(Вторая жизнь. Пролог). Жизнь, смерти вопреки. 2. Не человек

Я всегда знала, что когда приходит счастье, за ним по пятам следует горе. Если мы счастливы, значит, скоро будем рыдать. Это аксиома, которую нельзя опровергнуть. Жизнь вообще настолько дерьмовая штука, что никогда не предугадаешь, от кого получишь нож между лопатками. И я ждала этого удара, но не думала, что мне его нанесут мои родные и любимые. 

Бегемот подвез меня к парадному входу и, заботливо открыв мою дверцу, подставил мне свою огромную лапу.

— О, Бигем, — выдохнула я, — Ты окончательно меня избалуешь.

Опершись, я выпорхнула из машины и направилась в университет.

— Не забудь заскочить к Вонг-су, — напомнила я ему, слегка обернувшись перед входом, — У него через четыре часа сделка.

— Конечно, — крикнул он в ответ, — Позвони мне, когда тебя забрать.

— О’кей, договорились, — я открыла парадную дверь и вошла в огромный холл нашего университета.

У ресепшна топтался какой-то мужик и, увидев меня, засеменил следом.

— Я полагаю, вы Пандора Куинс? — спросил он, догнав меня.

— Все зависит от того, что полиции от меня понадобилось, — небрежно ответила я.

— Прошу вас, пройдемте со мной, — он взял меня под ручку и повел назад к выходу, — Это касается вас и вашей матери, Ангелины Куинс.

— Но у меня занятия, — попыталась возразить я.

— Я обо всем уже договорился с вашим директором.

— Ого, — протянула я и, стуча каблучками по кафелю, пошла следом.

Когда мы сели в его машину, он закурил.

— Вы не возражаете? — поинтересовался он выпустив небольшое облачко дыма, — Это помогает мне думать.

— Что вы, что вы, травитесь на здоровье, — съязвила я.

— Меня зовут Дмитрий, — представился он. — И я представляю интересы нашего с вами правительства. Дело в том, что ваша мать покончила с собой вчера вечером, — выпалил он на одном дыхании, — К тому же, вас подозревают в связи с неким Максом Карлоне.

Я тяжело вздохнула.

— А про мою мать это была прелюдия?

— Нет, — ответил он выпустив еще одно облачко, — Ваши родители работали на правительство. И так получилось, что некоторые документы, касающиеся их работы, были потеряны. Мы начали разбираться — и нашли вас.

— Отвезите меня домой к родителям, — попросила я его. — Я подумаю, что можно для вас сделать.

Он небрежно кивнул водителю и машина тронулась, а когда мы выехали за город, я позвонила Виктору.

— Виктор, — обратилась я к нему, когда он ответил, — Я уехала из города, завтра вернусь. Скажи Бегемоту, что Панда уехала развлекаться. Да, и пусть передаст остальным, чтобы не искали меня. Скажи, что я хочу себе новое ожерелье присмотреть.

— Я понял, — ответил он, — Я подумаю, что можно для тебя сделать. Смотри только не покупай себе браслеты. У тебя их и так полно. Будь осторожна, развлекайся.

Все, теперь Макс знает, что я у полиции. Бегемот запеленгует имплантированный в мою ступню датчик, и будет отслеживать мои передвижения. Я немного успокоилась и, развалившись на заднем сидении, принялась разглядывать в окно проплывающий мимо пейзаж.

— Вы довольно спокойно отреагировали на смерть своей матери, — обратился ко мне Дмитрий, — Она все-таки была для вас родным человеком.

— А вы бы хотели, чтобы я впала в истерику? — ответила я.

— Ну зачем же сразу в истерику? Однако, вы очень спокойны.

— А вот вы нервничаете, — заметила я, повернувшись к нему, — Кстати, вы знаете где сейчас ваша жена?

— С чего вы решили, что я женат? — удивился он.

— Ваш галстук завязан женской рукой, но вы его просто отпускаете, снимаете, за тем опять надеваете и затягиваете. Это значит, что у вас постоянная женщина. И я могу предположить, что у вас всего пара галстуков, один для работы другой для отдыха в кругу друзей. Ваши туфли стоят около пятисот долларов, брюки около тысячи, рубашка двести и пиджак около шестисот долларов. И того ваш костюм стоит две тысячи триста, две тысячи пятьсот долларов. На зарплату в пять тысяч долларов в месяц, вы не можете позволить себе вторую женщину, которая бы еще и галстук вам завязывала. Ваша манера поведения говорит о том, что вы уверенный в себе человек. Правда, до тех пор, пока вы получаете четкие инструкции от начальства. Вам нравится боулинг, вы ненавидите попсовую музыку, вы умны, настойчивы, изобретательны, не боитесь работы. Вы быстро продвигались по службе, так как вам интересно общаться с людьми, любите комфорт, красивых женщин, вам трудно ограничивать себя в чем-либо, но приходится это делать в силу вашей небольшой зарплаты. Большим авторитетом у вас пользуется мать. Умеренно ревнивы. Вы не прочь выпить, но пристрастие к спиртным напиткам не испытываете. Романтическое отношение к женщинам, как правило, сохранится у вас до самой старости. Если продолжите со мной и дальше болтать, то я вам скажу, что вы ели на завтрак и какого цвета у вас сегодня вечером будут какашки.

Водитель глянул на меня в зеркало заднего вида и принялся давиться от хохота.

— Черт, Димон она в самое яблочко попала, — хохотал он, — Ну ты влип.

— А чем вы занимаетесь? — спросил Дмитрий, выбрасывая не докуренную сигарету в окно.

— Я на иждивении, — ответила я и вернулась к разглядыванию пейзажа.

В принципе так оно и было. Неприкосновенные — это такая категория людей, которые жили на процент от выполненной ими работы. Они были независимы, имели свободное перемещение среди любого клана. И при этом они обязаны были соблюдать одно правило, они не должны были ставить свои приоритеты выше работы. Другими словами мы были советниками, и если кто-то нанимал нас для сопровождения какой-то сделки, мы были обязаны были провести эту сделку с максимальной выгодой для клиента, и при этом, — никаких личных интересов. В Нью-Авалоне было всего шестнадцать неприкосновенных и я была самой молодой среди них. Все главы относились к нам с огромным уважением. А за убийство неприкосновенного убивали виновника. Следующая ступенька для советника была практически недосягаемой, за двадцать лет лишь трое удостоились подобной чести, они стали свободными. Вся полиция в городе знала их в лицо, они охраняли бандитский закон, к ним прислушивались, эти люди имели непререкаемый авторитет. Это была элита. Услуги свободного стоили около миллиона долларов в неделю, и они были вправе решать, с кем работать, а кого убить. 

Машина, в которой мы ехали слегка качалась, плавно неся нас вперед. Я, закрыв глаза попыталась уснуть. Всю оставшуюся дорогу мы молчали, лишь когда наш автомобиль зашуршал колесами по подъездной дорожке, Дмитрий сообщил мне, что сейчас в доме работают эксперты. Машина остановилась и я, выбравшись с заднего сидения, поплелась в дом. В гостиной сновали полицейские, но на меня никто не обращал внимания, только Дмитрий таскался за мной по пятам.

— Она там, — указал он мне на спальню.

Я прошла внутрь и уставилась на труп матери. Она лежала на своей кровати, а вокруг валялись пустые бутылки. Присев на стул рядом, я прижала к груди свою сумочку. Я знала, что когда-нибудь это случится, и была готова, но сейчас мое каменное сердце на миг оттаяло и по щекам скатились слезы. Мне не было так больно, когда погиб мой отец. Я не могла выдавить из себя ни одной слезинки, а тут...

— Пандора, — коснулся моего плеча Дмитрий. — Мы сделали предварительные анализы, она отравила себя каким-то ядом. Наши эксперты не могут сказать, что это за вещество. Она когда-нибудь говорила вам о том, что собирается покончить с собой?

— Нет, — ответила я, — Но я могу вам сказать, какой она яд использовала.

Я поднялась, мое сердце опять покрывалось инеем, оно становилось с каждой секундой все холоднее и холоднее. И когда я взяла в руки пузырек, лежавший у изголовья матери, сердце вновь стало каменным. Я вытерла слезы и покрутив его перед лампой заметила легкий синеватый налет на стекле.

— Это Xb-17-Px, — я протянула пузырек Дмитрию, — Правда, вот точно я смогу сказать, когда проведу молекулярный анализ. Но это и не столь важно. Если на ее губах есть такой же налет, то это просто передозировка, — я взяла лампу с тумбочки и поднесла ее к лицу матери, — Мы с ней принимали этот препарат, когда у нас начиналась мигрень, — осмотрев ее губы, я убедилась в своих подозрениях. — Так и есть. Это препарат был разработан отцом. Он действует на нейронную сеть головного мозга, расширяет параметры памяти, образует новые связи и увеличивает скорость передачи импульсов в центральную нервную систему. Ее мозг просто перегорел.

— Вы тоже принимали это? — спросил он, поежившись, — А сейчас принимаете?

— Нет, — вздохнула я, — Но я принимала его на протяжении семнадцати лет, а три года назад отец внес в мою ДНК изменения и теперь Xb-17-Px в нужных количествах вырабатывается моим организмом. Он так же позволяет телу быстрее регенерировать. Оставьте меня на пару минут, прошу вас.

Дмитрий потоптался, но все же вышел за дверь и закрыл ее за собой. А я кинулась к сейфу с папиными документами. Набрав нужный код, я нажала ввод. Послышалось едва различимое жужжание и коробка с документами переместилась внутри стены на второй этаж, встав перед дверцей другого сейфа, расположенного в моей спальне, а на место этой поднялась другая коробка из подвала. Завершив манипуляции, я повесила на место картину, которая его прикрывала. Конечно, они уже нашли этот сейф, но код им был неизвестен. И пока они будут возится, я успею почитать то, над чем трудился мой отец. Когда я вышла, Дмитрий заглянул в спальню проверить, на месте ли картина и я, проследив за его взглядом, обернулась.

— За картиной расположен сейф, — поведала я ему, — Там папа держал свои документы, но вот кода я не знаю. В него встроен специальный датчик, который сработает при попытке взлома и все что находится внутри, просто сгорит. Я позвоню вам завтра с утра, где-то дома у меня была записка с кодом. Если вы не возражаете.

— А может, вы уже забрали все содержимое этого сейфа? — поинтересовался он, — Позвольте вашу сумочку.

Я раскрыла ее и он заглянул внутрь.

— Да, и еще, — обратилась я к разочарованному Дмитрию, — Вы позволите мне забрать некоторые вещи, а то я не люблю, когда в моем белье кто-то ковыряется.

Он криво улыбнулся и потопал за мной в соседнюю комнату. Я раскрыла шкаф и вытащив из него чемодан принялась накладывать в него свои шмотки. Меня постоянно терзало любопытство, над чем же мой отец все-таки работал. Но приходилось сдерживаться и сейчас, в присутствии Дмитрия, это давалось с огромным трудом. Если он работал на заказы от правительства, то его труды могли нести в себе только одно, — средства по созданию суперсолдат. Он всегда оставлял пути для отступления, вот этот путь и пригодился именно сейчас. Папа с мамой мертвы, чем они занимались, остается загадкой. Черт возьми, может, смерть папы подстроили? Я точно помню, как он ругался со мной, что я отрываю его от какого-то очень важного проекта. Он кричал, что мне нельзя уезжать, пока он не закончит свои исследования, я должна находиться под его наблюдением. Но причем здесь я?

— Вы собираетесь уезжать? — вывел меня из раздумий сидящий в кресле Дмитрий.

— Нет, я просто соберу сейчас вещи, — ответила я, складывая в чемодан свои платья, — Если позволите, я останусь здесь до утра. Вечером приедет мой друг и утром заберет меня в город. Содержимое сейфа останется не тронутым, но если вы мне не доверяете, то можете оставить в доме своего человека, который глаз не будет спускать с сейфа. Или установите в той комнате камеру. На ваше усмотрение.

— Хорошо, — выдохнул он, — Я оставлю Тода, он мой помощник. Тело вашей матери мы заберем сейчас.

Дмитрий поднялся и направился к выходу. А я позвонила Бегемоту.

— Панда, — позвал он меня в трубку. — Мы с Максом едем к вам. Через пару часов доберемся. Нам можно будет погулять?

— Да, — ответила я. — У меня дома люди из правительства. Родители работали над какими-то проектами для них. Я жду вас.

Я сложила чемодан, пошлялась по дому, понаблюдала, как увозят тело моей матери, и прошла на задний двор. Здесь стояли древние качели, и я, присев на них, легонько оттолкнулась ногами, раскачиваясь. Они жалобно заскрипели, а я, закрыв глаза, вспомнила детство. То, как я качалась на них, будучи ребенком, и именно здесь у меня случился самый сильный припадок головной боли. Я повалилась на землю, а папа, подняв меня на руки, понес в дом. Он все время причитал, пытаясь успокоить меня, а я билась в конвульсиях. Боже, боль была невыносимая, мне казалось, что мозг просто взорвется. Я видела какие-то видения, слышала голоса, словно в моей голове проносились тысячи людей и все они кричали и бились со мной в конвульсиях. Отец ввел мне тот самый препарат и через полчаса все прекратилось. А потом я таскала с собой точно такой же пузырек, какой лежал у матери. Три таблетки в день, ни больше, ни меньше, иначе мозг сгорит. Так я жила целых десять лет. Меня преследовал страх, что боль вернется и я смирилась с мыслью, что я ущербная. А когда мне исполнилось семнадцать, отец отвез меня в свою лабораторию и ввел мне сыворотку, которая позволила моему организму вырабатывать спасительный препарат. Через год я привыкла к мысли, что боль отступила навсегда. И, хотя я вела бурную и насыщенную всякими авантюрами жизнь, я всей душой ее ненавидела. Моя жизнь была полным дерьмом и я с огромным удовольствием покончила бы с собой. Мне лишь жутко любопытно было знать, чем это все закончится. Именно поэтому я и шла на любой риск.

— Панда, — услышала я рядом с собой голос Макса, — Тебе плохо?

Я открыла глаза и спрыгнув с качели кинулась в его объятья.

— Черт, Макс как я рада, что ты приехал. Ты останешься здесь со мной до утра?

— Ну конечно останусь, — ответил он, покрывая мое лицо поцелуями, — Ты уже обедала?

— Нет.

— Вот и отлично, я отправил Бегемота на кухню, он нам сейчас чего-нибудь сварганит.

Макс приподнял меня и покружил, крепко держа за талию. А потом мы обнявшись направились наблюдать, как Бегемот готовит. Он был вообще мастер на все руки. Мог легко забить гвоздь в стену, приготовить шикарное блюдо, машину починить, ну или отстрелить кому-нибудь голову. А когда он начинал рассказывать анекдоты или разные смешные истории, то все просто валялись от хохота. После обеда Макс с Бегемотом и Тодом отправились играть в карты, а я, поднявшись в свою спальню и вытащив документы отца, принялась их изучать. Первая папка была просто ерундой, и абсолютно не заинтересовала меня. Какой-то Лоусон делал заказ на разработку стабильной ДНК цепочки с использованием генетического программирования. Проект назывался «Миранда», и нес в себе лишь коммерческую основу. Короче говоря, этот тип хотел создать себе девочку с набором безупречных генов. 

«Пусть себе создает», — подумала я. Отец завершил все разработки и его работа на этом была полностью закончена. Но вот вторая папка была для меня просто бомбой. На обложке папиным почерком было написано только одно слово — «Пандора». Я дочитала до половины и отложила ее в сторону. 

— Нет, отец, — я закрыла лицо руками — Как ты мог так поступить со мной, с мамой? Зачем? — внутри меня разгорался огонь ненависти. Я схватила со стола лампу и грохнула ее об стену. Посыпался град осколков и через пару минут в мою комнату влетели Бегемот и Макс.

— Черт, Панда, — подбежал ко мне Макс, — Что случилось? Ты вся дрожишь.

— Макс, обними меня, — попросила я его, — Держи крепко и не отпускай.

Он обнял меня, а я выгнула спину. Боль вернулась, моя нервная система горела, руки и ноги начало сводить судорогой. И я стиснув зубы застонала.

— Дьявол! — закричал Макс, — Бегемот вызывай скорую. Быстрей!

— Нет, — выдавила я сквозь зубы, — Это должно само пройти. Мне... мне надо успокоится.

Макс положил меня на пол и придавил своим телом, он сложил мои руки вдоль тела и держал их. А перед моими глазами проносилась жизнь. Нет, не моя, я понятия не имела кто эта женщина. Какой-то бой, потеря любимых людей, ее собственная боль. Я вцепилась пальцами в ковер и почувствовала, как ломаются ногти, но эта боль была просто уколом тонкой иглы, по сравнению с тем, что у меня творилось в голове. Сердце разрывалось на части, из глаз текли слезы и я стонала.

— Панда, — шептал Макс мне в ухо, — Пандочка, успокойся, тише. Все хорошо, все очень хорошо. Я люблю тебя. Слышишь?

— М... меня нельзя любить, — шептала я в ответ сквозь зубы, — В... все кого я люблю у... умирают. Ты не должен умереть. Я не человек.

— Господи, да что ты такое говоришь, ты мой самый любимый человечек.

Видения исчезали, они растворялись во мне словно туман, который обволакивая сознание, закрывал их от моего взора. Звуки голоса становились тише и я успокаивалась. Мой организм работал в бешенном ритме, спасительный препарат вырабатывался и тут же сгорал. Но похоже, что мой приступ подходил к концу и через пару минут я расслабилась.

— Черт, как все болит, — выдохнула я, — Макс, отпусти меня, мне уже лучше.

Он отпустил, я еще несколько раз дернулась и замерла. Теперь я знала природу моих приступов. Теперь я все знала. Но от этого становилось только хуже. На душе было гадко, мерзко и я еще больше ненавидела себя. Я ненавидела свою жизнь еще сильнее.

— Что это было? — спросил изумленный Макс, он поднял меня на руки и осторожно положил на кровать, — Я думал, ты сейчас взорвешься.

— Там на столе, — я вяло улыбнулась и повернула голову к столу. — Почитай, сам все поймешь.

Он присел за него и придвинув к себе папку принялся листать ее. А я закрыла глаза и начала вспоминать свое детство. Все эти разговоры про игры в конструктор с ДНК, которые я без конца слушала от родителей были правдой. Они действительно разбирали и собирали цепочки, так как им этого хотелось.

— Панда, — позвал меня Макс. — Что это значит? «Помимо амплификации ДНК, — принялся он читать, — В новой среде была применена передовая технология ПЦР, которая позволила ускорить производство множества других манипуляций с нуклеиновыми кислотами объекта, Пандора-5. Введение мутаций прошло просто превосходно, сращивание фрагментов ДНК полностью завершено. Для клонирования генов и выделения новых генов была устроена дополнительная секция в лаборатории. Проект „Пандора" будет запущен после того как мы сбалансируем DNMT1, DNMT3a, DNMT3b метилтрансферазы», — он посмотрел на меня и отложил папку. — Панда, я не биолог, я понятия не имею, о чем здесь говорится.

— Все просто, — ответила я ему, не открывая глаз. — Проект «Пандора» — это я. Отец работал на правительство и ему доставили какую-то древнюю мумию. С просьбой выяснить, кто она такая. Ты же знаешь, как правительство у нас просит. Короче, он выяснил, что она была не совсем человеком, ее ДНК была совершенной. Но почти все было разрушено временем, а обрывочные фрагменты не подлежали восстановлению. Вот он и принялся работать над созданием новой цепочки, внедряя в обычную ДНК, гены чужеродной. Я — пятое поколение его эксперимента. Я не совсем человек, в моем организме чужие гены. И мои приступы — это следствие того, что ДНК память той девушки берет верх над моим сознанием. Я отрабатываю программу, вложенную в древнего монстра. Как отец мог так поступить со мной? С мамой? Когда он внедрил в ее тело мой эмбрион, наша с ней связь заразила и ее. У нее возникли нарушения, генетические цепочки распадались, она просто медленно умирала. А судя по информации из этой папки, я умерла в двух летнем возрасте. Он просто свернул проект. Закрыл его. Отец уничтожил все материалы ДНК, он не хотел, чтобы его работу продолжили. А я принимала препарат, который предотвращал разрушение моей ДНК, — я закрыла лицо руками, проклятые слезы опять навернулись на глаза и я боялась показать их Максу, — Макс, ну зачем он это все сделал? Зачем он подарил мне жизнь? Если это не моя жизнь. Я ведь столько раз пыталась покончить с собой, — я начала всхлипывать и перевернувшись уткнулась носом в подушку. — Я всю свою жизнь принимала эти чертовы таблетки. Как священный ритуал, три раза в день, — с силой ударив кулаком по кровати, я все-таки разрыдалась. — Дерьмо! Вся моя жизнь — это одно сплошное дерьмо!

Макс присел рядом и положил свою огромную руку мне на спину.

— Панда, успокойся, — он начал гладить меня по спине и тепло от его ладони растекалось по мне. Я стиснула зубы и вжалась в подушку еще сильнее, — Твой отец все-таки раскаялся в своих поступках, он ведь уничтожил все, что могло послужить для подобных экспериментов в будущем. И он сохранил тебе жизнь.

— Это не моя жизнь! — я перевернулась и ударила его по лицу, — Я ненавижу вас всех! Вы ублюдки! Вы не люди! Вы твари!

Макс схватил меня за талию и притянув сильно прижал меня к себе, а я продолжала бить его по плечам.

— Отпусти меня, скотина! — кричала я, — Я буду убивать вас одного за другим. Я уничтожу мир, который возродил меня! Я буду сжигать все на своем пути! До тех пор пока моя боль не утихнет.

Через несколько минут я начала сдаваться и прекратив свои жалкие попытки избить эту гору мышц, безвольно повиснув в его объятьях.

— Я буду убивать, — тихо повторила я, — Я монстр. Мне нечего боятся. Теперь я знаю, кто я.

Макс ослабил свою хватку и положив меня, лег рядом. Я чувствовала его тепло, я слышала его дыхание и ощущала запах его тела. Но я не могла его любить. Моя любовь убила бы его. А я не хотела этого. Мне было больно, очень больно. И я прижавшись к нему, пыталась найти для себя укромный уголок тишины и спокойствия. Как маленькое трепещущее существо, я грелась, уютно устроившись в объятьях двухметрового гиганта. Теперь в моей голове все встало на свои места, и пусть мне для этого понадобилось целых двадцать лет, — за этот срок я научилась всему, что могла мне предложить моя сраная жизнь. Пора было начинать применять накопленные мной знания в деле.

На следующий день я отдала документы отца Дмитрию. Он поблагодарил меня за содействие. Посетовал, что не все попадаются такие сговорчивые. Попробовал стряпню Бегемота и, пожелав нам удачи, откланялся.

— Панда, — обнял меня подошедший сзади Макс, — Ты уверена, что поступила правильно отдав все документы Дмитрию?

Я смотрела на удаляющуюся по улице машину представителей правительства и мне было плевать, что я сделала. Возможно, за мной скоро начнется охота.

— Макс, мне нужно сменить фамилию, — я повернулась к нему лицом и уткнулась в его грудь. — А может даже придется менять и внешность. Когда они разберутся, что я жива, на меня будет устроена охота.

— Давай вначале вернемся ко мне на виллу и там подумаем, — он крепко обнял меня, а затем продолжил, — Я не смогу смотреть на тебя другую.

— Хорошо, может это и не придется делать.

Я отстранилась от него и поплелась в дом. Все мои мысли были заняты только работой отца и я пыталась сложить мозаику из разрозненных воспоминаний той женщины, чья ДНК была во мне. Я постоянно ощущала ее боль, словно я пережила вместе с ней весь тот ужас, который убил ее. Потеря любимых людей, война, бесконечные убийства, сонмы голубых и красных вспышек озаряющих черную пелену космоса. Она была солдатом. Нет, та женщина была не просто солдатом, она была командиром целой флотилии. У нее был непререкаемый авторитет, ее считали богиней и перед ней склоняли головы адмиралы и военачальники. И она была беременна.

— Панда, — позвал меня Бегемот, — Ну чего ты там сидишь? Мы уже все собрали, чемоданы я погрузил. Мы едем или как?

— Да, конечно, — я встрепенулась и попыталась выкинуть на время тревожные мысли, — Черт, Макс у нас же через четыре часа совет.

Макс обернулся в дверях и смерил меня своим взглядом.

— Я же сказал, я не пущу тебя на совет.

— Решение приняли главы кланов, — ответила я. — Ты не пойдешь против них.

Он вышел на улицу и хлопнул дверью так, что стены старенького дома вздрогнули.

— Черт, Панда, — подал голос Бегемот, — На совете будет Генри, он свободный и с ним наверняка эта его гребаная сучка Шарлотта. Может, стоит придумать какую-нибудь отмазку?

— И ты туда же, — я всплеснула руками и, выйдя из дома, тоже хлопнула дверью.

Всю обратную дорогу Бегемот сопел, Макс курил, а я молчала. Но когда Макс опять прикурил новую сигарету, я забрала ее и, открыв свое окно, выбросила.

— Ты достал уже, — зарычала я на него, — Я насквозь вся пропиталась этим дерьмовым дымом. Бегемот, останови машину, Макс накурится до чертиков, потом поедем дальше.

Бегемот начал притормаживать и свернув на обочину, остановился. Макс вышел и опять закурил.

— Дьявол, Панда, — позвал он меня, заглядывая в открытую дверь, — На совете будет Генри. Если он тебя увидит, то порвет любого на лоскутки, лишь бы забрать тебя в свою коллекцию.

— Может, это и к лучшему, — съязвила я, — Будучи рядом с ним, у меня развяжутся наконец-то руки.

— Панда, — ответил Макс, — Ты сумасшедшая. Прости.

— Макс, садись, поехали уже. Мы опоздаем.

Он выбросил сигарету и залез обратно в машину.

Бегемот снова выехал на трассу и влился в поток других автомобилей. А я достала свой телефон и, набрав номер Шарлотты, принялась барабанить по сидению пальцами.

— Панда, — ответила наконец Шарлота, — Ты же знаешь, что нам запрещено общаться вне совета.

— Да, знаю. Ты не изменила своего решения?

— Нет. Я хочу уйти от Генри.

— Ты позволишь мне занять твое место?

Она помолчала несколько секунд, но потом все же ответила.

— Ты молодая и горячая. Обдумай все очень хорошо. С Генри ты потеряешь свою независимость, он растопчет тебя как личность.

— Я все обдумала.

— Что ж, — вздохнула она. — Тогда я не могу стоять у тебя на пути. Но я чувствую, что ты скоро утопишь Нью-Авалон в крови. Это страшно. Ты не человек.

— Ты права. Прощай. Если хочешь выжить, уезжай из города, сегодня же.

Я разъединила связь. Через полчаса совет. И я знала теперь свое будущее. Я была к нему готова.

— Кому ты звонила? — поинтересовался сидящий рядом Макс, — Что значит, если хочешь выжить уезжай из города?

— Макс, дождись совета.

Я отвернулась к окну и задумалась. Все чего я хотела в свои двадцать лет — это достичь вершины. Стать элитой. И заглушить полыхающий огонь в своем сердце. Я сделала шаг вперед. Я стала исчадием ада. Мой меч был покрыт кровью, рука обрела твердость. Я начала свой кровавый путь наверх. Я была богиней, которую возродили без ее согласия. Во мне теперь была другая женщина. Мелиса Шепард воскресла, я была предвестником чумы для всей галактики.