Три любви

Прим. автора: любовь бывает разная, не всегда счастливая. Я хотел показать, какой иногда страшной, жестокой, безумной бывает любовь. Я увидел, что здесь писали похожее, и вдохновился! Не судите строго.



Утром у Кортеза болела голова. Он проснулся, и она сразу заболела.

«Надо сходить к Чаквас, — подумал он. — Только умоюсь. Она хоть и врач, но она женщина. Хотя, какая мне разница? Я люблю мужчин».

Кортез поднялся с кровати, обул тапочки (это были его любимые тапочки в клетку и с белыми помпонами), поправил резинку на трусах и пошел в душ. Он был застенчивый и обмотался большим полотенцем. Это тоже было его любимое полотенце. Оно было то, что ему подарил муж на День святого Валентина (белое с голубыми сердечками).
Сначала он включил воду погорячее, и горячие струи воды разогревали его прекрасное мускулистое тело. От этого кожа стала нежной. А еще розовой. Потом побежала прохладная вода. Это кто-то вчера вечером так запрограммировал душ, наверное, Вега. Но так было даже приятно. Он быстро взбодрился и пришел в тонус.
Мысли о Веге заставили его задуматься, и он слишком долго давил на кнопку на мыльнице с жидким мылом. Мыло этим воспользовалось, и его много вытекло на пол, и Кортез подскользнулся.
Он упал и больно ударился сначала об пол, а потом об край раковины. Потому что мыло скользкое, и он проскользил далеко. Кортез даже заплакал.
Теперь голова болела еще и снаружи и спина снизу.
Он поднялся на ноги и посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрел несчастный человек, и Кортезу стало его жаль.

«Не плачь, — подумал он. — Умойся, посмотри, какими красными стали твои красивые глаза. Распух нос».

И он погладил себя по голове. Отражение сделало то же самое и улыбнулось. Кортез подмигнул парню. Так, неожиданно в его сердце зародилось новое чувство.

Весь день он думал о парне в зеркале. Заходя в туалет, смущенно улыбался парню и отводил взгляд.

«Что со мной происходит? — думал он. — Это любовь. Но ведь нельзя любить себя! Надо любить другого кого-то. Наверное, это все от того, что все тут не любят мужчин, а любят женщин. И даже Шепард, и даже Вега. Ну и пусть! Раз так, я буду любить тебя, мой парень из зеркала».

Уже к вечеру следующего дня Кортезу были известны все места на корабле, на которых имелись хотя бы немножко отражающие поверхности. Иногда парень из отражения делался уже, а иногда шире. Когда парень был шире, Кортез ласково шутил над ним: «Ты мой толстячок! Тебе не мешало бы сбросить немного веса».
Больше всего парень смотрелся хорошо, когда Кортез смотрел в столовую ложку. Тогда у него лицо было хрупким с большими глазами. Это если смотреть на ту сторону, которой едят суп. С другой стороны было лучше не смотреть.
Лейтенант наслаждался своей любовью, но никак не мог остаться наедине с возлюбленным. Им всегда кто-то мешал. Только это была не одна проблема, которая мешала их любви.
Кортезу стало казаться, что его парень преследует его. И когда лейтенанту даже хотелось отдохнуть, парень мог оказаться рядом. Особенно это мешало, когда он работал. Нет, он, конечно, понимал, что это его отражение, но все-таки.

«Это нужно прекратить, — говорил он себе. — Я больше не буду смотреться в зеркало и ложку».

Но теперь парень смотрел на него из отражения в глазах. Когда он говорил с кем-то, неважно с кем. Особенно Кортез стал бояться саларианцев: у них глаза были самые большие. А батарианцы с их четырьмя глазами стали ночным кошмаром.

— Кортез, — остановила как-то в коридоре его местная врач Чаквас, — у вас плохой вид. Вы грязный, плохо пахнете и выглядите. Почему вы не смотрите мне в глаза?
— С моей головой непорядок, — сказал он.
— Это очевидно. Когда мужчина выходит замуж за мужчин, я не считаю это нормальным. А многие одобряют.
— Нет, доктор, дело не в этом. Это не лечится. Я ударился и сошел с ума от любви… к себе. Вы можете помочь?
Чаквас вздохнула и сказала, что она тут бессильна. Это может вылечить только время. А еще посоветовала найти плохое в том, кого он любит, и тогда это может помочь. И дала ему каких-то таблеток (они были большие и зеленые, и на них была большая буква «Т»). Их надо было пить перед сном и запивать большим количеством воды. И ночью это тоже становилось проблемой.

Кортез очень старался перед зеркалом найти плохое в себе. Особенно по ночам, после лекарства. Но в нем все было красиво. Оставалось надеяться на время.



Он был очень рад, что она обосновалась рядом с ним. Может быть, по привычке, но он надеялся на другую причину.
Чаще всего она просто сидела, закинув свою безумно длинную и идеально красивую ногу на вторую точно такую же. Когда она их меняла местами, то просто захватывало дух. Иногда они разговаривали. Нет, разговаривали они всегда.
Иногда она уходила и чаще всего сообщала ему, куда и на сколько уходит. Это было приятно, значит ей не все равно, что он волнуется. Что ждет, когда она вернется, и даже ревнует. А как он мог не ревновать?
Еще раньше они могли только разговаривать, а сейчас она стала совсем рядом. Так рядом и такая роскошная, что ее хотелось потрогать.
Однажды он сказал:
— У меня сейчас важная работа и заняты руки. Мои руки заняты делом, но очень хочется пить. Подай, пожалуйста, бутылочку минералки.
Когда он брал бутылку, то как бы случайно задел ее руку. Она оказалась теплой и мягкой. И пока она не отошла, пальцем другой руки он ткнул ее в прекрасное бедро. Бедро мягко спружинило, и он не удержался от того, чтобы погладить его.
— Ты что делаешь, Джокер? — спросила она.
Он чуть не подавился водой, которую пил, и стал сильно кашлять. СУЗИ испугалась и хотела похлопать его по спине (она знала, что делать в случае первой необходимости), но побоялась сломать что-нибудь пилоту.
— Больше так не пугай меня, — сказала она, когда Джокер прокашлялся. — Я испугалась.
С тех пор СУЗИ стала часто стоять рядом с Джеффом. Она стала для него подарком судьбы, и было точно понятно, что и она сама этому рада. Это было понятно по ее словам, по глазам, по голосу…
Близкое присутствие СУЗИ заводило пилота и, похоже, не только его. Однажды она попросила почесать ей спину.
— Разве ты можешь чувствовать зуд? — спросил он.
— Нет, — ответила женщина-робот. — Но мне понравилось, когда ты меня тронул. Джефф набрался смелости и положил свою ладонь на роскошный зад СУЗИ. СУЗИ улыбалась. Теперь они часто обнимались, а иногда СУЗИ разрешала Джеффу посидеть у неё на коленках (наоборот было нельзя).

Пилоту хотелось поцеловать прекрасную женщину-робота, но его страшил один момент. Он никогда раньше не вступал в близкие отношения с андроидами и боялся оплошать.
Джефф стал с маниакальным интересом искать информацию об устройстве подобных существ. Но ничего подобного так и не нашел. СУЗИ была уникальна, а все файлы о её создании «Цербер» засекретил.
Вот такая печальная история.

Шепард всегда была внимательна к своим подчиненным. Она видела, как печален в последнее время Джокер, и догадывалась о причине его страданий. Ей было его по-своему жаль.

«Бедный, бедный пилот, — думала Шепард. — Как он мучается! А ведь мог бы полюбить меня, и все было бы как у людей. Что ж. Раз ты, гаденыш, решил, что она лучше меня — страдай. Фиг я тебе скажу, что у меня есть секретные материалы по созданию твоей возлюбленной. Ищи выход (точнее было бы сказать, вход) сам».

Да, Шепард умела мстить.



Раньше Вега всегда думал, что люди врут, когда говорят: «Любовь меня поразила как молния». И вообще в любовь не очень-то верил. Ну встретились, погуляли, переспали. О семье он и думать не хотел, он твердо знал, что его судьба — быть военным и всё.
Но, наверное, правду говорят, что каждый должен хоть раз влюбиться.

Впервые он увидел её на Сур'Кеше. Эти странные задохлики-саларианцы вроде как ставили эксперименты на тех женщинах-кроганках, а они с Шепард должны были их спасти.
Но выжила только она. Потому что она была самой сильной.
Джеймс сразу окрестил её принцессой, хотя по правде она была шаманкой. В детстве Вега смотрел одну книжку (он не любил читать, а смотрел только картинки), и там была принцесса в похожей одежде. Только та была совсем худая.
Веге нравились сильные женщины. И физически сильные, и характером. Вот и Шепард ему тоже нравилась, но ей чего-то не хватало.
У Бакары (потом Вега узнал, как её звать) было всё. Тогда, на Сур'Кеше она сразу повела себя, как воин. Даже в камере с силовым полем она рвалась в бой. Хотя ей тогда было плохо от экспериментов. А когда она треснула по морде Рекса, тут Вега сразу влюбился в неё.

Когда Бакара очутилась на «Нормандии», Джеймс стал подтягиваться на своём турнике в пять раз больше, и все его футболки теперь на нем рвались. И это ему даже нравилось. Вега надеялся, что принцесса это оценит. Он даже хотел затеять драку с Рексом на камбузе, чтобы она могла это видеть в окно мед. отсека и полюбить его.
Перед тем, как уснуть, Джеймс фантазировал. Он представлял себе, как прекрасна Ева (так ее назвал Мордин древним человечьим именем) под своими одеждами. Он представлял ее крепкое тело, рельефные мускулы под тёмной складчатой кожей. И этот красивый гребень на её голове. У неё гребень должен быть самым прекрасным.

Каждое утро он был полон решимости признаться ей в любви. Вот и сейчас он пошел прямо в лазарет. Когда он поднялся на жилой уровень, то увидел Мордина, колотящего своими ручонками в дверь мед. отсека.
— Рив! — кричал он. По голове у него текла кровь. — Еще рано испытывать лекарство от генофага!!!
Тут Джеймс озверел. Он как пушинку отшвырнул Солуса (это имя Мордина) и распихнул створки дверей.

Картина была не для слабонервных.
Сражение было жестоким, но Вега предрешил его результат.
— Ах ты скотина! Наверно, Мордин брал материал для лекарства из твоих мозгов и, так как их и без того мало, повредил их все! А ну отойди от женщины!
— Вали, Вега! — прорычал кроган. — Я буду продолжать род.
Тут раздалось шипение инъектора — это Мордин поставил укол Урдноту Риву. Тот сразу успокоился и задремал.
— Что ты ему уколол? — спросил Вега.
— Смесь из снотворного и гормонов. Это кроганские гормоны, они против полового гормона, который вырабатывается, когда заканчивается период спаривания.
— Ах ты гнида! — раздавались возгласы Бакары. — Похотливый самец! — она продолжала пинать задремавшего Рива.
Вега подошел к ней и ласково похлопал по руке.
— Успокойся, милая Ева. Хорошо, что я подоспел. Теперь все закончилось, — и он напряг мускулы на груди и руках.
Ева ему ослепительно улыбнулась. И ещё разок пнула крогана.
— Спасибо, Вега, — поблагодарила она. — Доктор, я устала, — это она сказала Мордину, — я отдохну.

Вега ликовал, потому что она назвала его имя. А саларианцу он потом высказал:
— Зачем ты, лягушка, влез со своей пшикалкой?! Я сам хотел навалять Урдноту! Ты чуть всё не испортил!
Но он не испортил. Теперь Вега заходил к Бакаре и караулил её от Рива, хотя Мордин и обещал, что такое с ним еще не скоро повторится. Они подружились, и она даже влюбилась в него.

Джеймс понимал, что Бакара большая ценность для всего кроганского народа. Он знал, что должен её отпустить.
— Но как же мне быть, Вега? Ведь я люблю тебя. Ты такой могучий, и у тебя такое красивое короткое имя — Вега. Поедем со мной на Тучанку.
— Я не могу. Я должен быть на «Нормандии». Здесь я защищаю весь мир с капитаном Шепард. А теперь это занятие обретет для меня личный смысл — я буду защищать тебя.
— Полетели со мной, ну пожалуйста, — умоляла Бакара. — Там и будешь защищать меня.
— На Тучанке я не смогу защищать весь мир.
— Ну да.

Когда настало время расставаться, Вега и Бакара держались достойно. Перед этим Джеймс зашел к Урдноту Риву и сказал ему:
— Если я узнаю, что на гребне Бакары появилась хоть одна царапинка, я тебя всего отдам на приготовление лекарств для всех рас, у кого там чего болит. Ты понял?
— Не переживай, — ответил он и опустил взгляд. Это он признал свою слабость перед Вегой.

Вот такой бывает любовь между теми, на кого возложена большая ответственность или важная задача.