Свежий ветер. Глава V. Простота

Кайден.

Нас всех ожидала скорая смерть — теперь я был в этом уверен. И пусть после того, как в результате резкого разворота задние колеса буквально пронеслись над бездной, «Мако» каким-то чудом умудрился остаться на самом краю уступа, я знал, что рано или поздно мы обязательно сорвемся в пропасть.

Поверхность Терума покрывали лавовые озера, поэтому даже если мы не погибнем при падении, то такого купания нам точно не пережить. Однако со стороны казалось, что Шепард это не сильно волновало. Более того, судя по всему, она получала удовольствие от своей езды. С гиканьем Джена направила «Мако» на ближайшего гета, а затем повернулась и выглянула из наблюдательного люка с ухмылкой на лице.

— Колосс! — выкрикнула она, резко развернув машину, и я чуть не вылетел с сидения, пожалев, что ремни безопасности недостаточно тугие. Управляющий турелью Гаррус и до этого с трудом сохранял равновесие, теперь же до меня донеслось сдавленное ругательство. Три выстрела спустя я услышал громкий резкий звук, свидетельствующий о том, что оружие перегрелось. Бросив нам: «Держитесь!», Шепард направила машину вперед, увеличивая скорость. Глянув в лобовое стекло, я увидел, что колосс готовится к атаке — вокруг его головы собирался шар голубой энергии.

За мгновение до выстрела Джена на полном ходу протаранила огромного гета, отбросив его назад. «Мако» сотрясся от удара, а колосс лишился одной ноги, что, однако, не помешало ему опять начать готовить атаку. К этому моменту наше главное оружие снова вернулось в строй, и как только Шепард дала задний ход, Гаррус выстрелил.

Я выглянул в заднее смотровое окно и увидел стремительно приближающийся обрыв.

— Шепард!..

— Знаю! — отозвалась она, не отрывая глаз от собирающегося атаковать колосса впереди.

— Обрыв! — снова попытался предупредить ее я.

— Вижу!

Колосс выстрелил, когда от падения нас отделяли считанные секунды.

— Но ты…

Ракета ударила по гету, и с запасом всего в несколько сантиметров Шепард развернула «Мако» так, что его задние колеса вновь пронеслись над пропастью. Я с замиранием сердца увидел, как сгусток голубого света пролетел прямо перед лобовым стеклом. Последний маневр машины лишил Гарруса равновесия, и он загремел куда-то в угол.

Лишь когда «Мако» остановился, я снова начал дышать. С горящими от возбуждения глазами Джена обернулась ко мне.

— Вот видишь? Не о чем волноваться, я хороший водитель.

Ее заявление ошеломило меня настолько, что я не нашелся с ответом, однако Гаррус оказался куда красноречивее. Поднявшись на ноги и упершись рукой в люк турели, он со смешком произнес:

— Твой стиль вождения можно назвать каким угодно, Шепард, но только не «хорошим».

Нахмурившись, она указала на турель со словами:
— Если бы ты не умудрился перегреть оружие, мне бы не пришлось…

— Да это оружие, похоже, не калибровали десятилетиями, — перебил ее Гаррус. — Кроме того, ты четырежды едва не угробила нас еще до того, как появились геты.

— «Едва не угробила» не считается, — сухо заявила Джена.

— Ты могла бы по крайней мере не выглядеть так, словно наслаждаешься происходящим, — заметил я, приводя в порядок перекрученные ремни безопасности и затягивая их туже.

Закатив глаза, Шепард вывела «Мако» обратно на дорогу.

— Ох, да бросьте. Вы солдаты, а не воспитанницы пансионата благородных девиц. Если можете жаловаться, значит, с вами все в порядке.

— Поддерживаю, коммандер, — донесся через устройство связи голос Эшли, и я тихо усмехнулся. С торжествующим блеском в глазах Джена обернулась назад, давая мне знать, что она слышала мой смешок.

— Радуйтесь, что мне не дают управлять «Нормандией», — бросила она, возвращая внимание к дороге, и, судя по голосу, на ее губах снова появилась эта дикая ухмылка.

— Как раз это я бы пережил, — произнес я, невольно улыбаясь в ответ. — В космосе хотя бы нет гравитации.

Словно в наказание Шепард увеличила скорость, преодолевая довольно ухабистый отрезок пути, в результате чего мне пришлось ухватиться за стенки машины в поисках опоры.

— Мы на месте? — спросила она по внутренней связи. — Я вижу лишь скалы, мы должны быть близко.

— Уже почти, — подтвердила Эшли, наблюдая за нашим передвижением по Теруму с орбиты с помощью усовершенствованных сканеров «Нормандии», — однако впереди имеется препятствие. Дальше придется идти пешком.

До меня донесся облегченный вздох Гарруса, и мне с трудом удалось удержаться от смеха. Я прекрасно понимал, что мы проводили чертовски опасную спасательную операцию, но непринужденное поведение Шепард внушало уверенность в то, что мы с легкостью справимся с чем угодно. Именно по этой причине, находясь в зоне боевых действий, я был занят тем, что старался стереть с лица улыбку.

— Вы слышали леди, — произнесла Джена и, остановив «Мако» в расселине, отстегнула ремни. — Пошевеливайтесь.

Вот когда началось настоящее веселье. Сражаться с гетами — совсем не то же самое, что сражаться с людьми: каждый отдельный гет, по словам Шепард, обладал интеллектом варрена, и к тому же, продвигаясь вперед, вам не приходилось переступать через истекающие кровью тела.

Однако, как оказалось, до сих пор это были лишь цветочки. Едва мы достигли места раскопок, как откуда ни возьмись едва ли не нам на голову свалился колосс. Пока он поднимался на ноги в клубах оседающей пыли, геты заполонили открытое пространство впереди. Без пушки «Мако» уничтожение колосса превращалось в чертовски сложную задачу.

В считанные секунды мы оказались в укрытии, Гаррус чуть в стороне от нас. Выглянув за угол, Шепард за несколько мгновений оценила обстановку, а затем, оглядев нависающие над нами леса, усмехнулась — очевидно, ей нравилось, когда ситуация немного усложнялась. С любовью музыканта к своему инструменту она обхватила пальцами рукоять пистолета.

— Отвлеки их, — шепнула Джена, прежде чем пробралась мимо меня и ухватилась за нижнюю ступеньку лесов. Подтягиваясь вверх, она умудрилась пристрелить бросившегося в ее сторону прыгуна.

Что ж, по крайней мере я хорошо умел исполнять приказы. Укрывшийся за каким-то контейнером Гаррус стрелял по праймам, в то время как я рассеивал их огонь, скрываясь за барьером, и бросал ударные волны, когда предоставлялась возможность. Земля содрогнулась от едва миновавшего меня выстрела колосса. Два прыгуна, свалившиеся на землю с дырами в головах, свидетельствовали о том, что Шепард с успехом двигалась вперед, тогда как мы с Гаррусом оказались зажатыми на месте.

Пока колосс копил энергию для нового удара, Гаррус рискнул выглянуть из-за контейнера и нанес три точных выстрела прямо в голову прайма, отчего тот, сотрясаясь всем телом, рухнул на землю. Мой барьер дал Вакариану возможность вернуться в укрытие, но колосс уже нацелился на контейнер, грозя разнести его в щепки. Выкрикнув предупреждение, я поднял оружие, и в этот момент в бой снова вступила Шепард. Словно ангел мщения, она спрыгнула с лесов и, приземлившись прямо на спину колосса, всунула дуло своей пушки между его защитных пластин и открыла огонь.

Гет дергался, стараясь скинуть ее, но Джена ухватилась за его шею, оттягивая ее назад, и продолжала стрелять, не обращая внимания на шар голубого огня, собиравшийся у его главного орудия. Воспользовавшись ситуацией, мы с Гаррусом атаковали незащищенное брюхо колосса, пока Шепард удерживалась на его спине, невзирая на его попытки избавиться от помехи всеми доступными способами. Более того, она умудрялась еще и стрелять по оставшимся праймам. Когда же те открыли ответный огонь, Джена с невероятной ловкостью сменила положение, и предназначавшиеся ей снаряды поразили колосса. Было крайне тяжело сосредоточиться на противнике, когда все, чего мне хотелось — это наблюдать за ее работой. Как оказалось, все, что говорили об агентах N7, являлось правдой. Ну, или почти все.

Генерируя энергию для новой атаки, колосс бросился вперед. Все случилось очень быстро: Шепард потеряла равновесие, и ее ноги соскользнули со спины гета, однако ей все же удалось ухватиться за его шею. Но теперь она оказалась лицом к разрастающейся сфере голубого огня, представляющей собой голову колосса. Без тени сомнения Джена обхватила ногами основание шеи машины и прицелилась прямо в центр света. Что-то щелкнуло, и, увидев голубой свет, рвущийся наружу между защитными пластинами гета, я вдруг отчетливо вспомнил, что происходит, когда ты уничтожаешь колосса.

Я услышал голос Шепард, выкрикнувший мое имя, в тот момент, когда она оттолкнулась от гета и рванулась назад. Выбросив руку вперед, я окружил ее защитным барьером, одновременно пытаясь тянуть на себя и контролируя деформационное поле второй рукой. Спустя несколько мгновений колосс взорвался, уничтожив оставшихся гетов, однако мои глаза были прикованы к Джене. Описывая в воздухе дугу, она приближалась ко мне, все еще окутанная голубым пламенем, защитившим ее от серьезных повреждений. Уже по приземлении, в сопровождении разлетевшихся в разные стороны комьев земли, Шепард волокло по грунту до тех пор, пока она не остановилась. Не обращая внимания на ободранные в кровь пальцы, она оглянулась — свирепая, хищная ухмылка застыла на ее лице. Одним ловким движением Джена поднялась на ноги, и лишь когда она вскинула оружие и сбила последнего прыгуна с лесов над нашими головами, я словно вышел из транса.

С удивлением я вновь обернулся к ней, встретившись взглядом с ее прищуренными янтарными глазами.

— Смотри на гетов, Аленко, — с усмешкой бросила она, приближаясь.

На ее покрытом грязью лице играла улыбка, и я рассмеялся в ответ. Шепард поражала — казалось, она считала поле боя своей игровой площадкой, а мы были лишь ее временными товарищами по играм. Одно дело знать, на что она способна, и совсем другое — увидеть ее работу своими глазами.

Проходя мимо искореженных остатков колосса к месту раскопок, я вдруг подумал, что Джене не пришлось приказывать мне защищать ее барьером — я просто знал, что мне делать, а ей осталось только завершить начатое. Никогда прежде я не тянулся биотикой ни к кому из членов своего отряда, обычно лишь обеспечивая им поддержку. Но с Шепард… Глядя на то, как сражается она, мне хотелось использовать свои способности на пределе, чтобы просто приблизиться к ее уровню. Я никак не мог забыть взгляда, который она бросила мне, когда приземлилась. С каким-то хищническим оскалом, прищурившись, горя жаждой боя и страстью к жизни, она смотрела на меня так, словно приглашала окунуться в ее мир. Мне захотелось тоже почувствовать это упоение своими собственными силами, хоть раз забыть об осторожности.

Двинув ладонями, я зажег две крошечные сферы биотической энергии, принявшиеся кружить вокруг друг друга. На что еще мы способны?


Шепард.

Я зашла в свою каюту, размышляя о том, что они ошибались: я была отличным водителем.

Если Аленко и Вакариан привыкли водить, как гражданские пенсионеры, и не могли вынести небольшой тряски в «Мако», то при чем тут мои навыки? Управлять этой штуковиной — все равно, что пытаться обуздать морского змея, но я все же доставила нас к месту назначения, не так ли?

Я сняла обтягивающий костюм, который носила под броней, и зашла в крошечную душевую. Вероятно, где-то глубоко внутри я знала, что слова Аленко о том, что я вожу, как псих, правдивы, однако порой это был единственный способ выполнить работу. Я установила температуру почти на максимум, и едва лишь струи воды хлынули мне в лицо, как все воспоминания о последнем задании и о принятых мною решениях исчезли.

Вместо этого в голову пришла идея, что дело вовсе не в стиле моего вождения, а в этих дерьмовых ремнях безопасности, из-за которых пассажиры болтались по всему салону. «Мако» был крепкой машиной, и я просто не боялась использовать его по назначению.

«Самооправдание — мощный инструмент», — решила я, ухмыляясь и пропуская волосы сквозь пальцы — пряди отросли уже до такой длины, что их можно было бы собрать в хвост. Эти мысли отвлекли меня от тревожного звоночка: зарождающегося понимания, что отношения в моей команде — той, которой я руководила, — стали преступно неформальными.

Я всегда работала в одиночку. Последние несколько лет я провела, выполняя миссии на одном корабле за другим, никогда не задерживаясь там, а потому не имела возможности узнать кого-то как следует. Я упивалась тем, что могла действовать самостоятельно, а учитывая мое нежелание зависеть от кого-либо, никогда не оставалась на одном месте слишком долго и никогда не сходилась с людьми слишком близко.

Втирая в волосы шампунь, я наслаждалась сильным пьянящим ароматом ванили, аниса и чего-то пряного. Возможность окунуться в запахи, отличные от крови, пота и машинного масла, казалась невероятной роскошью.

Теперь все изменилось — у меня был свой собственный корабль, своя собственная команда, две трети членов которой даже не состояли на службе у Альянса. Привычные мне правила и порядки сюда не вписывались. Сейчас я работала с профессионалами, людьми, с которыми могла шутить, находясь на «Нормандии», и которым без заминки отдавала приказы во время боя. По крайней мере, тогда мне так казалось. Да, я все еще привыкала к сложившейся ситуации, однако так просто было занять место, будто созданное специально для меня, во главе этой разношерстной группы. Я не могла поверить, что шла к этому так долго — ведь именно об этом я мечтала со времен поступления на службу Альянса. Мне нравилось, что окружающие меня сейчас люди уважали мои знания и опыт, а не только мое звание. Кроме того, проводя свободное время в беседах с членами свой команды, я узнавала их лучше, и мне определенно нравилось то, что я видела в них.

Гаррус находился на распутье и нуждался лишь в толчке в нужную сторону. Обладая отличными способностями, он, тем не менее, понятия не имел, кто он или кем хочет стать. Однако турианец был предан делу и выполнял все, что я велела ему, не задавая вопросов. Я видела в нем потенциал и знала, что наша миссия поможет ему вырасти.

Рекс был… что тут сказать? Рекс был кроганом — эта характеристика описывала его практически полностью, однако все же не до конца. Однажды меня занесло в оружейную, и мы с ним немного поговорили о генофаге. Шанс встретить столь умного представителя его расы выпадал крайне редко, и я знала, что могу кое-чему у него научиться.

Тали, по словам главного инженера Адамса, стала лучшим подарком «Нормандии» с того момента, как Джокер ступил на борт. И хотя она была очень молода, благодаря ей я многое узнала о гетах. При слове «Жнецы» у меня до сих пор кровь стыла в жилах. Я ненавидела неизвестность.

Эшли также была молода — моложе меня, пусть и всего на пару лет. Очевидно, ей не доводилось прежде находиться в компании представителей иных рас, а потому она оказалась не лишенной некоторых предрассудков, однако имела свою голову на плечах и всегда напрямую высказывала то, что думала, и мне это однозначно нравилось. Большинство людей боялись меня настолько, что у них и мысли не возникало подвергать сомнению мои действия — подобное слепое доверие рано или поздно приводит к ужасным последствиям. Кроме того, Эшли так же, как и я, обожала оружие. Мне не часто случалось встречать кого-то с подобной страстью, кто не был бы грубым наемником средних лет, покрытым шрамами с головы до ног. Я могла разговаривать с ней, проверяя свое оружие одно за другим и прислушиваясь к металлическим звукам, иногда доносящимся от «Мако», где Гаррус проводил какие-то работы.

Аленко… Аленко заинтриговал меня. Думаю, лейтенант наслаждался неформальной обстановкой на «Нормандии», и он определенно все свободнее чувствовал себя в моем обществе. Ко всему прочему он был чертовски умен. За неделю, что мы провели на этом корабле, я заметила, что разговариваю с ним чаще, чем с остальными, однако списывала это на тот факт, что в то время, как другие члены команды размещались в самых дальних уголках судна, лейтенант работал в непосредственной близости от моей каюты. Аленко являл собой образцового солдата Альянса — высокий, темноволосый, привлекательный и полный энтузиазма, часто улыбающийся и преданный. А кроме того, у него имелось собственное мнение по любому вопросу, и он с легкостью находил светлую сторону в самых безнадежных ситуациях из тех, на которые я жаловалась, что делало его прекрасным собеседником. Был ли он на самом деле таким, или моя манера управлять кораблем его изменила?

Откинув волосы назад, я выключила воду и, приоткрыв дверцу, нащупала на стене полотенце.

Да, я любила работать в одиночку, но это не означало, что мне нравилось все время проводить одной. Аленко умудрялся ненавязчиво находиться рядом, излучая спокойную уверенность. Тишина никогда не казалась неловкой: он просто поднимал глаза, встречался со мной взглядом, понимающе улыбался и возвращался к своему занятию. Я подходила к своему шкафчику — капитанская каюта была достаточно просторной для маленького душа, но, очевидно, не для хранения моего обмундирования — говорила что-нибудь, лейтенант выдавал умный ответ, и прежде, чем я замечала, проходило полчаса, а мы оба даже не делали больше вида, что работаем. Это было… да что там, какой смысл лгать самой себе? Я знала, что не вполне оправдывала свою репутацию жесткого и временами жестокого человека, однако, принимая во внимание звание Спектра, это теперь казалось излишним. Оно являлось воплощением детской фантазии о власти и уважении, тогда как то, что я имела сейчас, было реальным.

Протерев рукой запотевшее зеркало, я с сарказмом подумала о том, что каким-то образом конструкторы умудрились буквально напичкать «Нормандию» всевозможными новейшими технологиями и при этом не установили обогреваемые зеркала, а затем мои мысли вернулись к лейтенанту.

Аленко не задавал дурацких вопросов, на которые мне не хотелось отвечать. Да, его компания мне определенно нравилась — это о многом говорило.

Я провела ладонями по бокам головы, наслаждаясь ощущением влаги на кончиках коротко остриженных волос. Они стали длиннее. Вообще-то я собиралась снова побрить всю голову прежде, чем отправилась на миссию несколько месяцев назад — осветленные пряди около ушей постоянно попадали в визор, который я тогда использовала. Однако что-то заставило меня оставить ирокез, и я до сих пор не жалела об этом решении.

Каждый боец N был уникален, обладая своими сильными и слабыми сторонами, а потому мы являлись своего рода «укомплектованным набором». Если миссия требовала моего присутствия, значит, возникла необходимость сделать что-то, только мне одной по силам. До тех пор, пока я выполняла свою работу, никого не волновали мои татуировки и вызывающая прическа. В конце концов я привыкла к подобному доверию, к отсутствию регламента. Возможно, именно по этой причине мне так нравилась неформальная обстановка, царившая на «Нормандии». Может быть, именно поэтому я уже почти минуту невидящим взглядом смотрела в зеркало, представляя себе лейтенанта на его рабочем месте, и не одергивала себя.

Самооправдание — мощный инструмент. Аленко был симпатичным и умел поддержать разговор — достаточное обоснование. Я взрослый человек, черт побери.

Натянув удобную одежду, я направилась в медотсек, даже не проверив по пути, находился ли лейтенант на своем месте. Я была уверена, что азари, которую мы забрали с Терума, сумеет занять меня имеющейся у нее информацией.


Общение с Лиарой оказалось делом, требующим больших психологических затрат. Несмотря на то, что она старалась действовать из лучших побуждений, азари определенно не умела располагать к себе людей. Хотя, может быть, дело во мне — когда ее огромные круглые глаза глядели на меня с неприкрытым любопытством, я чувствовала себя не в своей тарелке.

Все, что Лиара говорила, нервировало меня. Я всегда решала проблемы других людей: вступала в игру, выполняла свою работу и уходила, не заботясь о последствиях, однако и понятия не имела, что делать, если проблема оказывалась моей. Мне даже думать не хотелось о такой возможности. Когда я разговаривала с Аленко в посольствах о том, что мы оказались втянутыми во что-то, чего еще не осознавали до конца, я думала, что просто драматизирую. Однако он объяснил, что если события начнут разворачиваться по наихудшему сценарию, это затронет всех, а не только того, в чьей голове хранилось знание древних, насильно внедренное туда чертовым маяком.

Мне не нравилось находиться в центре событий. Я предпочитала быть тенью в укромном углу, левой рукой чего-то гораздо большего, чем я, обеспечивать поддержку в происходящем под контролем кого-то другого. На этот раз для достижения цели у меня за спиной стояла команда. Вот почему работа Спектра так подходила мне, в то время как роль сосуда для такой абсурдно важной информации меня совсем не радовала.

На мгновение мне захотелось сбежать, затеряться в темных закоулках корабля. Но это была «Нормандия», а не какой-нибудь крейсер — на ней едва ли имелось несколько квадратных метров свободного пространства, которое не являлось бы чьим-то рабочим местом. Однако я не желала возвращаться в свою каюту — холодную тесную коробку без окон, но с кроватью, на которой мне до сих пор было неуютно спать — вместе со сном приходили сновидения, и в последнее время мне не снилось ничего, кроме кошмаров. Так что я нашла пустой уголок за системой жизнеобеспечения с огромным круглым окном в черноту космоса, разбавляемую невероятно красивыми всполохами, оставляемыми двигателями «Нормандии». Освещение здесь оказалось приглушенным: я едва видела свое собственное отражение в стекле, за которым сияли миллиарды и миллиарды звезд, равнодушных к тому, что происходило на этом корабле, и к тому, какое значение это имело для остальной Галактики.

Мне всегда нравились такие места. Вдалеке от других так просто было забыть, где ты находишься и почему ты здесь. После того, как доктор Т'Сони всего через несколько часов, проведенных на борту, успела проинформировать меня о том, что теперь мне необходимо оставаться в живых не только ради самой себя, но еще и потому что моя голова оказалась вместилищем древнего знания мертвой цивилизации, я отчаянно нуждалась в уединении. Она сказала, то, что я выжила, делало меня уникальной, но я и без нее это знала. Я всегда отличалась от других — я была рождена, чтобы выживать.

Мне хотелось закурить или хотя бы выпить, но за неимением и того, и другого пришлось искать душевного равновесия в пустоте космоса, прижавшись щекой к холодному твердому стеклу. Я знала, что, строго говоря, это окно не являлось стеклом, но окна в доме, где я жила в детстве, определенно были стеклянными — старыми, грязными и потрескавшимися, но я часто прижимала к ним ладони и ощущала сердцебиение города, пронзающее ночь, никогда не замедляющееся и не тревожащееся о царящем вокруг хаосе.

Я не скучала по тому дому, только по окнам.

Не знаю, сколько я просидела здесь — в моем собственном маленьком мирке, но он все равно нашел меня. Он не искал, однако каким-то образом его путь по «Нормандии» привел его сюда, ко мне.

Мне бы стоило знать, что Аленко не из пугливых — то, как он смотрел на меня, должно было лучше любых слов поведать об этом, но я так привыкла к благоговению и неприкрытому страху на лицах окружающих. Стоило лишь людям увидеть меня в деле, рассмотреть шрамы на моем лице и татуировки на теле, как они уже никогда не могли смотреть на меня, как на другого человека, как на одного из них. Они считали меня аномалией, что, как я полагала, являлось истиной — я всегда отличалась, всегда превосходила остальных. По крайней мере, так мне говорили.

Аленко… он тоже выделялся. Возможно, он и опасался меня поначалу, но когда я открыла глаза после Иден Прайма и поймала на себе его полный тревоги взгляд, увидела облегчение на его лице, я поняла, что он находился там не потому, что боялся меня. Лейтенант разговаривал со мной так, словно предполагал, что в ответ я буду такой же дружелюбной и теплой, как и он. Подобное отношение удивило меня, но еще поразительнее оказался тот факт, что я и в самом деле стала вести себя так, как он того ожидал. Мне нравилось, что во время наших бесед ни мне, ни ему не приходилось читать между строк.

Так что когда он, уже пройдя мимо, остановился и удивленно уставился на меня, я сказала, что ему необязательно уходить, что я совсем не против компании, и, как ни странно, это являлось правдой.

Его голос был низким, хрипловатым, а тон — неформальным. Может быть, потому что я не носила форму, и единственное, что указывало на мою принадлежность к Альянсу — это выцветший логотип N7 на футболке. Мы говорили о миссии, о том, как быстро дела приняли безумный оборот, и о том, что ни один из нас не знал, чем все это закончится. А потом, просто потому, что он спросил, я рассказала ему о блице.

Аленко признался, что вскоре после тех событий ему попалось видео, утекшее в экстранет, и я немедленно догадалась, о чем именно идет речь. Эта запись была снята камерой слежения, направленной, как я узнала потом, как раз на место, занятое мной после того, как батарианцы прорвались в здание с укрывшимися внутри колонистами Элизиума. Мы заперли гражданских в центральном помещении, внутри и вокруг которого размещались оставшиеся в живых бойцы собранного мною отряда — последняя линия обороны на случай, если мне не удастся справиться с задачей. Я находилась на волосок от этого.

Видео начиналось с того момента, как я, зубами затянув на плече полоску ткани в качестве жгута, вколола себе в вену смесь адреналина и специализированного медигеля — если бы мне не посчастливилось найти упаковку стимуляторов в медпункте, я была бы мертва в первый же день. А дальше камера запечатлела, как я убивала одного пирата за другим, раз за разом выходя вперед, забирая их боеприпасы и отступая назад под давлением очередной волны неприятеля. Я находилась в самом настоящем огневом мешке, однако я прослушивала их радиопереговоры и знала, что батарианцам не удавалось окружить меня, а их боссы отказывались верить в то, что они не могут прорваться через одного-единственного человека. В итоге пираты продолжали наступать, а я продолжала убивать. Несколько часов спустя я сбилась со счета и больше никогда не пыталась подсчитывать своих жертв.

События первого дня блица до сих пор хранились в моей памяти в мельчайших подробностях. Я была уверена, что не увижу рассвет следующего дня, однако мне никогда прежде не доводилось чувствовать себе настолько живой. Когда наконец пришло подкрепление Альянса, я едва это заметила. Позже, после бесплодных попыток отмыть волосы от крови батарианцев, я просто снова побрила голову. О, все были в восторге, когда их героиня явилась получать «Звезду Земли», выглядя, как уголовница.

— Я делала это не ради них, — наконец сообщила я Аленко, отбросив красивые слова и решив, что раз он хочет знать, каково это было, то я, черт возьми, расскажу ему.

Обычно я не доверяла людям, особенно тем из них, чьи лица буквально молили о доверии. Однако что-то в нем говорило, что он честен, и этого оказалось достаточно. Так что я продолжила рассказ:
— Я не геройствовала. То есть я знала, что если мне удастся сдержать батарианцев, то это спасет колонистов, однако причина за моими действиями стояла иная. Я вообще едва помнила о них, как бы странно это ни звучало. Колонисты являлись неким дополнительным параметром в миссии.

— Тогда почему же ты сделала это? — спросил Кайден, облокотившись на противоположную стену и скрестив руки; его темные брови пытливо сошлись у переносицы. — Ради себя? В смысле, прорвавшись, пираты убили бы тебя.

— Думаю, я просто хотела… узнать, смогу ли. Я люблю вызовы, и в этом смысле поставленная передо мной задача ничем не отличалась от других. Это было невероятно. Все получалось… само собой. Мы потеряли шестерых, чего, однако, стоило ожидать, учитывая численность противника, но в остальном это были самые невероятные тридцать восемь часов в моей жизни. Никогда прежде мне не доводилось испытывать ничего подобного; мне казалось, что я просто не могла находиться где-то еще.

Я подняла взгляд и обнаружила, что лейтенант задумчиво смотрит на меня. Я считала, что кто-то с его моральными устоями, кто-то, описанный в досье как «неподкупный», станет думать обо мне хуже после всего сказанного, однако на его лице не отразилось ничего подобного. Не знаю, почему, но я продолжала говорить:
— Слушай, мне не хотелось, чтобы они погибали, и я бы чертовски разозлилась, прорвись работорговцы к ним. Но я не могла тогда размышлять в подобном ключе — слишком отвлекающая мысль. Это как когда кто-то захватывает в заложники ребенка: ты не можешь беспокоиться о ребенке, потому что в таком случае все, о чем ты будешь думать — это чертов ребенок, а не то, как разрешить сложившуюся ситуацию. Тогда меня занимали лишь мысли о выживании, о том, что принесут мне следующие пять минут.

— Ты думала о смерти?

— Конечно. Но с другой стороны, это приходило мне в голову и прежде, и каждый раз я твердо верила, что он станет для меня последним. Думаю, когда придет мой час, я буду… спокойна. Тогда я тоже была спокойна.

Глядя на звезды, так просто оказалось позабыть, с кем я разговаривала и почему то, что я говорила, нельзя было отнести к простой болтовне коммандера с лейтенантом. Я попыталась немного разрядить обстановку, хотя и понимала, что блиц едва ли можно назвать веселой темой:
— Гражданские, к слову сказать, спокойствием не отличались. Крик стоял ужасный, а ведь большинство из них не получили ни царапины — они просто впадали в истерику. Мы заперли их в центральном помещении, чтобы я могла хотя бы слышать собственные мысли.

— Но все же ты спасла их всех, — произнес Аленко, не обратив внимания на мою попытку отвлечь его. — Потери среди гражданских оказались минимальными.

— Полагаю, да, спасла. По этой причине меня и рекомендовали в спецназ. Как только я получила «Звезду Земли», меня включили в программу так быстро, как только смогли.

Рекомендация, написанная Андерсоном, тоже помогла — статус первого выпускника программы N7 придавал его словам серьезный вес.

— И часто они так делают? — спросил Кайден, рассеянно двинув широкими плечами, напоминая мне, что если он не походил на амбала, это еще не означало, что сидящий передо мной мужчина не был профессиональным солдатом. Природа определенно постаралась, когда лепила его.

— Когда речь идет о ком-то, вроде меня, то да, — просто ответила я. Аленко тоже был хорош — слишком хорош, чтобы все еще оставаться лейтенантом. — Не позволяй красивым словам, вроде «элиты», одурачить себя — не такие уж они и особенные. При желании ты с легкостью попал бы туда.

— Я? — удивился Аленко. Мне всегда без труда удавалось различать фальшивую скромность, однако его голос прозвучал искренне. Я посчитала это странным, потому что его способности казались мне очевидными.

— Я всего лишь лейтенант, — продолжил Кайден, — не думаю, что…

— Ты не должен оставаться всего лишь лейтенантом, — перебила я его, стараясь убрать из голоса командные нотки. Однако, учитывая тот факт, что я все-таки являлась командиром, это оказалось не так просто. — Ты профессионал в своем деле.

— Спасибо, Шепард, — произнес он наконец, признавая мою правоту. — Услышать такие слова из твоих уст дорогого стоит, но то, что ты сделала сегодня с колоссом… черт, мне бы и в голову такого не пришло. Честно говоря, я бы не поверил, что это вообще реально, если бы не видел произошедшее своими глазами.

— Имеешь в виду мой маленький трюк? — усмехнулась я, мысленно возвращаясь к тому моменту, вспоминая прилив адреналина и эндорфина, вызванный осознанием того, что я лучше своих врагов и могу доказать свое превосходство. Это было весело. Особенно порадовало, что я не очутилась в эпицентре взрыва, вызванного уничтожением колосса, благодаря Аленко, который буквально прочел мои мысли и прикрыл меня щитом. — Ничего особенного я не сделала. Это было легко, потому что я ни на мгновение не сомневалась, что могу одолеть его.

Я повернулась к лейтенанту, сидевшему с задумчивым выражением; под нахмуренными бровями его глаза казались совсем темными.

— Просто я знаю, на что способна, — продолжила объяснять я. — Пока в моей руке есть пистолет, моим возможностям практически нет пределов. Люди часто спрашивают, в чем секрет моих успехов, но это все, что я могу ответить.

Пожав плечами, я оперлась локтями на перегородку позади и добавила:
— Уверенность, граничащая с высокомерием.

Тихий смех Кайдена в ответ свидетельствовал о том, что он не до конца мне поверил.

— Должно быть что-то еще, Шепард. Если бы я действовал по такой схеме, то был бы уже давно мертв.

— Возможно, — согласилась я, склонив голову, — а может быть, ты понял бы, что способен на гораздо большее, чем думал раньше. Твоя биотика весьма внушительна, но мне бы хотелось, чтобы ты пользовался своими способностями свободнее. Это твоя сильная сторона.

Я действительно так считала — он поразил меня на Теруме, когда отряд, посланный Сареном, пытался преградить нам дорогу. Пока я разбиралась с главарем-кроганом, Аленко очутился лицом к лицу с гетами, численность которых почти заставила меня переживать за мою команду. Кайден оказался способным учеником — он даже не нуждался в моих командах и просто находился там, где был необходим, прикрывая нас с Гаррусом, пока мы методично уничтожали противника. Однако у меня все равно осталось ощущение, что он не выкладывался по полной, довольствуясь хорошим результатом вместо того, чтобы добиваться блестящих успехов.

— Если ты просто перестанешь сдерживаться, то превратишься в силу, с которой придется считаться.

Некоторое время Аленко выглядел так, словно не знал, что на это ответить. А затем он поднял на меня полные неуверенности и сомнения глаза и, очевидно, все же сочтя мои слова ошибочными, спросил:
— Ты часто работала с биотиками?

— А что?

Лейтенант пожал плечами и ответил:
— Мне просто любопытно, в какой роли ты привыкла видеть нас: в качестве поддержки или в какой-то иной?

— Мне не приходилось работать с биотиками настолько близко, чтобы задумываться об этом, однако могу точно сказать, что те, с которыми я служила, мне определенно не нравились. Толпа заносчивых придурков, считающих себя богами лишь потому, что могут бросать вещи через комнату. Однако достаточно вывести из строя их имплантаты, и они становятся ничем.

Говоря «вывести из строя», я подразумевала «найти небольшой бугорок в основании их шеи, воткнуть туда острие ножа — пальцы тоже сгодятся при условии достаточной силы и цепкости — и выдернуть чертову штуковину», однако лейтенанту этого знать не стоило.

— Им никогда не приходилось учиться. Ты же — совсем другое дело. Кажется, что ты боишься пользоваться своими силами, довольствуясь ролью простого пехотинца, когда мог бы быть великолепным биотиком. Я считаю это напрасной тратой таланта, вот и все.

— Мне… приятно слышать от тебя подобную оценку, коммандер, — пробормотал Аленко, выглядя смущенным, сбитым с толку. Его замкнутость, застенчивость и неуверенность в себе совершенно не соответствовали внешнему виду. Кайден был привлекательным, мускулистым и сложенным, как и подобает настоящему космопеху на активной службе. Учитывая все это, ему полагалось являться откровенно самонадеянным нахалом, а вовсе не скромным человеком, глядящим на меня так, словно я ему льстила. Мне нужно было удостовериться, что мой отряд не подведет в трудную минуту, а это подразумевало использование каждым из его членов своих способностей по максимуму.

— Полагаю, я действительно сдерживаю себя, однако, будучи L2, никогда не знаешь, когда произойдет скачок, а потому мы редко пользуемся нашей силой в полной мере. Кроме того, сложно сохранять необходимое для концентрации спокойствие посреди битвы.

— Но ведь это не единственная причина, я права? Уже не единожды тебе предоставлялась возможность отбросить осторожность и разорвать гетов на куски, но ты ни разу не использовал ее.

Аленко открыл рот, собираясь ответить, но затем передумал. В тусклом свете корабля я видела нерешительность на его лице, но это меня не волновало. Проблемы других людей куда интереснее моих, а кроме того, мне было любопытно посмотреть, на что лейтенант способен, если потеряет контроль. Мне хотелось иметь собственного ручного биотика, хотелось узнать, какие сумасшедшие подвиги мы с ним сможем совершить, работая в паре.

— Послушай, Аленко, — начала я, глядя на свои ботинки и рассеяно потирая их носами друг о друга, — мне просто любопытно. В погоне за Сареном мне нужны лучшие из лучших, поэтому, если существует причина, мешающая тебе работать в полную силу, давай, выкладывай. Я ставлю на подружку.

Кайден не сумел вовремя взять под контроль выражение лица, и я заметила промелькнувшее на нем удивление.

— Что, правда? — спросила я, неимоверно довольная собой. — Я права?

Аленко как мог старался скрыть смущенную улыбку, однако в этом он определенно не был силен. Если бы он разозлился, я не стала бы настаивать, но… я наслаждалась разговором, изо всех сил пытаясь не задумываться о причине этого чувства.

— Посмотрим, — продолжила я, — ты был ребенком, скорее всего подростком, да?

Лейтенант пытался сохранить нейтральное выражение лица, однако на его губах появилась улыбка, подсказывающая мне, что я подбиралась к разгадке.

— Была какая-то девочка, которая тебе нравилась, а проявление твоих способностей все испортило, да?

— Ну ладно, ты меня раскусила, — признался он с усмешкой, а затем виновато рассмеялся. Я определенно получала удовольствие от его удивленного и смущенного вида, а также теплого хрипловатого смеха. Его однозначно надо было использовать в рекламных видео — очереди выстроятся длиной в квартал.

— Ты почти права, хотя в твоем изложении это звучит глупо.

— Ну, если ты хочешь исправить это впечатление, то я тебя внимательно слушаю, — сказала я. Не знаю, почему настаивала, не знаю, почему меня это интересовало. Это не должно было заботить меня. На самом деле, и не заботило — мне просто стало любопытно. — Давай же, выкладывай.

Кайден не походил на человека, с легкостью говорящего о себе, однако стоило мне немного надавить, как он с неохотой приступил к рассказу. Он поведал мне все об учебе в «мозголомке», ужасающих исследованиях Альянса в области биотики, поделился своими мыслями по поводу намеренно-случайного разоблачения и, наконец, я узнала об инструкторе, которого он убил, и о девушке, которую потерял. Судя по всему, она была доброй и тихой, как и сам Кайден. Она напомнила мне кого-то из далекого прошлого, кого-то, чье лицо я погребла под грудами медалей и благодарностей Альянса — девочку, о которой я давно уже не вспоминала каждый раз, когда кто-то называл меня по принадлежащему ей имени. Это воспоминание из прошлого — мой потаенный постыдный секрет — один из тех, которые невозможно забыть, как бы сильно ты ни старался. Неприятный холодок пробежал по спине.

Аленко все еще говорил. Если он и заметил то, как сжались мои губы, или как напряглись мышцы шеи, то не подал вида.

— Черт, может быть, я пытался проявить благородство или что-то в этом роде, однако это не отменяет того факта, что я потерял контроль и убил его. Впервые я убил кого-то, и то, что этим кем-то оказался такой большой и злой турианец, как Вирнус… в тот момент это приводило меня в ужас. Тогда я осознал, какую силу контролирую, будучи биотиком, и как легко потерять этот контроль. Да, я ненавидел его, но не желал ему смерти. Я и представить себе не могу, что бы случилось, окажись на месте Вирнуса дорогой мне человек или кто-то, за кого бы я нес ответственность. Эти мысли всегда со мной.

— Но ведь это произошло много лет назад. Теперь ты солдат, поэтому не говори мне, что убийство до сих пор пугает тебя — черт, я своими глазами видела, как ты убивал.

— Я знаю, Шепард, — произнес он; его темные глаза глядели на меня с сосредоточенным вниманием. — Это древняя история, поверь, сейчас она никоим образом не влияет на меня — я справился с этим. Просто я не думаю, что возможно забыть то, как ты впервые отнял жизнь или как впервые напортачил. Вот об этом забыть я не могу.

Да, я помнила свое первое убийство — мне было девять, и до этого мне не приходилось стрелять из пистолета. Я даже не видела его лица. Переступив через раненого Калверна, я подняла его оружие и прострелила голову бросившемуся бежать нападавшему. Всего один выстрел. Его напарник тоже не выжил: он получил две пули в грудь, пока пытался словить меня. Запястье болело еще неделю, хотя тогда я даже не замечала отдачи пистолета. Я до сих пор помнила то чувство — когда адреналин приливает в кровь, время замедляет свой бег, ветер утихает, и нет больше ничего, кроме цели, оружия и моего пальца, жмущего на курок.

— Думаю, ты прав, — сказала я наконец, загоняя воспоминания обратно в темные закоулки разума.

— Но… послушай, прости, что вывалил все это на тебя. Обычно я не… я не часто говорю об этом.

— Ну, я ведь спросила, не так ли?

С ухмылкой я отвернулась, глядя на мириады звезд, заполняющих Галактику. На лицо лейтенанта упал луч света, и в окне я увидела его отражение: он смотрел на меня со странным выражением, будто загипнотизированный, а на его губах играла слабая натянутая улыбка, словно он пытался сдержать ее.

— Да, так и было, — подтвердил он. — Теперь моя очередь задавать вопросы касательно твоих подростковых лет?

— Ты уже получил военную историю, а кроме того, понадобится нечто гораздо более весомое, нежели вежливая просьба, чтобы я рассказала о том дерьме.

Я старалась, чтобы мой голос звучал легко и непринужденно, однако эти два слова и близко не описывали то, каково мне жилось в семнадцать лет. Сломанная внутри, никому не доверяющая, использованная и никому не нужная… Я наплевала на весь мир; все, что у меня было, — это я сама, мой пистолет и план. Меня недооценили, как обычно. Но теперь они больше не могли допустить этой ошибки.

— Стоило, однако, попытаться, — весело заметил Кайден. Ничего не ответив на его слова, я уставилась на свои руки, думая обо всех тех злых словах, что бы сказала моя более молодая версия, если бы увидела меня сейчас. Она едва умела получать удовольствие от жизни без пистолета в руке; она бы посчитала разговор с командой о чувствах глупейшим занятием на свете. А одна-единственная мысль о Кайдене Аленко заставила бы ее закатить глаза. Она всегда находилась на грани срыва, всегда прикидывала пути к отступлению, везде искала подвох и никогда не прощала себе своих ошибок. Я была рада, что больше не являлась ею.

— Я на самом деле имела в виду то, что говорила ранее, — сказала я некоторое время спустя, стараясь отвлечься от темных мыслей. — О тебе. Мне бы хотелось, чтобы ты чаще пользовался биотикой, поверил в себя. Я считаю, это круто, что ты способен на такие вещи.

Кайден неловко рассмеялся, и на мгновение мне показалось, что я снова смутила его.

— Черт, коммандер, ты все-таки заставишь меня покраснеть. Однако я подумаю об этом. И… спасибо за твои слова.

— Ну, это моя обязанность, верно? — сухо спросила я, поворачиваясь к нему. — Откуда мне знать? У меня никогда прежде не было своей команды.

— Зато у меня было множество командующих офицеров, Шепард. И, должен сказать… ты весьма отличаешься от них.

Прищурившись, я произнесла:
— Ты говоришь так только потому, что я разрешаю звать себя по имени и не обыскиваю шкафчики в поисках контрабанды.

Он рассмеялся в ответ, однако не встретился со мной взглядом, словно чувствуя себя не в своей тарелке. Черт возьми, лейтенанта было так просто — и так весело — смущать.

— Нет, не в этом дело… — возразил он, все-таки подняв на меня глаза и пытаясь решить, что сказать дальше. — Не думаю, что тебе нужен кто-то, кто рассказывал бы о том, какая ты великолепная — полагаю, ты слышишь это каждый раз, когда тебя кто-то узнает.

Не знаю, почему, но я ощутила укол разочарования. Нет, я не нуждалась в том, чтобы кто-то говорил мне об этом.

— И в самом деле, — сказала я ровно, вспомнив того парня с Цитадели. Как там его звали? Какой-то Коннор. Я напомнила Аленко об этом человеке, Кайден сострил что-то о том, что у этого парня не могло быть жены, и я рассмеялась — по-настоящему, а не из жалости.

С ним так легко было разговаривать, может быть, даже слишком. Я заметила, что задумываюсь едва ли не над каждым словом из опасения сболтнуть что-то глупое. Мне редко приходилось говорить о себе или своем прошлом, и людей, знающих хоть что-то об этом, было крайне мало. Но Кайден помогал мне почувствовать себя нормальной в хорошем смысле этого слова, даже несмотря на то, что мы ни на мгновение не забывали о наших званиях, а также авторитете, стоящем за моим именем.

Не знаю, как долго мы просидели там, делясь военными историями и обсуждая прежних командиров. «Пожалуй, чересчур долго», — пришла я к выводу, вернувшись в свою каюту и вспомнив, что мне полагается быть его командующим офицером. Мне не хотелось, чтобы он пришел к неправильному выводу. Да, я бы не выкинула его из своей постели, но поскольку он являлся моим лейтенантом, то я и не собиралась его туда пускать. На этот счет существовали правила, и пусть они не самым идеальным образом соотносились с регламентом Альянса, однако были важны для меня. Главной проблемой мне виделось то дружелюбие, что мы демонстрировали по отношению друг к другу — я знала, что это опасный путь.

Но в то же время оно казалось мне таким безобидным — и это являлось частью проблемы. Всю жизнь я делала то, чего хотели другие, работала на их условиях, получая взамен лишь крохи. Однако находясь на этом корабле — полностью под моим началом — с командой, важной миссией и огромным бюджетом, выделенным Советом на выполнение задания любым доступным мне способом, я подумала о том, что, возможно, сейчас самое время перестать переживать, что в следующую секунду все пойдет прахом. Я потратила столько лет на бесконечные гонки, на пробивание пути к вершине, на попытки стать лучшей, чтобы только оправдать свое существование. Вероятно, именно сейчас мне стоило остановиться, оглянуться вокруг и понять, наконец, что я забралась так высоко, как многие и не мечтали, и что сейчас я имела право пожить для себя.

Какие глупые идеи кружились в моей голове. В конце концов, беседу с членом экипажа нельзя было назвать такой уж роскошью. Я слишком много времени проводила наедине с собственными мыслями, и лейтенант помогал мне от них отвлечься.

На входе в каюту я заметила в зеркале свое отражение, с трудом узнав себя без обычной хмурой мины на лице. Цифра X все еще находилась на моей шее — такая же большая и красная. Каждый раз, делая новую татуировку, я думала о том, чтобы свести ее, но каким-то образом это казалось неправильным. Может быть, я наколю и знак Спектра где-нибудь, чтобы восстановить баланс. Кайден никогда не упоминал мои татуировки, и мне практически хотелось самой поднять эту тему. Было бы здорово хоть раз рассказать о них кому-то, почувствовать себя нормальным человеком с мыслями и чувствами, получить возможность делиться ими с другими людьми, вместо того, чтобы вести себя, словно непобедимая стерва.

Снова заглянув в зеркало, я увидела себя на десять лет младше, ухмыляющуюся только что пришедшей мне в голову мысли, но стоило мне моргнуть, как видение исчезло. Я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то неестественной, так что я стала вспоминать о чем-то, что рассмешило бы меня. Перед глазами возникла недавняя поездочка в «Мако». Воспоминание преобразило мое лицо до неузнаваемости, однако мне нравилось то, что отражалось в зеркале, и я решила, что мне стоит делать это чаще. Пришло время остановиться, осознать, чего я добилась, и выжать счастье до последней капли из той жизни, что я создала для себя. Пытаться выжить изо дня в день еще не значит жить по-настоящему.

«Нормальные люди постоянно улыбаются и смеются, — думала я, забираясь в постель, — и вовсе не для того, чтобы что-то доказать». Они не держат остальных на расстоянии вытянутой руки из принципа и не ведут себя так, словно все те, кому они не доверяют свою жизнь, автоматически переходят в разряд смертельных врагов. И, кажется, они весьма довольны собой.

С этой мыслью я заснула, и впервые с миссии на Иден Прайме в моих сновидениях не нашлось места для смерти.