Свежий ветер. Глава XV. Якорь

Персонажи: фем!Шепард/Кайден Аленко;

Автор: LockNRoll;

Оригинал: Fly By Night;

Перевод: Mariya (Mariya-hitrost0), разрешение на перевод получено;

Статус: закончено;

Статус перевода: в процессе;

Аннотация: Она ушла из банды «Красных», сжигая за собой мосты, и обрела новый дом в Альянсе, став элитным бойцом с пугающей репутацией. Лишь один человек сумел разглядеть ее истинную сущность за тщательно воздвигнутым фасадом, и она, наконец, поняла, каково это — иметь что-то, что ты боишься потерять. Фанфик охватывает все три игры Mass Effect.

 О второй годовщине ее смерти я вспомнил лишь к вечеру того дня, которого некогда ожидал с ужасом. Неожиданно для себя я воспринял эту дату странно-отстраненно, что наполнило сердце надеждой — возможно, моя жизнь наконец-то наладилась.
 Джена уже давно не снилась мне. После той ночи, когда, напившись, мне удалось уговорить самого себя покончить с этой одержимостью, я проснулся с невероятно холодной и ясной головой, как бывает после сильнейшей мигрени. Ее больше не было, мне не вернуть ее назад, а тот факт, что я продолжал жить воспоминаниями о ней, превращал меня не в мученика, а в идиота. Я отпустил ее, и с тех пор едва вспоминал о ней.

 Служба на Горизонте помогала отвлечься от дурных мыслей. Годовщина крушения пришлась на первые несколько дней моего пребывания здесь, и сейчас, почти месяц спустя, я все еще был занят. Эта работа, какой бы тяжелой и неблагодарной она ни казалась, являлась важной, и я знал это. Альянс наконец-то начал предпринимать действия, пусть и незначительные на первый взгляд, против атак коллекционеров, и я был рад оказаться на передовой. Я чувствовал, что нахожусь на своем месте, хотя и скучал по настоящему бою. Ничто не сравнится с восторгом, который я испытывал, сражаясь рядом с первым Спектром человечества. Мне никогда не забыть, как она одним взглядом умела оценить обстановку и просто знала, что нужно предпринять; как моя биотика идеально дополняла ее действия. Но я свыкся с этой потерей — просто еще одно изменение в моей жизни после службы на «Нормандии». Разумеется, мало кому понравится возвращение к корабельной стряпне после того, как целый месяц питался в лучших ресторанах, но никто и не говорил, что это будет легко. По крайней мере, мое пребывание на Горизонте немного помогало.
 Местные жители относились ко мне настороженно, на что имели полное право, но среди них встречались и вполне доброжелательные и даже дружелюбные люди. Время от времени находилось дело и для моих биотических способностей, но теперь вместо того, чтобы расшвыривать гетов, я помогал с поднятием тяжелых грузов и другой подобной работой. Жизнь в этой мирной колонии шла своим чередом, но я не забывал об угрозе, нависшей над ней, словно черная туча.

 Хлынувший ливень заставил застигнутых врасплох людей поспешить найти крышу над головой. Я так много времени провел на Цитадели и других космических станциях, что почти позабыл о том, что такое дождь. Он больше не напоминал мне о том дне, когда я похоронил ее. Наоборот, теперь звук барабанящих по земле капель приносил мне... умиротворение, в некотором роде. Шум стоял такой, что я едва заметил, как дверь в мой маленький офис, расположенный в сборном домике, открылась, впуская Лилит, которая прикрывала голову пиджаком в попытке хоть немного защититься от ливня.
— Ты в порядке? — спросил я, глядя, как моя гостья, убирая с лица мокрые волосы, пытается отдышаться после бега. Она кивнула в ответ и, устало улыбнувшись, повесила пиджак на спинку стула.
— Промокла до нитки, — призналась Лилит, пожав плечами и переводя дыхание. — Получила по заслугам — следовало все же уточнить прогноз погоды, прежде чем выходить из дома. — Она перевела взгляд с кучи планшетов на рабочем столе на меня. — Я ведь не мешаю тебе, да? Уверена, что сумею добежать куда-нибудь еще, если ты занят. Просто твой офис оказался ближайшим...
— Не волнуйся, — покачал я головой. — Из-за неисправного сигнального буя мне все равно нечем заняться. Меня заверили, что ремонтные работы займут пару часов, но это было еще вчера, а я до сих пор сижу без дела.
 Девушка одарила меня понимающей улыбкой.
— Полагаю, ты не привык к подобному. У нас нет тех средств, которыми располагает Альянс.
— Проблема не в средствах, а в их тамошнем рабочем — от него нет никакого толку. Ума не приложу, зачем его туда направили.
— Полагаю, всем колониям не может везти так, как нашей, да?
 Гостья улыбнулась, и я вдруг понял, что она имеет в виду меня. Лилит являлась одной из тех немногих местных жителей, которые по крайней мере открыто не протестовали против моего нахождения здесь; было здорово иметь возможность поговорить с кем-то, кто не воспринимает каждое твое слово с показным недоверием. Пожалуй, она даже была рада моему присутствию и всегда относилась ко мне хорошо, хотя и не выставляла свое отношение напоказ.
— Спасибо на добром слове, — произнес я, пожав плечами. — Жаль только, что другие не разделяют твоего мнения, хотя, конечно, их не в чем винить — с тех пор, как я прибыл сюда, все идет наперекосяк.
— Это неправда, — возразила Лилит, с сочувствием взглянув на меня. — Так только кажется, потому что все взъелись на тебя с самого начала. Вообще-то, они хорошие люди, просто привыкли ко всему относиться с подозрением, — с этими словами девушка закатила глаза, и я вспомнил, что и она когда-то была здесь чужой. — Недоверие к чужакам вроде тебя у них в крови.
— Ну, тебя они любят, — заметил я с ухмылкой.
 Действительно, ее любили абсолютно все. Лилит была милой и искренней и умела уладить любые возникшие между мной и колонистами разногласия с просто уму непостижимым терпением. Никто не хотел ее разочаровывать, никто не хотел ее расстраивать, а потому, решив, что худой мир лучше ссоры, мы смогли наладить некоторое подобие добрососедских отношений, пусть некоторые из местных жителей и мечтали о том, чтобы выкинуть меня с этой планеты.
— Ну, я не работаю на Альянс, а кроме того, живу здесь уже многие годы, — ответила она, а затем, склонив голову набок, задумчиво добавила: — Кажется, они питают ко мне слабость.
— Что ж, в это я верю. Черт возьми, я и сам питаю к тебе слабость — ты единственная, кто здесь со мной разговаривает.
 Покраснев, Лилит рассмеялась.
— Твой офис и в самом деле случайно оказался ближайшим, но, должна признать, ты лучший собеседник во всем поселении. Даже несмотря на то, что мне полагается считать тебя подонком из Альянса.

 Рассмеявшись, я взглянул на свою гостью и вдруг понял, что на самом деле флиртую. Что ж, в этом не было ничего удивительного — она симпатичная, приятная, не такая приторная, как докторша с Цитадели, а кроме того, она оказывала мне знаки внимания с самого моего прибытия. Пора наконец что-то предпринять по этому поводу. Лилит не служила в Альянсе, так что на пути не стояло никаких преград. Все было так... просто, как и до назначения на «Нормандию».
 Я принял решение. Дождь все барабанил по стеклам, а мы болтали ни о чем. Я рассказал ей немного о своей службе, а она — о том, как стала инженером, и о детстве, проведенном на Элизиуме. Я сумел сохранить непроницаемое выражение лица, будучи благодарным, что Лилит не затронула тему Блица и его теперь уже мертвого героя. Она была умной, но оставалась простой в общении. Мне нравился ее низкий приятный голос и искренний смех, свидетельствующий о неподдельном интересе. Все ее мысли отражались в огромных карих глазах, и, разговаривая с ней, я заметил, что почти постоянно улыбаюсь — такого не случалось уже очень давно.
 Однако дождь в конце концов кончился, и мы вдруг осознали, что у нее больше нет уважительной причины, чтобы оставаться в моем офисе. Хотя такой причины не было и раньше, но тогда мы не обращали на это внимания. Бросив на меня неуверенный взгляд, Лилит взяла свою куртку и стряхнула оставшуюся влагу. Прежде чем уйти, она сказала, что позже собирается сходить выпить со своими приятелями-инженерами, и спросила, не желаю ли я составить ей компанию. Когда же я высказал сомнение относительно того, что другие вряд ли будут рады видеть меня, Лилит застенчиво возразила, что она будет, и если нам не понравится компания, то мы всегда сможем отправиться куда-нибудь вдвоем.
 Выходя, она бросила на меня взгляд через плечо, и когда я снова повернулся к своим планшетам, на моем лице появилась широкая улыбка.
 Лилит была нормальной и милой — именно в такой девушке я нуждался, чтобы выбраться из той ямы, в которую загнал себя за прошедшие два года. По крайней мере сейчас я на самом деле хотел этого. Я был готов двигаться дальше. Меня переполняло радостное предвкушение; я верил, что теперь наконец все по-настоящему станет хорошо. Именно этого я ждал с того самого момента, как, стоя на похоронах Шепард, спрашивал себя, когда уйдет боль.
 Сейчас, думая о женщине, некогда бывшей моим командиром, я не чувствовал ни острой боли, ни горя — лишь светлую грусть и ностальгию по тому времени, что мы провели вместе. То, что произошло между нами, было чудесно, и, пожалуй, мне не доведется больше испытать подобного, но все кончилось, осталось в прошлом. Я достаточно долго оплакивал эту потерю.
 Выглянув в окно, я смотрел на лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака, и думал о Лилит. Я представлял ее необычное, но красивое лицо, мягкий голос и приятную манеру вести себя и вдруг понял, что с нетерпением ожидаю вечера. Мне казалось, я вот-вот сделаю первый шаг в новом направлении, и я знал, что на этот раз был готов оставить прошлое позади.
 Спустя час моя консоль вернулась к жизни — очевидно, сигнальный буй наконец починили. Тяжело вздохнув, я сел за рабочий стол, глядя на буквально астрономическое число входящих сообщений. Эта часть моих обязанностей — необходимость разгребать все эти отчеты и уведомления с Цитадели — была неимоверно скучной, но дело есть дело. Повышение до штабного коммандера имело свои минусы, и это, несомненно, был один из них.

 Я пролистывал сообщения, задерживаясь взглядом на темах писем, когда заметил нечто, заставившее меня замереть, ловя ртом воздух, словно рыба на берегу. После того, как год назад на Земле был основан Фонд Памяти Джены Шепард, я подписался на уведомления о новостях в экстранете. Как правило, фильтры прекрасно справлялись со своей работой, и я получал только действительно важные весточки — приятно было осознавать, что в мире порой происходит что-то хорошее, и я нуждался в подобных напоминаниях. Иногда я узнавал, что несколько новобранцев были набраны в городе А или в банде Б, и мне нравилось думать, что, возможно, один из них может стать следующим великим героем Альянса. Обычно уведомления приходили редко, но сейчас, казалось, система сошла с ума.
 Упоминания о Шепард сыпались со всех уголков экстранета, включая официальные каналы Альянса. Прочитав несколько заголовков тем, я почувствовал, как липкий, холодный ужас забирается в душу.
«Коммандер Шепард жива!»
«Свидетели утверждают, что видели коммандера Шепард, но разве ей не полагается быть мертвой?»
«Шепард вернулась к жизни в роли церберовского шпиона?»
 Набрав полные легкие воздуха, я медленно выдохнул, отказываясь делать какие-либо скоропалительные выводы. Люди достаточно глупы, чтобы раз за разом вестись на обман, и это может быть очередной мистификацией или каким-нибудь усовершенствованным ВИ. Я был уверен в этом.

 Но, продолжая читать сообщения, я ощущал, как сердце все ускоряло ритм, и пульс громким стуком отдавался в ушах. Вопросов было гораздо больше, чем ответов. В одном из писем я обнаружил фотографию с указанной на ней датой. Качество снимка оставляло желать лучшего, но изображение оказалось достаточно четким, чтобы разглядеть женщину, облаченную в броню с логотипом N7. Большую часть ее лица скрывал визор шлема, но, увеличив фото, я узнал ее подбородок и губы, изогнутые в так хорошо знакомую мне усмешку. Словно электрический разряд пронзил меня, болезненный узел стянулся в животе, и когда я попытался что-то напечатать, то заметил, что руки трясутся.
 Это может быть кто угодно, уговаривал я себя. Я так давно не видел ее, что мой разум, узнав броню N7, дорисовал все остальное, создавая образ женщины, которую я когда-то любил. Наверняка, так оно и есть. Или же фото поддельное, а дата просто добавлена, чтобы выдать его за свежее.
 Видео тоже имелось, и, не обращая внимания на подступившую к горлу желчь, я нажал на кнопку воспроизведения. Временной штамп свидетельствовал о том, что запись была сделала всего несколько дней назад, и поверхностная проверка не показала следов фальсификации. Да и когда в последний раз Шепард бывала в системах Терминус как агент N7? Это... это должно быть что-то недавнее. Какой-то прохожий на Омеге сумел снять на видео, как она в сопровождении двух оперативников с логотипом «Цербера» на форме входила в клуб. К концу просмотра на меня накатил приступ тошноты. Эта женщина обладала ее походкой, ее манерой держаться, а когда она обратилась к одному из своих спутников, я с замиранием сердца узнал ее голос. Потратив еще немного времени, я нашел записи камер наблюдения, фотографии — и все это датировалось теми несколькими днями, в течение которых буй связи Горизонта не работал. Это была она.
 В голове роилось множество теорий, и, с трудом вдыхая кажущийся невероятно густым и душным воздух, я нашел объяснение, которое обладало неким извращенным смыслом. Мое дальнейшее изучение отчетов с Омеги и других планет и станций в системах Терминус, в течение которого я узнал о церберовском судне, словно в издевку носящем название «Нормандия», я только укрепился в своих подозрениях. В распоряжении «Цербера» имелись самые передовые технологии, они могли позволить себе лучших ученых и при этом не были скованы ни моралью, ни этикой. Ради достижения своих целей они пойдут на что угодно. И я видел только одно возможное объяснение происходящему — они создали машину по ее подобию, робота с ее лицом и голосом, находящегося под их полным контролем.
 На самом деле эта теория отлично вписывалась в общую картину. «Цербер» хотел, чтобы на него смотрели, как на последнюю надежду человечества, а с начавшимися атаками коллекционеров вера колонистов в Альянс, и без того слабая, окончательно рушилась. Коммандер Шепард была величайшим бойцом нашей расы — иконой, которую Альянс до сих пор представлял идеалом, хоть и предал забвению ее идеи. Люди верили ей, верили в нее; большинство новичков были наслышаны о ее невероятных способностях и при первой же возможности последуют за ней. С таким человеком на передовой «Цербер» без труда привьет людям свой образ мышления. Это казалось мне извращенным даже по их меркам.
 Я ни на секунду не позволил себе подумать, что эта женщина и правда та, за кого себя выдавала. Все это представлялось мне жестокой шуткой «Цербера», и одна мысль о том, что кто-то может принимать это всерьез, выводила из себя. Шепард бы никогда не стала работать с ними, даже если бы и оказалась живой, а я присутствовал на ее похоронах. Черт побери, это я первым узнал, что она мертва. «Цербер» просто использовал память о ней, ее лицо в своих личных целях. Идея казалась мне тошнотворной — все равно, что выкопать труп, привязать к его конечностям веревки и заставить плясать.
 Я находился здесь только потому, что Альянс всерьез подозревал — за нападениями на колонии стоит именно «Цербер». Почерк им вполне соответствовал — придумать угрозу, реализовать ее, а затем создать кого-то вроде нее, чтобы решить проблему и завоевать всеобщее доверие. Манипулирование людскими страхами являлось их величайшим оружием. Однако это не сработает. Джена не была роботом, она представляла собой личность столь уникальную, что никому — и им в том числе — не удалось бы воссоздать ее.
 Костяшки моих пальцев полыхнули голубым пламенем, и я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Меня одолевало сильное желание что-нибудь сломать, найти ответственного за этот абсурдный обман и заставить его заплатить.

 Я провел еще много часов, изучая всю доступную мне информацию, упорядочивая свидетельства, сверяя время и пытаясь понять, какова их конечная цель. Вскоре я начал просматривать информацию по церберовским лабораториям, которые нам удалось обнаружить, надеясь найти хотя бы какие-то упоминания о подобном плане или же свидетельства того, что развитие их отделений робототехники достаточно продвинуто, чтобы создать что-то вроде того призрака, что я видел на видеозаписи.
 Где бы она ни объявлялась, самозванка утверждала, что ищет помощь для того, чтобы сражаться с коллекционерами. Они набирали людей и использовали ее для этих целей. Как и я думал.
 Это неправильно. Зло, порожденное больной фантазией. Она была мертва, и им следовало позволить ей покоиться с миром.
 Я послал Андерсону зашифрованное письмо, в котором сообщал обо всем, что нашел, а также спрашивал, не известно ли ему что-либо еще. Я написал старым друзьям и сослуживцам, прося их о помощи. Я сделал все возможное, чтобы раскопать как можно больше информации об этом... создании с лицом Шепард.
 Не знаю, сколько просидел там, уткнувшись в голографический экран, но к тому моменту, как в сопровождении шипения открывающейся двери в помещение зашла встревоженная Лилит, на улице уже стояла кромешная тьма.
 Только тогда, ощущая жгучий стыд, я вспомнил об условленной встрече.
 Я извинился перед девушкой, а затем, потому что она спросила, рассказал ей правду или, вернее, ту ее часть, которую смог. Я заменил имя Шепард на «старого друга» и поведал все, что знал о происходящем. Я изо всех сил старался сделать так, чтобы это выглядело достаточно важной причиной для моей забывчивости, в результате которой я так и не явился на свидание. Время уже давно перевалило за полночь, и все заведения закрылись. Никогда прежде я не опаздывал на встречу с девушкой и уж тем более не забывал о ней начисто. И сейчас, когда меня вырвали из моего маленького мирка, я чувствовал себя ужасным эгоистом.
 Несмотря на очевидную разочарованность, без следа сарказма или злости Лилит заверила меня, что она все понимает и просто оставит меня наедине с работой, раз уж это столь важно. Ее реакция показалась мне странной. Сам того не желая, я подумал о том, как повела бы себя Джена в подобной ситуации — скорее всего, велела бы мне пересмотреть мои гребаные приоритеты, а затем удалилась бы, всем своим видом демонстрируя, что у нее в любом случае есть более важные занятия.
 Я сказал Лилит, что наверстаю упущенное, но когда она вышла, улыбнувшись на прощание, понял, что просто не смогу этого сделать. По крайней мере до тех пор, пока это создание с лицом Шепард существует во Вселенной. И пусть я знал, что она являлась ненастоящей, однако это не меняло положения вещей — это была она; именно это лицо, это тело и голос я так старался забыть. И вновь, как якорь, она тянула меня назад, стоило мне лишь решить, что я могу наконец сделать шаг вперед. Закрыв глаза, я увидел ее, и внутри стянулся тугой узел, наполняя меня бессильной яростью.
 «Цербер». Все это — их вина.

************

Шепард

 Потихоньку сняв вторую туфлю, я опустила ногу на землю и поморщилась, когда мелкий гравий впился в голую ступню. На каблуках я с трудом сохраняла вертикальное положение, что уж говорить о предстоящем мне убийстве? С этой мыслью я оставила обувь на выступе стены.
 Несмотря на всю мою любовь к огнестрельному оружию, в этот раз придется обойтись без него — Касуми сказала, нам нельзя привлекать внимание. Впрочем, это меня устраивало. Четыре года, в течение которых я обучалась балету в частной школе, отлично сочетались с восемью годами неорганизованного тренинга, полученного у убийц, наемников и мастеров рукопашного боя. Я вполне могла работать тихо.
 Приподняв подол узкого кожаного платья, я, словно львица, кралась по усыпанной гравием дорожке, не сводя глаз с затылка своей жертвы; вспышка справа свидетельствовала о том, что Касуми отключила свою маскировку. В этот же момент привычным, отточенным движением я сломала охраннику шею и без лишнего шума опустила обмякшее тело на землю, в то время как моя спутница оглушила свою жертву.
 Появившийся мгновение спустя из-за угла еще один человек в форме стал для нас полнейшей неожиданностью, но в доли секунды я оказалась рядом с ним и с силой впечатала ладонь ему в рот, не позволяя выкрикнуть предупреждение. Глаза мужчины расширились, но уже в следующий момент, обхватив свою жертву за затылок, я с силой ударила его коленом в лицо; все еще живой, он сплюнул выбитые зубы. Так не пойдет.
 Приложив охранника головой о выступ, на котором стояли мои туфли, я нанесла ему удар локтем в трахею, отчего с омерзительным хрипом он осел на землю с уже остекленевшими глазами. Мой длинный, искусно отделанный кинжал, который я купила на Омеге, значительно упростил бы работу; он напоминал мне те ножи, которые я использовала, когда состояла в банде. Однако, несмотря на то, что я неплохо умела обращаться с подобным оружием, оно оставляло слишком много следов, а потому не подходило в данном случае.
 Опустив взгляд, я осмотрела свое заляпанное кровью последней жертвы тело — это убийство, в отличие от первого, вышло грязным. Много времени прошло с тех пор, как кровь врага покрывала мои голые руки; еще больше — с тех пор, как при этом мои ногти были накрашены, и сейчас их красный цвет отлично гармонировал с пятнами на ладонях и стене, около которой охранник сделал последний в своей жизни вдох. Касуми сказала, что этот оттенок пойдет мне. Цвет крови всегда мне шел.
 Моя спутница приблизилась ко мне с заинтересованной ухмылкой на странно окрашенных губах и спросила, готова ли я двигаться дальше. Я вытерла руки о рубашку мертвого охранника и, пребывая в каком-то странном оцепенении, коснулась колена, на котором остались следы его зубов. Я слышала, что подобные вещи могут стать тяжелым испытанием для обычного человека, но они никогда не волновали меня — во всяком случае, когда я знала, что права. Для меня это было так же легко, как забить животное, и мало кто мог переплюнуть меня в этом деле.
 «Ты убийца, Джена, — однажды сказал мне Калверн — в последний раз, когда я покорно стояла перед ним, не смея возразить. — И ты никогда не станешь кем-либо другим».
 И пусть он был прав, но по крайней мере я все еще жива и убиваю на своих условиях.
 Дав Касуми утвердительный ответ, я подняла туфли — они понадобятся мне чуть позже, после того, как я закончу обыск апартаментов Доннована Хока на предмет образцов ДНК, а может, и еще чего-нибудь интересного.
 Отсутствие сдерживающих правил Альянса на самом деле значительно все упрощало. Теперь если мне хотелось что-нибудь заполучить, я просто брала нужную мне вещь, зная, что, во-первых, граблю преступников, а во-вторых, что «Церберу» плевать на такие мелочи. Да, в некотором роде это было крайностью, но я быстро привыкала к подобному положению. Никогда еще я не обладала такой властью, и дело даже не в кибернетических имплантатах, а в понимании, что меня ничто не ограничивает; я могла делать буквально что угодно, лишь бы задание было выполнено. О, с каким удовольствием я послала к черту правила и уставы.
 Конечно же, я все еще скучала по прежним товарищам и по первой «Нормандии», но сейчас я жила той жизнью, для которой была рождена.

 Позже, когда мы закончили ту небольшую операцию, и Касуми вернула память своего любовника, мои мысли вновь обратились к Кайдену. В последнее время я старалась делать это реже — воспоминания о нем отвлекали, но я так привыкла к его постоянному присутствию, что до сих пор ощущала укол разочарования, стоило мне вспомнить, что я понятия не имею, где он сейчас. Мне все еще казалось, что я могу наткнуться на него в коридорах корабля, или же, проснувшись среди ночи, найти его в столовой, утоляющим голод. Но его не было, и вместе с уверенностью, что в моей жизни чего-то не хватает, пришло нежелание бороться с этим. Кайдена не было рядом, никто не мог унять мои страхи касательно «нас», и я понятия не имела, что мне делать и думать обо всем этом.
 Я знала, что нужно найти его, но как? Я не могла связаться с Андерсоном, потому что была уверена — «Цербер» наверняка отслеживает, если не откровенно контролирует, мою корреспонденцию. Кроме того, мне было неизвестно местонахождение Кайдена, ведь никто не хотел дать мне эту информацию.
 Как он отреагирует на мое появление? Может быть, останется безразличным? А может, придет в бешенство?
 В памяти всплыло его лицо — такое, каким я видела его в последний раз в своей каюте. Кайден смотрел на меня так, словно это была наша маленькая игра; казалось, он уходил только для того, чтобы впоследствии иметь возможность вернуться. Мы понимали друг друга. Он олицетворял все, в чем я тогда нуждалась, и... ничто не изменилось с тех пор для меня, и он все еще являлся тем, что мне было нужно.
 Для меня прошло чуть больше недели; для него — более двух лет. Такого никогда и ни с кем не случалось, и я не могла воспользоваться чьим-то опытом, чтобы понять, как вести себя в подобной ситуации. Захочет ли он вообще видеть меня? Ведь для него я лишь призрак.
 Любые размышления на эту тему рано или поздно заводили меня в тупик, а потому я пыталась и вовсе не думать о Кайдене, не думать обо всем этом, но у меня плохо получалось. Я безумно скучала по нему, и это сводило с ума.

************

 На то, чтобы привыкнуть к своей новой каюте и огромной ванной комнате с великолепным душем, способным привести меня в чувство после любой миссии, у меня не ушло много времени. Пока я оборачивалась полотенцем, мощная система вентиляции очистила воздух от пара; с интересом я обратила внимание на то, что зеркало не запотело. Что ж, когда у тебя столько денег, сколько у Призрака, эти маленькие предметы роскоши вряд ли могут повлиять на твое благосостояние. Работа с «Цербером» имела свои плюсы.
 Некоторое время я разглядывала в зеркале свое отражение. Шрамы, рассекавшие раскрасневшуюся от горячей воды кожу, заживали, однако не так быстро, как мне бы хотелось. Чаквас сказала, что я должна больше отдыхать, но поскольку это было невозможно, мне следовало просто стараться сохранять спокойствие и хорошее настроение, что, в сложившихся обстоятельствах, тоже представлялось маловероятным. А кроме того, темные волосы до плеч, обрамлявшие лицо мокрыми прядями, делали меня похожей на себя в детстве, и к этому я привыкнуть не могла. Мне хотелось, чтобы мое тело осталось прежним, однако восстановление на клеточном уровне привело к тому, что там, где шрамы затянулись, я имела гладкую, бледную, усыпанную странными веснушками кожу восемнадцатилетней. Я совсем не походила на себя.
 Мы только что завербовали Джек — жестокую и покрытую с ног до бритой головы татуировками женщину-биотика, и я узнала ее с первого взгляда. Дело было не в том, что я встречала Джек прежде, а в том, что лишь программа амнистии Альянса уберегла меня от участи стать ею. Эта весьма отрезвляющая мысль заставила меня вспомнить человека в дорогом костюме, который пришел в полицейский участок и освободил меня от тюремного заключения. Тогда я еще не понимала, как мне повезло; не осознавала, насколько хуже могло все обернуться, и где я в итоге оказалась бы.

 Странно-отстраненным движением я протянула руку и достала из-за зеркала припрятанные в первый день ножницы. Собрав волосы от ушей вверх, я завязала их резинкой на макушке. Неосознанно пропустив оставшиеся свободными пряди на затылке сквозь пальцы, я стала остригать их одну за другой до тех пор, пока они не стали такими короткими, что я больше не могла их ухватить. Звук, с которым лезвия отсекали волосы, вернул на мое лицо улыбку. Порывшись в набитой всякой всячиной тумбочке, я нашла бритву, явно предназначенную для кого-то, чьи волосы ниже шеи не были выжжены лазером без его на то согласия.
 Миранда сказала, что это было сделано для моего же блага — как и все остальные замеченные мною «улучшения». Уверена, даже моя грудь увеличилась в размере, но поскольку броня сидела идеально, я не стала упоминать этого факта. Миранда объяснила, что они не видели смысла восстанавливать волосяные луковицы на большей части моей кожи, учитывая, что я все равно стала бы бриться каждую неделю, как и многие другие оперативники, для того, чтобы боди, надеваемое под броню, лучше прилегало к телу. Возможно, Миранда была в чем-то права, но я все равно скучала по ощущению отросших за пару дней волосков на коже, которое помогло бы мне почувствовать себя живым, дышащим человеком, а не киборгом.
 Потратив еще немного времени, я обрила затылок и, повернув голову вбок, осмотрела короткие черные волоски, простершиеся от уха до уха. Сняв резинку, я распустила волосы, и, рассыпавшись по плечам, они скрыли то, что я только что сделала. Но я не желала ничего прятать, я просто хотела походить на саму себя.
 Казалось бы, мелочь, незначительный подростковый знак протеста. Но в тот момент мне нужно было хотя бы выглядеть собой, вернуть себе контроль над своим телом после того, как оно так долго находилось в руках церберовских ученых. Джек напомнила мне об этом. Она не скрывала своей сущности; я еще никогда не видела столько татуировок на одном человеке. Внешность этой женщины ни на мгновение не оставляла сомнений в том, кем она являлась — кипящим чаном обиды, негодования, бессильной ярости и животных инстинктов.
 Наклонившись, я взлохматила волосы, выбирая оставшиеся отрезанные пряди и кидая их в раковину. Когда я вновь заглянула в зеркало, мое отражение стало гораздо более похожим на меня, и я все еще могла собрать волосы в пучок на время боя. Проведя пальцами по голове от затылка вверх, я почувствовала, как губы растягиваются в ухмылку, когда короткие мягкие волоски сменились густыми длинными и гладкими локонами. Так-то лучше. По крайней мере теперь никому не покажется, что я пытаюсь подражать Миранде.
 Пустив в раковину струю воды, я стала наблюдать за тем, как выращенные в лаборатории волосы исчезают в сливном отверстии, чтобы затем быть перемолотыми системой переработки мусора «Нормандии».

 Оставить Миранду на корабле во время визита в «Чистилище» оказалось хорошей идеей, хотя она и хотела пойти. С первого взгляда она невзлюбила Джек, и это чувство однозначно было обоюдным; эта взаимная неприязнь могла осложнить дело, однако мне все же удалось уговорить Джек, и теперь она была уверена, что работает на меня, а не на «Цербер». Эту уверенность я старалась взрастить в каждом новом члене команды, и, кажется, все шло по намеченному плану.
 Заполучить Джек оказалось проще простого. В сопровождении Заида и Гарруса я подошла к ней и объяснила, что самая опасная стерва во всей галактике — это я, а вовсе не она, однако, присоединившись к моей команде, она приобретет возможность без оглядки использовать свои биотические способности, да еще и получит награду в виде свободы, а также интересующей ее информации и кучи кредитов. Я сказала Джек то, что сама бы хотела услышать, окажись на ее месте — что я всегда буду говорить ей правду, требовать от нее полной самоотдачи, и если она обнаружит, что я лгу, то может убить меня. Когда же Джек спросила, откуда ей знать, что я не использую ее, как «Цербер» всегда с ней поступал, я ответила, что не работаю на «Цербер» — это они работали на меня, понимали они это или нет. Я заверила ее, что у меня нет причин обманывать.
 Отбросив полотенце в сторону, я вышла из душевой и достала одежду из расположенного у кровати шкафа.

 
 Мне нужен был корабль, набитый лучшими в галактике бойцами — такими, как я. Джек по праву занимала место в этом списке, что, в общем-то, неудивительно. Я знала, что даже если нам удастся остановить коллекционеров, грядет война, и я нуждалась в ней. Как и в остальных. Их всех объединяло нечто общее — некое чувство одиночества, которое приходит вместе с осознанием, что ты лучший в том, что делаешь, и можешь полагаться только на самого себя. Это казалось правильным — собирать команду из столь же битых, как и я, жизнью людей.
 И все же даже среди остальных членов экипажа Джек выделялась. Она напоминала мне меня — того, кем я могла бы стать. Я выросла на улицах, она — в лаборатории, у нас обеих имелись невероятно яркие врожденные способности, хотя, пожалуй, мои было чуть проще контролировать. Так же, как и я, она бросала все и убегала, лишь только приходила к выводу, что больше не сможет извлечь для себя выгоды, или если понимала, что, притворяясь заботливыми, люди начинали использовать ее. Так же, как и я, она всегда сама о себе заботилась и ставила выживание превыше всего. Она всегда продумывала пути отступления и до сих пор была жива благодаря своим инстинктам. Я узнала в ней все эти черты и уважала их. Может быть, и Джек заметила то же самое во мне и именно поэтому теперь мерила шагами трюм корабля.
 Она хотела найти для себя темный, тихий и безопасный угол. Не имеет значения, насколько выросло человечество — мы все еще оставались животными с простейшими потребностями в тепле, еде, убежище, безопасности. Любви.
 Но это сложно для таких, как мы — для тех, кого предавали и отвергали. Мы понимали значение слова «безопасность» лучше, чем кто-либо другой. Я все еще не доверяла «Церберу» — и никогда не стану этого делать, но я начала задаваться вопросом насчет Миранды. Теперь мне казалось, что она вполне могла быть искренней со мной. Да, она утаивала информацию — в этом у меня не было никаких сомнений, однако я потихоньку стала допускать, что она не лгала ни о себе, ни о своих мотивах. Ей и вправду могли приказать помогать мне, и она на самом деле могла верить в то, что делала. И если я не ошибалась в своих оценках, то насколько трудно будет склонить ее на свою сторону?
 В мои долгосрочные планы (хоть я ни словом об этом не обмолвилась) входило, как сформулировала это Джек, податься в пираты. Я собиралась забрать этот корабль, тех, кто пожелает пойти за мной, и разорвать все связи с «Цербером», как только наши пути разойдутся. Поначалу я думала, что и Джейкоба, и Миранду придется вышвырнуть в открытый космос или же, в случае моего особо хорошего расположения духа, высадить их на какой-нибудь луне, но в последние несколько дней я пришла к выводу, что мне, возможно, удастся переманить Джейкоба вместе с его идеализмом. Может быть, это же получится и с Мирандой. Посмотрим.
 Эта идея была моей путеводной звездой, чем-то, что я могла держать при себе, тогда как все остальное, окружающее меня, несло на себе гребаный логотип «Цербера». Это служило мне напоминанием, что я им не принадлежу и никогда не стану их собственностью. Когда эта мысль впервые пришла мне в голову, я вновь почувствовала себя семнадцатилетней девчонкой, глядящей на своего босса, но не слышащей ни слова из сказанного им; приятная теплота разливалась в груди от того, что я знала что-то, неизвестное ему — что он вскоре умрет и последние мгновения проведет, сожалея, что недооценил меня. Сейчас я чувствовала то же самое. Пусть даже я отдам жизнь ради достижения своих целей, но это будет мой выбор — не их. Я была уверена в том, что поступала правильно. Альянсу придется принять это. Как и Кайдену.

 Кайден. Мне следовало связаться с ним, объясниться. Я слишком долго откладывала это, опасаясь получить ответ, который не смогу вынести, но время пришло.
 Вполне вероятно, он уже слышал обо мне, видел записи камер наблюдений или что-нибудь в этом роде. Я не слишком-то скрывалась на Омеге, да и в других местах, и пусть на мне почти всегда был надет шлем, а на Цитадели я старалась вести себя тише воды, ниже травы, однако слухи о моем возвращении наверняка циркулировали по всей галактике. Эту истину я игнорировала уже в течение некоторого времени, по-детски надеясь, что проблема разрешится сама собой.
 Я понятия не имела, как он воспринял новость. Сейчас мы с ним находились на разных волнах. Для меня прошло менее месяца; я перешла на работу в другую организацию, занималась новой миссией, но мои чувства остались теми же, какими они были на первой «Нормандии». Для него прошло более двух лет, он поднялся по службе. Да, я все еще могла отдавать ему приказы как агент N7 и Спектр, но он уже никогда не будет тем же самым лейтенантом, которому я велела направляться к спасательным челнокам, потому что опасалась за его жизнь в случае, если его потянет на подвиги.
 Но я должна по крайней мере попробовать. Ради него. Я хотела, чтобы он узнал это от меня, а не кого-то, кто извратит факты и представит мою работу с «Цербером» чем-то, чем она не являлась.
 Сев перед консолью, я запустила несколько программ, которые Касуми загрузила на мой инструметрон — предполагалось, что они зашифруют отправляемое мною сообщение, а также смогут защитить его от чужих глаз, однако, даже несмотря на заверения Миранды, я была уверена, что ничто на этом корабле не остается тайной. Время от времени я узнавала факты, свидетельствующие о том, что она не до конца контролировала текущую операцию и не располагала всей информацией. Помня об этом и понимая, что не могу писать слишком откровенно, я вбила прежний служебный адрес Кайдена. Да, вероятность того, что он более не использовал его, имелась, но я должна была попытаться.
 Несколько секунд я вглядывалась в пустое сообщение и не могла себе даже представить, что могу сказать.
 Очевидно, идиотские фразы вроде «я скучаю по тебе» или «я все еще та, кем была прежде» даже не рассматривались. В итоге я просто рассказала ему правду или, вернее, ту ее часть, что я могла позволить увидеть «Церберу». Я написала, что жива, пусть в это и сложно поверить, и собираюсь остановить коллекционеров, пользуясь для этого активами «Цербера». Я сообщила ему, что у меня все хорошо, хоть я и провела последние два года в коме или даже хуже. Я также попросила его сообщить свое местонахождение, чтобы у меня была возможность встретиться с ним лично и объяснить все более подробно. Он заслужил это. Обнаружив, что пишу, как все кажется мне неправильным без него, я быстро стерла последние фразы. Не стоит выходить за рамки профессионализма. Теперь все изменилось.
 Я уже собиралась отослать сообщение, когда мне в голову пришла мысль. У него не будет ни единой причины верить, что письмо пришло от меня, так почему я ждала, что он станет отвечать и уж тем более сообщать о своем местонахождении? Скорее всего, он просто решит, что это чья-то идиотская шутка. Мне было необходимо доказательство, так что я потянулась к камере над консолью. Всего один щелчок — и на экране появилось изображение. Я выглядела чертовски уставшей, но по крайней мере волосы были в порядке; это фото вполне подойдет. Прикрепив его к сообщению, я дописала пару строк, объясняя, зачем сделала это. А затем велела ему быть осторожнее, потому что мне не хотелось, чтобы с ним что-нибудь произошло прежде, чем я смогу увидеть его лично.
 Не перечитывая письмо, я нажала кнопку «отправить», отчаянно надеясь, что только что не допустила огромной ошибки.

************

 Лишь много-много позже я узнала, что у этого сообщения не было никаких шансов достичь адресата. Только после того, как мы разорвали все отношения с «Цербером», и «Нормандия-СР2» стала независимым судном под моим командованием, Миранда призналась, что, скорее всего, у Келли были четкие инструкции блокировать входящую и исходящую корреспонденцию определенных личностей. И Кайден наверняка являлся одним из них. В досье он был отмечен как «слишком правильный», чтобы пытаться влиять на него. Неподкупный. «Цербер» не знал, что с ним делать. Учитывая его способности и опыт сражений, он стал бы идеальным кандидатом в мою команду, если бы только не держался так за Альянс и не озвучивал свою неприязнь и недоверие к тем людям, с которыми я сейчас работала. Как итог, его посчитали неподходящим, и даже мое возможное общение с ним было признано опасным для миссии и того контроля, что «Цербер» желал иметь надо мной.
 Однако они все равно хотели использовать его, ведь Кайден оставался ценным активом. Вот почему они подкинули Альянсу информацию, добились его размещения на Горизонте. Таким образом, они могли подтвердить свои догадки относительно того, что коллекционеры искали людей или места, связанные со мной, а также, в качестве бонуса, убрать с дороги и самого Кайдена, который наверняка погибнет или окажется среди похищенных колонистов. Стремление отомстить за друга должно было укрепить мою решимость завершить миссию и спасти человечество. Вот какая роль отводилась штабному коммандеру Аленко.
 Мисс Чамберс мало что знала о происходящем — «Цербер» никогда и никому не давал информации больше, чем это было абсолютно необходимо. Вот почему не Миранда отвечала за наблюдение за мной, хотя и имела доступ. Вместо этого они дали мне Келли, которая должна была втереться ко мне в доверие, расположить к себе своими сладкими манерами, а затем склонить на сторону «Цербера», заставить предать Альянс. Чтобы не возбуждать моих подозрений, она пропускала редкие сообщения от командования. Она позволила мне поддерживать связь с Андерсоном только потому, что знала — он не сможет мне ничего сообщить. Ей повезло, что она погибла прежде, чем мы вытащили уцелевших из капсул во время штурма базы коллекционеров. Ее смерть — ничто в сравнении с тем, что бы я с ней сделала, узнав правду. Я ненавидела, когда мною манипулировали, особенно если это включало в себя смерть кого-то, кого я до сих пор... о ком я до сих пор заботилась, даже несмотря на все, что случилось с тех пор.
 Однако когда я посылала то сообщение, ничто из этого не было мне известно. Тогда я еще верила, что каждому на этом корабле было дано дополнительное распоряжение пудрить мне мозги кто во что горазд; тогда я еще не разобралась в реальном положении вещей.

 Вызвав меня следующим утром, Призрак рассказал о Горизонте и находящемся там Кайдене — о чем-то, известном ему с момента моего пробуждения. Мне хотелось наорать на него, заявить, что, если он не говорит всего, что знает, то бесполезен для меня. Я хотела дать ему понять, что не являюсь бездушным инструментом, который он может направить на что-то по своей воле. Но я не могла себе этого позволить, потому что с каждым мгновением приближался тот страшный час, когда Горизонт будет опустошен, а Кайден — этот безмозглый герой Альянса — будет мертв. Я знала, что он сделает все возможное, чтобы спасти колонистов, пожертвует собой ради них в случае необходимости, а потому могла думать лишь о том, чтобы добраться туда как можно скорее.
 Я понятия не имела, что скажу ему при встрече, однако решила, что буду беспокоиться об этом после того, как и он, и колонисты окажутся в безопасности. Так что мы поспешили на Горизонт, и каким-то образом я вбила себе в голову, что спасу его, и он будет благодарен и рад мне; что это чувство тревоги, овладевающее мною, имело под собой... совсем другие причины. Оглядываясь назад, я понимаю, что мои ожидания были глупы, наивны; в подобные придуманные ими самими сказки верят дети — это защитный механизм, позволяющий убедить самих себя в том, что родители любят их, даже когда суровая реальность доказывает обратное. Если бы я хоть на секунду как следует задумалась над его возможной реакцией, я бы поняла, что он, конечно же, будет зол и сбит с толку, конечно же, он не поймет. Мне следовало ожидать этого, но я вышла к нему с открытым сердцем, и он не дал мне даже шанса объяснить, просто глядя на меня так, словно не знал, кто я такая.
 Я больше не видела его.