Варвар (IV)

Почти сразу после утраты связи с батареей, пираты отправили на разведку портативные беспилотники, которые противно жужжали над головами космопехов, снимали каждое их движение, сканировали возвышенность своим радиолокационным оборудованием. Не успели бойцы Альянса развернуться, как к шуму воздушного гостя прибавился противный свист и на высоту со всей мощью обрушились восьмидесяти двух миллиметровые мины мины. В воздух поднимались черные снопы земли, во все стороны разлетались щепки пораженных деревьев, высота покрылась облаками от взрывов, а готовящиеся к бою люди все глубже закапывались в землю, продолжая уже лежа долбить неподатливый грунт. Тяжелее всего приходилось ополченцам; если космопехи занимали готовые позиции, то вчерашние продавцы, инженеры и учителя вынуждены были окапываться практически с нуля. Кроме того, не имея брони, они четко фиксировались беспилотниками противника. Поскольку ничто не гасило тепло их тел, по их участку били с особой силой.

Становилось тяжело. Не привыкшие к боям солдаты разведвзвода боялись высунуться из укрытий, но все же плотность огня позволяла перемещаться по позициям и даже работать. Юрецкий понял это как ошибку наемников, заключающуюся в размещении большего числа орудий на высоте, и утрате их после захвата возвышенности бойцами ВКС. Допустив детский просчет, пираты потеряли большую часть своих артсредств и теперь стремились их вернуть. 

Тем временем солнце уже величественно обозначилось на горизонте, осветив своими первыми лучами раскинувшееся под возвышенностью поле. Обозначая перед глазами умиротворенность величественного утреннего пейзажа, легкой дымкой над рекой поднимался туман и как странно было наблюдать за двумя соединяющимися стихиями, каждая из которых олицетворяла совершенно противоположные стороны мироздания. На мягкой ярко-зеленой траве выпадали блестящие капельки росы; озябшие за ночь листья деревьев поворачивались к животворящему солнечному свету; улавливая поднимающуюся от реки свежесть, желтыми букетами распускались спавшие цветы, а среди густых раскидистых крон в любое другое время хрустальным голоском могла запеть какая-нибудь птица. Привыкшая к вековому спокойствию жизнь вступала в свои законные права, но в то же время из пробуждающегося леса взлетали грозные ракеты, стремящиеся куда-то далеко, чтобы поразить выжигающие землю боевые машины; на красивой высоте, где раньше рос густой молодняк, рвались мины; за возвышенностью горел город и густой дым поднимался на десятки метров вверх, застилая небо черной завесой. Сейчас, в эти секунды, смерть одерживала верх, и никто в этом не сомневался, забывая, что ее успех лишь мимолетен. Пройдет совсем немного времени, как возвышенность снова зарастет зеленью, птицы снова будут петь в том красивом лесу, а по этим склонам вновь без страха будут гулять люди. 

Вот потому-то и нужно было держаться; чтобы погибло меньше людей, чтобы боль и разрушения отступили быстрее, чтобы жизнь победила чуточку раньше.

— Сэр, вам лучше это увидеть.

Голос Фрима вывел Юрецкого из напряженного состояния, которое всегда сопровождает ожидание атаки. Боец показывал на опушку леса, где начали появляться темные силуэты боевых машин и цепи пехоты, следующие под прикрытием брони.

— Мне про эти БМП говорил один солдат из комендатуры, — подметил капрал, — их наши гранатометы не берут.

— И не надо, — наблюдая за пиратами через бинокль, пытался успокоить бойцов штаб-лейтенант, — у нас есть их ПТУРы, которые не то что БМП, танки под орех раскалывают.

Пираты, тем временем, разбились на две группы и начали переправляться через реку. Лихо спустившись с поросшего густой растительностью берега, в воду съехали боевые машины; не имея желания плыть, пехота шла по мосту, организованно сбивая шаг. Западнее, метрах в четырехстах от них, вторая группа пересекала брод и выстраивалась для атаки северного склона. Не встречая никакого огневого сопротивления, пираты шли в полный рост, совершенно не страшась открытого пространства; они были уверенны, что пока по высоте бьют их минометы, бойцы Альянса не будут поднимать головы. Юрецкий же их предположения полностью подтверждал.

— Три БМП идут к нам, — подмечал Фрим, глядя в бинокль, — пехоты … до полусотни человек. Это совсем не похоже на те триста голов, про которые говорила та азари.

— И правильно. Они берегут основные силы для боя с эскадрильей, а эти ребята должны быстро отбить высоту и освободить путь для остальных.

— Так может не дадим им это сделать, сэр, — сильно волновался рядовой Рамис, который сидел с штаб-лейтенантом и капралом в одном окопе, — Смотрите, они идут открыто, даже голову не прячут. Может быть стоит открыть огонь?

— Ни в коем случае, — отрезал Юрецкий. — Подпускаем их поближе и расстреливаем из всех стволов. Милош, — штаб-лейтенант окликнул Бельчо который был метрах в пятнадцати от его окопа, — ты разобрался с ПТУРами?

— Да, сэр, — прозвучал приглушенный взрывами ответ. — Я веду все три машины.

— По моей команде делай два залпа по каждой БМП. Первая ракета снимет щит, вторая сожжет машину. Понял?

— Принято.

Пираты развернулись в цепь для атаки. Из десантных отсеков бронемашин посыпались пехотинцы, влившиеся в состав остальных бойцов. Минометный огонь затих, поведение атакующих изменилось; они разбились повзводно, и широкими цепями входили в лесистую местность, где их не могла поддерживать броня. Вся эта масса уже шла по восточному склону и вот-вот готова была выйти на расстояние, когда позиции космопехов можно было четко разглядеть. Вот теперь все замерло в тяжелой тишине; нервы космопехов были натянуты до самой предельной точки и готовы были оборваться в любой момент. Каждая секунда длилось вечность, каждое мгновение казалось нескончаемо долгим.

— Визуальный контакт. — прозвучал возбужденный голос сидевшего на передовой Тумса.

Все.

— Огонь, — отдал приказ Юрецкий, и сам первым сделал несколько одиночных выстрелов по заранее отмеченной цели.

Теперь слово «началось» в полной мере оправдало свое значение. Грохот десятков видов оружия наполнил утренний воздух, только освободившийся от взрыва мин. Штаб-лейтенант видел, как три боевые машины, оставшиеся у подножия холма, поворачивали башни в сторону отделения Тумса и начали поднимать орудия. Не теряя времени Юрецкий окликнул Бельчо и приказал открыть огонь; в следующую же секунду две ракеты, ударили по ближним к позициям отделения БМП и в дыму разорвавшегося снаряда было видно, как машины пытаются ретироваться, осознав всю опасность выпущенного по ним противотанкового средства. Но тут вторые ракеты поразили их в корпус, заставим мгновенно вспыхнуть ярким пламенем.

— Молодцы мужики, — закричал прижавшийся к биноклю штаб-лейтенант, — попали. Теперь по третьему — огонь. 

Но не успели бойцы перезарядить системы, как выстрел орудия с ускорителем массы, произведенный с обратной стороны реки попал прямо в вершину холма, подняв сноп земли метрах в трех от одного из стреляющих ПТУРов. Один из бойцов отделения Бельчо тяжело рухнул на землю, схватился за окровавленную ногу и громко закричал. У его ПТУРа сбило ножку, после чего со скрипом станок неказисто повалился на бок. Не успели бойцы оправится, как второй снаряд раздробил одиноко стоящую на пригорке сосенку, и во все стороны разлетелись разряжающие кинетические щиты щепки.

— Уберите его в землянку, — указав на раненного бойца скомандовал Юрецкий. — Милош скорее подбей эту гадину.

Голос командира глушил грохот станкового пулемета, держащего под огнем переправы. К тому времени пираты уже поняли, что вступившие в контакт с космопехами подразделения столкнулись с сильным огневым сопротивлением, а значит недооценка сил ВКС привела их к большим потерям. Стремясь взять инициативу, они вывели на берег реки шесть бронемашин для обстрела восточного склона и пригорка, а также отправили помощь атакующим взводам.

Юрецкий видел, как тем же маневром, что и недавно мост преодолевают до полусотни противников, а единственной сдерживающей силой был огонь станкового пулемета Фрима и трех бойцов, вооружившихся снайперскими винтовками.

— Митчелл, бегом ко мне. — крикнул штаб-лейтенант в рацию, а потом выскочил из окопа, убрал за спину штурмовую винтовку, и встав в полный рост направил бинокль на мост. Капрал прибежала мгновенно.

— Опасно сэр, — наклонившись говорила она, — здесь вас могут снять снайперы.

— Встань, а то ничего не увидишь, — не обращая внимания на замечание, отвечал Юрецкий. — Вот, — он указал на переправу, — видишь два БМП?

— Да, сэр.

— Видишь мост?

— Да, сэр.

— Вот туда по моей команде беглым, ясно?

— Ясно.

— Давай.

Пираты, тем временем, сменили тактику. Они пустили по мосту БМП, проводя пехоту под прикрытием брони. Если противник сможет переправиться и развернуться на южном берегу реки, то вскоре его цепи зону огня станкового пулемета и бросятся в атаку по восточному склону.

— По наступающему противнику, беглым — огонь.

Позади как вылет пробки из-под шампанского хлопнули два залпа и с тяжелым свистом две мины улетели в сторону реки, разорвавшись где-то в лесу.

— Митчелл, твою мать, — выругался Юрецкий, — бери ближе.

Второй залп был уже точнее. Первая мина разорвалась прямо перед мостом, чуть не задев бронемашину; вторая попала в реку метрах в пяти от переправы. Пираты засуетились; на мосту появился некоторый намек на суету и толчею, причем опасения наемников были не напрасны, уже через десять секунд мина попала прямо в центр переправы. Осколки снаряда, арматуры и бетона со скоростью пули разлетелись во все стороны, накрыв бедных пехотинцев, а уже следующим выстрелом, космопехи разнесли то, что осталось от моста и в воду попадали с десяток батарианцев, десятки килограммов песка, камней и пыли.

— Молодец! — радостно закричал штаб-лейтенант. — В самую десятку, они аж обалдели. Теперь по отступающим цепям противника — огонь.

Пираты действительно начали пятиться. Те, что остались на северном берегу, организованно отходили к лесу, а те, кто успел переправиться на южную сторону, карабкались на БМП, чтобы на ней переплыть обратно. Огонь, тем временем, не прекращался. Хоть численности отделения Митчелл хватало только, чтобы обеспечить расчетом два миномета из шести, скорострельности этих орудий хватало, чтобы сделать переправу очень затруднительной.

Один раз мина упала в метре от плывущей БМП, так что поднявшаяся волна смыла с брони трех бойцов. Глядя на все это, Юрецкий не сдерживал восхищения.

— Молодчики, — улыбаясь, хвалил он отделение капрала, — теперь четыре деления вправо. Хорошо, мы сейчас его добьем. Достать бы по опушке, прямо на сорок три. Отлично, а теперь по командиру правее на один. Ха, заткнулся зараза, Митчелл — красава. 

Для всех участников действа казалось, что события сменяют друг друга необычно медленно, но на самом деле с начала боя прошло не более двадцати минут. Пираты наверняка ожидали к этому моменту уже быть на самом верху возвышенности и, обезопасив свой тыл, начать движение к Мидлфилу, однако по старой варварской поговорке, поспешив, они лишь подарили положительные эмоции своим противникам. Теперь, после уничтожения моста Юрецкий был уверен, что без перегруппировки они не пойдут в следующую атаку. 

— Сэр, прямо перед мной вражеская бронемашина, — вдруг, как гром среди ясного неба зазвучал у взводного в рации голос Тумса. — Бьет из пулемета, я не могу поднять головы. Нужна огневая поддержка.

— Держись, — только и крикнул в ответ штаб-лейтенант и быстро побежал к Белчо. Капрала он застал, когда тот снимал с подбитой «чушки» оставшиеся ножки, ставил ее на пустой ящик и разворачивал в сторону переправы.

— Милош, снимай эту калеку и давай за мной. На позиции Тумса БМП.

— Как, там же не проехать? — удивился капрал.

— Откуда я знаю? — сам хватая трубу и кряхтя, взгромождая ее на плечи отбрыкнулся Юрецкий. — Быстрее.

Так, вдвоем таща покалеченную ПТУР, они спустились с пригорка и побежали вниз по склону, вскоре вступив в тень деревьев. А там было настоящее пекло; со всех сторон слышался шум работающего автоматического оружия, порой среди общего грохота раздавался жалобный писк, возвещающий о перегреве ускорителя массы; в воздухе свистели пули, а деревья то и дело потрескивали от попадания в них смертоносных снарядов. Уже ползком, Юрецкий и Бельчо добрались до окопов ополченцев, где в грязной от земли и травы рубашке вел огонь Мирчук.

— Что тут у вас? — одернув учителя за рукав, спросил штаб-лейтенант.

Математик поначалу даже не понял, что к нему обращаются, продолжая сосредоточенно вести огонь, и лишь когда командир повторил свой вопрос, он, наконец, отвлекся.

— Там окоп Тумса задавили, — не имея рации, во весь голос кричал он, — теперь они окружили остальных бойцов впереди и уничтожают их. Подошли к нам, но мы их не пускаем … Я не знаю как, но у них здесь БМП.

— Ладно, мы идем вперед, прикройте.

Перескочив через бруствер, офицер и капрал поползли дальше, крепко прижимаясь к земле и еще таща за собой большую трубу. Противника впереди они не видели и очень надеялись, что пираты не видят и их. Вскоре, они на расстояние броска гранаты подползли к большому камню, за которым четко обозначился один стрелок, бьющий по окопам ополченцев. Он увидел бойцов ВКС в то же время, что и они его, но оставшегося расстояния Юрецкому хватило, чтобы одним рывком добраться до противника и вцепится в его винтовку. Потом штаб-лейтенант повалил пирата на землю, но сказать, как долго он с ним возился и смог бы одолеть вообще, нельзя, если бы подоспевший Бельчо не ударил его ножом в шею, где броня была слабее всего.

— Вы в порядке, сэр? — помогая командиру встать, спросил капрал.

— Да, где ПТУР?

— Здесь, — сержант кивнул на оставшуюся позади трубу, — а вот и БМП. 

За камнем местность круто спускалась вниз, так что перед бойцами ВКС открылся хороший обзор на ведущих внизу бой пиратов. Метрах в пятнадцати от них гремела ускорителем массы боевая машина; ее броня была обожжена зажигательными гранатами, ее пушка без устали била по точке, где располагался окоп космопехов, деревья вокруг нее почти все были покорежены пулями и разрывами гранатометных выстрелов. Проехать к бойцам Альянса ей мешали два больших толстых дерева, но все равно долго сопротивляться огню главного орудия люди не могли. Глядя на это, Юрецкий понял, что ребят надо выручать.

— Так, выстрел у нас только один, так что будем действовать наверняка, — говорил он устанавливающему на камень ПТУР капарлу. — Я сделаю по нему пять выстрелов из гранатомета, чтобы разрядить щиты. Как только я закончу, бей ты, но только сразу, чтобы не успел уйти. Ясно?

— Да, сэр.

— Работаем.

Юрецкий достал гранатомет, отбежал влево от камня, метров на пять, а потом тщательно прицелился. Пять раз нажав на курок, он с периодичностью в две секунды выпустил по бронемашине пять гранат. Сначала четыре раза сквозь дым мелькнула синяя оболочка щита, но последняя граната с лязгом щелкнула по броне. Этот хороший звук означал, что внешнюю защиту БМП уже порядком ослабили и теперь ей настал конец; в следующую секунду управляемая ракета как спичку подожгла некогда грозную боевую машину, не оставляя шанса крепкому корпусу. Теперь пираты лишились огневого преимущества и по тому, как стихают выстрелы на их стороне, Юрецкий понял, что наемники начинают отходить.

Десантник опустил «гадюку», заскользив глазами по изрезанным кустам и деревьям. Он вызвал Тумса, потом по очереди каждого его бойца, но никто не ответил. Вокруг полыхающий машины не было никаких следов движения, тогда штаб-лейтенант включил в шлеме усиление голоса и громко закричал:

— Есть кто живой?

Несколько секунд никто не отвечал, тогда Юрецкий продолжал высматривать своих бойцов, готовый в любую секунду прижаться к земле, если вдруг затрещит его кинетический щит. В гибель всего отделения Тумса он не верил, готовый пойти вперед лично, чтобы во всем убедиться. Он еще раз позвал бойцов, и тут ему наконец ответили.

— Кто это? — раздался крик на стороне, куда только что бил БМП.

— Слава богу, это штаб-лейтенант Юрецкий, — крикнул в ответ взводный, — сюда, все, кто цел.

Тишина еще достаточно долго звучала в вокруг, прерываясь лишь потрескиванием пылающего БМП. Однако, вскоре к камню подбежал один боец — все, что осталось от отделения Тумса. Это был рядовой Лоуренс; присев около командира и облокотившись на дерево, он долго не мог отдышаться.

— Винтовка — дерьмо, — только и сказал он, — постоянно перегревается, плотность огня обеспечить невозможно.

— Сэм, где остальные? — пытался добиться, Юрецкий. — Почему на связь не выходил?

— Убили, — совершенно спокойно отвечал рядовой, — но мы им тут задали, да сэр.

Взвод понес первые потери. Так сразу, три человека были раздавлены огнем БМП, не в силах ничего сделать и в каждой смерти был виноват, не сумевший предусмотреть этот сценарий командир, такая уж у него доля. С силой ударив кулаком по стволу, Юрецкий склонил голову, нескольку секунд глядя, как меж травинок под ногами поднимается растоптанный желтый цветок; потом он взял Лоуренса за плечи и крепко сжал ладони.

— Да, мы им задали, — твердо сказал он, — и еще зададим. Теперь главное собраться и не пустить их дальше по склону. Сэм, ты справишься?

Лоуренс молча кивнул. Вскоре по высоте вновь заработали минометы, только на этот раз обстрел значительно отличался от того, что был перед недавней атакой. Если раньше пираты били вяло, экономив боезапас, то теперь их артиллеристы работали быстро, четко и слаженно. Если раньше они в основном вели огонь по восточному склону, то теперь их целью были захваченные космопехами артиллерийские орудия, которые решили исход прошлой атаки. Над высотой тем временем продолжали кружить беспилотники; эти маленькие машины видели все, что происходит на открытой вершине холма и корректировали огонь артиллерии, так что порой мины ложились точно в минометные траншеи. Вернувшийся на пригорок, Юрецкий приказал отделению Митчелл спрятаться в землянке; туда же со всех позиций стали сносить раненных. Одного человека притащили с северного склона, шестерых с восточного, еще один космопех на глазах штаб-лейтенанта был ранен на пригорке, потому также находился в подземном укрытии. В землянке становилось тесно. 

А наверху было пекло; через десять минут с начала обстрела поднять голову стало очень опасно; кто-то без команды начал стрелять по жужжащим беспилотникам, вскоре этому примеру последовали почти все, кто был на пригорке и один аппарат даже удалось задеть, но все это был маленький, незначительный успех. Одна мина угодила прямо в станковый пулемет, убив Фрима и урывавшегося рядом с ним Рамиса; после этого Юрецкий приказал тем, кто может спускаться на склоны, где в тени деревьев артиллеристы не могли бить так точно. 

А спустя минут тридцать из леса вновь выехали бронемашины, однако на сей раз они не стали переходить реку, а лишь выстроились в боевой порядок на северном берегу и прямой наводкой открыли огонь по склонам. Затрещали деревья, вместе с черной как смоль землей в воздух полетели ветки, ошметки травы и кустарников. Огнем БМП наемники компенсировали недостаток артсредств, которых было недостаточно, чтобы накрыть всю возвышенность.

Вполне вероятно, что в любой другой ситуации пираты вели бы подготовку пока беспилотники не зафиксируют полное разрушение всех укреплений, но сейчас они руководствовались другим фактором — временем. Спустя сорок минут с начала обстрела Юрецкий увидел, как из леса вновь выходят цепи пехотинцев. У реки они наводили понтонные переправы, расставляли снайперов и переправлялись на южный берег.

— Рота, к бою, — отдал команду штаб-лейтенант, а сам начал считать приближающихся противников.

Теперь это была хорошая, основательная атака. Под прикрытия огня широкими цепями к высоте двигались не менее сотни наемников, большая часть которых шла к восточному склону. Встретить их на переправе было уже нечем; направившись со своим отделением к миномету, Митчелл с ужасом обнаружила, что из шести орудий, которые только что красиво стояли в аккуратненьких окопах все до единого были выведены из строя. У какого-то орудия покорежило ствол, у какого-то отбило станок, у какого-то сбило прицел, а некоторые минометы просто разорвало прямым попаданием. В любом случае вести огонь дальше было невозможно.

— Митчелл, веди своих бойцов на восточный склон, — перекрикивая разрывы мин, кричал взводный, — ползком по траншеям, за мной.

Подавая пример, Юрецкий первым выпрыгнул из укрытия, и плотно прижимаясь к земле, пополз по хлипким окопам в сторону склона. Иногда, когда приближалась мина, он накрывал голову руками и ждал, пока снаряд не разорвется. Один раз гибель прошла совсем близко, так что поднявшаяся земля плотно накрыла его и ползущих сзади бойцов.

— Все целы? — оборачиваясь, спрашивал штаб-лейтенант, стряхивая со светофильтра землю. — Хорошо, пошли дальше.

Бесконечно долгий путь из одной части вершины в другую на самом деле занял не больше минуты. Почти у самого пригорка, где до спасительных зарослей оставалось не более пятнадцати метров, он остановился.

— А теперь бегом до леса, делай как я.

Резким броском, штаб-лейтенант выскочил из окопа, стремглав направившись к лесу. Один раз он упал, когда где-то рядом засвистела мина, но как только опасности миновала, вскочил вновь и продолжил движение. Оказавшись под тенью деревьев, Юрецкий снова лег, чтобы опять пересчитать бойцов отделения Митчелл. Все были живы.

— В меня снайпер попал, — не мог отдышаться один боец, — у меня щита нет. 

А впереди уже давно кипел бой. Пираты вновь вступили в соприкосновение с космопехами, потому бронемашины были вынуждены перенести огонь выше по склону, чтобы не задеть своих. Грохот пулеметов и бьющих очередями штурмовых винтовок теперь слышался повсюду; стреляли на восточном, северном и даже на западном склоне, где у Юрецкого было только два бойца. Пираты наседали по всем возможным направлениям; они упрямо атаковали, кидали гранаты, стреляли по вспышкам, били из гранатометов, но сразу как только предпринималась попытка передвинуться чуть вперед, плотный огонь космопехов заставлял их вновь прижиматься к земле. Хваленная точность штурмовых винтовок, которыми так гордились чиновники ВКС была в этих условиях совершенно бесполезна; чтобы не давать противнику поднять головы нужен был просто очень плотный огонь, который она не могла обеспечить в силу своей конструкции. Пришлось идти на тактические хитрости; каждый пулеметчик действовал в связке с двумя стрелками; как только у него перегревалось оружие, огонь открывали из винтовок, которые в режиме стрельбы очередями также быстро переставали стрелять, но тогда огонь уже возобновлял пулемет. На восточном склоне, куда космопехам удалось перетащить ПТУРы, прямой наводкой били «чушки». Их позиции закидывались гранатами, по ним била артиллерия, но как только рассеивался дым, огневая точка оживала вновь.

Спустя час боя пираты начали звереть. Взбешенные упорством людей, они плевали на все правила боя, вызывая огонь минометов и бронемашин на расстояние броска гранаты. Корректирующие стрельбу беспилотники для лучшей видимости опускались ниже уровня деревьев, путались в ветках, врезались в стволы, жалобно пищали пытаясь взлететь и все глубже зарываясь в кусты, оставались безобидными. Рядом с Юрецким тяжело ранило Мирчука. Егор Дмитриевич всхлипнул, а потом бросил пулемет, отвернувшись от поля боя, и тяжело спустился на дно окопа; его голубая рубашка окрасилась кровью. Пока Лоуренс оказывал ополченцу первую помощь, Юрецкий не теряя времени, бросился к пулемету, возобновляя огонь. На его глазах в расположенный чуть впереди окоп попал снаряд и оба ополченца, которые вели там бой, мгновенно погибли. Пираты начали обхватывать космопехов с флангов, но где-то там, куда Юрецкий посадил Бельчо и Митчелл продолжали работать пулеметы, а значит, еще можно было держаться. 

Но тут все оборвалось. Беспокойный голос, прозвучавший у Юрецкого в рации, говорил об ужасной опасности, пришедший с самого неожиданного направления.

— Товарищ командир, — почти кричал бывший сержант Володин, — наших на западном склоне отбросили, мне выходят в тыл. Я выставил на встречу двух бойцов, но у меня раненных много, не продержимся. 

До боли в горле привычное «товарищ командир», рефлекторно произнесенное Володиным в пылу схватки, невыносимо сильно сдавило все внутри Юрецкого, заставив его впервые за весь бой потерять равновесия и что есть сил, закричать в ответ:

— Немедленно отходи, слышишь?! Занимай позиции у землянки.

— Есть, — прозвучало в ответ, и связь прервалась.

Десантник оглянулся. Он очень надеялся, что до этого не дойдет, но теперь все, кто были вокруг, кто так отчаянно отбивался на протяжении немыслимого времени, оказались под угрозой обхода с тыла и полного уничтожения. Решение Юрецкого было очевидно.

— Надо отходить, — поймав плавающий взгляд Мирчука, прошептал он.

— Уже? — еле слышно ответил учитель. — Ну давай, я прикрою. 

Крепко сжимая зубы, чтобы не застонать, тяжело раненный ополченец поднялся на ноги и взял освобожденный пулемет. Его некогда голубая рубашка была черной от крови и грязи, его волосы слиплись от пота, а руки дрожали. Но сейчас страдальческий взгляд вновь стал твердым, пальцы крепко охватили оружие и он был готов дать свой последний бой.

— Кого же ты учил, Егор Дмитрич? — тихо задал последний вопрос этому человеку Юрецкий.

Ополченец повернулся к штаб-лейтенанту, и на его вздутых губах с трудом обозначилась грустная улыбка.

— Ученики есть, — прохрипел он, — были бы учителя.

Пираты отход космопехов и ополченцев заметили сразу. Воодушевленные, они попытались тут же броситься в атаку, но расположенный в самом центре склона пулемет Мирчука заставил их вновь остановиться. Боясь упустить хорошую возможность ворваться на позиции, они ринулись вперед, не считаясь с потерями, и вскоре приблизились к окопу учителя на расстояния броска гранаты. Раненный, сражающийся уже за пределами человеческих возможностей ополченец видел, как делают замах сразу несколько наемников, как летят чернеющие на фоне листвы гранаты, как две из них попадают прямо в окоп, а значит жить ему остается четко определенное тактико-техническими характеристиками время. Но он никак не отвлекался от огня; каждую из отведенных ему секунд он с пользой тратил на уничтожение врага: в первую он разрядил щит не успевшего залечь нерасторопного врага, во вторую поразил его очередью, в третью перевел пулемет на другого бегущего противника. В четвертую … взрыв. 

А на вершину холма из тридцати человек, спустившихся туда в разное время, вышли шестнадцать. Вышли только для того, чтобы вновь попасть под огонь пушек и снайперов и сразу лишиться еще трех бойцов. Когда космопехи добрались, их уже встречал Володин с тремя уцелевшими бойцами.

— Командир, — обрадовался, увидев штаб-лейтенанта сержант, — слава богу вы живы, а я уж думал вас там пришлепнули на пригорке. Пушки шпарят, будь здоров.

— Нам везет, — спустившись в окоп, выдыхал штаб-лейтенант,— уже два часа с начала второй атаки прошло; теперь они выдохнутся.

— Э-э, теперь не выдохнуться, — вмешалась в разговор упавшая на дно окопа Митчелл, — на этой позиции они нас легко перебьют. 

Как не горько было это признавать, но капрал была права. За спиной у космопехов оставались только позиции минометной батареи, а дальше южный склон спускался к городу; здесь у них не было того богатого арсенала укрытий, который позволил бы так же эффективно как в лесу сдерживать атаки превосходящего противника и часами вести оборону. Теперь они были на одной плоскости с атакующими и пираты имели много места для маневра и скорейшего уничтожения бойцов Альянса. Юрецкий утратил инициативу и если в самое ближайшее время он не сможет ее вернуть, то вся рота погибнет вместе с ним.

Противник уже поднялся на вершину. Укрываясь в траншеях, воронках и окопах он начал стремительно сокращать расстояние, пользуясь своим огневым преимуществом и собирать в кулак последние силы для решающего броска. К тому времени пираты также истощились как космопехи, они были также озлобленны и наверно даже больше своих врагов желали окончания боя. В этих условиях побеждал не тот, у кого круче автомат или эпичнее взгляд, а тот, кто злее и больше жаждет победы. Юрецкий четко понял, что сейчас нужно сделать нечто такое, что сломает противника. Посреди разрыва гранат и свиста пуль, он встал в полный рост и, обернувшись к своим бойцам громко закричал:

— Рота, слушай мою команду: на противника, в атаку — вперед. 

И сам, первым кинулся в бой. За ним, с криком «ура» вскочил Володин, за капралом бросилось его отделение, а потом вся рота, выкрикивая первую букву латинского алфавита, поднялась с места, и в секунды преодолев расстояние до пиратов, набросилась на опешивших наемников. 

Все смешалось в кровавом круговороте. Сам Юрецкий помнил только, как он выбрал для себя цель, а потом быстро с размахом ударил высокого турианца прикладом по непокрытой голове, повалил на землю и добил выстрелом в затылок. А потом он куда-то бежал, куда-то стрелял, видел, как вокруг бьются десятки органиков. Димка Володин, его земляк, его товарищ по оружию, отличный воин и истинный десантник был встречен огнем в упор и прошит выстрелом дробовика; в предсмертной агонии он вцепился в шею врагу, так что ошеломленный батарианец никак мог вырваться, а потом был застрелен подоспевшим Юрецким. Тогда, штаб-лейтенант поклялся, что похоронит капрала дома, «только не здесь, не в этих богом забытых колониях». 

Когда комроты очнулся, то с удивлением обнаружил что стоит на самом краю пригорка, а у него за спиной громко радуются и посылают вслед отступающим пиратам ругательства его бойцы. В этот момент стихли даже выстрелы с северной стороны реки, командиры наемников молча не верили своим глазам и вглядывались вдаль сквозь футуристические четырехтрубные бинокли. Успешная контратака девятнадцати уставших, голодных, израненных людей из которых некоторые не имели даже брони, настолько ошеломила пиратов, что они никак не могли поверить в реальность происходящего. Их вторая атака захлебнулась также, как и первая. В эти секунды штаб-лейтенант торжествовал; с видом победителя он прямо смотрел на суетящихся на противоположном берегу врагов, и понимал, что сейчас он сильнее. 

Но оставаться долго на открытом пространстве было нельзя, потому, выставив караулы, Юрецкий приказал вернуться в укрытие. Там, в землянке было душно, темно и жарко; слышались приглушенные стоны и просьбы пить, по-прежнему пахло порохом. Юрецкий смотрел на окружающих людей, видел, как они приводили в порядок оружие, чистили загрязнившиеся светофильтры, заряжали кинетические щиты и всячески готовились к продолжению боя; в их лицах больше не было страха и сомнения, а лишь одна рабочая сосредоточенность, одновременно пугающая и восхищающая. 

Митчелл сидела на ящике из-под боезапаса, и, облокотившись на обшитую фанерой стену, отдыхала закрытыми глазами; рядом с ней, положив голову капралу на плечо, расположилась Штумф. Интересно, но за все время Юрецкий ни разу не замечал Штумф в бою, хотя старался отслеживать каждого бойца своего взвода. Впрочем, в храбрости рядовой он не сомневался, хотя в то же время по-прежнему продолжал считать, что война не для нее. Странно, но из всех бойцов, которые в равной степени находились в опасности он очень захотел сейчас спасти именные этих двух девушек. Так дико и неестественно для его отсталого взгляда на фоне окружающей грязи и мерзости выглядели их милые глазки, растрепавшиеся волосы, острые носики и маленькие, чумазенькие лица. Он вдруг вспомнил свою далекую ненаглядную, с улыбкой подметив странное сходства некоторых черт этих суровых девушек с ее давними, детскими манерами; тогда, бесконечно давно ему такими же забавными казались ее девчачьи косички с нелепыми бантиками, ее забавные, вызывающие повадки и вечно ухмыляющийся взгляд. Сейчас, глядя на двух военных, неотъемлемой частью профессии которых была обязанность умирать, чтобы жили другие, он вспомнил те далекие годы и где-то внутри у него сработал тот примитивный, варварский и недопустимый для современных условий инстинкт — желание защитить.

— Митчел, Штумф ко мне, — поднявшись, попытался как можно суровее сказать штаб-лейтенант.

Бойцы тут же открыли глаза, вскочили с ящика и в следующее же мгновение стояли возле командира.

— Слушайте мою команду, — продолжал Юрецкий. — Мы не знаем, как долго еще придется здесь сидеть; начать отход мы не можем, иначе будем настигнуты противником и уничтожены. Потому приказываю вам взять всех раненных, кто может передвигаться и спуститься к церкви. Там берите гражданских, оставшихся бойцов ополчения и уходите на соединение с эскадрильей. Приказ ясен?

— Да, сэр, — отчеканила Митчелл, — только …

— Что только?

— Почему мы?

Юрецкий ухмыльнулся, не в силах сдержать улыбки. Даже сейчас это чудо, ростом метр шестьдесят три продолжала браться за старое.

— Потому что мне нужно знать, что гражданским помогает грамотный младший командир, — по-доброму отвечал он, — а тебя я считаю грамотным командиром.

— Вы лжете, сэр.

— Но, что ты будешь делать, — прицыкнув, досадовал Юрецкий, — Сара, пожалуйста, сделай как я сказал. Ну просто сделай, без лишней напыщенности.

Капрал снизу вверх смотрела на командира, совершенно не понимая, как себя вести в эту минуту. Она вроде и обиделась, и даже как всегда разозлилась, но в то же время прекрасно понимала, что этот большой, непонятный, грубый человек хочет сделать так, чтобы ей было хорошо. Только сейчас она поняла, что вопреки общему мнению он как раз всегда думал о своих бойцах, старался сделать так, что им было лучше, и готов был за каждого из них отдать свою жизнь. Просто не всегда это получалось, потому что вокруг шла война, а война — это в первую очередь жертвы. Да, он все еще был жив. В некоторых моментах он даже берег себя, лишний раз не вылезая под пули и не рискуя жизнью, но все это он делал не потому что боялся, или не потому что очень хотел дотерпеть до конца, а потому что понимал, что он командир и без него погибших может стать еще больше; он берег себя, чтобы руководить боем, чтобы в нужный момент принять правильное решение, чтобы сейчас отправить Митчелл выводить гражданских и спасти ее. А сам он оставался, потому как иначе быть не могло. Просто его так воспитали — даже если бы ушла вся рота, он бы остался один и прикрывал бы ее отход до конца. Никто, кроме него не смог бы этого сделать.

Капрал в последний раз козырнула, и, взяв шлем, отправилась выполнять приказ. Потом все смотрели, как длинная цепочка раненных спускается вниз по южному склону, исчезая среди чернеющих впереди построек города. Наверху оставались одиннадцать человек из сорока, которые ночью поднялись на возвышенность; они все молчали, глядели на уходящих товарищей и готовились дать последний бой. Среди них стоял штаб-лейтенант Юрецкий; он также молчал, так же смотрел, но когда из вида скрылся последний раненный, он повернулся к бойцам и широко улыбнулся.

— Ну что, пацаны, — попытался он сказать как можно задорнее, — теперь остаемся чисто в мужской компании. Ничего, сейчас за пивком сгоняем, посидим нормально.

Никто шутки не понял. Бойцы так и продолжили смотреть на командира с каменными лицами.

— У-у, как все печально. Ладно, дуйте все в укрытие, а то сейчас снова стрелять начнут. 

И действительно, спустя минут пять снова закружили беспилотники, снова засвистели мины. Уже десять раз перепаханная высота наверно начала становиться ниже, а люди наверху продолжали жить и сражаться. Все, что сейчас происходило наверху, было несчастьем для циника; глядя как бойцы, которые десять раз должны были сломаться, но вопреки всем законам физики продолжали воевать, любой прагматик давно бы понял, что прожил жизнь зря и пошел бы читать Достоевского.

Однако в поведении пиратов на этот раз было что-то новое, теперь они поменяли тактику. Вместо прямого штурма северного и восточного склона, они сделали глубокий обходной маневр и вышли к южной части, взяв коробку и прилегающие к ней строения. Их беспилотники четко зафиксировали, как ополченцы у церкви оставили свои позиции, оголив фланг космопехов. Так, бойцы Альянса смотрели, как далекие силуэты в разноцветных броневых костюмах берут некогда укрепленный рубеж, как они разворачиваются на гладком южном склоне и одно слово встало перед ними во всем своем неприглядном значении — окружение. 

И вдруг все стихло. Перестали бить минометы, замолчали за рекой орудия с ускорителями массы; даже разведсредства над головой перестали жужжать, хотя никто не сдался и не собирался прекращать бой.

— Сэр!

Занимающий позиции у землянки рядовой Лоуренс окликнул штаб-лейтенанта, увидев перед собой движение. Когда Юрецкий подошел к нему, боец стал показывать в сторону фигуры, поднимающейся по южному склону.

— Не стреляйте! — кричал пират, поднимая руки вверх. — Переговоры! Меня послали с предложением вашему командиру. 

Это был человек в тяжелой броне «Bogomol» камуфляжного цвета. Он шел без оружия; его броня была также измазана и оцарапана выстрелами как защита космопехов, его черные волосы были такими же липкими и грязными как у всех участников боя, что говорило о его равноправной причастности ко всему, что происходило в последние часы. Почему для переговоров послали именно его, было понятно — пираты думали, что человека бойцы Альянса не тронут. Мысль было оправданна.

— Держи его на прицеле, — приказал Юрецкий Лоуренсу, а сам перемахнул через бруствер и также в полный рост зашагал в сторону наемника. Они сошлись метрах в пяти от окопа, на полностью открытом пространстве.

— О-па, парень, ты только не стреляй, — нервничал брюнет, опускаясь руки и косясь на пистолет, который штаб-лейтенант держал на виду, — давай мы с тобой просто поговорим.

— Ну, давай, — спокойно ответил Юрецкий и вдруг с досадой заметил, что его голос от жажды хрипит. Перед врагом было неудобно, так что пару раз он попытался откашляться.

— Что, плохо тебе? — заметил это пират.

— Нормально. Чего надо?

Пират сложил за спиной руки и попытался улыбнуться.

— Халик предлагает вам сдать высоту, — непринужденно и даже как-то торжественно заявил он, — он гарантирует, что всем вам будет сохранена жизнь и свобода, потому что уважает вашу стойкость и верность своему долгу.

Юрецкий только ухмыльнулся и сильно покачал головой.

— Ой ребята, ребята, ну вы даете, — опустив голову вниз, он потер глаза грязными от земли перчатками брони. — Боец, ты сам-то кто?

— Бывший сержант Бил Майлз, морская пехота ССШ. И я гарантирую, сэр, что мой командир исполнит обещание.

— Тамбовский волк тебе сэр, — прицыкнув, вполголоса протянул штаб-лейтенант. — Пшел вон отсюда и Халику своему скажи, что если еще хоть одна такая гнида попробует сюда подняться, застрелю без предупреждения.

— Подумайте, сэр, вам предлагают …

— Пшел вон, я сказал, — закричал штаб-лейтенант и для убедительности вскинул оружие … 

Тут пират все понял сразу. Не теряя времени, он побежал вниз по склону, а Юрецкий вернулся в окоп, присев там рядом с Лоуренсом и к своему удивлению обнаружил, что вокруг сидят еще аж шесть человек.

— Он что, предлагал нам уйти с высоты? — сразу встретил вопросом командира один ополченец в брюках и подтрепанной кофте. Юрецкого этот вопрос взбесил.

— Вы почему не на местах? — начал повышать он голос.

— Сэр, что вы ему ответили?

— Я повторяю, воин, вы почему не на местах?

— Сэр, все закончилось?

— Так! — в бешенстве Юрецкий вскочил на ноги и, глядя на бойцов сверху вниз громко закричал. — Предупреждаю: любой, кто попытается бежать, будет застрелен как трус и предатель. Я лично отправлю ему пулю в спину, потому что иной участи он не заслуживает!

— Что-о, — в таком же порыве закричал на него ополченец, — да как ты смеешь, ублюдок. Из-за тебя одного сегодня погибло куча людей; если бы не ты, то эти твари просто пришли бы мимо на Мидлфил и не стали бы нас трогать. Из-за тебя мы влезли в это дерьмо, из-за тебя погибли Джон, Майк и Сэм — мои лучшие друзья. Все беды только из-за тебя.

— А ну, сядь, — прошипел сквозь зубы Юрецкий.

— Да пошел ты, — чуть ли не плача крикнул в ответ ополченец, — и вы все идите. Пляшите под его дудку, как безмозглые куклы. Овцы, бараны, скоты паршивые, своей головой думать не можете и вечно ставите себя в зависимость таких как он. Знаете, что я думаю? Вы ничем не лучше батарианцев, такие же рабы как они … Все, я ухожу. 

И перепрыгнув через бруствер, он, убрав руки в карманы, медленно зашагав в сторону пиратов.

— Стоять! — рвя голос, закричал Юрецкий. — Стоять, или убью! 

Но ополченец никак не реагировал. Тогда штаб-лейтенант в бешенстве бросился к пулемету и начал целиться ему в спину.

— Нет, сэр, — в ужасе закричал Лоуренс, — он того не … 

Но было поздно. Юрецкий нажал на курок и одной очередью у ополченца сбило щит; не успел боец лечь, как вторым выстрелом его поразило в спину. Сделав последний свой вдох, он упал на колени, а потом повалился вперед, упершись лицом в землю. Ужасное действо закончилось; командир обернулся к бойцам и, опустив винтовку, взял общую частоту.

— Рота, — закричал он все еще пребывая в угаре, — приказываю занять круговую оборону и готовиться к бою. Все по местам, — крикнул он уже на пятерых бойцов в окопе.

Когда все разошлись, он поймал на себе взгляд Лоуренса; в глазах рядового было одно — непонимание. Не в силах еще что-то сказать или сделать, штаб-лейтенант спустился в землянку, где его никто не мог видеть; там он упал на ящик из-под боезапаса, закрыл глаза, крепко, до боли в ушах сжал зубы и с хлестко хлопнул себя ладонями по лицу. Такого на его опыте не было никогда; он никогда не чувствовал такую боль и злость одновременно. Стрелять в спину человеку, с которым совершенно недавно приходилось сражаться плечом к плечу было ужасно, однако палачом штаб-лейтенант себя не чувствовал; внутренний голос подсказывал ему, что по совести он прав. Юрецкий сильно растирал лицо руками, пока наверху вновь не затрещали винтовки, захлопали гранаты и загремели пулеметы. Тогда он сделал глубокий вдох, собрал всю волю в кулак, надел брошенный на пол шлем и, поднявшись, пошел к своим бойцам. 

Он все еще считал их своими, хотя совсем не был уверен, что они думали о нем также.

Эх, эх, сколько жизней на совести штабистов, передвигающих на карте аккуратные квадратики, словно фигуры по шахматной доске. Это они отправили эскадрилью «Ютланда» в бой, не проведя должной разведки и, исправляя именно их ошибки, Юрецкий подставился под удар. К тому времени у космопехов кончились гранаты, от перенапряжения стали отказываться кинетические щиты, выходило из строя оружие. Глухо всхлипывая, перегревающиеся пулеметы охлаждались, но больше не стреляли; ругающиеся люди отбрасывали в сторону несовершенное оружие и как можно быстрее хватали другое, благо после почти шестичасового боя бесхозных средств вокруг было в избытке. Космопехи даже ставили на позиции по два пулемета, чтобы стрелять без перерыва; когда один перегревался, они не ждали целых восемь секунд, пока пройдет охлаждения, а просто прыгали к другому и продолжали вести огонь. Отсутствие гранат компенсировали сообразительностью; один раз на западном склоне был случай, когда у только что поменявшего оружие Лоуренса заклинил пулемет, чем немедленно воспользовались пираты, чтобы передвинуться вперед. Тогда, Юрецкий взял в руки камень и с криком «граната» бросил его в сторону наемников, которые тут же прижались к земле и дали рядовому драгоценные мгновения, чтобы дождаться охлаждения. Первое время это работало, а потом противник понял, что гранат у космопехов нет. 

А на глазах штаб-лейтенанта снова начали гибнуть люди. Космопехи опять теснились к землянке, сражаясь на пределе возможного, но все же каждый из них чувствовал, что пираты уже не те. Они как-то изменились, стали аккуратнее, боялись лишний раз рисковать и полагались в основном на огонь артиллерии и бронетехники. На южном склоне, где бой вел только Лоуренс и Юрецкий, два космопеха сдерживали почти десяток противников; создавалось впечатление, что пираты атакуют только чтобы создать видимость наступление, а на самом деле планируют что-то другое. После почти часового штурма, когда наемники несколько раз подходили почти к самой землянке, но неизбежно откатывались назад, все снова затихло. Тогда штаб-лейтенант приказал собраться всем бойцам у землянки и с ужасом обнаружил, что пришли только три человека. Из двенадцать бойцов, перед ним сидели только Лоуренс, рядовые Фай и Цонберг из комендантского взвода. Его подразделение перестал существовать; из тринадцати сильных молодых людей и двух девушек остались только он, Лоуренс и идущие на встречу эскадрильи Митчелл и Штумф. Кто-то сейчас шел по разрушенному Хайфилу навстречу эскадрильи, а кто-то навсегда остался погребен на этой высоте вместе с Мирчуком и Володиным.

— Все умеете обращаться с взрывчаткой? — обдумав обстановку, спрашивал Юрецкий бойцов. 

Когда был дан положительный ответ, он приказал использовать оставшийся на высоте боезапас, чтобы заминировать вершину. С точки зрения цивилизованного человека это решение было дикостью, но бойцы уже понимали, что спорить с командиром не имеет смысла. Даже теперь, когда он, по сути, сажал их всех на ящик со взрывчаткой, заставляя самостоятельно производить взрыв. Они долго ползали по вершине, закапывая оставшиеся от пиратов взрывпакеты, включая маячки и настраивая их на детонатор, потом Юрецкий показывал взрывное устройство и спокойно объяснял:

— Следующую атаку нам не отбить. Противник выдохся, это очень хорошо видно по их последнему приступу, но вчетвером мы больше ничего не сможем сделать. Поэтому, когда снова начнется бой, последний боец должен будет взорвать весь боезапас, вместе с поднявшимися на вершину пиратами. Так мы сможем нанести противнику максимальный ущерб. Напоминаю, что мы не знаем, как идут дела в других частях планеты, поэтому должны как можно больше сделать здесь, чтобы общая ситуация начала меняться в пользу ВКС.

Стоило ему договорить последнее слово, как снова забили мины, снова налетели беспилотники и космопехи вынуждены были спуститься в землянку, прячась от огня противника. Там бойцы снимали шлемы и поднимали с пола холодный паек; все-таки умирать на пустой желудок не хотел никто. Одинокая лампочка, к тому времени уже погасла и люди погрузились в молчаливую темноту; в потемках долго слышалось жевание и стук пластиковых вилок по посуде. Единственным из солдат, кто не ел был рядовой Лоуренс; он молча смотрел на разогретые консервы, нехотя тыкал в них вилкой и лишь изредка брал в рот какой-нибудь аппетитный кусочек мяса. Он иногда поворачивался к Юрецкому, явно желая что-то спросить и явно на что-то решаясь.

— Сэр, — бросив вилку, наконец поборол он себя, — а можно теперь, когда мы вместе столько пережили задать вам прямой вопрос?

— Задавай, — спокойно кивнул Юрецкий.

— Вот Фрим, Рамис, Бельчо, Тумс … они ведь не хотели сюда идти … МакГили … он ведь не отдавал приказ. За что? Нет, поймите меня правильно, я ничего плохого не имею ввиду, просто хочу знать почему погиб мой взвод. Вы ведь рисковали жизнью не меньше остальных, и по крайне мере три раза могли погибнуть. Ради чего все это? Я не за что не могу поверить, что только ради того, чтобы обезопасить тыл эскадрильи, ведь у вас не было на то приказа, а без приказа воевать нельзя.

Двое других космопехов повернулись к командиру. Конечно, вовсе не удивительным было, что их все еще волновал этот вопрос, как и совершенно нормальным казалось, что именно Лоуренс вернулся к этой теме. Люди хотели знать за что погибли их товарищи, хотя Юрецкому было очень обидно, что они сами ничего не понимали.

— А сам ты как думаешь? — спросил он рядового.

— Честно?

— Честно.

— Я считаю, что одержав победу в неравном бою, вы хотели наладить свое отношение с начальством. Всем известно, что вы очень сильно конфликтуете со многими офицерами «Ютланда» и особенно с женщинами, а капитану МакГили постоянно пишут жалобы многие члены экипажа и даже некоторые солдаты нашего взвода. Вы сильно вляпались, сэр, и просто так из того дерьма было не вылезти. 

От такого ответа опускались руки. От обиды у Юрецкого крепко сдавило горло, а внутри появилась такая опустошенность, что невольно начал теряться смысл всего происходящего. Однако подавать вид он не мог и лишь, грустно улыбнувшись, штаб-лейтенант посмотрел в красные глаза Лоуренса.

— Вот значит как? — с комом в горле говорил он, — То есть, по-твоему, Фрим, Рамис, Тумс, погибли только ради того, чтобы я поднялся на новую ступеньку в карьерной лестнице? Думаешь, при малейшей возможности я не поменялся с ними местами?

— Может быть и поменялись бы, — спокойно ответил Лоуренс, — но вы сидите здесь, а парни погибли.

— Да, я жив. Но разве я виноват, что мне повезло руководить взводом до конца и проследить, чтобы он выполнил боевую задачу …

— Да не было никакой боевой задачи, — отмахнулся Лоуренс, — вы все придумали.

— Нет, — чуть ли не завыл от досады Юрецкий, — нашей задачей было освободить восточный Эллизиум и если бы эти пираты вышли тыл эскадрильи, то выполнить ее никто бы не смог. Да, многие наши друзья погибли ради победы, но на то она и война, чтобы люди гибли, ради жизни других. Сегодня не повезло нам, мы оказались на острие, а завтра на нашем месте будет кто-нибудь другой. А что, вы все думали, что будете сидеть за джойстиками на кораблях и смотреть как вместо вас воюют роботы, или ждать пока флот разбомбит всех врагов, а потом вы спуститесь на выжженную землю и добьете оставшихся? Нет, ребята так не бывает. Равный противник всегда заставляет прикладывать максимум усилий для достижения цели и сегодня на этой планете мы столкнулись именно с равным противником, потому что он смог лишить нас главного преимущества и вынудить принять свои правила. И победили мы только потому, что оказались сильнее духом, а не вооружением. Вот это настоящая, серьезная война, и без жертв в ней нельзя.

Юрецкий продолжал смотреть прямо в глаза рядовому и, не выдержав этого взгляда, Лоуренс отвернулся. Ему ничего не мог сказать, хотя было видно, что он внутренне не согласен.

— А как же Стив? — спросил еще один космопех в землянке. — Разве он заслужил своей участи?

Юрецкий понял, что речь идет о пытавшемся уйти ополченце и начал откровенно злиться. 

— А вот о нем я жалею меньше всего. Он хотел уйти, убежать, хотя все его товарищи оставались здесь; это предательство, а за такое убивают. И я убил.

Штаб-лейтенант взял секундную паузу, наклонил голову, провел рукой по затылку, а потом глянул на бойцов и обратился уже ко всем:

— Хватит жалеть себя, — с досадой в голосе говорил он, — как вы не понимаете, вы уже победители. Что бы не случиться дальше вы уже победители и какая бы судьба вас не ждала потом, никто у вас эту победу не отберет.

Никто ничего не ответил. Сложно сказать, поняли бойцы эти слова, или нет, но по крайне мере они больше ничего не говорили. Пока наверху рвались мины, в землянку опустилась тяжелая тишина, и лишь щелканье крышки детонатора звучало в подземном укрытии, среди давящей темноты. Двигая большим пальцем, Юрецкий то открывал, то снова закрывал округлую пластинку, оголяя красную кнопку спуска, а все либо не обращали на это никакого внимания, либо смотрели совершенно спокойно, прекрасно зная, что в случае необходимости, вне зависимости от их воли, штаб-лейтенант все равно взорвет возвышенность, а вместе с ней и всех, кто на ней находится. Вопрос был только в том, когда он это сделает; сразу, как только пираты полезут вперед или после короткого боя, чтобы до этого самому убить больше врагов. Но конечный итог в любом случае будет один, и его определенность составляла для всех зловещую, покрытую мраком тайну.

Юрецкий не смог с точностью определить, сколько в последний раз били минометы; его притупленным чувствам показалось, что необычно долго, хотя на самом деле обстрел длился всего десять минут. По его окончании космопехи вновь выбрались наружу и заняли круговую оборону вокруг землянки, ожидая когда противник вновь полезет вперед. И опять — таки нельзя сказать, сколько они ждали, ощетинившись во все стороны пулеметами и напряженно вглядываться вперед; опять им показалось, что прошло бесконечно много времени, прежде чем, стало понятно, что пираты ушли.

Юрецкий оглядывался по сторонам, слушал тишину, высматривал что-то в лесу, хмурился, а потом вдруг включил рацию и попытался связаться с «Ютландом». И как же велика его радость, когда на другой стороне зазвучал громкий голос МакГили.

— Блудник, мать твою … Юрецкий! — кричал капитан дредноута. — Юрецкий, ты где? Почему не выходил на связь? Что это за толпа идет в сторону Мидлфила, из твоего квадрата? Доложи обстановку, немедленно.

Штаб-лейтенант закрыл глаза. Глубоко вздохнув, он опустился на дно окопа, и, сняв шлем, провел левой рукой по мокрой от пота голове.

— Докладываю, — говорил десантник, — в результате глубокой разведки, взводом было обнаружено подразделение противника, угрожающие тылу атакующий Мидлфил эскадрильи. Поскольку из-за использования противником средств радиоэлетктронной борьбы, связь с дредноутом была потеряна. Мной было принято решение силами роты гражданской обороны Хайфила занять высоту севернее города и навязать противнику бой, чтобы препятствовать его маневру. В результате боевых действий взвода как подразделения больше не существует, на высоте остался я, рядовой Лоуренс, рядовые Фай и Цонберг из комендантского взвода Хайфила.

— Что? Какой бой? Севернее тебя взлетают пиратские челноки, ты их видишь?

Юрецкий поднял голову и оглянулся.

— Нет, не вижу, — тяжело ответил он, — сэр, будет лучше, если вы пришлете кого-нибудь за нами.

— Жди.

Через полчаса прилетел челнок. Командер Гарсон долго расхаживал по высоте, спускаясь на склоны и рассматривая поле боя. Подойдя к Юрецкому, он непонимающий взглядом посмотрел ему в глаза.

— Что здесь произошло штаб-лейтенант? 

А что мог ответить Юрецкий? Он просто молчал и прямо смотрел на офицера. Броня Гарсона была идеально белой; пристегнутый с поясу шлем изящно висел на положенном месте, его волосы были аккуратно уложены лосьоном, создавая вид, будто Гарсон только что вышел из парикмахерской. Оружие командера пахло свежей смазкой и плотно прижималось с поясу, а значит, в последние часы его не доставали и не разворачивали. В противовес этому белые участки брони Юрецкого стали серыми, застежка для шлема была перебита пулей, винтовка забилась грязью и была выброшена еще после контратаки. Его лицо было грязным, а волосы липкими от пота и крови. Зачем что-то говорить, когда итак все понятно? И Гарсон понял.

— Все ясно, — продолжил он сверлить десантника взглядом. — Мне приказано доставить вас в штаб сектора в Иллирий, а ваших солдат отправить на «Ютланд».

— Как в штаб? — не понял Юрецкий. — А зачем все это?

— Чтобы разобраться.

— С чем разобраться? А как же сражение?

— Сражение закончилось, Юрецкий. Мы освободили Элизиум.

Когда штаб-лейтенант в сопровождение двух космопехов двигался к челноку, у него возникло твердое впечатление, что его ведут под конвоем. Суровые ребята не спускали с него глаз, даже когда он сидел в набирающем высоту аппарате, и это заставляло Юрецкого грустно улыбаться. Тогда он просто попытался расслабиться и посмотрел в иллюминатор; там были желтые от распустившихся утренних цветов поля, на фоне которых страшно выделялась его возвышенность. Она была черной.