Горсть Пыли. Глава 35. Останься со мной

Прежде чем войти, Гаррус несколько минут провел под дверью. Он слышал приглушенные звуки играющей в каюте музыки, хотя и был уверен в том, что Шепард спит. Доктор Чаквас позаботилась об этом во время последнего визита, убедившись, что ее пациентка проспит не менее восьми часов вне зависимости от своего желания. Доктор также намекнула, что, возможно, Шепард не единственная, кому требуется медицинская помощь в том, что касается сна, и Гаррус послушно спрятал в карман предложенное ему снотворное, разумеется, не собираясь принимать его.

Аленко и Кортез улетели три дня назад. Принимая в расчет скорость летательного аппарата, который они одолжили у Самары, гонцы должны быть на подлете к Земле, а может быть, даже уже приземлились. Подспудно Гаррус ожидал, что вся эта затея окажется нужна им, как собаке пятая нога — именно это выражение использовала Шепард каждый раз, когда Хакет безо всякой веской причины велел ей отправляться на край света прежде. Но все же хоть какие-то крупицы информации были определенно лучше, чем вообще ничего, и Гаррус надеялся, что к этому моменту Лиара собрала некоторые сведения, которые она просто не хотела отправлять по возможно ненадежному каналу связи.

Все, что ему нужно — это направление, в котором необходимо направить оружие, и цель, которую следует поразить.

И хотя ожидание ответов было мучительным, но эти три дня давали Шепард дополнительное время на исцеление, что также являлось важным. Минула почти неделя с того дня, как она очнулась... самой собой. Страшные судороги больше не повторялись, и без их разрушительного влияния процесс восстановления костей и тканей пошел гораздо быстрее. Чаквас была довольна прогрессом и уверенно заявила, что всего через неделю Шепард снова сможет ходить — медленно, и осторожно, и совсем по чуть-чуть. «Конечно, при условии, — добавила она хмуро, — что пациентка будет вести себя хорошо и не станет торопиться». Шепард в ответ сокрушенно закивала, но ей никого не удалось одурачить; Гаррус подозревал, что, находясь в каюте в одиночестве, она уже не раз пыталась самостоятельно выбраться из постели.

В течение трех дней, если не был занят в инженерном отсеке, помогая Тали справиться с постоянно увеличивающимся числом проблем в двигателе (хотя она и заверила его, что эти неполадки несерьезны и не угрожают ни жизни экипажа, ни работе корабля), наверняка связанных с неумелыми и поспешными ремонтными работами, Гаррус наблюдал за тем, как его сестра и Шепард ломали головы над книжкой с «Империи», безрезультатно пытаясь придумать код, который придал бы смысл всем неизвестным параметрам. Они перепробовали множество трюков, используя как человеческий, так и турианский алфавиты, но так и не сломали шифр. Время от времени Солане удавалось насмешить Шепард, но это происходило слишком редко. Слишком. В те немногочисленные моменты, когда они оба находились в каюте и не спали, Гаррус видел, как она напряжена, и линии, избороздившие ее лоб, казалось, останутся там навсегда.

Он ненавидел, что сам является одной из причин хмурого выражения на ее лице. Они попали в какой-то порочный круг, выходу из которого мешали все незаконченные разговоры, все невысказанные слова. С каждым часом мысль о том, что им необходимо поговорить, угнетала все сильнее, и Гаррус знал: она ждала, что он сделает это. В конце концов, она высказалась первой, призналась, что у нее на душе. Вряд ли стоит ожидать, что она станет бесконечно бросаться на созданные им баррикады, как бы сильно ей ни хотелось получить ответы.

Тем не менее, он не знал, что сказать, а потому просто не говорил ничего. Ему очень хотелось наладить отношения с Шепард, но это дело было куда сложнее калибровки «Таникс» или ремонта барахлящего движка. Он мог перепрограммировать гета или даже разумный дредноут, возжелавший его уничтожения, но не в состоянии был возродить девиз «Нет Шепард без Вакариана».

По крайней мере, когда она спала, ее лицо разглаживалось. Напомнив себе об этом, он вошел в каюту, ненавидя сам себя за то, что использует ее вынужденный сон как отсрочку.

Шепард действительно находилась в постели, но не спала — заслышав звук открывающейся двери, она подняла голову и улыбнулась. Гаррус знал, что ее улыбка была искренней, однако за ней стояла смесь боли и удовольствия.

Соланы уже не было, но Шепард по-прежнему держала книгу, маленькое зеркальце и несколько исписанных листов бумаги на коленях.

— Привет, — поздоровалась она, перекладывая все предметы на кровать рядом с собой. — Длинный был день?

Если не обращать внимания на слабость ее улыбки или на робость, прозвучавшую в голосе, которой он никогда не слышал прежде, то на первый взгляд все казалось в норме. Гаррус не знал точно, нравится ли ему такое положение вещей или эта «нормальность» пугает его.

И все же что-то подсказывало ему, что в данный момент это его скорее устраивало.

— Тебе полагается спать, — с ноткой обвинения сказал он, подходя к ведущим вниз ступеням.

— Я выплюнула снотворное, — сообщила Шепард, махнув рукой в сторону прикроватного столика, на котором действительно лежали две белые таблетки, явно побывавшие у кого-то во рту. — Сначала спрятала под языком, а потом выплюнула.

Гаррус фыркнул со смехом и достал из кармана пару голубых, предназначенных для турианцев пилюль и продемонстрировал их Шепард.

— Ей надо было либо ввести тебе лекарство с помощью инъекции, либо заставить проглотить.

— Ну точно. А ты-то чем лучше? — выражение ее лица смягчилось, и она кивнула на его руку. — Ты собираешься выпить их, как подобает хорошему маленькому турианцу?

Гаррус опустился на краешек кушетки и со вздохом положил таблетки в центр журнального столика, смотря на них так, словно одним взглядом мог заставить исчезнуть или хотя бы возбудить у себя желание выпить их.

— Мне кажется, она ошибочно полагает, что я не могу заснуть.

— Когда на самом деле ты просто не хочешь?

Гаррус удивленно взглянул на Шепард. Она смотрела на него, и на ее лице застыло выражение столь открытое, столь болезненное, что он содрогнулся.

— Она пыталась сделать мне укол, — принялась она объяснять, рассеянно потирая руку. — А я запаниковала. Представляешь? — ее смех прозвучал абсолютно невесело, скорее, потрясенно. — Я сражалась со Жнецом один на один, вооруженная лишь симпатичной лазерной указкой, а теперь выясняется, что я боюсь игл? Игл! Глупее не придумаешь.

Холодок пробежал по спине Гарруса, когда он вспомнил почти пустую коробку из-под шприцов на «Империи», а также реакцию псевдо-Шепард на попытку Чаквас уколоть ей болеутоляющее. Возможно, страх вовсе не глупый. По крайней мере, на этот раз доктор не заработала сломанный нос и вывихнутое плечо.

— Ты полагаешь, это из-за того, что со мной сделали на том корабле, — сказала Шепард. — Да, я тоже так думаю, — запрокинув голову, она посмотрела в окошко на потолке. — Я боюсь, что если засну, то, проснувшись, снова не буду помнить ничего. Или ты... ты скажешь, что я не в себе, а я не вспомню, почему ты так считаешь.

Гаррус с трудом сглотнул.

— Я тоже этого боюсь.

— Но в то же время я боюсь, что вне зависимости от того, посплю я или нет, в себе я или нет, ты все равно будешь всегда смотреть на меня так, как смотришь сейчас.

— Шепард, — прошептал он, словно мольбу, словно молитву. — Я... я не...

— Это не твоя вина, — возразила она, хотя ее голос и дрогнул на последнем слоге. Облизнув губы, она глубоко и шумно вздохнула и с силой вцепилась в простынь по бокам от своих ног. — Я на самом деле так думаю. Ты... ты не в силах изменить того, что произошло. И я... не виню тебя. Ты ведь знаешь это, правда? Я не могу... я не виню тебя.

Шепард так и не отвела глаз от звезд. Ее взгляд напомнил ему, как Солана смотрела на ту бутылку жуткого бренди, и как он сам глядел в оптический прицел винтовки в тот день на Омеге, прежде чем появилась Шепард. Когда-то Шепард любила звезды, и он знал, почему это больше не так. Сейчас она не наслаждалась видом, а смотрела в лицо врагу. А ведь на этот раз у нее не было даже симпатичной лазерной указки, и никто не прикрывал ее спину.

Тоже вздохнув, Гаррус в несколько шагов пересек помещение. Поглощенная своей внутренней борьбой, Шепард не заметила его до тех пор, пока он не опустился на краешек кровати позади нее и не дотронулся пальцем до ее лица, привлекая внимание. Она моргнула, наконец оторвав взгляд от окна на потолке, втянула полную грудь воздуха и повернула голову так, что ее щека оказалась в его ладони. Шепард подняла руку к горлу, а затем ее пальцы дернулись, словно бы она желала коснуться его, но так и не решилась. Гаррус вдруг осознал, что это движение являлось странным эхом их прощания на Земле, только на этот раз именно она была ранена, сломлена и вынуждена слишком рано покинуть битву, которую так отчаянно хотела выиграть.

И все же у него, находящегося на краю беспамятства и отрицающего саму необходимость улетать с поля боя, была Тали, которая поддерживала его. Шепард была одна; и снова в одиночку она пыталась спасти ситуацию, в то время как сама словно бы тонула в удушающей пустоте. И ей не преуспеть в этом — они оба знали, что нельзя держаться за кого-то, если этот кто-то не желает этого.

— Ох, Шепард, — прошептал он.

— Меня удивляет то, какой счастливой я была. Прежде, — она потеребила простынь, укрывающую ее ноги, и поспешно продолжила: — Разумеется, не постоянно — не когда я теряла людей, или думала о том, что потеряю людей, или знала, что потери неизбежны. Не тогда — как бы я ни шутила на эту тему сейчас — когда один на один сражалась со Жнецом. Не тогда, когда лежала с переломанными ногами в лифте на вражеском корабле. Но такие моменты были, Гаррус, были, и они стоили всего остального. Ты был частью большинства из них. Ты подарил мне большую их часть. Если бы я только могла... могла отплатить тебе тем же. Тебе. Сейчас.

— Предлагаешь отправиться на крышу Президиума и пострелять по бутылкам?

Шепард улыбнулась, продолжая прижиматься щекой к его ладони.

— Черт, Вакариан, я бы даже согласилась снова потанцевать с тобой на публике, если бы мои ноги позволили.

Его ответное «Ха» было лишь мягким выдохом — его с трудом можно было бы назвать смешком, но поскольку смех нынче редко звучал на этом корабле, этот звук был ей вдвойне дорог.

— Или же я могла бы уболтать тебя так, что ты бы заснул, — продолжила Шепард более серьезно. Она снова хмурилась, и Гаррусу хотелось разгладить эти морщинки кончиком пальца, заставить ее расслабиться, избавить от печали, и страха, и тревоги, подарив еще один момент радости. — Наверняка это будет куда полезнее в долгосрочной перспективе. Я скажу что-то вроде... ох, ну я не знаю, может быть, что нам обоим известно, что тебе требуется свежая голова? Что нет места ошибке? — улыбка Шепард поблекла, и Гаррус хотел бы задержать это выражение на ее лице, но вот только не знал, как. — Что я знаю, где ты спишь, так что разбужу тебя, если появится что-нибудь новое?

На этот раз Гаррус рассмеялся.

Шепард, окрыленная успехом, добавила:
— Можешь даже лечь на кровать — я уже попользовалась ею, и мои кости вполне способны вынести кушетку.

— Не беспокойся об этом, — сказал он.

— Гаррус...

Он сглотнул, не в силах сдержать нервное подрагивание жвал.

— Места предостаточно.

— Ох, — пробормотала она, часто моргая; ее бледные щеки окрасил румянец. — Я... ох.

— Разве что ты...

Шепард слегка покачала головой — так, чтобы не разрывать контакт с его рукой.

— Я только думала, что ты... Все в порядке. Конечно же, в порядке. Моя неприлично огромная кровать — твоя неприлично огромная кровать. Можем даже соорудить стену из подушек, если хочешь.

Гаррус услышал, как она резко втянула воздух, когда он коснулся ее лба своим. Он не закрыл глаза. Она тоже.

— Шепард, — попросил он, — скажи мне что-нибудь истинное.

— Это ничего не исправит, — произнесла она спустя несколько мгновений. — Это... это может послужить повязкой, но ведь повязка лучше открытой раны?

— Точно, — согласился он. — Так и есть, — глубоко вздохнув и стараясь взять себя в руки, он признался: — Я... не... я тоже не переставал. Но я... это... Шепард, я не могу обещать...

— Я знаю, — сказала она. — Я понимаю.

Судя по тому, как она говорила, Гаррус решил, что это правда. Интересно, не рассказал ли ей кто-то о произошедшем что-то помимо «Ты была сама не своя»?

— Я просто рада, что ты согласен попробовать.

Если это и стоило сделать ради кого-то во всей галактике, то ради нее. Гаррус мог сомневаться во многих вещах, но он не сомневался в этом.

Через несколько секунд он отстранился, но только чтобы забраться на кровать с другой стороны. Он устроился поверх простыней, она осталась под ними. Но все же они лежали лицом друг к другу, и когда он протянул руку, она сделала то же самое, а затем переплела их пальцы, а он принялся поглаживать тыльную сторону ее ладони.

— Сладких снов, — прошептала она, но он уже практически заснул, так что не нашел в себе сил ответить ей тем же.