Инвиктус. Глава 9

Висящие Сады Примархов в районе Кворума были одним из самых красивых мест, которые Шепард видела на Палавене, мире, где прагматизм и военные догмы уступали место эстетике. Запутанная сеть виноградных лоз, подвешенная на гладких белых стенам, переплеталась с фиолетовыми цветами. На верхнем уровне сада было семь золотых палаток, в которых посетители продавали и покупали алкоголь. Облака цветного дыма и запах ладана доносились с куполообразных крыш, уплотняя воздух. 

Шепард удивленно взглянула на Гарруса:

— Это вправду твое любимое место на Палавене? Я думала, ты отведешь меня в тир. 

— Эй, я культурный, — сказал он, изобразив обиду. — Я умею ценить наследие моего народа. К тому же, это прекрасное место для перестрелки. 

— Тогда нам надо будет зайти в антикварный магазин? Хотя бы в один? Знаешь, не хочу тебя разочаровывать, но я даже пистолет не взяла. 

Гаррус неодобрительно покачал головой. Он постучал по кобуре по обе стороны его бедер. 

— Я никогда не хожу на свидание без защиты. Это просто безответственно. 

Она была готова рассмеяться, хотя напряжение после Слушания Вмешательства все еще не покинуло ее. Она решила провести незабываемую ночь и взять от нее все, что возможно, но выражение отчаяния, которое иногда появлялось на лице Гарруса, напомнило ей, что их проблемы на Палавене еще далеко не решены. Однако она должна была оценить сад и попробовать подыграть ему в попытке быть романтичным. Его попытки добиться ее на Нормандии были робкими и неестественными — этого можно было ожидать, когда нужно было полагаться на любезные советы Мордина по межвидовым романам, основанные на исследовании бактериальных образцов и экземпляров, плавающих в формальдегиде. В отличие от этого, на более понятной родной планете, как думала Шепард, Гаррус стал практически учтивым. 

— Так я ошибаюсь, или это наше первое настоящее свидание? — спросила она. 

— Что? А самоубийственная миссия не в счет? 

Она улыбнулась: 

— Ну, я думаю, взрыв базы коллекционеров намного оригинальнее, чем ужин и кино. 

— Правда? Вот поэтому я тебя и люблю. И ты это знаешь. 

Гаррус потянулся и схватил ее за руку, сжав ее пальцы. Он нежно погладил ее по руке, видимо, будучи довольным своей смелостью. Она была удивлена — и, хорошо, ей это понравилось. Он никогда хорошо не разбирался в публичных проявлениях любви и от того, что она наблюдала в своих путешествиях, держаться за руки было свойственно людям, но было не совсем обычной практикой на Палавене. Когда турианцы хотели показать близость, они соприкасались головами, дотрагивались друг до друга краем воротников, или касались лбами. Изначально, Шепард казалось это странным. И только она начала разгадывать смысл, как Гаррус объяснил ей его сам: он рассказал о встрече умов, слиянии мыслей и желаний. Это не придало смысла удару лбами, но сделало жест чуть менее глупым. Тем не менее, было приятно сделать что-то человеческое хотя бы раз, даже если это вызвало странные взгляды у нескольких прохожих турианцев. 

Они прошли к каменной скамье и сели. Последние лучи вечернего света струились сквозь пальмовый навес, соломенные крыши палаток окрасились в медный и розовато-оранжевый цвет. Шепард не могла видеть заходящее солнце сквозь стеклянный потолок, но одна из лун Палавена была уже видна: туманный призрак в темнеющем небе. 

— Джилл... Я привел тебя сюда не просто так. Думаю, пора сказать тебе кое-что. 

— «Джилл»? — что-то ёкнуло в ее груди. — Ты никогда не называл меня так. 

— Я знаю, но считаю неправильным постоянно звать тебя ’Шепард’. Я думаю, что мы прошли эту стадию. Но если тебе это не нравится, я могу прекратить. 

Она проглотила свои сомнения. 

— Нет, Джилл — просто отлично. Так почему же мы здесь? Планируешь схватить меня, отнести в одну из палаток и изнасиловать? Не знаю, как ты, но после такого дня, как этот, я действительно не отказалась бы от этого. 

Гаррус колебался, его челюстные пластины дрожали. Его пальцы обхватили ее кисть так сильно, как на базе коллекционеров, когда он поймал ее за руку и затащил обратно в безопасность шлюза Нормандии. 

— Да ладно, не заставляй меня ждать, — сказала она, ее голос надломился и она рассмеялась. — Неизвестность меня убивает. 

Он неохотно вздохнул. 

— Я думал о своем отце и о том, что случилось сегодня, и это не дает мне покоя. Я не вижу выхода. 

— Выход есть всегда. Не будь таким пессимистом. 

— Независимо от того, что я решу, я потеряю что-то важное для себя. 

— Слушай, я думаю, мы могли бы обжаловать это решение, пройти по инстанциям... 

— Семьдесят два часа, — напомнил он ей. — Времени очень мало. И у тебя есть миссия. Одно это намного важнее, чем мои юридические проблемы. 

— Ты важен для этой миссии. Ты важен для меня. 

Он отвернулся, склонив голову. Его широкие плечи дрожали, дышал он часто и неглубоко. 

— Черт побери. Черт. Пожалуйста, не говори так. 

— Почему нет? — сказала она. — Это правда. 

— Потому что это похоже на удар ножом в спину, вот почему. Ты думаешь, я этого не хочу? Быть на Нормандии... быть с тобой — мне хорошо с тобой, Джилл. Это единственно правильная вещь. Но я не могу оставить своего отца страдать. Я не могу с ним так поступить. 

— Он сам так решил. 

— Я знаю. И я ненавижу это решение. Но я не могу ненавидеть его. Независимо от того, насколько сильно хочу, — сказал Гаррус. — Слушай, ты знаешь, почему он живет в такой дрянной квартире? Почему все там такое ветхое и старое? 

Она покачала головой. 

— Это потому, что он продолжал отдавать все свои денежные средства Иерархии, — сказал Гаррус. — Общественные нужды, подарки духам от его имени. Это как обет бедности. Когда я был ребенком, меня это адски сильно смущало. У меня был знаменитый отец, а мне приходилось носить одежду из чертового мешка для пожертвований. 

Он немного склонил голову, как бы погружаясь в воспоминания. 

— А ты знаешь, что я на самом деле думаю по этому поводу? Насколько меня это смущало, настолько это же и восхищало. Я хотел быть похожим на него. Ужасно, правда? 

— Ты любишь своего папу, — прошептала она. — Ничего ужасного в этом нет. 

— Иерархия — вся его жизнь. Если я позволю лишить его гражданства, то у него ничего не останется. Заставить его пройти через это ради меня — то же самое, что и убить его. Как я убил все, что он когда-либо поддерживал. 

— Почему ты должен брать все на себя? Это не твоя ошибка. 

— Так ли это? Я выбрал свой путь. Я сгоряча делал такие вещи, которые не смогу объяснить моему отцу. Некоторые из них я едва могу объяснить самому себе. 

— Потому что знаешь, что он все спланировал, пытаясь выставить тебя виноватым. 

— Это сработало, — признался он. — До этого я никогда не чувствовал себя преступником. 

— Ты же не серьезно это говоришь. 

Гаррус посмотрел на свои руки, смирение отразилось на его лице. 

— Мне очень жаль, Джил. 

— Ты собираешься играть в благородного сына, — горестно сказала она. — Думаю, ты лучший турианец, чем сам думаешь. 

Он вздрогнул при этом, его бледные глаза быстро заморгали, но он не оспаривал ее оценки. 

— Я просто ... есть некоторые вещи, которые я не могу заставить себя сделать. Это глупо, и я это знаю, но на этот раз я должен подчиняться. Потому что предательство... Это чертовски много хуже, чем ... несчастье. 

— Вот так все заканчивается, да? — спросила она. — Ты привел меня сюда, чтобы расстаться? 

— Это не разрыв, Джил. Черт возьми. Ничего между нами не кончено. Просто ... пора сказать до свидания. 

— Это и есть разрыв, Гаррус. 

Он поерзал на скамейке, сгорбившись вперед и вытянув ноги, увеличивая разрыв между его худыми бедрами. 

— Ты будешь смеяться надо мной, но это первый раз, когда я сделал это. 

Шепард уставились на него. 

— Это твой первый разрыв? 

— В прошлом я был более... случайной партией. 

Она нахмурилась. 

— Тебе нравится гибкость. Я знаю. 

— Я думаю, да. Но просыпаться рядом с тобой было приятно, Джилл. Я действительно привык к этому. 

— Я тоже, — сказала она. 

Шепард чувствовала, что она должна была знать лучше. У нее это всегда плохо получалось. Все, что она сделала, это разрушила очень крепкую дружбу, обременив ее надеждами и всеми этими неудобными чувствами. 

Слабый ветерок прошелся по саду, лаская ее щеку и играя ее коротко остриженными волосами. Она пригладила надоедливую прядь на затылке и скрестила руки на груди. В первый раз с момента прибытия на Палавен, ей стало холодно. 

— Тебе будет лучше без меня, — вдруг сказал Гаррус. — Все, что я могу сделать, это навредить тебе. 

— Это неправда. 

Он погладил рукой по ее перевязанному запястью, осторожно подняв его, тем самым напомнив о травме, как о самом наглядном предупреждении. — Я поранил тебя, потому что я глуп и неосторожен. Я не хочу сделать это снова. 

— Это был несчастный случай. 

Его маленькие глаза замерцали подобно драгоценным камням на его грубом лице. — Я видел обезболивающее в твоей ванной. Ты должна пить его каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе. 

— Может быть, мне нравится немного боли, — сказала она. — Слушай, когда я сказала, что хочу тебя, я имела в виду всего тебя, каждую часть. Включая когти. Если есть риск, который идет с ними в комплекте, я возьму и его. 

Он положил голову на руки, скрыв большую часть своего лица, хотя она видела, как дрожат его челюстные пластины. 

— Мне нужно, чтобы ты сказала мне, что я тебе не нужен, Джилл. Пожалуйста, просто скажи мне это, и я пойду. 

— Я не собираюсь этого делать. 

— Пожалуйста. 

— Нет. Я хочу тебя, — упорствовала она, повысив голос. — Я хочу, чтобы ты был со мной. Позволь мне побыть эгоисткой. 

— Мне жаль, — сказал он. — Что мне делать? Скажи мне, что делать, я просто... Я хочу сделать все правильно. 

Ее лицо смягчилось. Он умел успокаивать ее. Ей было страшно чувствовать к кому-то что-то подобное. Ей пришло в голову, что она могла простить ему почти все, но была еще одна часть ее индивидуальности, маленькая, злобная, трусливая часть, которая негодовала из-за чрезвычайной беспомощности, которая пришла с этим. 

— Ты не можешь сделать все правильно, Гаррус. Я тоже не могу. Нам просто придется согласиться на все, как есть. Грустно. 

— Я подумал, что было бы хорошо сделать сегодняшний вечер особенным, — сказал он. — Как это было перед самоубийственной миссией, когда мы не знали, вернемся ли мы обратно. Наверное, это не самый лучший план, который у меня когда-либо был. 

Она устало улыбнулась в ответ. 

— Это отличная идея. Мне понравилось, как ты открывал для меня двери. Никогда не знала, что ты такой джентльмен. 

— Мне хочется, чтобы все было хорошо. 

— Все хорошо, — сказала она. — Мы возьмем все от сегодняшнего вечера. Мы попрощаемся. Это будет нечто особенное. 

— Ты уверена, что все в порядке? — сказал он. — Я не хочу, чтобы все ... стало хуже. 

— Я в порядке, Гаррус. 

Он обнял ее за талию, подвинувшись на скамье, пока его бедра не прижались к ее. Она позволила своей голове уткнуться в его плечо. Было легко уступить, сдаться отчаянию и желать, чтобы все запуталось в ней. Ветер коснулся их, укрепляя тишину. 

— Ладно, — сказал он, наконец, преодолев тишину. — Давай побудем эгоистами в течение еще нескольких часов. Не смотря ни на что. 

За четверть часа они вернулись назад на Нормандию, он раздел ее, медленно, осторожно, его взгляд обнимал каждую часть ее тела так, будто он хотел запомнить каждую форму, линию, каждый шрам, родинку или веснушку. 

— Красивая. Вся ты... 

Она верила ему. Не только словам, но и тому, как он смотрел на нее, и вдруг она со всей ясностью поняла, что она никогда не считала его способным на чувства, и не только к ней. Она прижалась губами к его горлу, чувствуя напряженные сухожилия под кожей на шее, целуя его в порыве благодарности. Обняв его руками за плечи, она наслаждалась ощущением накаченных мышц на его спине. Его пластины были похожи на серую шероховатую чешую, но она уже привыкла к грубой текстуре его кожи. Теперь это ее даже возбуждало, а не создавало трудности для получения наслаждения. 

Его руки скользнули меж ее бедер, и он заурчал от удовольствия. Он, казалось, наслаждался ее теплом и влажностью, и она знала, что он с удовольствием наблюдал, как она извивалась от его прикосновений, полностью беспомощная в его руках. В конце концов, он был снайпером — наблюдение цели через прицел определенно научило его тайно подглядывать за кем-то. Когда он прижал ее к матрацу, она с удовольствием почувствовала его вес на себе, его тело на ее, и что-то твердое, что не растает и не ускользнет... 

Они занимались любовью трижды в течение ночи в разном темпе и в разных позах, мысленно возвращаясь к тому, как было раньше. Во время пауз, они валялись на кровати и разговаривали, не о чем-нибудь важном и, конечно, не о том, что будет завтра или в ближайшие дни. 

Она не хотела засыпать как можно дольше сегодня, лишь бы избежать неизбежного прощания, но было так приятно прижиматься к его теплому телу, чувствовать, как его руки обнимают нее, закрыть глаза и слушать нежное урчание его дыхания, но она, наконец, уснула. 

Когда Шепард проснулась, она была накрыта одеялом по самую шею, но не помнила, когда накрылась. На самом деле, она помнила, что заснула полностью раскрытой, доверяя теплу его тела, его горячему дыханию на ее затылке. Она перевернулась и протянула руку к Гаррусу, но ее пальцы нашли только измятые простыни на пустом матрасе. Сев, она уставилась на подушку, где должна была лежать его голова. Она все еще хранила его запах. 

Он ушел. Она не ожидала, чтобы это будет так неожиданно ... так по-настоящему. 

Шепард взяла подушку и прижалась к ней лицом, вдыхая его запах. Она хотела запомнить его, даже если одиночество разрушит ее. 

Когда она встала и оделась, то сразу пошла вниз в его небольшую каюту на третьей палубе. Он забрал все свои вещи, за исключением его любимой винтовки, его визора «Каваши» и датапада, которые были тщательно устроены на его узкой койке. Она взяла датапад. 

«Джилл, они для тебя. Извини. Я не умею прощаться. Спасибо... За все».

Он даже не подписался. Каким-то образом ее это задело. Глупо, но так и было. Она хотела увидеть его имя в нижней части экрана для симметрии со своим собственным в верхней части экрана. 

Шепард положила датапад и села на край кровать, матрас скрипнул под ней. Она чувствовала себя птицей — такой хрупкой, будто бы ее кости могли сломаться при малейшем прикосновении. 

Ей хотелось зарыдать, но ничего не вышло. Когда она выходила из его старой комнаты, то запечатала за собой дверь, оставив все так, как было при нем. Она не хотела брать подарки, которые он оставил для нее. Она не знала, куда их девать. 

Войдя в лифт, она вышла в БИЦ и пошла к Джокеру и СУЗИ в кабину пилота. 

— Здесь наши дела закончены, — сказала она. — Мы можем лететь обратно на Аукторитас. 

— Я должна сообщить вам, что Гаррус сошел с корабля в шесть часов утра, Шепард, — отметила СУЗИ. — Неужели вы не хотите подождать, пока весь экипаж не будет на борту? 

— Или, эй, мы могли бы просто улететь, — сказал Джокер. — Знаешь, просто так логичнее. Посмотрим, сколько наемников он убьет, прежде чем мы вернемся за ним. 

Шепард уставилась на панель управления, пытаясь держать голос на идеальном уровне. 

— Гаррус решил покинуть команду. По личным причинам. Он подал в отставку вчера вечером. 

Глаза Джокера сузились. Казалось, он думал, что она просто издевается над ним. 

— Да быть не может. Правда что ли? 

— Да. Правда. 

— В самом деле? Потому что, если это ваша идея шутки на первое апреля, то это не смешно. И вы опоздали на шесть месяцев. 

Она ответила ему ледяным взглядом. 

— А что, похоже, что я шучу? 

— Нет, — сказал он, вдруг погрустнев. Он опустил козырек своей бейсболки. — Мы вылетаем, коммандер. Прямо сейчас. 

— Спасибо. 

Она повернулась спиной к кабине пилота, заставляя себя думать об Аукторитасе и предстоящей миссии. Погружение в работу всегда было лучшим лекарством от сердечных страданий. 

— Эй, Шепард? 

Она повернулась, чтобы посмотреть на Джокера. 

— Что? 

— Э-э, я сожалею. Знаешь, насчет Гарруса. 

Джокер сожалеет? Вот дерьмо, она, наверное, выглядит даже хуже, чем себе представляла. 

Она кивнула. 

— Спасибо, но я в порядке. И у нас есть работа. 

— Слушай, Шепард, если тебе нужно об этом поговорить... — он сделал паузу и пересмотрел его предложение. — Ну, ты должна, ну, наверное, поговорить с Тали. Или Келли. Или с кем-нибудь еще. Я не очень ... хорош в такого рода вещах. 

Она улыбнулась, услышав подобное признание. — Все в порядке, Джокер. Ты должен вести корабль. Я и не жду, чтобы ты будешь моим врачом. 

— Ну, если ты захочешь поболтать или посмотреть фильм ужасов — я к твоим услугам, — ответил он. — Просто, ну, не заставляй меня говорить о Чувствах. Это не интересно, в отличие от моей коллекции DVD. 

— После этой миссии и проверим, — сказала она. — Я принесу попкорн. 

Когда Шепард вернулась к карте галактики и своей командной консоли, Келли все еще не было на месте. Тем не менее, она услышала шум из комнаты брифинга, возможно, секретарша работала там. 

Войдя в комнату брифинга, она обнаружила Келли и Мордина, смотрящих какое-то шоу. На широком экране показывали элкора с Глуппи-тушью для ресниц, в жемчужном ожерелье и фиолетовой шляпе с широкими полями, в комплекте с сетчатой вуалью, скрывающей глаза. Фоном служила драматическая музыка, звучало пианино, а затем волус запел высоким душераздирающим, слезоточивым, мучительным голосом. 

— Личное Обращение: Ты сказал, что любишь меня, Хелтан, — пропел очаровательный элкор. — Горькое обвинение: Ты обещал мне, что это навсегда, и теперь ты бросаешь меня. 

Элкорский актер появился на экране, практически неотличимый от актрисы, за исключением того, на нем была пара темных очков. 

— Бездушное заявление: Наша любовь была ложью, Мивен. Сейчас я об этом знаю. Ненужное уточнение: Все это результат моей страшной травмы головы и вашего таинственного похищения графом Андрогиа. Теперь мы должны расстаться навсегда. 

— Мучительный и отчаянный крик: Нет. Нет, это не правда, ты любишь меня. 

— Жестокое откровение: Нет, не люблю. Подлое откровение: Кроме того, я сплю с твоей сводной сестрой-азари. И это лучший секс, который у меня когда-либо был. 

— Эх, ужасно. Этот Хелтан — просто сумка дерьма ворча. 

Шепард обернулась и увидела Джек, прислонившуюся к дальней стене и скрестившую руки на своей татуированной груди. Она тоже смотрела шоу, бросая уклончивые взгляды на экран. Она, казалась, не хотела быть пойманной за этим занятием, и не хотела сравнивать себя с Келли, которая уже плакала вместе с Мивен. 

— Что это? — спросила ее Шепард. 

Джек пожала плечами. 

— Попса, Шеп. Ты этого никогда не смотрела? 

— Можешь ответить конкретнее? 

— Это одна из тех дерьмовых идиотских элкорских мыльных опер. С кучей романтических недоразумений. 

— И ты это смотришь? 

— Черт, нет! — Джек кивнула в сторону Келли. — О, посмотри на нее, сырость тут разводит. Такая прелесть. Ты посмотри, вот-вот реветь начнет. Вот маленькая сучка. Ее бы любили в Чистилище. Душа любой компании. 

Конечно, Келли была еще более странной, чем думала Джек. И очень, очень разговорчивой. Келли относилась к тому типу людей, которые фактически могла бы «успокоить» все души Чистилища. Это так, к слову. Когда Мордин намекнул, что у кого-то на судне была чесотка... ну, можно сказать, что Келли была первой в списке подозреваемых. 

— Просто это так ... грустно, — Келли задохнулась от рыданий. — Нет ничего плохого в том, чтобы поплакать. 

— Рыжая, заткнись уже. Это не ужастик, — сказала Джек. — Мивен лучше остаться с графом в любом случае. Он задира и контрабандист, он дает ей бриллианты и прочую хрень. А у этого ублюдка Хелтана нихрена ничего нет. 

Мордин отвлекся от экрана и повернулся, чтобы заткнуть их. 

— Не отвлекайте. Обязан проверить неофициальные данные. 

— Мордин, вы же не всерьез смотрите это дерьмо. 

— Проведение исследования: влияние элкорских средств массовой информации на психологию людей. Полагаю, что данный вид увеличивает эмоциональный аффект. Сомнительно, дневные мелодрамы — причина или просто симптом. Неважно, захватывающее занятие. 

Шепард кивнула, сделав вид, будто поняла все его скоропалительные теории. В разговоре Мордин был похож на интеллектуальный пулемет. Вместо пуль, он пронзал людей идеями. После дружеской беседы с профессором, Шепард, как правило, было нужно около получаса, чтобы обработать всю информацию, полученную от него. 

— Келли, когда закончите, найдете меня? — спросила она. — Мне нужно, чтобы вы сделали кое-что, связанное с кадровыми изменениями. 

Келли вытерла слезы, ее голос охрип от волнения. 

— Конечно, коммандер. С удовольствием. 

Когда Шепард вышла из брифинг-зала, ухмылка сползала с ее лица. Все могло быть и хуже. Она только что потеряла своего лучшего друга, но у нее все еще была действительно фантастическая команда, с которой ей было действительно комфортно работать. И они были забавнее любого видео. Хотя, если задуматься об этом, иногда ее терзали смутные сомнения, что она могла бы жить в элкорской мыльной опере, хотя никто таких намерений не показывал, и никто из ее команды ее не поддержал бы. 

Шепард нажала кнопку вызова лифта. Обед уже почти настал, и она определенно может пойти и пообедать кальмаровым супом Гарднера или фиолетовым тушеным мясом, которое он сделал сегодня ночью — было бы интересно его попробовать, хотя она не хотела видеть его ингредиенты. 

Двери лифта открылись, и она оказалась перед последним человеком, которого хотела бы встретить: торжествующим лицом Кайдена Аленко. 

— Шепард. Я хотел бы поговорить с вами. Можете уделить мне минуту? 

— Я иду вниз, чтобы пообедать, но вы можете составить мне компанию, если хотите, — сказала она, заходя в лифт. — Что случилось? 

Оливковая кожа Кайдена выглядела почти пепельной. Она задалась вопросом, сколько он спал, и болела ли у него голова. Стресс не был полезен для него, но бедный парень ему все-таки подвергался — он был добросовестным, так-то вот. 

— Я только что разговаривал с командованием Альянса, — сказал он. — Они, гм, они не довольны. 

— Они всегда недовольны. Но, ладно, я слушаю. Что же им сейчас нужно? 

Она нажала на кнопку третьей палубы и запахнула жакет поплотнее. Двери лифта закрылись, и она отчетливо почувствовала себя ... в ловушке. Не то, чтобы Кайден собирался откусить ей голову или сделать что-нибудь особенно жестокое, но у него был талант к болезненным лекциям, и он, похоже, был готов ее прочитать. 

Кайден хмуро усмехнулся. 

— Ну, я говорил тебе, что поездка на Палавен — плохая идея? Я говорил, что человеческие СМИ ничего хорошего в этом не увидят? 

— Правда? И что? 

— Человеческие СМИ ничего хорошего в этом не увидели, — сказал он. — Они ведут себя так, будто ты собираешься дезертировать или продавать государственные тайны. Вестерлаундские Новости, в особенности... они пытаются очернить тебя навсегда. 

— Я думала, что Андерсон разобрался с журналистами. Это не моя проблема. 

— Это же журналисты, Шепард. А Андерсон не волшебник, — напомнил ей Кайден. — И технически, в то время пока вы находитесь здесь, я должен вас контролировать. Конечно, это не сработает, если вы не будете слушать то, что я говорю. 

— Я слушаю, — сказала она. 

— Слушаешь? — крайне недоверчиво посмотрел он на нее. — Если вы так говорите. Но сообщение, кажется, до вас не дошло. 

Дверь лифта открылась, и она вышла, направившись в столовую. 

— О, ты выразился вполне ясно. Но это мой корабль, и мои правила. 

— Нет, если вы хотите сохранить свои связи с Альянсом. 

— Что случилось с командованием Альянса, что они стали такой милой кучкой нытиков? — проворчала она. — Я пытаюсь быть настолько вежливой, насколько могу. Простите, если я не соблюдаю всех тонкостей этикета, но, насколько я могу судить, победить Жнецов за чашкой чая невозможно. 

— Смешно, Шепард. Правда, очень смешно. 

— Я стараюсь называть вещи своими именами. 

Она села за длинный стол в столовой и стала изучать меню. Сегодняшнее специальное предложение: Сюрприз от Повара. О, черт. Она не любила сюрпризы. 

Кайден присел на скамью напротив нее. 

— Слушайте, некоторые люди стараются очернить тебя перед Альянсом. Андерсон потратил чертову кучу времени, оправдывая некоторую информацию о тебе. 

— Что ты имеешь в виду? Я — сама воспитанность. 

— Поливая грязью Советника Валерна? Свидетельствуя в суде турианцев? Вы должны признать, это не совсем дипломатические шаги. 

— Хорошо, конечно. Может быть, я слишком увлеклась. Может, была недостаточно внимательной. Но я ничего не могу с этим поделать. Или я оскорбляю турианцев, или люди обвиняют меня в отказе от человечества. 

— Ну, я бы выразился по-другому, — отрезал он, положив локти на стол. 

Он глубоко вздохнул, как бы понимая, что вспылил. 

— Я прошу тебя по-хорошему, как солдат солдата: просто бери меня с собой на миссии в роли консультанта. Дай мне делать мою работу, Шепард. Потому что, когда ты буйствуешь, в итоге за это расплачиваюсь я. Можно подумать, что это смешно, но я так не считаю. 

Она вздохнула. 

— Хорошо. Мне очень жаль. Это я сделать могу. Я не думала, что ставлю тебя в неловкое положение. 

Он задумался, немного удивившись тому, что она прислушалась к нему. 

— Но я не всегда буду делать то, что ты говоришь, — добавила она. — Я все еще командир. 

— Отлично. Твои обязанности мне не нужны. Я просто хочу быть рядом. Чтобы смягчать ситуацию. 

— Хорошо. 

— Так ты можешь сказать мне, что мы будем делать на Аукторитасе? — спросил он. — Я был уверен, что Бюро отказало нам в доступе к недвижимости. 

Она криво усмехнулась. 

— Ой-ой. 

— Что такое? 

— Тебе не понравится то, что я запланировала. Я буду стараться быть сдержанной... А может, и нет. 

Пот выступил у него на лбу. Он провел рукой по волосам, выглядя усталым и немного нервным. 

— Что ты имеешь в виду? 

— Я хочу сказать, что мы собираемся взломать защиту имения, найти доказательства и надеяться на черта, что никто не поймает нас на месте преступления. 

— Это просто смешно. Если вы попадетесь ... 

Она кивнула, как бы подтверждая мысль, которую он оставил невысказанной. 

— Некоторые турианцы очень сильно рассердятся. Как я уже сказала, ничего не могу с этим поделать. 

— Я не могу согласиться с этим ... 

— Мне нужны эти доказательства, Кайден. Я знаю, что там что-то есть. Я чувствую это.

Он нахмурился. 

— Мне это не нравится. Вообще. 

— Извини, — сказала она. — Но ты тоже идешь с нами.