Горсть Пыли. Глава 45. Смешивая воспоминания и желания

Когда они достигли жилого корпуса, в котором Шепард выделили комнату, она взглядом попросила Гарруса дать ей минуту. В ответ он неохотно кивнул. Он не знал наверняка, о чем Шепард и Джек так часто разговаривали в последние дни, но, не будучи ни глупым, ни слепым, догадывался, что Шепард назначила биотика своего рода сторожевым псом. Даже когда она отдыхала, улыбалась или огрызалась, Джек оставалась напряженной, внимательной. Оставалась настороже. Гаррус сразу же заметил это — такое поведение было знакомо ему в той же мере, что и отдача любимого оружия или же бесконечные строки информации на визоре.

Он, однако, не мог заставить себя спросить, для чего все это делалось и за чем конкретно должна была следить Джек. Черт, да он был уверен, что не захочет слышать ответ, даже если Шепард решит дать его. Даже если любая из них решит.

В конце концов, он не был хранителем Шепард. Он также не был ее тюремщиком. Солнечный луч отразился от жетонов, висящих на ее шее — слабое напоминание, обещание. Больше для нее, но и для него тоже. Если он доверял ей достаточно, чтобы отдать жетоны — и он доверял — то ему придется довериться ей и по этому поводу тоже. Джек наградила его взглядом, как обычно выражавшим что-то среднее между приветствием и советом проваливать, и Гаррус кивнул в ответ и отвернулся.

Пока женщины тихо переговаривались, а Аленко ожидал в такси, чтобы отвезти Джек, когда та освободится, Гаррус двинулся по периметру парковки с активированным инструметроном, на котором были запущены самые лучшие его сканирующие программы. Здесь, по крайней мере, он мог с чистой совестью мешать потенциальным наблюдателям, приставленным к Шепард или ко всем им. Такие его действия даже можно было бы назвать ожидаемыми: они оба слыли параноиками, когда речь шла о запрещенных технологиях. Знающий наблюдатель как раз посчитал бы странным то, что следящие устройства оставили работать.

Гаррус деликатно деактивировал стандартные камеры наблюдения Альянса и не столь деликатно — пару жучков, несомненно принадлежащих репортерам, хотя только Духи знают, как им удавалось выпрашивать, одалживать или красть (или же покупать) эти устройства, учитывая серьезные ограничения, наложенные на каналы связи. Впрочем, это его не волновало, в отличие от того факта, что пресса всегда мешалась под ногами, возникни у них такая возможность. Последний найденный им жучок оказался точно таким же, как и тот, что был установлен в машине Хакета, однако Гаррусу удалось определить только то, что устройство передавало информацию, но кому или куда — оставалось загадкой. Гаррус вздохнул и спалил микросхему устройства. Береженых Бог бережет, как сказала бы Шепард. Ему даже пришла в голову идея сохранить обломки и засунуть их в глотку тому, кто разместил тут этот жучок, когда они найдут злоумышленника.

Всего секунду — одну секунду — Гаррус позволил себе насладиться этой мстительной фантазией. Жучок в глотке — самое меньшее, что он собирался сделать с похитителями и мучителями Шепард. Краем глаза он уловил движение и, обернувшись, увидел, что Шепард хмурится, глядя на него, словно бы каким-то образом сумела прочитать его мысли. Махнув ей рукой, Гаррус продолжил работу.

Вокруг было тихо. Зловеще тихо по сравнению с непременным гулом двигателей на «Нормандии». Какая-то птица, чирикая и перепрыгивая с ветки на ветку, следовала за ним. Предоставленное Шепард жилье формально находилось на подконтрольной Альянсу территории, но располагалось на самом ее краю. Разросшаяся зелень делала это место слабо похожим на остальную часть лагеря, раскинувшегося на утоптанной серой земле. Гаррус убеждал себя, что ее поселили так далеко от остальных служащих, потому что уважали ее личное пространство, но Архангел в нем — тот самый параноидальный ублюдок — услужливо обращал внимание на то, что в случае необходимости укрепить и защитить это место будет очень сложно. И поблизости не окажется никого, чтобы услышать их крики. Гаррус содрогнулся и снова проверил оконную раму. По крайней мере, в ней не обнаруживалось ничего легковоспламеняемого, и окно открывалось только изнутри.

Его работа и тревоги поглотили Гарруса до такой степени, что он не заметил, что Шепард тихо подошла к нему сзади. Однако он даже не вздрогнул, когда она коснулась его предплечья, не освещенного светом инструметрона. Ее улыбка — отчасти веселая, отчасти самодовольная — явно свидетельствовала о том, что Шепард прекрасно знала, чего ему стоило это показное спокойствие.

— Рискуешь жизнью, — сказал он, тихонько рассмеявшись.

— Оно того стоило, — ответила она. — Когда еще я увижу такое выражение на твоем лице.

Гаррус обиженно отстранился, не разрывая, однако, физического контакта.

— На моем лице не отразилось ничего.

Шепард ухмыльнулась.

— О, еще как отразилось. Твои жвалы дернулись, нос шевельнулся, а затем ты натянул эту каменную маску, так что я знала, что сумела застать тебя врасплох. — Она легонько пихнула его плечом. — Ты когда-нибудь видел, как кот неожиданно для себя падает, а потом делает вид, что так и было задумано? Ты ведешь себя точно так же.

Гаррус покачал головой, и ухмылка Шепард сменилась широкой и почти расслабленной улыбкой. С болью в сердце он попытался вспомнить, когда в последний раз видел ее улыбающейся столь же открыто. Это тоже отразилось на его лице? Он надеялся, что нет — ему не хотелось становиться причиной, по которой улетучится это выстраданное веселье Шепард. Не после всего остального.

Осознав же, что Шепард продолжает улыбаться, он изобразил наигранное негодование.

— Мой нос не шевелится.

— Еще как!

— Неправда.

— Он заерзал туда-сюда.

Он добродушно нахмурился.

— Не может быть.

— Хочешь поспорить? — поддразнила она его. — Потому что в таком случае моим главным приоритетом станет заполучить видеодоказательство, когда я в следующий раз надену свой визор. Чего бы мне это ни стоило.

Гаррус фыркнул, отчего, очевидно, его нос снова шевельнулся, потому что Шепард торжествующе рассмеялась. На этот раз он не стал спорить дальше. Затем она махнула в сторону входа, словно бы приглашая его зайти внутрь. Шепард завершила движение руки знаком, означающим вопрос: все чисто? И Гаррус кивнул, выключая инструметрон. Внутри они продолжили работать в тишине, сканируя и уничтожая найденные жучки. Шепард нашла устройство в механизме открывания двери — оно должно было снимать показания жизнедеятельности визитеров — а Гаррус обнаружил еще одно, умело спрятанное за проводкой лампы освещения. Ни один из этих двух жучков не был виден на сканерах.

Пока Шепард разбиралась с консолью управления, Гаррус оглядел небольшую комнату, подмечая малейшие детали. К его удовлетворению, несмотря на удаленное расположение, это жилье мало чем отличалось от той серой квартирки, что дали ему несколько месяцев назад, хотя теперь ему казалось, что с тех пор минули годы. Герой или нет, но Шепард получила стандартное жилье — кто-то явно знал, что за это она будет более благодарной, нежели за какие-нибудь роскошные в нынешнем понимании этого слова апартаменты.

Кровать, однако, была двуспальной, а шкаф оказался в два раза больше, чем тот, что стоял в его комнате. Это навело Гарруса на мысль, что данное жилье рассчитано на семью. Он глянул на Шепард, но та не подняла глаз. Ее лицо было освещено светом от консоли, в котором тени казались темнее, а морщинки, появившиеся в результате застывшего выражения сосредоточенности — глубже. Шепард подняла руку, словно бы для того, чтобы провести пальцами по волосам, но, осознав, что они собраны и заколоты, нахмурилась. Гаррус уже скучал по ее улыбкам, какими бы мимолетными они ни были сегодня.

Свет клонящегося к горизонту солнца проникал через окно и окрашивал постельное белье в розовые тона. Кто-то поставил небольшой букет цветов в чашке на краешек стола. Гаррус попытался вообразить, как это делала бы Джек, но потерпел неудачу. Он просканировал букет на предмет сокрытой внутри электроники и ничего не нашел, зато Шепард взглянула на него, иронично выгнув бровь, и это выражение было достаточно близко к отсутствующей улыбке.

— Я так понимаю, гортензии за нами не шпионят?

— Они могли бы.

Теперь Шепард с недоверием приподняла обе брови.

— Но не делают этого?

Гаррус улыбнулся и ответил:
— Еще как. В розовых сокрыты подслушивающие устройства.

Шепард шутливо закатила глаза, и ее нос при этом однозначно шевелился.

— Лжец. Я просканировала цветы, пока ты проверял прикроватный столик.

Гаррус усмехнулся.

— Так ты все же опасалась, что цветы могут шпионить.

Она пожала одним плечом.

— Черт, Гаррус, я боюсь, что шпионить может все что угодно. — Она подняла руку с включенным инструметроном и с довольным видом добавила: — Но недолго.

— Помещение чисто, включая растения.

— Мне нужно, э... ненадолго воспользоваться консолью.

Гаррус смерил ее немигающим взглядом, и Шепард замялась.

— Я не собираюсь работать, — заверила она, не поднимая, однако, глаз.

Гаррус прислонился к стене, скрестил руки на груди и придал лицу скептическое выражение, схожее с тем, что изображала сама Шепард чуть ранее.

— Что-то не припомню, чтобы у тебя уходило так много времени на отключение жучков, Шепард. В чем дело, растеряла навыки? Хочешь, настоящий мастер выполнит за тебя эту работу? Покажет, как это делается?

Гаррус не сумел бы повторить ответный жест Шепард ввиду отсутствия необходимого количества пальцев, но прекрасно знал его значение. Он ухмыльнулся, засчитав это очко в свою пользу, прошел на другой конец комнаты и, немного посомневавшись, все же завалился на кровать. Матрас был все таким же жестким и разработанным под особенности человеческого тела. Гаррус вздохнул. Шепард что-то быстро напечатала на консоли, затем задумчиво посмотрела в потолок и продолжила печатать. Она покачала головой и закусила губу. Гаррус наблюдал за тем, как пропадает ее веселость, и с каждой последующей секундой тревоги она становилась все бледнее и напряженнее, и морщинки вокруг ее глаз выделялись все сильнее.

— Шепард, — позвал Гаррус.

Она подняла голову, и, судя по ее прищуренным глазам и сжатым челюстям, стало совершенно ясно, что мыслями она находилась где-то далеко. Гаррус не был уверен, что желает знать, где именно — вряд ли это было хорошее место. Ее плечи до сих пор были напряжены, и она едва ли сама это осознавала.

— Пришло письмо от Лиары.

Гаррус неодобрительно склонил голову набок.

— И это не работа?

— Она друг. Это... дружеская переписка.

— Ну да, — протянул он. — И я бы, пожалуй, даже поверил в это, если бы не твое лицо. Оно подсказывает мне, что ты работаешь, тогда как не должна.

Шепард коснулась щеки пальцами. Она не перестала хмуриться, даже наоборот — ее выражение стало еще мрачнее, еще скрытнее.

— Шепард, пожалуйста, — произнес Гаррус умоляющим тоном и похлопал матрас рядом с собой. — Присядь.

— Или?

Гаррус непонимающе склонил голову, и Шепард, смягчившись, тихо рассмеялась и подошла к нему. Тяжелый вздох, вырвавшийся у нее, когда она опустилась на кровать рядом, вряд ли был наигранным. Помедлив всего мгновение, она прильнула к его плечу. Она поднесла руку к жетонам, но, так и не коснувшись их, снова опустила ее. Не медля, Гаррус взял ее ладонь. Ее кожа была холодной.

— Ты устала, — сказа он.

— Как обычно, — возразила Шепард, но ее улыбка стала болезненной, а пальцы дрогнули в его — она не забрала руку, но напряглась сильнее, чем ему бы хотелось. — Я бы снова пошутила насчет того, что высплюсь в могиле, но сейчас эта шутка еще менее смешная, чем прежде.

— Шепард.

Она нахмурилась и покачала головой.

— Я знаю. Прости. Просто... Я думала... Я не знаю, о чем я думала. Лиара показалась мне очень расстроенной.

— Я не доверяю ее источникам. Она узнала чересчур много слишком быстро.

— Она не предатель.

Гаррусу потребовалась вся сила воли, чтобы не отпрянуть и не потревожить ее.

— Я такого и не говорил.

Шепард снова вздохнула, и он положил вторую руку ей на спину между лопаток, почувствовав, как она сразу же немного расслабилась.

— Прости, — повторила она тихо, глядя на их переплетенные пальцы. — Я просто...

— На нервах? — предложил Гаррус, когда она так и не закончила предложение. — Раздражена? Черт. Напугана?

— Нервничаю, — мягко объяснила Шепард, и перед внутренним взором Гарруса тотчас же возникли ее пустые глаза, глядящие на него, когда она говорила: «Турианец заставляет меня нервничать». Она глубоко вдохнула и расслабленно выдохнула. — Источник информации Лиары, скорее всего, часть информационной паутины, и что есть истина, а что — нет, выяснить трудно. Мне не нравится держать ее в неведении, но...

— Но пока нам придется считать, что Серый Посредник скомпрометирован. Поэтому мы станем сообщать ей только то, что могут знать и остальные.

— А что нескомпрометировано? — с ноткой несвойственного ей пессимизма пробормотала Шепард. Из ее уст этот вопрос звучал еще более зловеще. Должно быть, эта мысль отразилась на лице Гарруса, потому что она пожала плечами, словно бы принося не до конца искреннее извинение. — Дело не только в... эта встреча была ужасна — куда хуже, чем я ожидала, а я не ожидала ничего хорошего. Я не ждала, что жизнь в галактике наладится сама по себе, но я надеялась... надеялась, что это не будет вот так. Может быть, я рассчитывала, что они чему-нибудь научатся, что им не нужна буду я в роли... клея. Я думала, что они смогут... черт, что им придется... что ж...

Гаррус не знал, что поразило его столь сильно: ее слова, или же тон ее голоса, или даже движение лицевых мышц, но удар оказался болезненным. Он задержал дыхание и закрыл глаза, только чтобы вспомнить холодный дождь, и ее руку, касавшуюся его щеки, и ее глаза, говорящие ему то, что она не могла выразить словами. Но он знал. Даже несмотря на ослепляющую боль, на ужас от осознания, что его тело буквально жарится внутри злополучной брони, на ошеломляющее понимание, что она продолжит наступление без него, он знал. Не мог не знать. Все дело было в том, как надломился ее голос на словах «что бы тут ни произошло»; в том, как она прижала ладонь к его щеке, и он прижался в ответ; в том, как неестественно ярко сиял Луч у нее за спиной, и в том, как нетерпеливо гудела палуба «Нормандии» у него под ногами. Ее «Я люблю тебя, всегда буду любить» являлось прощанием еще более окончательным, чем то, что было сказано прежде. Тогда он не позволил себе поверить в это. Поверить ей.

— Ты знала, что не вернешься.

Это не было вопросом. Как только эти слова сорвались с его языка, он пожалел о сказанном, но теперь ему пришлось наблюдать за тем, как они, подобно пулям, ранят ее. Шепард отшатнулась. Она вытащила свою ладонь из его пальцев, и кровь отхлынула от ее лица. Казалось, даже ее глаза стали бледнее, словно бы серый пигмент в них поглотил зеленый. Она приоткрыла рот, и Гаррус видел зарождающийся на ее губах протест. Немалого труда ей стоило промолчать, и он заметил и это. Она сглотнула раз, затем два. Три.

— Я... Мне не следовало... — Голос покинул и его; горечь в его субгармониках свидетельствовала, что он пытался исправить содеянное.

Шепард прижала холодные пальцы к его рту — мягко, но настойчиво. В тусклом свете ее полные влаги глаза сияли.

— Я не думала, что Луч обеспечит мне поездку обратно, — сказала она, а затем улыбнулась, отчего ее лицо полностью преобразилось. «Я люблю тебя, Гаррус Вакариан». И эта улыбка не была хрупкой, не была мимолетной. — Я... хотела, чтобы это было так. Ты ведь понимаешь это, да? Но если война требует жертв, то моя жизнь — всего лишь одна из переменных в уравнении, и ей можно пожертвовать, если того требуют обстоятельства. Ведь ты бы сделал то же самое на моем месте, не так ли? — Шепард прижалась ближе и так тихо, что ее голос походил на выдох, произнесла: — В любом случае, ты был рядом со мной. До самого конца. Как в старые добрые времена. Всегда.

Гаррус заключил в свою ладонь ее щеку, словно напоминая — словно отрицая — прощание, которое на итог оказалось вовсе не таким уж окончательным, как они оба опасались, и на этот раз это она прижалась к его руке. Он провел большим пальцем по ее скуле, где еще виднелись следы от ожогов, с которыми они ее нашли. Эти шрамы едва выделялись на фоне бархата ее кожи. Скользнув ниже, Гаррус провел ладонью по ее шее, а затем обхватил затылок.

— Мне бы хотелось, чтобы я нашел тебя раньше, — сказал он, даже сам не понимая, какой конкретный случай имеет в виду.

— Терпение — добродетель, — ответила она, и натянутость ее голоса шла в разрез с легкостью слов. — Во всяком случае, так говорят.

— Ну, — ответил он, — мы оба снайперы.

— И я на три выстрела в голову опережаю тебя, — заметила она.

Как в старые добрые времена. Гаррус хохотнул.

— Это невозможно.

— Два хаска и мародер, в самом конце. Я попала им в голову из пистолета. Будь рад, что я не считаю их за два каж...

Он заставил ее замолчать лучшим из известных ему способов и в награду получил низкий стон одобрения. Ничья. Мы оба выиграли. Языком она провела по краю его рта, касаясь чувствительной обратной стороны пластины, а рукой крепко ухватилась за воротник брони. Гаррус отстранился от ее губ, но только чтобы уделить внимание голому участку кожи на шее выше ворота куртки. Шепард придвинулась еще ближе, прижимаясь своим теплым и мягким телом к жесткому панцирю его брони. Зарычав от смеси желания и раздражения, он потянулся к застежке, но прежде чем успел расстегнуть ее, Шепард положила ладонь ему на грудь и отстранилась.

— Ты?..

На ее лице промелькнула боль, и, спеша скрыть ее, Шепард опустила голову. Гаррус коснулся пальцем ее подбородка, заставляя вновь поднять лицо. Ее щеки раскраснелись — наверняка также вследствие смеси желания и раздражения, решил он. Второй рукой он снял свой визор и не глядя откинул назад на подушки. Шепард не стала сопротивляться, но неуверенно закусила губу. Пара секунд ушла на то, чтобы снова приспособиться к реальности без бегущих сообщений об окружающем мире, а затем осталась только она — только она с ее огромными и полными вопросов глазами, с ее несравненно мягкой кожей. Он провел ладонью по ее гладко зачесанным волосам, а когда она попыталась распустить их, Гаррус мягко оттолкнул ее пальцы и принялся за это сам. Заколки были очень маленькими, и, очевидно, для успешного обращения с ними требовалось больше пальцев, чем у него, но Шепард удовлетворенно вздохнула, когда он освободил ее локоны из плена строгой прически. Видеть, как часть ее напряжения сменилась облегчением, стоило борьбы с непослушными шпильками.

Когда он закончил, ее чуть более волнистые от долгой укладки волосы обрамили ее лицо пушистым облаком. Они пахли мылом, ею. Прижавшись лбом к ее лбу, Гаррус глубоко вдохнул и ощутил, как она задрожала в ответ, услышал, как перехватило ее дыхание.

— Позволь мне сказать тебе кое-что истинное, — произнес он. Он не разрывал контакта, а потому почувствовал, как она кивнула. — Это уже не повязка. Больше нет. Не для меня, не после сегодняшнего дня.

— Гаррус, — проговорила она, не стараясь скрыть тревогу, страх, — ничто не изменилось. Не на самом деле. Мы все еще не можем быть уверенными...

— Я не знаю, что они с тобой сделали. Я не знаю, зачем. Но я знаю, что видел сегодня, знаю, кто ты. Я... Духи, Шепард, мне жаль, что я не узнал этого раньше. Не узнал раньше тебя. Я позволил им украсть слишком много времени. Но больше они не получат. — Он коснулся жетонов кончиком когтя, и они звякнули. — Вот, что они значат.

Он не смог бы точно сказать, кто из них сделал первый шаг, а может быть, они оба — как часто бывало на поле боя — сделали это в унисон, но ее рот оказался на его, ее рука — вокруг его шеи, а его — вокруг ее талии. Он потянул, она подтолкнула, и вот уже она умостилась верхом на его бедрах с такой легкостью, что он застонал от удовольствия, от знакомых и таких родных ощущений. Он без труда нашел пуговицы ее формы, а она с привычной точностью коснулась застежек его брони.

Ее улыбка стала для него подарком, который он впервые за много недель не боялся открывать.