Свежий ветер. Глава XXXV. Новое начало. Часть 2

«Значит... ты остаешься?» — спрашивает он, облокачиваясь на барную стойку и бесстрастно глядя на меня. Я верчу в руках стакан с виски, будто бы задумавшись. Он уже знает мой ответ. Я знаю его тоже. Наш разговор не имел смысла — он мог бы спросить меня напрямик, и я дала бы ему тот же ответ, что собираюсь дать сейчас.

Я подношу стакан к губам, выпиваю его содержимое одним глотком и с силой опускаю его на столешницу. Я пожимаю плечами, словно мои последующие слова не имеют особой важности.

«Конечно. Мне здесь нравится. Не знаю, что бы я делала, если бы ушла.»

Андерсон улыбается, и в его глазах я вижу гордость, отчего внутри у меня теплеет. За последние несколько лет я научилась принимать позитив, исходящий от этого человека, как что-то хорошее, как награду, а не как собственную слабость. Он подает знак азари, и та послушно наполняет наши стаканы — это дешевое пойло, но, с другой стороны, это дешевый бар. Я даже не в отпуске. Я здесь только потому, что семь минут назад мне исполнилось двадцать восемь.

Прошло десять лет с тех пор, как я прижала ладонь к сканеру, тем самым передав свою жизнь Альянсу. Десять долгих лет, за которые я изменилась больше, чем могла бы подумать возможно. Условленный срок прошел, и теперь я свободна, но каким-то образом я научилась получать удовольствие от этой неволи — она представляется большей свободой, нежели жизнь, что я вела прежде. Я начала нравиться самой себе, и впервые эта мысль не пугает меня. Я заслужила это.

«Я рад, Шепард», — говорит он спустя некоторое время.

«Не стоит, я делаю это только ради бесплатных пушек и блестящих медалей». — Я стараюсь усмехнуться, показать ему, что для меня в этом нет ничего личного, что мне все равно, но усмешка превращается в искреннюю улыбку. Андерсон наверняка видит меня насквозь. Он никогда не покупался на мои россказни.

«Пусть так, но я все равно рад, что ты остаешься. Альянсу нужны такие солдаты, как ты».

Я поворачиваюсь, опираюсь на барную стойку и указываю на себя.

«У Альянса уже есть такой солдат, как я».

«К счастью, — произносит он, выглядя вдруг серьезным, — сейчас имеется отличная возможность для тебя проявить себя. Совместный с турианцами проект, и твой статус N7 может помочь, если ты...»

Я поднимаю руку, прерывая его. Для стороннего наблюдателя мое действие покажется грубым, но мы с ним понимали друг друга. И я снова улыбаюсь. Наверняка это делает меня милой, в кое-то веки.

«Ладно, — говорю я, протягивая руку, чтобы взять выпивку, появившуюся позади меня. — Утвердите мою кандидатуру, скажите, что делать, и все такое, только... давайте не будем говорить об этом сегодня. Я хочу отметить тот факт, что прожила так долго и не оказалась в тюрьме».

Андерсон задумчиво кивает.

«Что ж, справедливо».

Осветленные пряди падают мне на глаза, и я движением головы откидываю их назад. Пожалуй, завтра нужно постричься. Пальцами я заправляю волосы за ухо. Может быть, не стоит состригать все, а только по бокам. Будет похоже на лезвие пилы. Если я собираюсь стать лучшим агентом N7, то могу заодно стать и самым узнаваемым.

Пару месяцев назад Лука сказал, что ему нравятся мои светлые волосы, и я бросила на него буквально сочащийся ядом взгляд. Я сказала ему, что если когда-либо меня заинтересует его мнение о моей прическе, то я, черт возьми, спрошу. Спустя несколько минут я затащила его в пустующую каюту, действуя внезапно весьма агрессивно, и мы трахнулись на узкой койке. С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. У меня отлично получается сбивать их с толку. Думаю, если буду продолжать вести себя с ним в том же духе, то смогу удерживать поблизости и заставлять делать то, что хочу, без лишних вопросов с его стороны. Идеальные отношения. Я ненавижу, когда они пытаются понять меня. К счастью, Лука столь же проницателен, как чурбан, а потому принимает меня за ту, кем я хочу казаться. Я рада, что сегодня его нет поблизости. Сегодня я настроена на лирический лад и не желаю общаться с ним.

Я собиралась выпить в одиночестве, но Андерсон нашел меня в баре и напомнил об одной вещи, над которой я и сама некоторое время раздумывала. Он хотел узнать, что заставит меня остаться, но я ответила, что останусь просто так. Я хотела остаться. Произнеся эти слова вслух, я осознала, что они являются правдой. Я хотела остаться, хотела продолжать служить. Все равно я не знаю ничего, кроме службы.

«Это забавно, — произносит Андерсон, глядя на свой стакан. Я вопросительно поднимаю брови в ожидании продолжения. — Четыре разных человека говорили мне признать тебя негодной и вышвырнуть прочь из программы, вернуть в тюрьму. И это только в первый год».

Я усмехаюсь. По правде говоря, не вижу в этом ничего забавного, но, учитывая, что я до сих пор здесь, его слова можно счесть комплиментом. Впервые попав под его командование, я была просто несносной. Я намеревалась превратить их жизни в сущий ад, продержаться только за счет своих умений и вовсе не собиралась меняться. Мне едва стукнуло двадцать один, и я не уважала никого — даже себя. В первый раз, когда я попыталась выпендриться, показать этому новому командиру, насколько свирепа, он уложил меня на обе лопатки и прорычал в ухо, что я вовсе не так уж хороша, как сама считаю. У меня ушло несколько лет на то, чтобы успокоиться, но в конце концов я осознала, что добиться его уважения гораздо важнее для меня, нежели доказать вселенной какую-то свою идиотскую идею.

— И почему вы этого не сделали? — любопытствую я. — Я бы сама себя вышвырнула. Хотя, нет, я бы сначала застрелила себя и обставила все как несчастный случай.

Глядя куда-то мимо меня, Андерсон пожимает плечами.

«У меня было предчувствие насчет тебя. Я видел в тебе потенциал. Помню, мне как-то сказали, чтобы я не мучился с тобой, если не хочу, и я ответил... я ответил: «Однажды вы поймете. Эта девочка удивит вас всех. Она совершит то, о чем мы можем только мечтать. Однажды она докажет, что мы все ошибаемся на ее счет».

«Однажды, малыш, ты можешь спасти мир», — цитирую я слова, которые как-то раз он сказал мне.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал саркастично, почти что насмешливо, но правдивость его изречения не давала мне покоя, и даже несколько недель спустя я продолжала недоумевать по поводу того, что он имел в виду. Наконец я поняла, что таким образом он дал мне знать, как сильна его вера в меня — несмотря ни на что. Тогда он бросил это, будучи в гневе — как я осознала гораздо позже, практически на грани разочарования — потому что я отказывалась переставать вести себя, как угрюмый подросток. Он кричал, что я даже не стараюсь, что я позорю Альянс и, что гораздо важнее, саму себя. У меня слишком большой потенциал, чтобы зря растрачивать его. Он защищал меня все это время. Я должна ему так много.

Он тихо смеется — мой тон заставляет эти слова казаться почти чрезмерно искренними, слишком значимыми, а поскольку теперь я взрослый человек, отказавшийся от попыток уничтожить себя и все меня окружающее, подобная эмоциональная искренность представляется неуместной. Он все еще мой командующий офицер, но мы равны — он и я. Наше взаимное уважение глубоко.

«Я и правда имел это в виду, — говорит он, вновь опуская взгляд на стакан. — Я многого ожидал от тебя. До сих пор ожидаю».

«Я уже спасла мир, — заметила я, широко разводя руками, хотя мои локти по-прежнему опирались на столешницу. — Помните? Та хрень с Элизиумом, моя Звезда Земли. Если это не доказало, что все ошибались на мой счет, то я не знаю, какие еще доказательства привести».

«Стало быть, ты считаешь, что все позади? — спрашивает Андерсон с неподдельным интересом. — Считаешь, что выше тебе уже не прыгнуть?»

У меня создается впечатление, что он знает больше, чем говорит, что он испытывает меня, хочет увидеть мою реакцию. Я не знаю, что ответить. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, и я остро ощущаю, как много ему известно о моем прошлом.

«Зачем ты хочешь остаться?» — этот вопрос он задает прежде, чем я успеваю ответить на предыдущие. Это хороший вопрос. Все ответы связаны воедино.

«Потому что уверена, что могу добиться большего, — отвечаю я, стараясь говорить честно и не кривить губы в саркастичной ухмылке, превращая все в шутку. — Я... Я не думаю, что все позади. Даже так: я знаю, что у меня еще все впереди. — Я выпрямляюсь, внезапно полная решимости доказать ему, что не собираюсь возвращаться в прошлое, что не собираюсь просто дрейфовать. — У меня еще все впереди, сэр. Я остаюсь, потому что Элизиума было недостаточно. Потому что я хочу большего, я хочу достичь большего. У меня еще все впереди».

Он смотрит на меня очень внимательно, и я понимаю, что что-то происходит. Он хочет, чтобы я осталась по какой-то определенной причине. Он хочет знать наверняка, что если он поверит в меня, я не подведу. Он кивает, и я осознаю, что прошла тест.

Этот момент слишком серьезный. Слишком серьезный для дня рождения.

Я ухмыляюсь и поднимаю стакан.

«Кто, черт возьми, может знать, Андерсон, возможно, я удивлю даже вас».

************

Когда я выглянула в окно, небо было залито золотым солнечным светом, словно окутывающим редкие облака и землю в теплое покрывало. Трудно поверить, что это то же самое небо, на которое я смотрела в детстве, прижав ладошки к грязному и покрытому трещинами стеклу и задаваясь вопросом, есть ли в этом огромном и неизведанном мире хоть что-то хорошее для меня? Я побывала во всех уголках галактики, столько всего увидела, но в конце концов снова оказалась на Земле — планете, на которой я родилась и которую только сейчас начала считать своим домом.

Я достигла так многого — больше, чем кто-либо другой. Я не просто выиграла войну, я уничтожила все и всех, кто вставал у меня на пути, заслужив себе место в галактической истории. По крайней мере, именно это говорила девушка-интервьюер в жутко сентиментальной манере. Эта запись была сделана год назад, и на экране я кивала в ожидании первого вопроса. Немалого труда им стоило уговорить меня на подробное интервью, но, как оказалось, процесс был вовсе не таким ужасным, как я ожидала. Видео должно было войти в документальный фильм о войне со Жнецами, спонсированный одним из новостных каналов в попытке зафиксировать точку зрения на произошедшее землян как жителей планеты, превратившейся в поле боя, на котором война началась и закончилась. Мне это преподнесли как возможность показать будущим поколениям, что было принесено в жертву ради шанса на их существование. В то время я еще не привыкла к мысли, что мне нужно заботиться о будущих поколениях, но, учитывая растущего внутри меня представителя этих самых поколений, решила, что интервью будет вполне посильным вкладом в столь благое дело.

На экране я чуть переместилась в кресле и ответила на вопрос, касающийся того, что заставляло нас продолжать сражаться, и через что прошла лично я, покинув Землю в самом начале вторжения. Девушка, сидевшая напротив меня, хорошо знала свое дело. Пожалуй, даже слишком хорошо, потому что я говорила с искренностью, обычно мне не присущей. С другой стороны, получив возможность выговориться, я почувствовала себя лучше. Кроме того, я смогла положить конец безумным слухам, циркулировавшим вокруг того, что происходило «за кулисами». Я приложила максимум усилий, чтобы отвечать открыто и честно и не смягчать то, через что мы все прошли.

Возможно, когда моя дочь станет чуть старше, она посмотрит эту запись и поймет меня немного лучше. В данный момент я уже беспокоилась о том, как оградить ее от славы, ничуть не померкшей с тех пор, как я оставила службу. Потребовался предупреждающий выстрел в штатив, чтобы репортеры оставили нас в покое, когда мы впервые привезли малышку домой. Это был мой мир, ставший результатом моих поступков — не ее. Впереди мою дочь ожидала целая жизнь, и я намеревалась до последнего вздоха защищать ее и ее право на собственные решения и ошибки.

Она шевельнулась в моих руках, крошечные кулачки потерли личико — такое спокойное во сне. Она хорошо спала, и я была за это безмерно благодарна, пусть даже мне время от времени приходилось будить ее, чтобы покормить. Я боялась, что она станет кричать днем и ночью, как, по рассказам, делала я, что у меня не будет и минуты покоя, и в конце концов я сломаюсь и возненавижу ту, кого должна любить всем сердцем. Я боялась, что, увидев дочь в первый раз, пойму, почему моя собственная мать была такой черствой и жестокой. Мои переживания были напрасными. Стоило мне только взглянуть на нее, как я поняла: даже окажись она маленькой террористкой, в моем мире больше не будет ничего важнее ее. Боль родов показалась ничем после того, как я впервые взяла ее на руки и заглянула в ее личико — такое розовое и идеальное. Любовь к ней показалась мне самым пугающим ощущением из всех, что я когда-либо испытывала, и это о многом говорит.

Сейчас единственное, что я помнила из нескольких первых недель ее жизни — это то, как постоянно смотрела на нее, привязанность и изумление наполняли меня до краев. Я не понимала, как это происходит, почему каждое ее глупое и бессмысленное, на мой взгляд, действие завораживало меня. Ей уже исполнилось семь месяцев, и с каждым новым выражением на ее лице, с каждой выученной мелочью я любила ее все сильнее. Безумство! Мне казалось, что я схожу с ума, но мне это нравилось.

Малышка открыла обрамленные длинными темными ресницами глаза и сонно поморщилась. Заметив, что я смотрю на нее, она улыбнулась во весь свой почти беззубый рот — так открыто и доверчиво, как только ребенок способен. Поразительно, как у меня получилось что-то столь совершенное, нетронутое всем тем, через что я прошла в жизни.

— Смотри-ка, это мамочка, — проворковала я, кивая в сторону экрана, хотя и знала, что ее глазки пока не в состоянии разглядеть изображение. Проигнорировав мое предложение, она протянула ручку и схватила меня за нос. Даже ее ноготки были мягкими.

«Конечно, есть вещи, о которых я сожалею, — донесся до меня мой же голос. Я подняла голову и посмотрела на экран, предоставляя дочери возможность как следует проснуться. — Мне приходилось принимать решения, о которых теперь я жалею, но тогда они были единственно верными. Я с гордостью могу признать, что не так уж много хотела бы изменить. Подобные решения никто не должен принимать, но... нам пришлось сделать это».

Девушка-интервьюер склонила голову набок, отчего ее малинового цвета волосы рассыпались по плечам.

«Можете привести пример?»

«Нет, потому что иначе мне пришлось бы раскрыть совершенно секретную информацию. Скажу лишь, что нам не раз приходилось обрекать миллионы на гибель, чтобы несколько миллионов выжили. Черт, иногда речь шла о миллиардах — я даже представить себе такое количество не могу. Порой нас вынуждали выбирать между колонией мирных жителей и аванпостом с солдатами, потому что времени на спасение и того, и другого не было. Не было времени даже на сомнения. Я все продолжала задаваться вопросом: а кто я, собственно, такая, чтобы решать это? Кто дал мне такое право? Только потом я поняла: ничто не давало мне таких полномочий, кроме того факта, что это решение должно было быть принято, и кто-то должен был жить с тяжестью ответственности за него. И я живу с этим грузом, каждый божий день я вспоминаю о своих выборах».

«Вы никогда не спрашивали себя, а стоило ли оно того?»

На экране я опустила голову и принялась тереть пальцы друг о друга. Тогда я вспоминала все те моменты, когда у меня мелькали мысли не убраться с пути Жнеца, не проверять по три раза оружие и щиты, не делать всех тех вещей, что стали моей второй натурой и позволили выжить. Все те моменты, когда я мечтала, чтобы все закончилось, потому что боль становилась нестерпимой, однако признаться в этом было еще больнее. Я хотела, чтобы поражение не оказалось моей виной. Я хотела, чтобы все закончилось. Если бы не Кайден, рано или поздно я заглянула бы в бездну, умоляя ее поглотить меня.

Я поцеловала мягкие волосы дочери, внезапно осознав, как плохо все могло бы закончиться. На экране я довольно быстро взяла себя в руки.

«Да, конечно, спрашивала. Черт, да я едва спала — не могла перестать думать „а что если?“, понимаете? Что если мы идем не туда, что если наши суждения ошибочны, что если мы потратим все ресурсы на единственный вариант, который прежде никогда не срабатывал? Мы действовали вслепую, веря, что Горн спасет нас, даже несмотря на то, что понятия не имели, как он работает, что он делает. Это была чистой воды авантюра».

«И если бы она не привела к ожидаемым результатам?»

Я хохотнула и откинулась на спинку кресла.

«Мы все были бы мертвы! — воскликнула я легким веселым голосом, хотя, конечно, мои слова были правдивы. — Я старалась убедить себя в том, что если мы потерпим неудачу, то кто-нибудь другой подхватит знамя, продолжит сражаться и выиграет войну, но на самом деле... — Я вздохнула. — На самом деле, мы бы не протянули так долго. Галактическое сообщество должно было объединиться, но без „Нормандии“ в качестве символа... мы бы ничего не добились. Скорее всего, мы не продержались бы и пары месяцев. Они бы победили, вот и все. Наверное, нельзя назвать Горн авантюрой в ситуации, когда выбор стоял между попыткой сделать что-то безумное и вымиранием. Иногда нужно просто довериться инстинкту».

Девушка напротив меня искренне улыбнулась. Помню, она мне понравилась. Наверняка руководству компании пришлось хорошенько потрудиться, чтобы найти кого-то, кто сумел бы добиться от меня ответов и не вывести из себя. Теперь, кажется, она ведет собственной ток-шоу.

«Хорошо сказано, — тепло заметила она, — и это подводит меня к следующему вопросу. Широко известно, что многие годы вы работали на „Нормандии“ с командой, в которую входили как люди, так и представители иных рас. Думаю, можно с уверенностью предположить, что со многими вас связывала дружба?»

«Так и есть», — кивнула я.

«Насколько важна была их поддержка, пока тяжесть судьбы галактики давила на ваши плечи?»

«Эта поддержка... — я поставила локоть на стол перед собой и уперлась подбородком в ладонь, — эта поддержка — единственное, что обеспечило наш успех. Мы помогали друг другу — разумеется. Но, конечно же, не секрет, что я нуждалась в этом больше остальных. Все мои товарищи понимали ответственность, возложенную на меня, и каждый старался помочь в меру своих сил и возможностей. О лучшей команде не приходится даже мечтать. Нельзя купить такую верность и преданность».

«Их можно только заслужить?»

Я пожала плечами.

«По-видимому. Я не знаю точно, что сделала, чтобы добиться этого, но друзья всегда были рядом в нужный момент».

Мы немного поговорили о членах команды, назвали несколько имен — и стоящие за ними лица появлялись на экране с пояснением, чем они были заняты в данный момент. Я зачитывала эти имена дочери, спрашивая, помнит ли она их, даже зная, что нет. Все они продолжали достигать небывалых результатов, и я была безмерно горда, что могла назвать их своими друзьями. Когда речь зашла о том, что Кайден вернулся в команду после того, как стал Спектром, возникла пауза. Еще прежде, чем интервьюер успела что-то сказать, я уже была готова.

«Кстати, говоря о майоре Аленко, — произнесла девушка обыденно. — Как два единственных Спектра человечества на борту „Нормандии“ вы, должно быть, работали очень тесно».

На экране в студии стали появляться видеозаписи нас с Кайденом в различные моменты: вот мы в грузовом ангаре, проверяем оружие перед миссией; вот мы у карты галактики, обсуждаем дальнейший пункт назначения; сидим на наблюдательной палубе, и я разражаюсь неестественным смехом, а затем поспешно закрываю рот и наблюдаю за Кайденом исподтишка, словно сказанная им шутка на самом деле ужасна, и смеяться над ней неприлично.

«И где же вопрос?»

«Ну, не могли бы вы поподробнее рассказать о ваших личных отношениях с ним?»

«Мы с майором... были очень близки. До сих пор близки. Аленко чертовски хороший солдат, самый сильный биотик, с которым мне приходилось работать, и... он просто... — я опустила взгляд и слегка улыбнулась — помню, я думала о том, что интервьюер, должно быть, ждет не дождется бомбы, которую, как она полагала, я сейчас брошу, — ... он хороший человек. В нем нет ни капли злобы или эгоизма. Он на самом деле хочет помогать людям — вот и все. Когда мы только начинали работать вместе, я все думала, что этот парень должен быть во всех рекламных видео Альянса, потому что он представляет собой образец солдата. Он великодушный, честный — не так часто встречающиеся качества».

— Эй, гляди, — прошептала я, потершись щекой о щеку дочери, теперь сидящей у меня на коленях, когда фото Кайдена появилось на экране. — Это папочка. Правда он отлично выглядит в форме?

Малышка что-то пролепетала в ответ, протягивая ручки к экрану.

«И чем он занят сейчас? — спросила интервьюер. — Насколько я знаю, с тех пор, как майор Аленко сложил с себя полномочия Спектра, он работает в Академии в Ванкувере».

«Так и есть. Война приносит много горя, но вместе с тем дает мощный толчок развитию сферы технологий, и мы уже добились небывалых результатов в области изучения биотических способностей людей. — Это предложение я заучила наизусть — мне хотелось создать впечатление, что я хотя бы что-то понимаю в том, о чем говорю. — Он стоит во главе команды, работающей над развитием потенциала молодых биотиков — в принципе, тем же самым он занимался и до войны. Потеря имплантата стала для него серьезным ударом. То есть, он так привык быть лучшим, а теперь... не скажу, что он стал обычным человеком — все-таки он координирует серьезные исследования границ человеческих возможностей в том, что касается биотики, но умение управлять самой энергией теперь практически недоступно для него. Что же касается статуса Спектра... Наверное, это было больше моей мечтой, но не его. Он взял на себя эту ответственность, потому что это было необходимо, и он до сих пор один из лучших солдат Альянса, но поскольку сейчас прямых угроз галактическому миру нет, у него появилось время попробовать что-то иное. Он счастлив, и это самое главное».

«Я просто обязана спросить, коммандер, — произнесла девушка, и теперь она вела себя так, словно мы две старые подруги, обсуждающие последние сплетни. Я непроизвольно напряглась. — Уверена, вам прекрасно известно о слухах касательно ваших отношений, существующих еще со времен войны. А учитывая тот факт, что вы совсем недавно взяли двухлетний отпуск, то я подумала... возможно, вы прольете свет на эту тайну?»

Я знала, что рано или поздно она задаст этот вопрос, и почему-то была уверена, что незамедлительно придумаю гениальный, остроумный и точный ответ, но тогда моя голова опустела. Так что я решила ответить честно — в любом случае совсем скоро это перестанет быть секретом, хочу я того или нет.

«Я... э... полагаю, лучшего времени для того, чтобы объявить эту новость, не представится, так что... если все пойдет по плану, то менее чем через пять месяцев я стану мамой».

Ухоженные брови девушки практически исчезли в волосах.

«Вы... вы ждете ребенка?»

Крайнее изумление в ее голосе успокоило меня, и я кивнула.

«Так и есть».

«О, поздравляю!»

«Спасибо».

К ее чести надо отметить, что она быстро взяла себя в руки и вернулась к роли журналиста.

«И как... как, по-вашему, вы справитесь с этой ролью, которая диаметрально противоположна вашей профессии?»

«Надеюсь, что неплохо, но... я никогда не думала, что у меня будет семья, а потому пока привыкаю к этой мысли. Я знаю, что материнство станет для меня вызовом, но, полагаю, я готова к этому».

«Значит, это оказалось сюрпризом?»

«Да, но вовсе не неприятным. Наверное, после ужасов войны, после всех этих смертей и потерь приятно осознавать, что... у тебя что-то есть».

Я была уверена, что мою мысль можно было выразить куда элегантнее, но с тех пор не сумела придумать ни одного другого варианта. Моя дочь мне не принадлежала, но все же была моей. Она являлась отрадой моего сердца, я могла смотреть на нее и ощущать гордость. Даже сейчас, когда все, на что она была способна — это есть, плакать, смеяться и пачкать пеленки, я гордилась ею. Может быть, думать о ней как о «своей» было эгоистично, но меня это не волновало. Порой любовь бывает эгоистичной. И мы были счастливы. Я начала осознавать, что иногда этого достаточно.

«Так вот чем объясняется двухгодовой отпуск. Учитывая, что вы рассказывали о своей юности на Земле... — это было длинное интервью, но мне все же удалось оставить при себе несколько секретов, — это станет первым настоящим перерывом в работе за очень долгое время».

«Да. Возможно, даже единственным — во всяком случае, мне так кажется. Но это хорошо — когда проводишь всю жизнь, занимаясь одним и тем же, рано или поздно забываешь, что когда-то у тебя был выбор. А это... это заставит меня немного сбавить темп жизни. Хоть раз сделать что-то не торопясь, вдумчиво. Конечно, это чертовски страшно, но, с другой стороны, если я сумела справиться со Жнецом один на один, то уж точно совладаю с ребенком».

Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали так беззаботно. Я прекрасно осознавала, что для этих двух дел требуется разного рода смелость, но реальность превзошла все самые смелые ожидания. Если бы рядом не было Кайдена и его матери, готовой в любое время дня и ночи успокоить меня и заверить, что я все делаю правильно, что новорожденная не сломается в моих покрытых шрамами руках, не знаю, как пережила бы первые несколько месяцев. Я снова поцеловала мягкие волосики дочери, наслаждаясь запахом детской присыпки и чего-то еще, что заставляло меня буквально таять внутри от удовольствия. Когда я говорила о ней на том интервью, то еще и понятия не имела, насколько ошеломляющей, всепоглощающей и пугающей будет моя любовь к ней.

Неожиданно девушка-интервьюер словно вспомнила, о чем мы говорили до того, как я обрушила на нее свою новость, и чуть подалась вперед.

«И что же думает об этом будущий отец?» — поинтересовалась она.

Я ухмыльнулась, и в моих глазах плясали веселые искры.

«Кайден тоже очень рад».

Девушка откинулась на спинку своего кресла, очевидно, довольная ответом.

«Что ж, полагаю, мы получили свое подтверждение, верно?»

Я пожала плечами и расслабилась.

«Не то чтобы мы держали это в секрете — то фото, на котором мы танцуем на свадьбе адмирала Андерсона, обошло все новостные ленты, и... — последовала краткая, длиной в полсекунды пауза, когда я сказала „дерьмо“, но при монтаже это вырезали, — мы живем вместе. Я не понимаю, что в этом такого интересного. В конце концов, я возглавляла лучшую команду специалистов мирового класса, которая когда-либо собиралась, я объединяла врагов, разрешала конфликты, насчитывавшие много столетий, спасла галактику от уничтожения, и все равно есть люди, которым больше всего интересна моя гребаная личная жизнь».

Интервьюер склонила голову набок и задумчиво потерла пальцами подбородок.

«Полагаю, кто-то может возразить — как это сделали вы — что после пережитого горя и потерь вполне естественно желание получать удовольствие от того, что остался в живых. И, учитывая, что вы являетесь самым знаменитым героем человечества, женщиной, которая была готова пожертвовать всем ради всех нас, я бы не стала удивляться тому, что люди хотят видеть вас счастливой».

Я наблюдала, как на экране на моем лице промелькнули тени не до конца скрытых полуухмылкой эмоций. Слова девушки затронули что-то глубоко в моей душе. Тогда я даже не задумывалась над тем, что думают обо мне остальные жители Земли. Сама я всегда считала их чем-то вроде стада овец, о которых следует заботиться и охранять, потому что они слишком глупые и хрупкие, чтобы сделать это самостоятельно, но я вдруг осознала, что эти люди, вполне вероятно, считали меня легендой и гордились тем, что я принадлежу к их расе. И в тот момент, находясь на четвертом месяце беременности, без ожидающих впереди миссий или заданий я практически готовилась стать одной из них, начать жить и перестать сражаться, чтобы просто оправдать свое существование.

Я собиралась жить в мире, где буду нести ответственность только за себя и за свою новую семью. Не за миллиарды незнакомых людей, не за планеты, полные молящих о спасении жителей. Впереди меня могут поджидать новые вызовы, но не новые битвы. Во всяком случае, не внутри меня.

«Я счастлива, — ответила я, — и... это было непросто, но я прихожу к согласию сама с собой день за днем. Я довольна жизнью. — Мои брови задумчиво сошлись у переносицы, и я вспомнила, что тогда говорила себе, что собиралась вести себя искренне, открыто на этом интервью, что мне следует просто расслабиться и... — Знаете, я никогда не думала, что скажу это и буду на самом деле иметь это в виду, но это так».

Интервьюер задала еще какой-то вопрос, но в этот самый момент малышка у меня на руках потянулась, как котенок, и принялась складывать свои розовые губки в слоги, которых сама не понимала. Во всяком случае, я надеялась, что она не понимала, потому что в противном случае начала бы волноваться и ломать голову насчет того, почему она избирательно выучила «па», но не «ма». Я подняла ее, крепко держа, и дочка с моей помощью принялась подпрыгивать у меня на коленях, довольно сопя, широко улыбаясь и глядя на меня распахнутыми глазами. Она надувала щечки, выпускала воздух через поджатые губки, хихикала и снова и снова повторяла свое «па». Она понятия не имела, что и зачем делала, но я наслаждалась каждой секундой.

Я скорчила рожицу, и дочка залилась смехом, да так, что я почувствовала, как затряслась ее грудь под моими ладонями. Эти самые руки отняли бесчисленное количество жизней. Это тело, что дало жизнь этому ребенку, отняло ее у столь многих. «Мне никогда не отмыть всю эту кровь», — эти слова звучали в моей голове всякий раз, когда мне говорили, что я всего лишь убийца, оружие. Может быть, это и правда так. Ну и пусть.

Если я чему-то и научилась с окончания войны, так это тому, что, начиная новую жизнь, ты не оставляешь старую где-то позади. Я была позаброшенной дочерью, ребенком-солдатом, профессиональным убийцей, призывником, бунтарем, гением, агентом, Спектром, отступницей, лидером, героем, легендой, спасителем. Я также была любовницей, другом, командиром. А сейчас стала матерью. Я была всеми этими сущностями, и все они были мною. Я была Дженой Шепард, и впервые в жизни мне не хотелось являться кем-то другим.

«И как заканчивается эта история? — спросила девушка-интервьюер, и я вытянула шею, чтобы увидеть экран поверх головы ребенка. — Как мы — наша раса, даже все галактическое сообщество, можем смотреть на все, через что прошли, что превозмогли и оставили позади?»

— Снова показывают? — голос Кайдена вернул меня в действительность — я услышала, как он зашел в комнату позади меня. Обернувшись, я увидела, как он кладет какие-то свертки на кухонную столешницу, глядя на экран, где я отвечала что-то в весьма оптимистичном ключе про человеческий дух и тому подобные клише.

— С момента выхода этой передачи прошел год, — объяснила я, снова поворачиваясь к дочери и позволяя ей попрыгать еще немного, чтобы унять радостное возбуждение, завладевшее ею, когда она услышала голос папы. — И мне нравится здесь моя прическа. Ты хоть представляешь, сколько времени ушло на то, чтобы придать волосам этот слегка растрепанный вид?

К этому моменту Кайден уже подошел ко мне, облокотился о спинку дивана, обнял меня за плечи и поцеловал в щеку.

— Твои волосы всегда выглядят превосходно, — возразил он, и от его низкого голоса на моем лице непроизвольно возникла улыбка. — Особенно, когда они немного растрепаны.

Протянув руки, Кайден взял у меня дочь и обошел диван, прижимая ее к себе, целуя в макушку и что-то тихо воркуя, отчего малышка радостно взвизгнула.

— Про тебя уже было, — сообщила я, убавляя звук, когда он сел рядом.

— Имеешь в виду ту часть, где ты говоришь, как честен, благороден и привлекателен я?

Его голос звучал приглушенно из-за того, что малышка обхватила его шею руками, опираясь на ножки, и ее головка с вьющимися над ушками волосиками оказалась как раз напротив его рта. Она скоро начнет ходить, так что, похоже, придется забаррикадировать весь дом.

— Я никогда не говорила, что ты привлекательный, — строго сказала я, стараясь не улыбнуться.

— Ну, ты намекала.

Он усмехнулся, а затем рассмеялся, когда дочка попыталась укусить его за плечо. Тоже смеясь, я поспешила на подмогу. В последнее время нам нечасто удавалось поговорить на взрослые темы — несмотря на то, что у нас обоих хватало иных обязанностей, пока наши жизни должны были вращаться вокруг нашей крошки, которая полностью зависела от нас. Несколько дней Кайден был сильно занят в штаб-квартире Альянса, и я провела их дома. И хотя для разнообразия приятно было не думать о перипетиях галактической политики или дальних миротворческих миссиях, моя деятельная натура все сильнее требовала активных занятий. Поскольку никаких новых миссий в ближайшее время не предвиделось, я решила собрать старых друзей. К счастью, большинство ретрансляторов масс снова функционировало, что в свою очередь означало, что и системы связи работали без сбоев. Это также означало, что список приглашенных на изначально задумывавшуюся как тихая встречу неукоснительно рос.

— Какие новости? — спросила я, предположив, что Кайден связывался с кем-то из наших бывших соратников.

— Вега точно будет, — ответил он, поморщившись, когда малышка принялась щупать ручонками его лицо. — Андерсон и Сандерс тоже. Пока не получил ответ от Гарруса, но Тали уже согласилась, так что и он, вероятно, приедет.

— Мне бы не хотелось, чтобы это мероприятие слишком разрослось, — запротестовала я не особо-то искренне. — Просто ужин или что-то в этом роде.

— Тебе почти тридцать пять. Полагаю, учитывая твою работу, это стоит отметить.

— Кажусь себе старухой, — рассеяно заметила я. — А ощущение, что совсем недавно мне было двадцать пять.

Девчушка что-то громко пролепетала, словно соглашаясь со мной, и продолжила исследование лица своего папочки.

— Если хочешь, можем притвориться, что тебе снова тридцать три, — предложил Кайден, очевидно имея в виду те два года, что я безвозвратно потеряла в лаборатории.

— Я уже отмечала тридцать три и если попытаюсь сделать это снова, то все будут ожидать повторения той вечеринки, — недовольно возразила я. — Я же устроила ее тогда, только чтобы отметить кончину той су... той женщины.

С прошлого года моя речь значительно изменилась.

— Тогда делай то, чего хочешь сама — ты же знаешь, что все просто будут рады увидеть тебя, — сказал Кайден и, поцеловав дочку в макушку, добавил: — и тебя.

Большинство наших друзей еще не видело малышку. Я уже заранее знала, что Джеймс изо всех сил возьмется помогать, и боялась этого. Я заставила каждого пообещать, что они никогда — никогда — не купят ребенку игрушечный пистолет даже в качестве шутки. Я старалась оградить свою дочь от этого мира настолько, насколько могла. В итоге Джеймс прислал игрушечного Бласто, что я восприняла практически как оскорбление. Он обвинил меня в том, что я запретила кому-либо использовать мою внешность или жизненную историю в коммерческих целях. Никаких видеороликов, никаких товаров, никаких гребаных голографических Шепард. Поэтому, объяснил Вега, ему пришлось достать для девочки второго по популярности Спектра. Малышка уже умудрилась оторвать игрушке несколько щупалец. Подарок Лиары стал моим любимым — крошечное приспособление, крепящееся к кроватке и проецирующее ночное небо с сотнями различных планет и звезд на потолок ее комнаты; наблюдение за пушистыми облаками атмосфер и звездами мгновенно успокаивало ребенка. И все же, несмотря на невероятную красоту, создаваемую этим устройством, находясь в комнате дочери, я смотрела только на нее.

Я глянула на нее, отмечая, как широко раскрыты ее глаза необычного коричнево-золотого цвета, как округлы ее щечки, как она смеется над своим отцом, который обожал ее так, словно она была его единственной звездочкой с неба. У меня никогда не было отца, но я знала, что из Кайдена выходил отличный папа. Это открытие меня не удивило — в конце концов, мы оба потеряли в жизни слишком много, чтобы беспечно относиться к тому, что имели. Мы прошли через боль и лишения, только чтобы дожить до этого момента и... оно того стоило. Вместе мы создали мир для будущих поколений, мир, где наша дочь — а может быть, и ее братья и сестры, ведь я уже была уверена, что стану скучать по ее запаху, когда она подрастет — сможет вырасти, не зная войны, столкновений и страха. Пусть это была лишь моя фантазия — довольно нереалистичная, надо признать — но после всего, что сделала, я заслуживала позволения немного побыть оптимисткой.

После того, как всю жизнь работала и сражалась, чтобы доказать, что я лучшая, что все остальные ошибались...

После всего этого я нашла единственного человека во всей галактике, кто понимал меня. Он знал меня, как никто, он находился рядом в лучшие и худшие моменты моей жизни, и он принял меня такой, какой я была. Он полюбил меня. Он был моим спасителем, моим светом в конце туннеля и, наконец, моей семьей. Даже если бы мне дали еще сто лет, я не уверена, что смогла бы отплатить ему за все, что он для меня сделал.

Впервые в жизни я не ощущала желания двигаться куда-то еще. Каждый момент моей нынешней жизни был для меня драгоценен, и я хотела бы запомнить его навечно. Это был покой, которого я никогда не знала прежде. И, что еще чудеснее, вся моя жизнь лежала впереди — меня ожидало столько всего, что голова шла кругом. Всего через год с небольшим мы с Кайденом вернемся на службу. Мы молоды, сильны и сможем еще многое сделать: исследовать новые планеты, выигрывать новые битвы, поддерживать мир, но все это будет не так, как прежде. На этот раз у нас будет выбор. Может быть, я подарю дочери братика или сестричку, может быть, соглашусь на то предложение стать инструктором в Академии N7, может быть, все-таки куплю колонию на планете, полной пляжей, и вместе с семьей буду отдыхать на морском побережье каждый день...

Что бы я ни делала, куда бы ни отправилась, это будет не так, как было раньше. На этот раз у меня был дом.

КОНЕЦ

Отредактировано: Архимедовна.