Другая история. Пролог. Глава 1

 Сколько времени утекло с тех пор. И вот сейчас Примарх отчаянно пытается найти те теплые объятия его любимой в чужих женских руках. Он больше не может любить, он больше не может чувствовать. Лишь эта женщина ненадолго придает его жалкому серому существованию буйство красок, пускай и на мгновение. Но турианец возвращается к жизни, он возвращается к той, что забрала его сердце, к той, что завладела его душой. К той, без которой его жизнь ничего не значит. И пускай это будет всего лишь мгновением...
 Да, для Иерархии он стал ценным сотрудником — никаких эмоций, никаких чувств, лишь жесткий и безразличный математический расчет.
Истинный турианец, как сказала бы его старая знакомая.

 Женщина еще долго сидела напротив окна. Все на этой планете было чуждо ей. Ее дом был где-то там, за бесконечным потоком распростершихся звезд. Этот далекий и такой неродной мир стал для нее всем. Домом, который изредка, но все же грел ее душу. Пускай это длилось всего лишь несколько мгновений. Пускай их дарил турианец, не тот, которого она так сильно любила и так давно потеряла, но тот, кто сильно напоминал ей его.
 Время шло своим чередом, и вот уже на горизонте восходил ярко красный ореол солнца, озаряя песчаную пустоту своими лучами. Сумерки рассеивались, и воздух наполнялся теплом. Женщина встала с кресла, белая простыня медленно сползла с ее тонких плеч. Она подошла к камину, на котором одиноко стояла одна единственная фотография. Она напоминала ей о былых временах — тех, где она еще чувствовала себя живой, счастливой и любимой. Тех, где каждый день проведенный рядом с ним наполнял ее жизнь красками и придавал сил жить дальше. Она провела кончиком пальца по его лицу и отправилась в душ. Прохладные струи воды нежно ласкали ее тело, унося вместе с собой все грустные мысли и сомнения. Завернувшись в полотенце, женщина подошла к запотевшему зеркалу. Она провела по нему ладонью, убирая влагу, и стала смотреть на себя.
 Говорят, глаза — это отражение души. Что видела она, когда смотрела на себя? Боль? Отчаянье? Да. Её душа была истерзана, разорвана на части. Она больше не могла так парить, как это было раньше. Она больше не могла испытывать буйство эмоций — радости, любви, желания. Все это потеряло для неё какой-либо смысл.
 Она просто устала. Устала просыпаться каждое утро, не видя его голубых глаз, не чувствуя его нежных прикосновений, его горячего дыхания на своей шее. Она устала. И несмотря на все эти десять лет раны так и не зажили. Её душа, как и тело, была покрыта шрамами, которые то и дело напоминали ей о давно прошедшей войне. Напоминали о той сладострастной любви, о тех потерях, о боли и отчаянии, которые сопровождали ее столь длинный путь. Женщина никогда не умела любить лишь наполовину. Если она любила, то отдавала этой любви всю себя без остатка, если она боролось, то до конца.

 Проведя рукой по своему отражению в зеркале, женщина повернулась в сторону двери и пошла обратно в комнату.
— Я смотрю, ты все развлекаешься со своим турианцем, — донесся ехидный голос из дальней части комнаты.
 Женщина обернулась и увидела сидящего на кресле темноволосого мужчину средних лет.
— Что тебе нужно, Ленг? — тихо спросила женщина.
 Мужчина поднялся с кресла и медленно подошел к ней. Он провел пальцем по ее щеке, спускаясь к ключице.
— Ты все еще любишь его? — злорадно спросил мужчина, не отрывая своего взгляда от ее карих глаз.
— Это не твое дело, — спокойно ответила женщина и отошла назад.
— Хм... Одевайся, а то меня от твоего вида воротит, да и к тому же нам пора, — все также ехидно проговорил темноволосый мужчина.

***

 Он сидел в своем кабинете, пересматривая старые документы, как вдруг его взгляд приковало казалось бы давно утерянное письмо. Это было ее последнее послание ему. Только было он хотел прочитать его, как двери в его кабинет открылись.
— Примарх Вакариан, вас ждут в зале заседаний, — отчеканил турианец.
 Турианец встал из-за стола и отправился в зал заседаний. В коридорах, как и всегда, было оживленно. Он то и дело чувствовал на себе взгляды своих соплеменников. Все считали его героем, а он же так не считал. Он давно перестал заниматься самоедством и копанием в своих внутренних демонах. Он просто стал жить дальше. Боль осталась, она никуда не ушла, не утихла, она была такой же, словно бы он потерял ее только вчера. И единственное, что помогало ему держаться на плаву, это та женщина, чьи объятья хоть на долю секунду заменяли ему ее, и работа, которой он отдавался без остатка. Что-то в ней было, такое, еле уловимое, что заставляло турианца приходить к ней каждую ночь. Она стала его своеобразным наркотиком, с каждой проведенной с ней рядом минутой ему хотелось видеть ее все чаще и чаще. Но он больше не мог позволить себе такой роскоши, да и не хотел, в общем-то.

 Тем временем он уже пришел на место.
— Я слушаю вас, — отвлеченно сказал турианец, не обращая никакого внимания на стоявшую около окна азари.
— Объясни, какого хрена ваши патрули рыскают около моей станции, — властно сказала синекожая женщина.
— Ария? — удивленно спросил турианец, оборачиваясь на звук голоса.
— Что, не рад меня видеть?
— Э... Я пока еще не знаю, — попытался отшутиться турианец.
— Так что ваши корабли делают около моей станции?
— Вообще-то, это секретная информация и я не обязан тебе ничего объяснять. Но по старой памяти скажу лишь, что они не имеют ни какого отношения к тебе и твои людям, — холодно произнес, Гаррус.
— Я, конечно, не Серый Посредник, но тоже кое-что знаю. Несколько недель назад к нам прилетел корабль, с очень подозрительным мужчиной на борту.
— Хм... Удивила. К тебе на Омегу каждый день прилетает всякий «подозрительный» сброд, — ухмыльнулся турианец.
— Да, но ко мне не каждый день прилетает мертвый агент «Цербера», да еще и такой первоклассный, — ехидно сказала азари, — как же там его звали...
— Кай Ленг, — невольно вырвалось имя с его уст.
— Да, именно так. Ну, раз ты говоришь, что это дело турианцев, то я пожалуй пойду. Вы, бравые ребятки, и без меня справитесь и, конечно же, сами узнаете, куда он улетел три дня назад, — с этими словами азари развернулась и направилась к выходу из кабинета.
— Стой, — окликнул ее турианец, — не спеши. Пошли, поговорим в моем кабинете.

***

 Темно-красный аэрокар приземлился на стоянке возле особняка.
— Запомни, твоя цель — посол Доннели. Забираешь данные, имитируешь несчастный случай и возвращаешься ко мне. Я буду ждать тебя в холле. И запомни, если ты оплошаешь... — мужчина провел тыльной стороной ладони, по ее подбородку касаясь большим пальцем ее губ, и добавил: — Если ты оплошаешь, моя дорогая, я самолично убью тебя.
— Можешь не напрягаться, Ленг, я все сделаю. Но на этом наши с тобой дела закончатся, иначе ты будешь жалеть о том, что... — женщина осеклась и опустила глаза.
— О чем я буду жалеть? — ехидно спросил мужчина. Но она не ответила ему, лишь одарила его взглядом полным ненависти и злости и отправилась в особняк, отчего мужчине на мгновение стало не по себе. Он уже видел этот взгляд. Он запомнил его навсегда. Запомнил его на всю свою жизнь, а в данном случае сразу же на две.
 Немного постояв, мужчина отправился вслед за женщиной. Ни на секунду, пока они прибывали в особняке, он не упускал ее из виду. Не потому, что боялся, что она сбежит, нет. Он просто не мог оторвать от нее свой взгляд, и это безумно его раздражало. Его выводило из себя все в этой женщине, начиная от цвета ее глаз и заканчивая ее голосом. Его раздражало то, что он не мог понять, что же она может находить в этих уродливых турианцах, что ее так сильно привлекает в инопланетянах. Что ее привлекало в том, о котором она уже десять лет не может забыть, не смотря на все его усилия. Он ненавидел ее за то, что только она могла вызвать в нем ураган разнообразных эмоций, только к ней он мог одновременно испытывать ненависть и восхищение. И вот сейчас он стоит у барной стойки с бокалом бренди в руках. Где-то на фоне слышится ритм дарбук и барабанов.

 Он наблюдает за ней, наблюдает за тем, как грациозно она обхаживает посла, как морщится ее носик, когда она улыбается. Как мягко она делает каждый свой шаг, словно бы парит в воздухе. Ленг ловит себя на мысли, что именно сейчас, в эту самую секунду он бы хотел коснуться ее нежных губ, почувствовать их вкус.
 Он наблюдает за тем, как женщина что-то шепчет послу на ухо, а тот в свою очередь держит ее за талию. От этой картины все внутри мужчины будто перевернулось, и его охватила неконтролируемая злость. Захотелось подойти и вырвать ее из грязных лап этого ублюдка. Он просто не может контролировать себя. Мужчина ставит бокал со спиртным на стойку бара и быстрым и уверенным шагом направляется к ней.
— Посол, вы простите мне мою дерзость, но позвольте украсть вашу даму, — на что посол лишь утвердительно кивнул, сопровождая женщину голодным взглядом.
 Его дыхание почему-то сбилось, стало неровным. Он все еще не мог определить цвет ее глаз. И это злило.

 Оторвавшись от ее лица, он вдруг заметил, что ритм дарбук сменился — он стал более быстрым, волнующим, казалось, даже сам звук содрогался в вибрациях. Женщина непонимающе огляделась — тоже заметила. 

Разбросанные тут и там люди теперь стояли одной большой толпой. На их лицах застыло предвкушение чего-то необычайного.
— Танец Песков... — словно дуновение далекого самума прошелестело между ними. И пошло набирать силу, сливаясь с каждой песчинкой, с каждым миазмом дневного воздуха, и вскоре уже по всей пустыне гремело торжествующе: «Танец Песков!»
 Мужчины с тамтамами быстро расселись по-другому, образуя круг внутри круга. Ленг посмотрел на нее. Она — на него.
— По-моему... — начала она нерешительно. Но он прервал ее, уже не подчиняясь самому себе.
— Нет, на этот раз не по-твоему.
 Он с силой схватил ее за руку и увлек в круг барабанов. Она не сопротивлялась.
С этого момента все вокруг куда-то исчезло, и остался лишь холодный зал, ее глаза и ветер, вкрадчиво нашептывающий что-то в уши.

 Она потеряла контроль над собственным телом. Да и он тоже. Сам ритм подсказывал им движения. Руки сплетались, отталкивали, снова соединялись... Их тела дрожали, словно натянутые до отказа струны. Каждый взгляд — будто падение в бездну.
 Шаг. Поклон.
 Резкое притягивание за один взмах ресниц сменяется столь же резким отталкиванием. Губы на расстоянии вздоха. Каждое движение — будто на шелковой нити.
 Шаг. Поворот.
 Тела то сплетаются, казалось бы, до невозможности тесно, то разлетаются невероятно далеко, словно в последней попытке удержаться на обрыве. Горьковатый запах страсти, перевитой ненавистью, окутывает, одурманивает, не давая мыслить ясно. Каждый шаг — будто через пропасть.
 Шаг. Поклон. Вздох.
Финита.
 Бренди. Ее глаза были цвета бренди. Закончив свой танец в ритме страсти, мужчина, словно придя в себя, быстро отстранился от нее и вышел прочь из особняка, жадно глотая воздух. Это было словно наваждение, столь внезапно окутавшее его, и так же быстро испарившееся.