрасневших глаз мерцали огоньки.
 Что я такое?

— Это медицинский объект, но времени на объяснения нет! — резкая реплика потрескивающего голоса, донесшегося из устройства связи, вернула меня к реальности, и я отвернулась от зеркала. — В шкафчике слева от вас есть одежда. Быстро одевайтесь и убирайтесь оттуда.
 Что ж, это лучше, чем сражаться с роботами голышом. Доковыляв до упомянутого шкафчика, я нашла простую белую майку, белье и нечто вроде спортивных штанов. Очевидно, ожидать полностью готового к использованию комплекта брони не приходилось. С трудом натягивая на себя одежду, я проклинала длинные ногти, царапающие мою непривычно чувствительную кожу. Судя по всему, я пролежала без сознания по крайней мере несколько дней, но что послужило тому причиной?
 И почему, черт возьми, волосы так отросли?
— Мне нужно оружие, — прохрипела я рассеянно, продвигаясь к двери и опираясь о мебель и стены плохо слушающимися руками, чтобы не упасть.
— Справа у входа найдете пистолет, но поспешите, они почти добрались!

 Я едва успела найти и зарядить пушку, как женщина снова прокричала что-то о роботах, и в этот момент дверь напротив распахнулась. Буквально рухнув на пол, я переждала приступ головокружения, ощущая жар выстрелов, проносящихся надо мной. Откинув голову, я облокотилась на какие-то контейнеры, закрыла глаза и глубоко вдохнула. Из-за длительного применения анестетиков я чувствовала себя обессиленной — ощущение навалившегося лишнего веса сродни тому, что испытываешь, лежа в ванной до тех пор, пока не сольется вода. Если бы в моем желудке осталось еще хоть что-то, меня бы снова вырвало. Несколько мгновений я вообще сомневалась, что сумею справиться с роботами — я была слабой, словно котенок, а руки тряслись от внезапного прилива адреналина.
 Но затем я вспомнила, кем являюсь, и стиснула зубы. Мой палец обхватил курок пистолета, я почувствовала вес оружия, его баланс, и эти знакомые ощущения разбудили во мне врожденные способности. Набрав в легкие воздуха, я выглянула из укрытия и выстрелила. Негромкие хлопки, с которыми разлетались головы роботов, доставляли мне удовольствие. Мышечная память — полезная вещь, и, вернув эту силу хотя бы отчасти, я почувствовала себя немного увереннее. Что бы, черт побери, ни происходило со мной сейчас, я смогу справиться с чем угодно, пока в руке есть оружие, а на ногах — обувь. Кстати...
— А нет ли тут еще какого-нибудь шкафчика с обувью? — поинтересовалась я, осторожно обходя останки роботов и перезаряжая пистолет.
— К сожалению, нет — мы не ожидали этого, не были готовы к вашему пробуждению. Мы запланировали целую программу, но пришлось урезать ее. Кто-то взломал систему безопасности и, похоже, твердо намерен убить вас. Я делаю все, что в моих силах, отсюда, но... — голос потонул в забивших эфир помехах, — черт возьми, еще кто-то старается мне помешать. Послушайте, вы должны добратьс... посадочного отсе... Я постараюсь най...
 Звук прервался — очевидно, хакеру удалось разорвать соединение.

 Изощренно выругавшись, я ударила кулаком по стене. Прогулка вслепую по незнакомой территории без брони и даже без чертовой обуви не относилась к моим любимым утренним забавам. Мысли вновь вернулись к Кайдену; я вспомнила, как в последний раз проснулась, уткнувшись лицом ему в грудь, и на несколько драгоценных минут все было просто идеально. Возможно, его здесь все-таки нет? Но где же он в таком случае? Он бы не оставил меня одну в подобном месте. Что это вообще за место?
 Я свернула за угол и похолодела, мгновенно узнав представший моему взору символ. Он украшал едва ли каждую поверхность в том бункере, где я нашла адмирала Кахоку со следами от уколов на шее, а потом мы встретили его еще раз во время штурма базы, где меня ранило шрапнелью.
 «Цербер».
 Как они, черт побери, связаны с происходящим? Если этот объект принадлежал им, то что они делали со мной? Лечили? Проводили эксперименты? Пыталась ли та женщина спасти меня только потому, что я представляла собой часть важного проекта? Стиснув зубы, я вскинула руку с пистолетом. Никто не смеет использовать меня.

 Трусцой я двигалась по коридорам, с каждым шагом ощущая, как жизнь возвращается в мое обессиленное тело. Приближаясь к повороту, я услышала знакомый звук биотической атаки, однако радостная мысль о Кайдене оказалась вытеснена разочарованием, когда до меня донесся незнакомый голос.
 Выглянув из-за угла, я заметила человека, прячущегося от нескольких роботов. Решив, что даже если он и настроен враждебно, это не помешает мне по крайней мере выбить из него необходимые ответы, я вышла вперед и, подняв руку, сделала четыре выстрела, уничтожая всех противников. Черт возьми, я знала, как расправляться с этими жестянками. С расширенными от удивления глазами мужчина повернулся ко мне в тот момент, как я оказалась рядом с ним под прикрытием невысокого ограждения.
— Шепард! Ты...
 Он замер, стоило лишь дулу моего пистолета уткнуться в его висок.
— У тебя есть тридцать секунд, чтобы рассказать, где я нахожусь, как сюда попала и кто, твою мать, ты такой?
 В глазах мужчины отразилось понимание — что ж он хотя бы оказался достаточно сообразительным.
— Это станция, представляющая собой медицинскую лабораторию, — произнес он спокойным голосом. — После серьезного ранения тебя доставили сюда для лечения. Меня зовут Джейкоб Тейлор, и я вместе со своим взводом находился на Иден Прайме во время атаки колонии гетами — тем днем ты спасла мне жизнь.
 Продолжая держать мужчину на прицеле, я чуть отодвинула оружие от его головы и медленно выдохнула.

 Неожиданно яркими, болезненными вспышками воспоминания пронеслись у меня перед глазами: нападение на «Нормандию»; я приказываю Кайдену организовать эвакуацию, потому что не могу позволить себе волноваться о нем; сумасшедшая гонка к спасательному челноку, окончившаяся тем, что я буквально закинула внутрь Джокера, а затем, уже после нажатия кнопки старта, очередным взрывом меня швырнуло назад; я замерзаю в космосе, в легких не остается воздуха, и слепая паника одолевает меня, в то время как облаченные в защитные перчатки руки отчаянно царапают броню...

 Резко вдохнув, я вновь вернулась мыслями в это чужое мне помещение к этому незнакомому человеку и поняла, что смотрю на свои босые ноги. На левой из них отсутствовал рваный шрам от ранения, в результате которого едва не оказались перерезаны сухожилия — я хромала несколько недель. Подобные этой отметки так просто не исчезают. Джейкоб пошевелился, и, даже не глядя на него, я подняла оружие, недвусмысленно приказывая замереть.
— Что со мной произошло? — тихо спросила я, не отрывая глаз от ровной кожи на ступне там, где прежде находился шрам.
 Мужчина поднял руки.
— Послушай, я не ученый. Мне не следует рассказывать тебе...
 Я двинула пистолетом и боковым зрением заметила, как взгляд Джейкоба опустился к тому месту, где дуло теперь замерло на уровне его шеи. На его форме был изображен логотип «Цербера». Этот гребаный придурок считал, что, упомянув Иден Прайм и притворившись служащим Альянса, сможет переманить меня на свою сторону?
— Не заставляй меня повторять вопрос, — прорычала я, оборачиваясь и впиваясь в него взглядом. — Что со мной случилось? Насколько серьезно я была ранена?
 И он ответил.

 Я умерла. По его словам, я представляла собой лишь «мясо, подсоединенное к различным трубкам». Они потратили миллиарды кредитов на мое восстановление, собирая меня кусочек за кусочком, словно головоломку, попутно делая невероятные открытия, однако все же вернули меня к жизни.
 Проект «Лазарь».
 С момента крушения прошло два года.
 Мне никак не удавалось представить себе этого временного промежутка. Это должно быть ложью. Я не могла пролежать на том металлическом столе целых два года.
 Мои волосы отросли до плеч. Мое одеревенелое тело покрывали незнакомые шрамы. Я понятия не имела, где нахожусь и как сюда попала. В голову пришло дурацкое сравнение со Спящей Красавицей.

Два года.

— С возвращением в мир живых, — хмуро произнес мужчина, когда вновь появившиеся с противоположной стороны помещения роботы открыли по нам огонь.
 Перекинув руку через ограждение и не обращая внимания на отсутствие какой-либо защиты, я уничтожила их всех.
 На моем лице не отражалось ни единой эмоции, однако внутри поднималась волна паники, а руки снова начали трястись. Этот мир не был моим. Я понятия не имела, что это. До того, как все пошло прахом, впервые за черт знает сколько времени я получала от жизни удовольствие. Все было так близко к идеалу, пока...
 Это наверняка просто дурной сон. Но во сне никогда не бывает так больно.
— Нам нужно добраться до челноков, — сказал Джейкоб, разворачивая план станции на своем инструметроне. — Миранда будет...
 Я ткнула пистолетом церберовцу в голову, пораженная и немного оскорбленная его уверенностью в том, что ему позволено двигаться.
— Вставай, — рявкнула я, и несколько мгновений он озадаченно смотрел на меня.
 Чертов идиот решил, что раз уж он, находясь на прицеле, выдал мне информацию, это автоматически сделало нас союзниками. Даже если он и вправду служил на Иден Прайме, сейчас он работал на «Цербер». Медленно и не отрывая взгляда от дула моего оружия, мужчина поднялся на ноги.
— Слушай меня внимательно, Джейкоб, — начала я низким угрожающим голосом, надеясь таким образом скрыть то, что я до сих пор дрожала внутри, а тошнота так и не прошла. — Ты до сих пор жив лишь потому, что нужен мне, чтобы выбраться с этой станции. Конечно, я могла бы просто убить тебя и воспользоваться картой на твоем инструметроне, но я одета в белое, а кровь очень плохо отстирывается. Ты знаешь, куда идти?
 Мужчина кивнул, очевидно, чувствуя себя крайне неуютно.
— Ангар расположен неподалеку отсюда. Миран...
— Отведи меня туда. Сейчас же.
 Джейкоб неуверенно развернулся, бросив на меня обиженный взгляд, словно я обошлась с ним грубо и несправедливо. Интересно, чего он ожидал? В последнюю мою встречу с «Цербером» я едва не рассталась с жизнью. У меня не было никаких причин доверять им, а если хотя бы половина из того, что он говорил, являлась правдой, то я имела полное право страдать от дезориентации и паранойи. От мысли о том, что, находясь без сознания, я провела в лапах «Цербера» даже короткий отрезок времени, меня мутило. Что уж говорить о заявленных Джейкобом двух годах. Пожалуй, это нападение на станцию можно расценивать как удачу — по крайней мере теперь у меня было оружие, и я смогу выбраться отсюда на своих условиях.

 Пока мы шли по коридорам станции, я ни на мгновение не сводила дуло пистолета с его спины. По правде говоря, Джейкоб Тейлор казался вполне честным человеком, однако я не собиралась доверять первому впечатлению, особенно, когда речь шла о гребаном церберовском оперативнике. В какой-то момент серьезным голосом он сказал, что работает на «Цербер», вероятно, полагая, что сообщает мне что-то важное. Я же ответила, что в следующий раз, когда он захочет сохранить что-то в тайне, ему следует позаботиться о том, чтобы эта информация не была размещена на каждой стене станции, не говоря уже о его форме. Он что, считал меня идиоткой? Джейкоб спросил, как я отношусь к этому факту, и я заметила, что он все еще жив и может толковать это обстоятельство так, как хочет.
 Несмотря на тошноту, я ощущала сильное чувство голода, в голове стоял какой-то туман, но зато у меня был пистолет. Если придется, я смогу завладеть челноком в одиночку. И пусть пилот из меня никудышный, но я была готова рискнуть, лишь бы выбраться из этого места, где бы оно ни находилось. Я не верила ни единому их слову. Больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза, а открыв их, оказаться на борту «Нормандии» в окружении знакомых лиц. Однако в последний раз, когда я видела свой корабль, я с трудом пробиралась по его останкам, таща на себе пилота, в то время как мир вокруг нас полыхал огнем. А теперь я была здесь.
 Меня часто называли невозмутимой, и это почти соответствовало истине — я всегда прятала свой страх так, чтобы никто не мог увидеть его. И сейчас глубоко внутри я практически кричала от паники и смятения, продолжая, тем не менее, хладнокровно смотреть вперед и отдавая приказы церберовцу, которого только что встретила.

 Когда же мы наконец добрались до ангара, и вдобавок к голосу таинственная Миранда обрела и лицо, я вдруг вспомнила, что уже видела ее прежде — странный сон, полный резкого, яркого, ослепляющего света и боли.
 Отчасти я до сих пор не сомневалась, что мне лгут, и все происходящее — лишь тщательно спланированный эксперимент, призванный оценить пределы моих возможностей. Не может быть, чтобы я проспала два года. Пока я не знала, что думать обо всем этом, а потому попросту вообще запретила себе любые размышления на эту тему. Я была уверена лишь в том, что со станции можно выбраться только на одном летательном аппарате, а также что при необходимости я, пожалуй, сумею справиться с обоими церберовскими агентами даже в моем нынешнем состоянии. Судя по всему, Миранда пришла к таким же выводам, а потому сообщила мне, что только ей известен код доступа челнока и координаты единственной космической станции, до которой названный челнок в состоянии добраться.
 И пусть ничего во взгляде женщины не давало повода усомниться в ее словах, она оставалась агентом «Цербера», а значит, наверняка была отлично обучена лгать. И все же надо отдать должное этой организации — они на многое пошли, чтобы я выжила; Миранда была частью этой системы. В худшем случае я окажусь в каком-то нежелательном месте, и мне придется с боем прокладывать себе путь на свободу... после того, как я завладею обувью и более новым и усовершенствованным оружием мисс Лоусон.

 Не обращая внимания на тревожные предчувствия, крепко сжав рукоять пистолета, я поднялась на борт челнока.

************

 «Я хочу получить назад свои гребаные жетоны!» — заявила я, глядя на предоставленную мне новенькую восхитительную броню, однако в ответ услышала, что, во-первых, они канули в лету вместе с моей прежней броней N7, а во-вторых, теперь в них не было особой нужды, потому что все знали, кто я.
 Но ведь дело вовсе не в этом. Мои жетоны значили для меня куда больше — они являлись моей отличительной чертой, моей жизнью. У меня, как и у большинства оперативников, было нечто вроде ритуала, который я совершала перед каждой миссией, и как его часть, я снимала жетоны, позволяя цепочке скользнуть по лицу, и некоторое время вглядывалась в числа и буквы — подтверждение моей личности, вырезанное в холодном, твердом металле. Иногда, волнуясь перед серьезной миссией, я могла поцеловать их на счастье, прежде чем спрятать под боди. Это не позволяло мне забыть о том, кто я, каковы мои мотивы, почему то, что я делаю, так важно и почему это единственная роль, в которой мне удавалось себя представить.
 Я видела свое имя: «Шепард, Джена», вспоминала, кто стоял за ним, и все мои тревоги и сомнения рассеивались. Еще только начиная службу в Альянсе, я решила, что должна всегда помнить о том, что это имя означало для меня и для других. Чтобы стать тем, кем я являлась сейчас, мне пришлось работать, как проклятой, пришлось пройти через тяжелые испытания, а потому оправданий для того, чтобы не демонстрировать самые лучшие результаты, не существовало.
 Джена Харпер умерла давным-давно, и я похоронила ее в своей памяти под слоем пыли.
 Джена Шепард тоже умерла, но, как оказалось, только на время. Мне не нужны были жетоны, чтобы помнить, что она — это я, и этот факт никогда не изменится.
 Всего-навсего еще одна потеря, а я так многого лишилась за последние два года.

 Мое состояние можно было сравнить лишь с наихудшим случаем сбоя биоритмов, и как бы я ни старалась, мне все равно не удавалось осознать все это упущенное мною время. Словно в оцепенении я просматривала галактические новости за этот срок, забравшись с ногами на свою постель на «Нормандии». Только это была не просто «Нормандия», а «Нормандия СР-2» — огромный корабль, окрашенный в цвета «Цербера», и с до неприличия большой капитанской каютой. Мне нравилось только название. И аквариум. И пилот.
 Лишь встреча с Джокером, фигурально выражаясь, помогла хоть на время обрести почву под ногами.
 Он объяснил мне, что происходит, и заверил в серьезности происходящего, а после рассказал все, что знал об остальных членах моей команды, которые не последовали за ним на службу к «Церберу», а разбрелись по галактике и продолжили жить своими жизнями, пока я спала.
 Я уже расспрашивала Миранду о судьбе тех, с кем вместе проливала кровь на первой «Нормандии». Она сообщила, что некоторые из них ушли из Альянса, другие же просто исчезли. С чего бы им сидеть на месте? В конце концов, все считали меня мертвой. Я не понимала, почему она не сочла нужным известить хотя бы самых близких мне людей, что я жива. Миранда ответила, что проект был совершенно секретным, и мне отчаянно захотелось ударить ее.

 Они все вели себя так, будто у меня не имелось причин не доверять им. Словно сам факт того, что они якобы провели два года, воссоздавая меня, означал, что я просто обязана преисполниться к ним благодарности и принимать каждое их слово за чистую монету. Джейкоб додумался сказать мне, чтобы я не волновалась насчет того, что держала его на мушке, пока мы выбирались с той станции; сказал, что он понимает, почему я отнеслась к нему с подозрением. Я же насмешливо ответила, что и не думала волноваться, а то, что «Цербер», кажется, считал, что я поверю ему или кому-либо из их оперативников, только доказывал, что они не имели ни малейшего понятия, с кем связались.
 Я пыталась представить себе, как крушение повлияло на членов моей старой команды, на людей, знавших меня лучше всего. Где они находились сейчас? Два года — это долгий срок.
 Я погибла, потому что была слишком озабочена проблемой как запихнуть Джокера в спасательный челнок, не переломав ему ноги, и не следила за собственной безопасностью. Все произошло в долю секунды — глупая ошибка, даже не сознательное решение. Я умерла, допустив маленькую оплошность, но сейчас я снова была жива. Меня вернули из-за того, кем я являлась. Эшли погибла героем, но никто не подумал воскресить ее. Разве это справедливо? Кому дано право принимать подобные решения?
 Я до сих пор не верила в эту историю, хотя новое тело казалось чужим.

 Вчерашний день начался с умопомрачительных двадцати пяти минут, проведенных с Кайденом, зашедшим в мою каюту до начала своей смены. Он пробудил меня от полусна, прижавшись губами к маленькой пульсирующей венке на моей шее, и я, повинуясь инстинкту, нежно обвила руками его плечи. На прощанье я поцеловала его — просто ничего не могла с собой поделать. Все, чего мне хотелось — это затащить его обратно в постель, однако я позволила ему уйти, потому что знала, что он скоро вернется.
 Сегодня он считал меня погибшей два года назад. Я была мертва на протяжении двух лет.
 Что-то болезненно сжалось в груди. Я была счастлива там. «Нормандия» стала моим домом, а команда — самой лучшей семьей, что я когда-либо имела. А теперь те, кто остался в живых, просто... двинулись дальше. Позабыли обо мне. Стоит ли мне даже пытаться связаться с ними? Может, им уже давно нет до меня никакого дела?
 Холодный воздух саваном окутал мою кожу. Я самой себе казалась безжизненной, пустой.
 Разумеется, Кайден уже давно оправился от потери. Я все пыталась убедить себя в том, что наши отношения были несерьезными, даже несмотря на то, что от одной этой мысли к горлу подступала тошнота, и все, чего мне хотелось — это чтобы он оказался рядом и, как обычно, нашел хоть что-то светлое в окружавшем меня кошмаре. Однако в его глазах я была мертва, и он наверняка уже давно похоронил память обо мне. Может быть, и хорошо, что моя смерть оборвала происходящее между нами до того, как все зашло слишком далеко.
 Я вдруг заметила, что руки дрожат, а пальцы судорожно вцепились в мягкое одеяло, покрывающее постель.
 Вздор. Я так хотела, чтобы он находился здесь, что это причиняло почти физическую боль. Пока мы были вместе, жизнь казалась мне близкой к идеалу. Какая жестокая шутка. Заставить меня привязаться к кому-то сильнее, чем когда-либо прежде, а затем все отобрать.
 Мне следовало знать... Мне, черт возьми, следовало знать, что это случится. Казалось, Вселенная решила напомнить мне, что я преступаю некоторые границы, позволяя себе чувствовать что-то помимо холодного безразличия, и выбрала такой жестокий способ указать мне мое место. Я была лишь оружием, инструментом без желаний, забот или потребностей.
 Глаза щипало, и, судорожно втянув воздух, я вытерла их руками.

 Пребывая в каком-то затуманенном состоянии, я поднялась и направилась в огромную уборную, где принялась рассматривать в зеркале свое отражение в резком белом свете. А затем, словно очнувшись, я сняла эту идиотскую одежду, изукрашенную гребаным логотипом «Цербера», и взглянула на свое обнаженное тело, читая на нем его новую историю.
 Все татуировки находились на своих местах. Миранда призналась, что им пришлось наново делать большую их часть из-за ожогов, покрывавших кожу. Она сказала, ей приказали позаботиться о том, чтобы я вернулась к жизни в точности такой, какой была до крушения. Я все еще оставалась собой, насколько это было возможным, учитывая повреждения, полученные мною во время падения через атмосферу той планеты, но имелись и некоторые новшества. Кибернетика.
 Кости левых руки и ноги частично заменял металл, кожу восстанавливали с помощью стволовых клеток, нано-роботов и прочей ерунды, которой я не понимала — главное, плоть осталась прежней. Однако они изменили мой скелет — укрепили его и добавили усовершенствованную систему подачи медигеля.
 Я согнула левую руку и не почувствовала никаких перемен.
 Мое тело было таким же, каким я его помнила. Физиотерапия, направленные электрические импульсы и самые передовые технологии сделали все возможное, чтобы, едва придя в себя, я уже смогла сражаться — как обычно. Однако рисунок отметок на коже отличался — старые шрамы, со стоящими за ними историями, пропали, и вместо них появились новые. Я обнаружила отсутствие нескольких родинок — такие вещи не замечаешь до тех пор, пока они вдруг не исчезают. По крайней мере шрамы с правой стороны моего лица остались прежними — один пересекал губы, а два других, похожих, по словам Кайдена, на крылья, — бровь...
 Зажмурившись и глубоко вздохнув, я переждала приступ тошноты.
 Мой левый глаз спасти не удалось, и его заменили протезом столь высокотехнологичным, что даже я не замечала разницы.
 Подойдя к зеркалу вплотную, я уткнулась носом в стеклянную поверхность и попыталась отыскать различие. Мои изыскания не увенчались успехом, но с удивлением я осознала, что лицо выглядит моложе. Вероятно, двухлетний сон положительным образом сказался на моем внешнем виде, однако теперь я самой себе казалась незнакомой. Заметив около раковины ножнички, я взялась приводить в порядок густые, широкие брови, надеясь, что это поможет мне хоть немного почувствовать себя самой собой.
 Мне сказали, что волосы на голове восстановлены из моего же генетического материала, а потому не должны отличаться от прежних. Оказалось, что их наращивали на конечной стадии. Вот почему я выглядела так неряшливо — им не хватило времени на то, чтобы нанести завершающие штрихи.
 Чуть ранее я побывала у доктора — еще одно дружелюбное лицо — и стянула медицинские ножницы, спрятав их в рукаве свитера. Это напомнило о тех временах, когда при мне всегда имелся нож или иное импровизированное оружие, даже если я находилась в относительной безопасности. Когда-то это являлось моей детской привычкой, и я все еще оставалась хорошим карманником.
 Найдя украденные ножницы в брошенной на пол одежде, я критически осмотрела в зеркале свои волосы. Первым моим побуждением было остричь их, может быть, даже побрить голову чуть позже. Мне никогда не хватало времени на длинные волосы, и я не позволяла им отрастать до такой длины, чтобы мешаться, но...
 Ради интереса я убрала их назад — пряди оказались достаточно длинными, чтобы их можно было собрать в пучок на затылке. Решив пока оставить все как есть, я спрятала ножницы за зеркало на случай, если передумаю позже.
 С презрением осмотрев кучу одежды, я напомнила себе о необходимости приобрести новую — без этого уродливого логотипа. Пусть я и дала предварительное согласие на участие в их миссии, но это не означало, что они могут заклеймить меня, словно скот.
 Если, как сказал Призрак, я и в самом деле лучший воин человечества, то их не должно волновать мое мнение о «Цербере». Если он был честен в своих мотивах — в чем я сильно сомневалась — то пока я выполняю свою работу, цвет надетой на мне одежды имел мало значения.

 Словно прочитав мои мысли, Призрак дал мне все, в чем я нуждалась: корабль, солдат, деньги, информацию и великолепную новенькую броню, которая сидела на мне как влитая. Имея все это, я могла справиться с чем угодно.
 Приведя в порядок волосы и брови, я наконец-то остригла ногти — еще одна вещь, которую не успели сделать до моего пробуждения.
 Миранда сказала, что стоящая перед нами задача практически невыполнима, и все же мы обязаны сделать это. Сколько раз мне доводилось слышать эти слова прежде?
 Но это не она убедила меня, и даже не Джокер; Тали, которую я встретила в колонии, помогла — она изменилась до неузнаваемости, и я вдруг отчетливо осознала прошедшие два года. Согласиться на операцию меня подтолкнули два инженера, работающие в инженерном отсеке. Когда-то они служили в войсках, однако ушли, когда Альянс оклеветал и меня, и все, что я сделала, продолжая, однако, использовать мое лицо в своих чертовых рекламных видео. Инженеры рассказали, что Удина заявил, что я либо ошибалась насчет Жнецов, либо попросту спятила. Вот почему я изучала новости за последние два года — хотела убедиться в этом лично, увидеть интервью, которые он давал, единственным оставшимся у меня настоящим глазом.
 Если они так быстро сбросили меня со счетов, то не заслуживают моего возвращения. В прошлый раз, когда я чувствовала, что меня игнорируют и используют, я убила десятерых, сбежала и начать новую жизнь. На этот раз убили меня, однако теперь снова подошло время перемен. Я отслужила в Альянсе положенный срок и еще год сверху — я больше ничего им не должна. Эта сделка являлась, в некотором роде, тем, о чем я всегда мечтала — никаких правил, неограниченное финансирование, возможность работать с лучшими из лучших и делать что-то по-настоящему важное. Если «Цербер» был прав, если я на самом деле могла остановить коллекционеров и преуспеть там, где никто другой не сумел бы, значит, я нашла свое место.
 Пока.

 «Это значимое дополнение», — отметила я про себя, натянув свободную одежду и принявшись обходить свою каюту, изучая каждую деталь интерьера, выполненного, как они утверждали, в моем вкусе. Призрак имел возможность профинансировать мою миссию, предоставить свои неограниченные ресурсы, а я могла совершить невозможное. После этого, если «Цербер» превратится в помеху, я уйду от них. Достаточно просто, да?
 Тогда почему же так неспокойно было на сердце? Почему я ощущала эту неуверенность, и все мои инстинкты кричали мне убираться отсюда, убираться как можно скорее?
 Тяжело опустившись на постель, я провела рукой по цифровой фоторамке на прикроватном столике. На изображении были запечатлены мы с Джокером на борту первой «Нормандии»: мы смотрела друг на друга и ухмылялись какой-то грязной шутке. Неужели они считали, что этим сумеют добиться моей верности? Может быть, они думали, что раз мой давний друг и коллега верит «Церберу», то и я поверю, как в старые добрые времена? Но времена не были старыми для меня — по всем моим ощущениям это фото могли сделать на прошлой неделе.
 Я коснулась экрана, и большая картинка сменилась на несколько маленьких — казалось, каждое изображение было тщательно отобрано таким образом, чтобы представить «Цербер» в выгодном свете и скрыть все эмблемы Альянса. Я и Чаквас, я и отряд наемников, с которыми мы как-то отлично провернули операцию; группа колонистов на какой-то планете, с надеждой всматривающихся в небо.
— СУЗИ, — позвала я, чувствуя себя довольно глупо, обращаясь к пустой комнате.
— Да, коммандер, — ответил мне синтезированный голос. Меня бесила сама идея, что за мной постоянно наблюдают. Пусть это и делал компьютер.
— Ты имеешь доступ к этой фоторамке? — спросила я, поворачивая в руках названный предмет.
— Да.
— Я хочу другие фотографии — со старой «Нормандии». Изображения моей команды. Ты можешь достать их?
 Я знала, что ИИ теоретически в состоянии выполнить мою просьбу, однако я так же была уверена, что «Цербер» не упустит ни единой возможности манипулировать мною. Они вполне могли запрограммировать СУЗИ таким образом, чтобы она не напоминала мне о годах, проведенных на службе в Альянсе, или что-нибудь в этом роде. У меня не было информации относительно устройства этого компьютерного члена экипажа.
 На мгновение повисла тишина, будто СУЗИ обдумывала мою просьбу, а затем экран фоторамки мигнул, и на нем появились новые изображения.
— Эти подойдут? — казалось, в искусственном голосе прозвучала искренняя забота.
— Да, — ответила я, коснувшись пальцем одной из картинок и грустно улыбнулась, разглядывая снимок, показывающий меня с Гаррусом за проверкой оружия перед миссией. — Отлично подойдут.

 Я пролистала еще несколько фотографий, поражаясь тому, насколько хорошо оказалась задокументирована наша жизнь на «Нормандии». Вероятно, по большей части это заслуга принадлежала Кайдену. Он был достаточно сентиментальным, чтобы стремиться запечатлеть происходящее, и порой, подняв на него взгляд, я замечала, как он делал очередной снимок на свой инструметрон. Я не знала, как «Цербер» заполучил эти снимки, и, по большому счету, не желала знать. Я просто была рада увидеть их.
 На одной из фотографий был только Кайден, и моя рука на мгновение замерла над экраном. Он сидела за столом в кубрике, держа стакан, и смотрел мимо камеры так... так, как он смотрел на меня — с гордостью и обожанием, и, глядя в его теплые глаза, я знала, что он мог бы провести так весь день. Я открыла следующий снимок, сделанный той ночью, что мы играли в покер — до того, как все пошло наперекосяк. Вернувшись к предыдущей фотографии Кайдена и мысленно сопоставив два изображения, я поняла, что он действительно смотрел на меня. Уже тогда. Почему я так долго этого не замечала? Насколько больше времени мы смогли бы провести вместе вместо того, чтобы игнорировать друг друга? Внутренности скрутило в тугой узел, и я осознала, что безумно скучаю по нему, но одновременно с этим пришло понимание, что мои чувства не имели значения — он уже давно позабыл обо мне; он не поймет.
 На его рубашке виднелась эмблема Альянса, и я вдруг вспомнила, как очнулась после ранения шрапнелью, шрама от которого больше не было на моем теле. Чуть позже Кайден говорил мне, что в состоянии понять наемников и банды — их мотивы были просты — обычно, деньги или власть. Но группировки вроде «Цербера» он не выносил. Он ненавидел людей, творящих зло во имя некой высшей цели, превосходства, потому что подобные организации притягивали новых членов, словно секты, убеждая доверчивых идиотов в том, что только они могут выполнить работу и помочь защитить близких. Да, Альянс не был идеальным, но он никогда не руководствовался принципом «исполнить любой ценой». Тогда я согласилась с Кайденом — я верила, что «Цербер» — это лишь одно из направлений деятельности «Терра Фирма» или какой-то другой организации, основанной сумасшедшими учеными. Теперь же... в чем-то он все еще был прав, но я начала видеть вещи в несколько ином свете.
 Меня заверили, что я руковожу миссией. Я могла выбирать самых блестящих оперативников галактики, лучшее оружие, технологии и с их помощью спасти сотни человеческих колоний. Как сказал Призрак — у нас были общие цели, но разные методы. Что ж, пока это соответствует истине, я буду пользоваться их помощью.
 Кайден поймет. Должен понять.

 Я вновь открыла общую фотографию, изображающую нас за игрой в покер, поставила рамку на столик, забралась под одеяло и, свернувшись клубком и не обращая внимания на боль в каждой клеточке измученного тела, постаралась расслабиться. Постель оказалась куда лучше тех, что мы видели на службе Альянса — это уж точно. Когда свет померк, я снова посмотрела на снимок; мой взгляд автоматически сфокусировался на Кайдене, и я вдруг отчаянно пожелала, чтобы моя кровать, какой бы мягкой она ни являлась, не была такой большой и пустой.