Горсть Пыли. Глава 48. Выгода и потеря

Пока Гаррус шел к бару, Шепард вдохнула настолько глубоко, насколько позволял туго затянутый Касуми корсет. Что ж, представление начинается. «Дьявол, когда мы обходились без представлений?» Со своего места Шепард видела несколько знакомых лиц в толпе и знала, что на каждого замеченного ею приходилось еще несколько, сокрытых в тени. Она сама чувствовала себя как на ладони. Вся охрана не поможет ей, если неизвестный убийца держит ее сейчас на мушке. Не то чтобы она ожидала выстрела в прямом смысле, но однажды снайпер — всегда снайпер. Она слишком хорошо знала, каково это — находиться по другую сторону прицела. От старых привычек избавиться непросто. Как и от старого недоверия.

Когда Шепард было шестнадцать и она искала кого-то, кто спас бы ее от того ужаса, в который превратилась ее жизнь, Мойра Калахан показалась ей даром с небес с ее добротой, подарками и домом, окруженным охранниками и оснащенный лучшими охранными системами, какие только можно было купить за деньги. Она полагала — по глупости, может быть — что там с ней ничего плохого не случится. Никаких нападений посреди ночи, никакой пенящейся желтой краски, никакого огня, никакой крови.

Но опасность, которая подстерегала ее, оказалась коварной. Она пришла, скрываясь за дружелюбием, за щедростью. Рука, нанесшая удар, была протянута в знак дружбы. Это стало первым уроком для Шепард об опасности доверия не тем людям. Иной вид убийства иного вида невинности.

За все, чему Шепард училась, ей приходилось платить. Цена Мойры оказалась неявной, но отнюдь не маленькой. Шепард стала куклой, которую та могла одевать, которой могла манипулировать и использовать в своих играх. Она должна была вести себя хорошо, улыбаться, слушать и отчитываться о том, что слышала. Будучи шестнадцатилетней и несчастной, Шепард позволила этому происходить. Она просто не знала, что происходило.

Она знала это теперь.

Опасно улыбнувшись, Шепард развернулась к Мойре как раз вовремя, чтобы заметить отвращение на лице старшей женщины. Уже через мгновение это выражение сменилось маской вежливости, которую Мойра так умело носила. Улыбка Шепард стала поистине кровожадной.

— Ты не одобряешь мой выбор любовника? — ядовито спросила Шепард. Мойра сморщилась при слове «любовник». Шепард знала, что та не стала бы так реагировать, назови она Гарруса приятелем, и потому занесла в мысленную таблицу результат: 1:0 в пользу Шепард. — Да, он не потный богатый коротышка, но он любит меня. — Шепард прищурилась, все так же плотоядно улыбаясь. — И еще он верный, а это многого стоит.

Ей не удалось достичь полной победы. Вместо того чтобы выказать раздражение, Мойра лишь еще больше замкнулась. Ее щеки по-прежнему оставались белы, хотя глаза пылали. «Ах, если бы взглядом можно было убивать. Ну, я тоже знаю этот трюк», — подумала Шепард.

— Твои причуды — не моя забота, — произнесла Мойра тем голосом, которым говорят о смене погоды или новых веяниях в мире моды. — Хотя, полагаю, это объясняет твой жестокий отказ Ники.

— Разбитые мечты твоего сына не имеют ко мне никакого отношения, — возразила Шепард. — Уверена, ему бы и в голову не пришла эта мысль, если бы кое-кто не вложил ее туда. — Она легко махнула рукой, словно бы поясняя свои слова, но закончила это движение резким жестом. Казалось, Мойра ничего не заметила. Шепард не стала оборачиваться и проверять, получил ли Гаррус сообщение. «Оставайся на месте».

— К слову о внедряемых тобой идеях, — продолжила Шепард. — Альянс? В самом деле? Разве он не должен был пойти в юристы или политики? Всю жизнь быть чьей-то пешкой?

Мойра сжала губы, и ее истинный возраст проступил явственнее в собравшихся вокруг рта морщинках. От морщин в уголках глаз ее явно избавил врач, и на прекрасной коже не было ни намека на них.

— Николас сам выбрал Альянс. После твоих подвигов на Элизиуме. Очевидно, он был... впечатлен. — Она произнесла последнее слово так, словно оно горчило. — Ты бы знала это, если бы прочла хоть одно из моих сообщений. Я полагаю, он относительно неплохо устроился.

— Что означает, что он офицер при штабе адмирала Хакета, но при этом достаточно верен тебе, чтобы снабжать информацией. Он хотя бы осознанно это делает? Или ты облекла это для него в красивые слова и окрасила в цвета лучших побуждений? Может, он считает себя героем?

Мойра безразлично пожала элегантным плечом, и Шепард выбросила руку вперед. Для стороннего наблюдателя это выглядело так, словно она лишь взяла свою собеседницу за локоть, чтобы провести через толпу репортеров. Но на самом деле захват был сильным, и только гениальное умение Мойры владеть лицом не позволило ей выказать боль. Наверняка завтра она найдет на этом месте синяки, но Шепард было все равно. Синяки пройдут, тогда как последствия предательства тянутся в бесконечность.

— Звание первого лейтенанта за десять лет службы — вряд ли это можно назвать быстрым взлетом. Я видела его послужной список — абсолютно ничего примечательного. Ничего, что могло бы объяснить его назначение в штаб адмирала флота, даже принимая во внимание потери во время войны. Думаю, ты сделала кого-то в администрации очень богатым. Нет, правда, не могу себе и представить, во сколько это тебе обошлось.

— Паранойя — это ужасно...

— Дай-ка догадаюсь, — перебила Шепард резким и сахарным голосом, продолжая едва ли не волочь Мойру сквозь толпу. Любой, по ошибке заглянувший ей в глаза, спешил убраться с их дороги. Шепард с тоской подумала о маскировочном плаще. Она использовала бы его, если бы была уверена, что он сокроет их обеих. Как на ладони, она была как на ладони. — Некрасиво.

Когда они наконец остановились, Мойра попыталась вырвать локоть, но Шепард не пришлось даже сжимать пальцы, чтобы удержать ее рядом. Они походили на делящихся секретами подружек. Шепард едва не рассмеялась над этой смехотворной идеей. Новое место оказалось тише, свободнее, обеспечивало лучший обзор и позволяло Шепард стоять спиной к стене. Оно было дальше от представителей прессы, теплых тел, удушающей смеси различных духов и какофонии голосов, голосов, голосов. Теперь она чувствовала себя лучше, хотя головная боль не желала отступать. Этот угол вряд ли можно считать идеальным укрытием, но это было лучше, чем стоять посреди помещения, незащищенной ни с какой стороны. Гаррус все еще находился у бара, но, судя по его позе и наклону головы, был не рад ее задержке и смене местоположения.

— Паранойя, — ответила Мойра резко, — это признак слабости. В конце этого пути ожидает сумасшествие. Или же вечное заточение в какой-нибудь крепости.

— В моей работе паранойя сохраняет жизнь лучше, нежели самое расчудесное оружие и кинетические щиты.

Шепард улыбнулась так, что очередной желающий с ней пообщаться поспешил прочь, и снова подала Гаррусу знак оставаться на месте. В полутора десятках метров от нее находился Вега, охраняющий Хакета. Он кивнул ей и вопросительно приподнял бровь. Она отрицательно покачала головой. Хакет же беседовал с примархом, и Шепард оставалось надеяться, что они будут вести себя хорошо, пока она занята.

— Как долго ты собираешься играть в эту игру? Потому что мне уже поднадоели обоюдные подколки, и чутье подсказывает, что тебе что-то от меня нужно, иначе тебя бы здесь не было. Что же это?

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты...

Шепард покачала головой, и кудряшки, обрамляющие ее лицо, заплясали абсолютно по-идиотски. Куда эффективнее был бы пистолет, направленный в это безэмоциональное лицо.

— Мне нужна правда, Мойра, — сказала Шепард, сжимая пальцы на ее локте так, что наманикюренные ногти впились в кожу. Она знала три способа с легкостью сломать руку этой женщине. Сломать кость и вывихнуть сустав одновременно будет лишь немногим сложнее. Головная боль усилилась. «Хочешь некрасивости? Сейчас получишь. Солги хоть раз, и я заставлю тебя заплатить за это».

Бледно-розовые пятна появились на щеках женщины.

— Ладно. Я хотела извиниться.

Позабыв даже о видимости вежливости, Шепард коротко хохотнула.

«Не так же явственно!»

Две женщины неподалеку хихикали, прикрыв рты руками, и Шепард задалась вопросом: кому они служат, Мойре или Касуми?

— Ты же не ждешь, что я в это поверю. Чего тебе надо на самом деле? И, чего уж тянуть, на кого ты работаешь?

Мойра снисходительно улыбнулась, и Шепард заметила напряжение в этом простом жесте. Резким словам теперь не доставало былой уверенности. Шепард не рискнула поверить в это. В конце концов, попытка сбить собеседника с толку, притворившись слабым, была стара как мир. Все знают, что загнанное в угол животное сражается не на жизнь, а на смерть.

— Милочка, я филантроп. Я служу интересам обиженных.

— Черта с два, — прошипела Шепард. — Мойра Калахан служит только интересам Мойры Калахан. Я знаю, как это работает. Кто набивает твои карманы на этот раз? Кто и чем обязан тебе? С кого ты требуешь вернуть долги?

— Ты, — произнесла Мойра холодно — слишком холодно, чтобы заподозрить ее в неискренности, — и понятия не имеешь, какого спящего великана собираешься разбудить. Милочка.

— Я уже не та маленькая и напуганная девочка, которую ты держала спеленатой во все белое, в бумажные салфетки и страх целых два года. Больше нет.

Мойра склонила голову, оценивающе глядя на Шепард, словно бы в удивлении слегка приподняв брови. А может быть, это было отвращение. На ее лице, представлявшем собой результат работы хирургов, специализирующихся на процедурах омоложения, сложно было понять разницу.

— И вправду, нет. Она была достаточна умна, чтобы понимать, что от добра добра не ищут. Ну или, во всяком случае, она держала язык за зубами, пока ей не представлялся случай как следует оценить врага. — В этот момент на лице Мойры промелькнул страх — Шепард была уверена в этом, несмотря на то, сколь скоротечно было это выражение. — Ты играешь с огнем.

— А ты так и сыплешь метафорами. Чтобы запугать меня? Я сражалась с Сареном, Коллекционерами, Жнецами...

— Ты ли? — многозначительно спросила Мойра. Всего два слова — два маленьких слова с силой пуль, выпущенных невидимым снайпером. Два слова, сеющие отравленное семя сомнения. Вместо того чтобы отпустить руку Мойры, Шепард только сжала пальцы сильнее, мечтая, чтобы они смыкались вокруг горла этой лгуньи. Сломать руку, вывихнуть плечо, свернуть шею — плевое дело. Кровь шумела в ушах, искажая окружающие звуки так, словно бы Шепард находилась под водой. Тонула. Мойра вздернула подбородок и сказала чересчур громко: — Ты делаешь мне больно.

— Я еще и не такое с тобой сделаю, — прорычала Шепард, понижая голос. Ты ли? Ты? Стоявшие поблизости женщины больше не переговаривались. Одна наблюдала за разворачивающейся перед ней сценой широко распахнутыми глазами, а вторая, покраснев, поспешно отвела взгляд, стоило только Шепард посмотреть на нее. Она отвернулась, безуспешно стараясь взять под контроль свои эмоции. Ты была сама не своя. Это тоже не похоже на тебя. Шепард глубоко вдохнула, а затем выдохнула. Гаррус стоял, напряженно вглядываясь в нее даже через все помещение. Оставайся на месте. Оставайся на месте. — Чего ты мне не договариваешь? Что ты знаешь?

— Ты делаешь мне больно! — повторила Мойра еще громче. — Я позову на помощь представителей властей. Не думай, что я этого не сделаю.

— Я Спектр Совета, — ответила Шепард. — Я и есть чертов представитель властей. Отвечай на вопросы.

Сломать руку, вывихнуть плечо, свернуть шею. Уйти прочь.

Это тоже не похоже на тебя.

На мгновение на лице Мойры отразилось отвращение, что свидетельствовало о силе бурлящих внутри нее эмоций.

— И почему я должна это делать? Я ничего тебе не должна, неблагодарная девчонка. Это ты должна мне. Что тебя ждало, если бы не мы? Приют? Сточная канава? Смерть? И как ты отплатила нам? Наплевала на наши планы. Сбежала. Не отвечала на письма.

— У тебя очень странное определение слова «мы», — парировала Шепард.

— Эта женщина вам докучает?..

Они обе едва не подпрыгнули на месте, когда служащий Альянса, стоявший неподалеку — не Вега, Шепард не знала его — заговорил совсем рядом с ними. Шепард прикусила губу, но не отпустила Мойру. Пока еще нет. Не сейчас, когда ответы настолько близки, что она практически чувствует их.

«Но так ли нужны тебе эти ответы?» — поинтересовался тихий злобный голосок, принадлежащий Мойре, или Брукс, или даже ей самой, а может, ее клону. Шепард не смогла определить наверняка. Возможно, голос принадлежал всем им. Возможно, это не имело значения. Боль в голове пульсировала в такт биению сердца. «Что если ты не захочешь слышать их?»

— Да... — начала Мойра, но солдат проигнорировал ее и повторил:
— Эта женщина вам докучает, коммандер Шепард?

— Все в порядке, лейтенант, — спокойно ответила Шепард. — Не сошлись во мнении.

— Понял вас, мэм. Я... э... позволю вам вернуться к вашей беседе.

Шепард кивнула и отпустила Мойру. Желание сломать ей руку не прошло, так что она вцепилась в подол платья. На слишком гладкой и лишенной растительности коже Мойры виднелись следы от пальцев, уже начавшие приобретать фиолетовый оттенок, и отметины в форме полумесяцев от ногтей.

Пока еще нет. Не сейчас.

Это тоже не похоже на тебя.

Так кто же это?

— Как следует оценить врага, — тихо повторила Шепард, и каждое слово будто камнем падало в стоячую воду повисшего между ними молчания. — Не извинение, не предупреждение.

— Тебе здесь не место, — ответила Мойра.

Шепард похолодела и подавила порыв снова схватить женщину.

— Что?

— Тебе здесь не место, — сказала Мойра снова, делая шаг назад. — Ты не одна из нас. Держись того, что знаешь наверняка, милочка.

У Шепард едва не остановилось сердце — рука, плечо, шея — пока она поняла, что что-то большое и теплое сзади — это подошедший Гаррус. Не касаясь, он опустил руку к ее пояснице.

— Шепард, — произнес он. Так просто. Просто Шепард. Это означало: Шепард, с тобой все в порядке? Шепард, нам нужно уходить? Шепард, что, черт возьми, происходит?

Она не знала, как ответить на эти вопросы. Мойра все еще смотрела на нее. Ее голова. Головная боль убивала ее, и с каждым вдохом боль усиливалась. Шепард потерла нос и чихнула.

Ей пять лет. Ее мать пахнет землей, печеньем и розами. Ты все сделала правильно, девочка.

— Боже мой, Гаррус, — произнесла она, когда комната пошатнулась перед ее глазами, а лица гостей смешались, превратившись в море расплывчатых пятен. Дрожа, она снова и снова терла предплечья. Это, однако, не приносило ей успокоения; кожа на ладонях стала такой чувствительной, что даже едва выступающая вышивка причиняла боль.

Ей шестнадцать лет. Она сжимает отвертку и пахнет кровью и слабым ароматом роз. Тебе здесь не место.

Шепард попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Она прижала пальцы к груди над сердцем, пульс неистово бился у нее в горле, а между глаз разгорался новый очаг боли. Розы. Чересчур сильный запах роз, приправленный чем-то еще, чем-то куда более темным, чем-то, что шептало ей прямо на ухо: слушай, слушай, слушай.

Ей восемнадцать. Ее платье белое. Весь мир пропах запахом гортензий и роз. Что прикажете сделать?

Гаррус обнял ее и своим телом укрыл от чужих взглядов, улыбок, лиц. Его рот двигался, но она не слышала, что он говорил. Слушай, слушай, слушай.

— Этот запах, — прошептала она, задыхаясь в нем. — Что это за запах?

Она не может дышать. Она не может дышать.

Прости меня, Шепард.

Отредактировано. Борланд