Мы теперь в DiscordЛейтенант поправила тесный воротник форменного кителя привычным жестом — два пальца оттянули жесткую стойку воротника — вздохнула и подняла взгляд на стоящего перед её столом длинного худого парня с замечательно cинющими глазами. Он сосредоточенно смотрел на свои разношенные кеды, сжав руки в кулаки. Костяшки правой руки были сбиты и покрыты корочкой засохшей крови.
Лейтенант вздохнула еще раз.
— Парень, ты не дотягиваешь до весовой нормы целых девять килограммов, — инструктор, чуть сморщившись, осмотрела его с головы до ног.
Джон хорошо знал этот взгляд. Презрение. Присутствие посторонних не позволяло инструктору сказать правду, но он хорошо научился читать по глазам.
«Шваль подзаборная. Вали отсюда и не отвлекай меня от важных дел».
— Мэм, я быстро набираю вес. И потом, я могу пойти пилотом истребителя. Я читал, там ограничение по весу.
— В истребители? Не валяй дурака, с твоим-то ростом. Ты слишком длинный. И слишком худой.
«И слишком убогий для Альянса. Даже для крохотного гарнизона в какой-нибудь задрипанной колонии».
Он переступил с ноги на ногу и вытер потные ладони о штанины потёртых джинс. Поднял от пола бирюзовый взгляд, просто режущий надеждой.
— Мэм, только разрешите мне сдать нормативы. Я уверен, что смогу.
На молодом уставшем лице лейтенанта уже явственно виднелось раздражение.
— Слушай, парень, я понимаю, что ты горишь желанием послужить родной планете, но дело в том, что существуют определенные правила. У тебя документы не в порядке, ты слишком тощий, вдобавок проблемы с желудком, — она помахала планшетом с медицинским заключением перед носом у Джона.
«Конечно, мэм, у меня проблемы с желудком. Вы бы знали, какую гадость мне приходилось есть. А иногда даже ее не было. Целыми неделями».
— Ну это же поправимо, — он попытался улыбнуться. — Просто дайте мне шанс, мэм. Я не подведу.
Как он ненавидел просить. Больше всего в жизни. Просить и вот так вымученно улыбаться... Офицер почесала правую бровь. Этот паренек вызывал симпатию, но... Нет, он все равно не пройдет.
— Давай начистоту. У меня здесь целая очередь здоровых парней с приличным прошлым, у которых явное преимущество. Я бы рада тебе помочь, но не могу, извини. Честно. Попробуй себя на гражданке.
«Ох, мэм, я пробовал. Столько раз пробовал».
— Так что... как там тебя? Джон Шепард? — женщина мельком глянула на верхнюю строчку его анкеты. — Не задерживай меня. Я сказала: нет!
Джон сжал скрипнул зубами.
«Ну и хер с тобой. Со всеми вами. С вашим Альянсом. И без вас проживу».
— Извините, мэм. Я понял.
Он взял документы и вышел, услышав, как она облегченно вздохнула за спиной. Джон часто слышал такие вздохи. Когда, к примеру, вставал в вагоне метро, чтобы выйти, те, кто сидел рядом облегченно вздыхали, нащупав свой кошелек на месте. Или когда расплачивался в магазине на кассе, под подозрительные взгляды продавца. Как будто он прокаженный какой-то. Как будто с его уходом всем становится легче дышать.
Джон прошел по коридору, душному и шумному, проталкиваясь между потными телами. Вышел на улицу, и сел на невысокий бетонный заборчик, недалеко от входа. В голове у него было пусто.
«Еще один облом, Джон, — сказал он самому себе. — У тебя их столько было, какого черта ты расстроился?».
Опять улицы. Опять дожди, случайные заработки в порту, мелкое воровство, драки, окурки, продажа наркоты, ночевки под мостом, когда нет денег на ночлежку. И голод, черт бы его побрал. С остальным он готов мириться, но эта тянущая боль в желудке, которая не дает уснуть целыми ночами, она просто убьет его когда-нибудь.
Джон поднял голову к небу, сощурившись от яркого солнца. Наступила весна. По крайней мере, в ближайшие месяцы в проклятом городе будет тепло. И трава так зазеленела. Ему нравился этот молодой изумрудный цвет. И запах у этой молодой травы хороший. Красивый такой запах.
Надо быть оптимистом, Джон. Не может же так везти всю жизнь. Слишком много неудач для одного единственного худющего парня восемнадцати лет отроду. Как будто Бог, отмеряя каждому жизненного дерьма, ошибся именно с ним и сыпанул сверх нормы. Раз так в десять.
К дверям пункта подошли двое солдат. На их форменных рубашках с закатанными рукавами сверкали значки военной полиции. Молодые, ненамного старше его. Крутые ребята. Словно невзначай играют тугими мускулами, поглядывая по сторонам. Достали сигареты и о чем-то переговариваются, тихо посмеиваясь.
Джон сглотнул горький комок в горле, мешавший дышать, глубоко вздохнул и спрыгнул с заборчика. Засунул мятую стопку документов в карман спортивной куртки, и начал спускаться вниз.
— Эй, пацан! — услышал он сзади хриплый окрик. Джон обернулся. Один из солдат держал в руке измятый лист бумаги. — У тебя упало.
Он подошел ближе. Солдат весело щурился светло-карими глазами, разглядывая его. Второй, белобрысый, с красными припухшими веками, почти альбинос, молча курил. Видно было, что им скучно.
— Спасибо, — сказал Джон, и протянул руку за бумагой. Это была его анкета.
— Не взяли? — военный дернул руку в сторону, не дав ему взять бумагу.
— Нет. Не взяли, — спокойно ответил Джон.
— А что так? — Джон нахмурился. Солдат простодушно улыбался всем своим круглым лицом, и он никак не мог понять, издевался он над ним или нет. На лице у солдата было много коричневых родинок, как будто кто-то махнул на него кисточкой с коричневой краской и пятнышки ее присохли на коже.
— Сказали, худой слишком.
— Хууудой? — изумленно протянул солдат. — Вот дела. Это кто такую глупость сказал?
Он пробежал глазами по анкете.
— Сорок девять килограмм! Да ты же настоящий жирдяй.
Кровь бросилась Джону в голову. Он на секунду зажмурился, чтобы хоть немного разогнать горячий розовый туман, застеливший глаза.
— Отдай, — хрипло сказал он. — Быстро.
— Ого. Это приказ, сэр?
— Эд, оставь его, — равнодушно сказал белобрысый.
— Ты такой нервный, парень. Шуток не понимаешь, — улыбался Эд. — А набрать жирка тебе в самом деле не мешало бы. Каши мало ешь? Мамка плохо кормит, что ли?
«Ох, зря ты помянул мою маму, Эд. Плохо кормит? Она умерла от передозы двенадцать лет назад, а я три дня сидел рядом с ее трупом и просил жрать».
— Отдай мне анкету, — спокойно сказал Джон. Эд улыбался, щурился от солнца, рассматривая его. Он с утра дежурил у вербовочного пункта и ему было чертовски скучно.
— А если не отдам? Задавишь меня своей массой?
«Нет, Джон, держись. Не натвори глупостей. Ты же еще не такое слышал, ну в чем дело, парень? Не надо, пожалуйста, просто уходи. Повернись и уходи. Зачем тебе в третий раз сломанный нос?»
— Да пошел ты, ублюдок.
Улыбка мгновенно слетела с лица Эда. Под кожей заиграли желваки.
— Что ты сказал?
— Я сказал: пошел ты, ублюдок, — спокойно и громко сказал Джон. — Ты тупой или глухой?
Эд шагнул ему навстречу, поигрывая круглыми широкими плечами.
— Ты нарвался. Круто нарвался, недокормыш.
— Блин, Эд, ну не здесь же. Офицеры кругом, — белобрысый затянулся и выпустил колечко синего дыма. Голос у него не изменился, был такой же равнодушный.
— А я быстро. Никто и не заметит.
— Твою мать, — сказал белобрысый, роняя окурок. — Ты чего же творишь?
Джон отпрыгнул от него, сжал кулаки и поднес к лицу, став в стойку. Он не успел сделать ни одного удара, как вдруг оказался лежащим лицом вниз на ступеньках, со страшной болью в плечевом суставе, задыхаясь и сжав зубы. Солдат регулярной армии это вам не уличная шпана. Белобрысый сидел сверху, на его спине, выкручивая ему правую руку вверх.
— Пусти, сука! — закричал Джон, но белобрысый только сильнее выкрутил его сустав. Из глаз брызнули слезы.
От злобы, бессилья и от боли внутри у него вырос какой-то огромный напряженный пузырь, наполненный кровью, гноем и грязью. Он все рос, рос и вдруг взорвался. Все это дерьмо затопило его изнутри. Боль отступила на второй план.
Кто-то говорил ему, что когда человеку слишком больно, он не способен сопротивляться. Даже если это самый крутой перец во всей Галактике. Брехня. Когда слишком больно, ничего кроме сопротивления на ум не приходит. Джон, чувствуя, как хрустит и растягивается сустав, начал изворачиваться под белобрысым. Он почувствовал в теле невероятную силу. Он был словно животное, загнанное в угол, обезумевшее и озлобленное.
— Черт, да успокойся ты! — сказал белобрысый, задирая его руку еще выше. Равнодушия в его голосе уже не было. Было изумление.
— Ааа! — заорал сверху белобрысый, тяжесть сверху исчезла и Джон мгновенно вскочил на ноги, ощетинившись, с лихорадочно горящими глазами и сбитым дыханием.
Двое мужчин, один в военной форме, оттаскивали в сторону разъяренного белобрысого, прижимающего к груди окровавленную руку. Эд с разбитым затылком все еще лежал на ступеньках. Глаза у него были открыты и в них виднелись мутное непонимание и испуг. Какая-то женщина хлопотала над ним, прижимала к голове тряпку, всю в красных пятнах
Вокруг уже собралась толпа. Джон оказался в ее центре и затравленно оглянулся.
Кто-то дернул его за воротник, и на него обрушились оглушительные, сильные удары. Он рухнул на колени, пытаясь закрыться руками и закричал от боли. Знакомые удары. До боли знакомые... Полицейская дубинка...
На запястьях защелкнулись наручники. Его рывком подняли, загнули вниз так, что он носом почти задевал землю и потащили куда-то. Боль от ударов дубинкой оглушила и почти ослепила. Поездку в полицейской машине он помнил плохо, он все время стонал, жмурясь и стискивая зубы от боли.
Он лежал на узкой тюремной койке, дрожа от холода. В камерах всегда чертовски холодно. Он дышал на свои ледяные руки, пытаясь унять дрожь во всем теле. С холодом еще можно было справиться, но от дрожи все синяки и ссадины, полученные сегодня, нестерпимо ныли. И больше всего плечо. Просто до слез. Наверное, белобрысый его все же вывихнул.. Он боялся пошевелиться. Как больно, просто ужасно, чудовищно больно. Даже есть не хотелось, а он со вчерашнего дня ничего не ел. Хоть бы свет включили. Он верил в то, что от лампочки температура в помещении становится выше. А еще в то, что если быстро поднять с пола упавшую еду, то микробы не успеют на нее залезть. Такая вера немножко помогала и успокаивала.
Черт. Дерьмометр явно зашкаливал. До планки «суицид» оставалось совсем немного. А может, он уже давно перешагнул ее, эту планку? Может, ему уже давно пора была шагнуть с какой-нибудь чертовой многоэтажки и все это, что сейчас происходит это просто наказание за то, что он все еще пытается барахтаться, словно мешая кому-то?
— Эй, шпана! — электронный замок на решетке пискнул и она отъехала в сторону. — Вставай!
Джон поднял голову. Молодой полицейский, постукивая дубинкой об свое бедро, стоял на входе в камеру. Второй, огненно-рыжий, с заспанным злым лицом, остался снаружи.
— Быстро, я сказал!
Джон осторожно поднялся.
— На выход!
Он подошел к решетке, придерживая плечо второй рукой. Каждый шаг отдавался резкой болью во всем теле.
Полицейский пропустил его в коридор и больно ткнул дубинкой в спину.
— Шевелись!
Заспанный рыжий пошел впереди, Джон шел за ним, морщась от боли, припадая на левую ногу. Он не помнил, что случилось с ногой, но колено очень сильно саднило. Они прошли по коридору, спустились вниз, по широкой гулкой лестнице. Остановились у железной двери. Полицейский открыл ее и отошел в сторону, махнув дубинкой — проходи.
Джон вошел, зажмурившись от яркого света. В центре небольшой комнаты стоял стол.
— Сядь, — сказал сзади полицейский. Джон сел на маленький трехногий стул.
Прошло несколько минут, прежде чем он услышал сзади шаги. Кто-то шел по коридору.
— Не пойму, зачем он тебе нужен, Стив, — сказал чей-то сиплый простуженный голос. — Это же шпана.
— Эта шпана уделала двоих подготовленных солдат за несколько секунд. Из таких диких волчат получаются настоящие цепные псы.
Голос у второго был глухой, как будто человек был в шлеме.
— У него судимость. Наркота, кражи. Путается с «Красными».
— Ну и что? Он пришел поступать в Альянс, значит, хочет изменить свою жизнь. У меня нюх на отличных солдат, дружище. Ты даже не представляешь, на что они способны. Не остановятся ни перед чем. Не то что эти избалованные куколки, рыдающие по любому поводу, которых мне посылает вербовка, черт бы их побрал.
Из-за его спины появился немолодой уже человек, лысеющий, полноватый, в коричневом костюме. Следом появился второй, в военной форме, с прямой спиной и резким, тяжелым шагом, начинающей сединой, гладко выбритым подбородком и пристальным взглядом голубых глаз. Они уселись напротив него, толстяк кинул на стол серую папку. Военный достал сигареты и щелкнул зажигалкой.
Джон настороженно рассматривал их.
— Сынок, — хриплым голосом сказал офицер, выпустив клубок синего дыма изо рта. — Не знаю, что там у тебя приключилось с этими ребятами, но я видел все из окна. Заехал забрать кое-какие документы и попал на такое шоу. Не думаю, что ты специально нарывался. Верно?
Джон кивнул.
— Расскажи, что произошло.
Джон сглотнул.
— Ну, не бойся. Расскажи, как было дело.
Он начал тихо говорить. Рассказал про Эдда, про анкету, про драку. Военный прерывал его, задавая вопросы, делая какие-то пометки на листке бумаги. Джон замолчал, опустив глаза в пол.
— Понятно. Я бы тоже им врезал.
Офицер стряхнул пепел прямо на пол, открыл папку и зашелестел бумагами.
— Так ты сирота?
— Да, сэр.
— Сбежал из приюта?
— Да, сэр.
— И с тех пор на улице?
— Да, сэр. Восемь лет, сэр.
Офицер начал задавать ему вопросы о прошлом, посматривая на него сощуренными глазами. В них был интерес. Настоящий интерес. Это было так странно.
Джон сначала отвечал односложно, но потом, незаметно для себя, разговорился. Никто еще не расспрашивал о нем столько, никто не задавал столько вопросов о его жизни. Он даже немного растерялся.
— Что ж, Джон, — сказал он. — Прилично ты дерьма хлебнул. Слушай, не буду ходить вокруг и около. Ты хочешь в Альянс?
Джон изумленно посмотрел на него.
— Конечно, сэр.
— Уверен? Это потребует от тебя дисциплины, если понимаешь о чем я.
— Я уверен, сэр. Я справлюсь. Я не такой уж плохой парень сэр, просто когда хочется жрать...
Офицер остановил его жестом руки.
— Как смотришь на спецназ?
Спецназ? Его в спецназ? О, Господи боже. Дыхание перехватило.
— Куда угодно, сэр.
— Тебе сейчас грозит тюрьма... Но я могу сделать так, что вместо нее ты попадешь в спецшколу. Но я не хочу подставляться, понимаешь? Мне нужны хорошие солдаты, Джон. Преданные. Исполнительные. Ответственные. Ты не подведешь меня? Я могу тебе доверять?
У Джона сильно заколотилось сердце.
— Да, сэр, можете, — твердо сказал он, глядя в лицо офицеру. — Я не подведу. Обещаю. Я буду стараться изо всех сил, сэр.
Офицер улыбнулся.
— Я тебе верю, сынок.
Он встал из-за стола, протянул руку толстяку.
— Спасибо, дружище. У тебя не будет проблем?
— Если эти двое не подадут заявления, то не должно, — сказал толстяк.
— Не напишут. Не беспокойся. Они у меня еще на гауптвахте посидят после госпиталя. Ну что, Шепард, на выход. Забирай вещи и поехали.
— У меня нет вещей, сэр.
— Ну и отлично. Начнешь армейскую жизнь с чистого листа.
Джон шагнул вслед за ним в коридор и, все еще не веря в произошедшее, затаив дыхание спросил:
— Сэр, а это точно? Вы серьезно? Вы берете меня? Правда?
В его голосе был такой явный и еще детский страх, что все это просто шутка или его воображение, что суровый офицер улыбнулся.
— Точно, сынок. И что-то мне подсказывает, что я не зря это делаю...
Комментарии (45)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход