Отступники

Лежишь в кровати среди ночи
И размышляешь о своей жизни
Хочешь ли ты быть другим?
Пытаешься избавиться от истины
О битвах твоей молодости
Ведь это всего лишь игра
Это прекрасна ложь,
И прекрасное отрицание
Такая прекрасная ложь, что ей веришь
Такая прекрасная, что ей верю и я.
(30 seconds to Mars — A Beautiful Lie)

Расслабляться некогда. Сквозь прорехи в робе, кожу щиплет адский холод, проникая до самых костей. На ум приходит старая земная песня «Я не верю в чудеса». Кто там ее исполнял? А Бог с ним.... Это было так давно, что потеряло свое значение раз и навсегда.

Музыка. Откуда она? Тихие печальные звуки рояля проскальзывали в сознание, заставляя память механически перебирать имена и названия. Ференц Лист. Точно.

Проведя рукой по холодной стене, хочется вскрикнуть — кажется, словно прикасаешься к пламени. Голос будто исчез, из горла вырывается лишь шипение и кашель. Левая рука не слушается, пальцы сводит судорогой и тянет. Массировать бесполезно — нужно попасть в тепло, чтобы сердце могло разогнать кровь по венам и остановить болезненные спазмы. Тяжелый вздох сам собой возникает в груди. Но боль в ребрах врывается в сознание и заставляет сдерживать себя от резких движений. Тусклый свет лампочки под высоким потолком нервно мигает, то погружая комнату во тьму, то освещая каждый уголок.

Справа открытая дверь, из-за которой льется музыка. Шаг за шагом, вздох за вздохом, ее источник становится все ближе.

В просторном кабинете тепло и уютно, некое подобие камина с горящим огнем бросает приветливые тени на пушистый ковер. За широким столом знакомый силуэт. Сердце в груди начинает метаться в неистовом танце и по телу вместе с кровью начинает растекаться тепло.

— Присядь, дочка, — голос такой родной и приятный, от его звука колени слабеют и подводят ее.

От падения уберегают руки, бережно подхватывающие ее под локти. Мягкая кожаная обивка кресла едва слышно скрипит под ее весом. Слова потоком рвутся с языка, но лишь хрипы нарушают тишину в комнате. Отогреваясь, она замечает, что в сгибах локтей все еще торчат катетеры, окруженные уродливыми пятнами синяков. Обычное дело для ее кожи.

— Пришлось сильно потрудиться, чтобы вывести весь яд. Наше счастье, что турианцы настояли на кремации после казни. Вот, выпей — стакан уже возле лица, игнорируя поднятые слабые руки.

Сделав несколько глотков, Эль ощутила болезненный спазм в пустом желудке. Сколько она не ела? С того самого момента, как покинула яхту на челноке.

— Сколько...
— Неделю. Доктора опасались, что это займет больше времени.
— А зачем...
— Ты сделала правильный выбор, — ответы на каждый возникающий вопрос звучали раньше, чем она успевала спросить. — Публичная сторона дела осталась позади, ты можешь теперь сделать выбор, остаться и помогать мне, либо улететь на одну из дальних колоний и начать новую жизнь.
— Что случилось...
— С ними все в порядке. Имена твоих так называемых союзников не стали достоянием общественности, турианскому генералу Совет позволил тайно вступить в разведывательную группу, он в статусе не выездных пока не уляжется шум. Я рад, что ты не стала его убивать.
— Я солдат и...
— И привыкла выполнять приказы. Это глупо. И ты не хуже меня это знаешь. Поступи ты иначе, я не пошевелил бы и пальцем чтобы тебя спасти — но уроки прошлого наконец-то дали плоды в твоей голове.
— Мне нужно...

Взмах руки остановил ее речь. Нажав на кнопку, Андерсон вызвал помощницу.

— Лора будет помогать тебе первое время. Судя по выражению твоего лица, ты собираешься остаться.
— Вы знаете меня лучше, чем я сама, Дэвид, — голос практически не выражал эмоций, лишь отдельные нотки уважения и благодарности прозвучали в хриплой реплике. — Я не вправе отказаться помогать вам — вы многим рискнули, спасая меня.
— Эль, не больше чем обычно. Было приятно снова схлестнуться со стариной Бэдроком, — усмехнулся Андерсон. — Проклятый турианский правдобор. Жаль, нельзя слить кое-какие материалы в прессу.... О его сомнительных увлечениях. Совет настойчиво просил держать себя в руках.

Устало кивнув, Эль поднялась с кресла. Молчаливая помощница по имени Лора тут же подхватила ее под руку. Короткий путь до спальни показался вечностью. Цветочный аромат окутывал комнату, дразня утомленное тело. Мысль о ванне начала пульсировать в сознании, подавляя острое желание упасть в кровать и забыться во сне. Не выпуская руки Лоры, Эль направилась к ванной.

***

Толпы возбужденных турианцев наводнили парк президиума, рассредоточившись у огромных экранов, с которых агрессивно вещал знаменитый Ривонус Бэдрок. В его трехпалой ладони была зажата керамическая черная урна, и взор каждого присутствующего хищно следил за этим маленьким предметом. Публичный жест. Один из десятка, сделанныхим за последнюю неделю. По крайней мере, самый мирный из всех.

Под дружный рев турианцев, погребальную урну запустили в космос.

Как дети малые. Огорченно покачав головой, Гаррус вновь посмотрел на советницу азари. Крючкотворы с предвкушением разминали пальцы. Предложенная ему работа больше напоминала подтирание грязных политических пятен, чем, собственно, деятельность тайного агента под началом Совета. Хотя дареному коню... Разговор с Андерсоном все еще звенел у него в голове, каждое слово с терпким привкусом перекатывалось на языке. Безопасность и мир. Установление отношений. Взаимодействие и кооперация. Чертов орфографический словарь в быстром изложении. Самопожертвование и гуманизм. Чтоб их...

После прибытия на Цитадель, Гаррус пытался собраться с мыслями, которые непокорно метались в голове, как разъяренный осиный рой. Демонстрация смерти каждому желающему... Что вообще происходит с этими, на первый взгляд, разумными существами? Как можно от Этого получать удовлетворение? Чем они лучше преступника, казненного публично? Но ответов получить было не от кого. Несколько резких фраз от Андерсона привели его в чувство, напоминая, что можно возмущенно созерцать происходящее, а можно делать что-то для мира.

Полгода спустя.

Маленькая картонная открытка тихо тренькала какую-то незамысловатую мелодию. Приглашение на свадьбу. Повертев в изумлении ярко синюю штуку, Гаррус усмехнулся. Деметра слишком серьезно подошла к вопросу организации собственной свадьбы. Бумажное приглашение вместо электронного было практически эпатажем для обывателя. Да еще подписанное вручную. Малость криво — явно рука Сарена. Представив, как тот тремя пальцами держит маленькую ручку, Гаррус не удержался от громкого смеха. Вот уж испытание так испытание.

Опустив взгляд на стопку блоков с данными, он спокойно побарабанил по ним когтями. Работа не давала забыть о себе. И отчасти благодаря этому он протянул последние шесть месяцев. Слежка, сбор информации, отчеты, совещания, снова слежка, сбор информации.... Как по накатанной дорожке без тормозов его жизнь скользила вперед — без подъемов и падений, пустая и однообразная изо дня в день. Единственным ярким пятном было пулевое ранение трехнедельной давности, все еще напоминавшее о себе тугой повязкой на бедре.

Все пошло наперекосяк почти сразу. Информатор опоздал, за ним пришел тяжеловооруженный «хвост» из двух полоумных кроганов, и как результат потасовка, завершившаяся погромом в торговом секторе Цитадели. Здорово, конечно, громить витрины, но не своим собственным телом. В конце концов, ему на помощь пришел снайпер, которого назначили прикрывать Гарруса на заданиях. Если бы не его ловкость, к простреленной ноге добавилась бы дырка в голове. Фиаско. Пора передохнуть. Небольшой отпуск, пожалуй, будет в самый раз. Перевернув открытку, Гаррус посмотрел на дату — до свадьбы неделя. Хорошо. Всего семь дней. Если, конечно, Андерсон выпустит его со станции...

***

— Дэвид, я не могу пока вернуться на базу. Чертов корабль воет как раненый варен — придется задержаться на Иллиуме...
— Закончи ремонт и дуй сюда. Есть важное дело, с которым нужно разобраться в кратчайшие сроки, — спокойный голос не выдавал и сотой доли напряжения, витавшего в воздухе его кабинета.
— Как обычно. Дела с пометкой до востребования мне почему-то не достаются, — хмыкнула Эль, ковыряясь в раскрытой панели в инженерном отсеке.

Мысленно напомнив себе о содержимом маленького холодильника в каюте, она спешно принялась соединять нарушенные схемы подачи питания.

Последняя стычка с пиратским фрегатом явно была на грани провала, но, по крайней мере, корабль Эль еще можно было починить. Освободив заложницу — дочь высокопоставленной шишки на Цитадели — и потратив на всю операцию почти неделю, она готова была головой биться об стены. Надо же было воспользоваться этим идиотским излучателем антиматерии.... Но против толпы разъяренных батарианцев выходить с пистолетом было глупо. В следующий раз ТОЛЬКО ракетница. И к черту любопытство.

На лестнице раздались тихие шаги. Хрупкая девушка-азари, на вид не старше 16-17 лет, возникла на пороге. Помявшись, какое-то время, она все-таки шагнула в помещение. Темно фиолетовая кожа была покрыта серебристыми татуировками от кончика гребня до кончиков пальцев — по крайней мере, так предполагала Эль. Дурацкая привычка портить кожу, хмыкнула она про себя.

— Как ты себя чувствуешь? Эти четырехглазые уроды вкатили тебе лошадиную дозу наркоты.
— Уже лучше, хотя биотика не слушается совсем... — тонкий голосок девушки зазвенел от досады. — Они боялись, что я наваляю им по первое число, когда приду в себя.
— Могу предположить, что так оно и было бы. Зачем ты им понадобилась?
— Моя мать лоббирует запрет на ввоз в пространство Цитадели некоторых товаров батарианского производства.
— Дай-ка угадаю, матриарх Лесания твоя мать?

Согласно кивнув, девушка присела на пол рядом с Эль.

— Я могу помочь с ремонтом, — предложила она, внимательно вглядываясь в содержимое разрушенной панели.
— Отлично, начинай соединять вот отсюда, так мы избежим потери энергии.

Методично взявшись в четыре руки, они быстро привели электронику в порядок. Оставалось лишь спуститься на Иллиум за деталями, которые не подлежали восстановлению.

— Меня, кстати, Мириэль зовут. Мириэль Т’Рине.
— Ты не взяла фамилию Лесании? — удивленно спросила Эль.
— Нет, и это не помешало батарианцам выйти на меня, чтобы манипулировать Лесанией. А как тебя зовут?
— Лахара Сабрэ.

Произнеся свое новое имя, Эль нервно сглотнула. По прошествии последних месяцев она начала привыкать к нему, но все еще тушевалась каждый раз, когда нужно было представиться. Вопрос времени. И терпения. Рано или поздно она привыкнет не только к имени, но и к новой внешности. После небольшой пластики лица, Эль какое-то время разглядывала саму себя во всех зеркальных поверхностях, пытаясь примириться с фактом перевоплощения в Лахару Сабрэ, Арабо француженку с итальянскими корнями. И даже сейчас, она изредка замирала перед зеркалом, ловя себя на мысли что ищет в отражении свой старый облик. Облик публично заклейменной военной преступницы. Облик, который напоминал ей о прошлом и тех, кто остался в нем.

Подловив себя на попытке вернуться к старым воспоминаниям, Эль беззвучно выругалась. Когда в голове каша, а на сердце кошачья свора из-за оттесняемых в сторону чувств, неприятностей не оберешься. Не думай о нем. Забудь и делай свое дело — ты спасла его, и теперь можешь спать спокойно. На словах все проще....