Свежий ветер. Глава XXXIII. Чистилище. Часть 1

Шепард
Я плыла по озеру черной маслянистой жидкости. Вязкая и удушающая, она наполняла мои легкие, затекала в горло, слепляла глаза, но я продолжала плыть. Мои сны о темноте и скрежете металла по школьной доске не имели ни начала, ни конца, ничто в них не было реальным. Один кошмар перетекал в другой, но теперь я чувствовала, что у меня появилась цель. Теперь я знала, что стремлюсь куда-то, что если продолжу пробираться через эту массу пустого пространства, по ту ее сторону меня может ожидать жизнь.
Наконец я достигла поверхности и вынырнула, сразу же ощутив обжигающий холод. Я глубоко вдохнула, и жизнь буквально хлынула в мое тело, пробуждая, будто электрический разряд. Я распахнула глаза, но все, что увидела — это тени и какое-то странное освещение; непонятные изображения мелькали перед глазами, словно во сне, но что-то подсказывало мне, что это происходит на самом деле.
Стоило мне только попытаться сесть, как резкая боль в конечностях опутала, словно щупальца спрута. Запаниковав, я ухватилась за провода, удерживавшие меня на месте, и вырвала их из рук, отчего кровь забрызгала мою покрытую чем-то белым грудь. Что-то наподобие сирены завывало в ушах все громче и настойчивее. Я точно знала, что не сплю, и все же не могла избавиться от ощущения, что нахожусь в очередном кошмаре. Новая волна страха одолела меня, как только я посмотрела на кровь, струящуюся из ран на руках.
Это Жнецы. Я была уверена, что это Жнецы. Должно быть, они поймали меня, отравили и оставили гнить. Не в этот раз. Я ухватилась за края платформы под собой, при этом все вокруг расплылось перед глазами. Руки соскользнули, и я упала на пол, закричав от боли и шока. Посмотрев вверх, я заметила, как двигаются стены — совсем как на Цитадели в мой последний визит туда. Может быть, это корабль коллекционеров? База Серого Посредника? Это... я не могла... я чувствовала...
Кто-то схватил меня за плечо, когда я попыталась подняться. Не теряя времени, я двинула нападавшего локтем в лицо. До меня донесся стон, но я уже поднялась на ноги и бросилась прочь. Что бы они ни сделали со мной, что бы ни происходило, я не дамся им, не позволю остановить меня. Сначала я убью каждого из них голыми руками.
С трудом я брела вдоль стены, опираясь на нее непослушными руками. Дышать было тяжело, еще тяжелее — оставаться на ногах и в сознании, но я попадала и в более страшные ситуации и выжила. Я шла по длинному коридору — темному и какому-то нереальному, освещенному красными лампами, расплывающимися в нечеткие пятна, стоило мне только попытаться сфокусировать на них взгляд. Это место пахло кровью и смертью. Кто-то бежал по направлению ко мне — человеческая фигура, но я-то знала, что это был хаск. Существо попыталось схватить меня за руку, но я ударила его из последних сил. Оно согнулось пополам, и еще один удар заставил его повалиться на пол. Каждое движение причиняло боль, а когда я попробовала открыть дверь левой рукой, то случилось что-то странное: пальцы заняли нужное положение, но расплылись перед глазами, когда я попыталась повернуть ручку.
Что они сделали со мной?
Я миновала еще одно существо, однако оно уцепилось за мою одежду. Голова кружилась, я потеряла равновесие и врезалась в стену, застонав от боли. Только в этот момент я осознала, что слышу что-то знакомое — мое имя. Его произносили, выкрикивали будто бы издалека. Голос был знакомым, мне почему-то захотелось повернуться к зовущему, но вдруг это уловка? Западня? Я не могла рисковать, не в таком состоянии.
Чьи-то руки вдруг ухватили меня за плечи, держа так сильно, что мне не хватало сил вырваться. Я снова услышала свое имя и посмотрела вверх, стараясь разглядеть хоть что-то через застилавший взгляд туман, как неожиданно...
— ... пард, Шепард! Джена!
Дыхание перехватило, и неожиданно я перенеслась на десять лет назад, когда в первый раз салютовала не потому, что должна была, но потому, что слишком уважала человека, чтобы не сделать этого. Имя всплыло из глубин памяти: Андерсон. Дэвид Андерсон.
Я посмотрела ему в глаза, все еще напряженная и готовая к побегу в любой момент, а затем перевела взгляд на его губы, произносящие слова, которые я едва слышала:
— ...в порядке... все в порядке, все будет хорошо. Тебе нужно успокоиться, расслабиться. Ты понимаешь? Ты должна...
Что-то укололо меня в руку, и я запоздало поняла, что в мою плоть вонзили иглу шприца. Паника вновь обуяла меня, я вспомнила, что видела. Я наблюдала, как он умер. Он ненастоящий, это не может быть реальностью! Я закричала — хрипло и слабо, еще раз попыталась вырваться, но теперь меня держало несколько существ, а мое тело слабело по мере того, как токсин разносился по венам.
Я не могла погибнуть так. Только не так, пожалуйста...
Голоса отступили на задний план, мышцы расслабились против воли, и я вновь погрузилась в море дыма и черной жидкости моих страшных снов.
************
Я открыла глаза, разбуженная своим собственным неровным дыханием, и ощущение реальности этого мира изгнало из памяти последние кошмары. Солнечный свет, лившийся через открытое окно, странно не соответствовал обстановке крошечной комнатки, в которой я находилась. Я попыталась пошевелить руками и обнаружила, что не могу этого сделать, потому что привязана к постели, будто дикое животное; какие-то трубки вонзались в мою кожу где-то ниже, под тяжелым одеялом. Я постаралась вспомнить, что произошло, и на ум пришло воспоминание о том, как я оказалась в таком же положении в прошлый раз. И вместе с ним перед глазами замелькали картинки шприцов, темноты, логотипа «Цербера» и двух лет, проведенных на операционном столе.
Я попыталась вырваться из плена ремней, но мое тело было так слабо, словно меня накачали какими-то лекарствами. Вероятно, так оно и было, но я не собиралась так просто сдаваться. Я слышала какой-то пикающий звук, сигнал тревоги, звучащий все чаще и громче, однако, не обращая на него никакого внимания, сумела освободить ноги. Мышцы горели огнем, но прилив адреналина делал их сильнее. Я стиснула зубы, пытаясь изогнуться так, чтобы выскользнуть из пут, сирена звучала все громче и настойчивее, и...
Дверь распахнулась, я подпрыгнула от неожиданности и уставилась в глаза Андерсону; какие-то люди в белых халатах столпились у него за спиной. Он подошел к моей кровати и, взяв меня за плечи, с легкостью уложил обратно, а затем приказал остальным — у одного из них был шприц — не вмешиваться. Я продолжала смотреть на него, вслушиваясь в его голос и силясь понять, что реально, а что — нет.
— Все в порядке, — сказал он успокаивающе, — Шепард, ты в порядке, в безопасности. Постарайся дышать спокойно, расслабься...
На моем лице не дрогнула и мышца. Хотя глаза оставались широко раскрытыми от возбуждения, но я послушно проделала то, что мне велели.
Рев сирены начал стихать и замедляться, пока не превратился в последовательность быстрых и ровных звуков. Только в этот момент я осознала, что нахожусь в больнице, а аварийная сирена — всего лишь писк аппарата, следящего за сердечными ритмами.
— В безопасности, — хрипло повторила я — скорее, вопрос, нежели утверждение — и посмотрела ему в глаза, будто потерянный ребенок.
— Вот именно, — кивнул он, — мы все здесь в безопасности.
Мне хотелось ему верить, но я была полностью дезориентирована. Если я в безопасности, то почему привязана к койке? И кто, черт побери, накачал меня успокоительным? Я перевела взгляд на ремни, и Андерсон, правильно оценив увиденное, приказал пришедшим с ним освободить меня. Находящиеся в комнате люди смотрели на меня, будто я голодный тигр и наброшусь на них, как только окажусь на свободе. Какая-то девушка даже переспросила у Андерсона, уверен ли он? Я заметила, что у нее был подбит глаз, а на скуле красовался свежий шов. Я не стала задавать вопросы.
— Да, я уверен, — устало ответил Андерсон. — Отстегните ремни и оставьте нас одних. С ней все будет в порядке, верно, Шепард?
Он снова посмотрел на меня, и я поняла, что меня просят вести себя хорошо. Я кивнула и, несмотря на то, что мысли все еще неслись вскачь, расслабилась на постели. Осторожно медперсонал отстегнул ремни и покинул помещение, а я принялась осматривать различные аппараты, подключенные к моему телу — каждый сообщал о небывалом всплеске активности с того момента, как я пришла в себя.
Я немного успокоилась, но до сих пор была готова в любой момент броситься бежать, пусть и едва могла пошевелиться. Какого черта со мной произошло? И что он подразумевал, говоря, что мы в безопасности? О какой безопасности могла идти речь, когда война за галактику в самом разгаре?
Неожиданно в памяти всплыло воспоминание. Андерсон что-то говорил, но я не слышала ни слова, потому что все, о чем могла думать — это о том, как жизнь гасла в его глазах, кровь вытекала из множества ран, ледяные пальцы сжимали мой разум, заставляя выстрелить...
— Что такое? — спросил он вдруг и замолчал. Туман в голове рассеялся, возвращая меня в настоящее время. Остальное представлялось кошмарным сном. Очевидно, я что-то сказала, но не могла вспомнить, что. Слова снова вернулись, на этот раз произнесенные шепотом.
— Я видела, как вы погибли, — сказала я, поднимая голову и заглядывая ему в глаза, не обращая внимания на боль в шее. — На Цитадели, прежде чем открыла лепестки. Вы были там, меня заставили застрелить вас, и я видела, как вы погибли.
Его плечи поникли, брови сошлись у переносицы, и он одарил меня тем же печальным и понимающим взглядом, каким одаривали врачи не раз прежде, полагая, что помогают мне, браня за то, что я не отдыхаю достаточно, не беру отпуск, не отношусь со всей ответственностью к понятиям «серьезная травма» и «посттравматический стресс». Не говоря ни слова, Андерсон взял бутылку воды с прикроватного столика, открыл ее и передал мне. Я едва могла пошевелить левой рукой, а потому вытащила правую из-под одеяла, поморщившись от резкой боли в локте, приняла бутылку и начала жадно пить, позволяя холодной воде наполнить меня жизнью. Закончив, я откинулась на подушку, тяжело дыша, и заметила, что Андерсон придвинул стул и теперь сидел на нем все с тем же задумчивым видом.
— Что, по-твоему, случилось? — спросил он осторожно. — Что ты помнишь?
Отличный вопрос. Когда я пыталась вспомнить хоть что-то, то видела лишь темноту, слышала скрежет помех и чувствовала боль. Я закрыла глаза, и голову вновь наполнил туман.
— Не знаю, — ответила я с трудом. — Я почти ничего не помню, все какими-то урывками. Как разбитое стекло. Мне больно об этом думать. — Неожиданная мысль пришла в голову — мысль, которая не напугала меня так сильно, как должна была бы. — Я тоже умерла?
— Нет, — заверил меня Андерсон, не дав прорасти этой идее. — Нет, Шепард, мы оба живы. Успокоительное еще действует, поэтому ты можешь чувствовать себя немного сбитой с толку, но я клянусь, что все это реально.
В его глазах я не видела лжи, лишь мольбу поверить ему — я всегда подчинялась этой молчаливой просьбе в прошлом, и сейчас, казалось, у меня просто не было выбора. «Сбита с толку», однако, было слишком слабым описанием моего состояния. Я не знала, что думать.
— Мы находимся в реабилитационном центре на одном из небольших островов в Тихом океане. Жнецы не успели до него добраться — чересчур далеко от цивилизации, и мы открыли тут больницу для солдат, пострадавших в ходе войны.
Я восприняла не более половины того, что он сказал.
— Я жива, — хрипло повторила я, просто чтобы убедить себя.
— Да, — кивнул Андерсон. — Ты едва не погибла, но благодаря твоим имплантатам и чертовскому везению, теперь все позади. Правда, они не сумели спасти твою ладонь.
Какого черта?
Правой рукой я откинула одеяло, которое прикрывало левую, и обнаружила, что левой ладони нет. Мне вдруг показалось, что я смотрю со стороны на чье-то чужое тело, потому что эта забинтованная культя не может быть моим предплечьем. Вот почему я не чувствовала пальцев — дело вовсе не в анестезии. Теперь я походила на куклу, которую не доделал мастер. Я вспомнила боль, пронзающую тело, кровь, текущую из раны на запястье, обгоревшую кожу и как пыталась достать из своей же...
Я открыла глаза, осознав, что не помню, как закрыла их. По крайней мере, это была левая рука. По крайней мере, я все еще могу стрелять. По крайней мере, исковеркана была искусственно созданная конечность, не моя собственная плоть.
— Скоро ты получишь протез, — мягко сообщил Андерсон, — и при удачном стечении обстоятельств всего за несколько недель станешь как новенькая.
Как новенькая. Подобная перспектива не укладывалась у меня в голове. Когда я пыталась вспомнить свою жизнь, предшествующую недавнему пробуждению, у меня складывалось ощущение, что я смотрю видеозаписи чужими глазами. Происходящее казалось каким-то образом неправильным. Я надеялась, что дело лишь в лекарствах, но инстинкты убеждали меня в обратном.
— Я... — Как облечь ураган, бушующий у меня в голове, в слова? Как объяснить бывшему командующему офицеру, насколько я выбита из колеи? — Я не...
Я ничего не помнила. В памяти сохранились лишь обрывки воспоминаний, походящие на кошмарный сон, и я до сих пор ожидала, что вот-вот проснусь и снова окажусь на войне, в самой гуще битвы. Отчасти я надеялась, что так и произойдет, потому что в таком случае хотя бы буду знать, что делать.
Теплая рука сжала мои пальцы, и я осознала, что дрожу. Я глубоко вдохнула через нос и выдохнула через рот, надеясь успокоиться, но в результате у меня только закружилась голова.
— Расскажите мне, что случилось, — попросила я наконец, решив, что не стану высказываться до тех пор, пока не разберусь, что к чему.
— Мы составили временную диаграмму, основываясь на данных, полученных по системам связи, в привязке к моменту крушения Цитадели, но... нам до сих пор многое неизвестно. Мы надеялись, ты восполнишь эти пробелы, когда очнешься. Ты помнишь наступление на Земле?
Я помнила темное ночное небо, силуэты разрушенных домов. Я помнила, как произносила какую-то вдохновляющую речь о том, что наши действия в течение последующих нескольких часов отзовутся эхом по всей галактике. Я помнила, как в последний раз проверила оружие перед тем, как мы выступили. Я кивнула, и Андерсон продолжил:
— А ты помнишь, как достигла луча? Атаку Предвестника?
Я вернулась мыслями к этому лучу, который находился одновременно так близко и так далеко. Воспоминания возвращались вспышками. Перед нами лежал свободный от вражеских сил путь, но за считанные секунды отовсюду слетелись Жнецы, и ситуация кардинально изменилась. Я сразу же осознала, что наша попытка не увенчается успехом — нам никогда не добраться до цели — но не желала верить в это. Я знала, что другого шанса не представится. Я хотела убедить себя, что если мы как следует постараемся, то преуспеем, если мне удастся сосредоточиться на луче и выкинуть из головы все остальное... Но потом... потом мы попали под удар, и, обернувшись, я увидела свой взвод на земле. Я не могла продолжать бежать, потому что в таком случае они постараются последовать за мной, но это уже не в их силах. Я запросила эвакуацию.
Я смотрела Кайдену в глаза, словно собиралась улететь вместе с ним, хотя и прекрасно знала — ничто не заставит меня покинуть поле боя.
«Нет, я останусь здесь без тебя».
По крайней мере, я спасла его. Это важно. Уверенность в его безопасности позволила мне, не задумываясь, броситься в разверзшуюся пасть ада тогда и помогла остаться спокойной сейчас.
— Я помню, — сказала я наконец, возвращаясь в настоящее, — что запросила эвакуацию для остальных, а затем... я добралась до луча. Предвестник едва не попал в меня — в результате его атаки ребята слева просто испарились, но меня лишь едва задело. Броню разворотило. Это я помню. Помню, как меня отбросило назад и...
Я опустила взгляд к обрубку руки — штуке, которую мой разум отказывался признавать частью своего тела. Мне казалось, что несуществующие больше пальцы сжались в кулак. Я снова почувствовала жар вспышки, сорвавший защитные пластины, будто они были изготовлены из дешевой пластмассы, вместе с плотью. Я помнила, как попыталась закричать, но едва не обожгла легкие раскаленным воздухом. Левая нога до сих пор была в гипсе — это я тоже помнила — оставив попытки идти, я просто сплюнула кровь и поползла.
Я помнила, как блестел металл в запястье, когда я сидела, давясь слезами, в луже собственной крови...
— Я поднялась, — продолжила я, только чтобы нарушить гнетущую тишину, — но все вокруг... Наверное, меня контузило, я почти ничего не слышала — все походило на сон. Я попыталась двинуться дальше и... получила пулю в бок. Я сразу же выстрелила в ответ, но...
Я коснулась здоровой рукой бока и ощутила знакомую боль заживающего огнестрельного ранения. Мало-помалу прошлое возвращалось ко мне.
— Я истекала кровью, все болело, но я добралась до луча, а затем...
Черная стена. Я попыталась прорваться сквозь нее и вдруг ощутила приступ тошноты. Я резко подалась вперед, живот свело судорогой, но желудок был пуст. Слепая паника поднялась в душе, и я ухватилась за поручень кровати, словно опасаясь, что в любой момент меня унесет прочь.
— Нам необязательно делать это сейчас, Шепард, — мягко произнес Андерсон. Я с самого начала знала, что он находится тут не только по личным причинам — скорее всего, его послали выкачать из меня информацию, раз уж пока я не могла сама предстать перед командованием с отчетом. Однако я не возражала против такой его роли. Подобная процедура была мне хорошо знакома, и я предпочитала разделаться с этим сейчас, нежели остаться наедине с собственными мыслями.
— Нет, я... мне нужно восстановить ход событий для себя, я просто...
Я откинулась назад на подушки и закрыла глаза, стараясь разобраться в мелькавших в голове картинках. Я помнила странное ощущение, будто мои мысли отодвинули в сторону, и что-то внедрилось внутрь. В глазах все померкло, знакомое жужжание наполнило уши, звуча все громче и громче, и вдруг я оказалась в том странном месте, совершенно не похожем на привычную мне Цитадель и все же являвшуюся ею. Там был Андерсон и Призрак, и я видела смерть обоих, но как, черт побери, они могли...
— Я попала под их влияние, — сказала я тихо, осознав причину — мой маленький секрет, который я пыталась забыть. Звон в ушах утих, вновь превратившись в писк аппаратуры. — Жнецы. Я так много времени провела рядом с ними и их артефактами. Я ощущала их воздействие в течение недель, предшествовавших возвращению на Землю. Я чувствовала себя... уязвимой, постоянно слышала какие-то звуки. Оказавшись на Цитадели, я была так слаба, что они с легкостью забрались мне в голову.
Андерсон задумчиво поджал губы.
— Тебя одурманили?
— Не знаю, — пробормотала я в ответ, — я не... не думаю, что со мной произошло именно это. Все было иначе, чем с другими. С ними это происходило постепенно, со мной же — почти мгновенно. Одним натиском. Словно... что бы они ни делали, им не удавалось изменить мой разум, так что они изменили окружение — они подсунули мне лживую картинку, чтобы заставить меня сделать то, что им было нужно. — В памяти всплыл резкий статический звук, и я поморщилась. — Я открыла лепестки Цитадели. Не знаю, как. Вы были там, и Призрак тоже. Все происходящее не имело смысла, и я думала только о том, что мне надо открыть станцию, а затем... черт.
Я потерла висок — голова начинала болеть от попыток вытащить на свет то, что оказалось так глубоко погребено.
— Что еще ты помнишь? — спросил Андерсон, заставляя меня собраться с мыслями. — Неважно, как глупо это прозвучит, просто скажи.
— Я лежала на полу, — с трудом сказала я, описывая картинки, возникающие перед глазами, — и он поднялся — не знаю, как, сомневаюсь даже, что он на что-то опирался, но тогда все казалось логичным. Вокруг было столько крови. А затем я вдруг оказалась в другом месте — на какой-то платформе в космосе, я не узнавала ничего. Там был ребенок — этот дурацкий ребенок, который преследовал меня во снах после бегства с Земли. Он говорил мне... о том, что все это неизбежно, что Жнецы всего лишь помогают — примерно то же самое говорил и Левиафан. Но я не уверена, что это происходило на самом деле.
Стоило мне только сказать это вслух, как на душе полегчало. Страх и боль, сопровождавшие эти воспоминания, утихли, и все это теперь казалось мне лишь старым кошмарным сном. Я произнесла это вслух и наконец-то смогла свободно вздохнуть.
— Полагаю... — начала я снова, — полагаю, Жнецы считают себя богами, служащими правому делу, и они хотели, чтобы и я поверила в это. На самом деле они не злобные, а плохо запрограммированные. Думаю, они в некотором смысле уважали меня. Или боялись. Они стремились оправдать свои действия передо мной, показать мне свою версию истины, но... у них ничего не вышло.
Я не стала рассказывать о тех мгновениях, когда не хотела более ничего, кроме как броситься в столб света, таким образом предопределив судьбу галактики; о том, как мечтала лишь, чтобы все окончилось и неважно, как. Только мое упрямство удержало меня на грани безумия.
— Возможно, они и считали себя богами, — сказал Андерсон некоторое время спустя, — но мы не можем больше спросить их — они мертвы. Неактивны. Ты... помнишь, что случилось?
Они мертвы. Отчасти я знала, что он говорил правду, но все равно не могла поверить. Как это возможно? Может быть, мне просто нужно немного времени.
— Я очнулась. Не знаю, как или почему, но что-то изменилось, и я пришла в себя. Я находилась в Башне Президиума, лепестки станции были открыты, и... я помню, что слышала голос Хаккета из динамиков системы связи, но он меня не слышал. Мне... мне пришлось вырвать плату инструметрона из запястья. — Я снова посмотрела на культю. — Рука была слишком повреждена, чтобы воспользоваться им в обычной манере. Наверное, поэтому врачам не удалось спасти ее — спасать было уже нечего.
— Зачем тебе понадобился инструметрон?
— Мне нужен был протеанский код, который мы получили на Илосе, чтобы разблокировать сигнал, — ответила я, вспоминая ход своих мыслей, словно строчки из пьесы. — Именно по этой причине Горн не сработал, как только пристыковался — мы блокировали сигнал Жнецов, чтобы помешать Властелину захватить контроль над станцией. И этот код не давал Цитадели — Катализатору — установить связь со Жнецами. Как только я убрала этот блок, Горн нанес удар. Я... видела, как это случилось. Это последнее, что я помню.
Я взглянула на Андерсона, который сидел на стуле и в свою очередь смотрел на меня так, будто видел впервые. Будто я до сих пор могла поразить его после всех этих лет.
— В этом есть смысл, — сказал он наконец, говоря больше сам с собой, нежели со мной. — Вторжение Жнецов было скомпрометировано с самого начала, благодаря твоим действиям против Властелина. Не имея связи с Цитаделью, они не смогли сразу же захватить ее, а также помешать ее использованию в тандеме с Горном. Галактика обязана тебе большим, чем я подозревал.
Я опустила глаза, рассматривая лежавший в правой ладони обрубок левой руки и воробьев, исчезавших под повязкой.
— Я делала это не ради чертовой галактики, — пробормотала я.
— Не думаю, что им важны твои мотивы, — возразил Андерсон, пожав плечами. — Как только Горн нанес удар, каждая единица армии Жнецов, что на Земле, что в космосе, вышла из строя. Я с трудом поверил в это. Нас практически уничтожили, а ты сумела поменять стороны местами в считанные секунды. Довольно скоро мы объявили о победе — как только убедились в том, что Жнецы и правда мертвы. Это было около трех недель назад. Все это время ты находилась в искусственно вызванной коме, что, однако, не помешало тебе предпринять вчера попытку побега. — Он усмехнулся, стараясь чуть разрядить атмосферу. — Напугала медсестер, но надо признать, я практически ожидал чего-нибудь в этом роде. Ты никогда не следовала предписаниям врачей, особенно, когда в дело шла анестезия.
Три недели. Попытка осознать этот отрезок времени не увенчалась успехом. Я повернула голову и выглянула в большое, занавешенное тонкой занавеской окно, из которого по-прежнему лился яркий солнечный свет. Откуда-то издалека до меня доносились крики морских птиц и текущей своим чередом жизни. Все это до сих пор казалось нереальным.
— Как я сюда попала? — спросила я немного погодя, решив, что пришла пора задать интересующие меня вопросы и получить на них ответы — плохие или хорошие.
Андерсон немного помедлил, словно подбирая слова.
— Ты не помнишь?
— Нет, — подтвердила я. — Я помню, что видела, как отключались Жнецы, но тогда я была на Цитадели. После этого — ничего. Я была уверена, что умру там.
Он снова помолчал, и я пришла к выводу, что он не хочет о чем-то мне говорить. Это осознание заставило меня занервничать. Может быть, это просто зарождающийся голод.
Мне хотелось, чтобы Кайден оказался здесь — он бы знал, что мне сказать.
— Тебя нашли на побережье Англии, неподалеку от Брайтона, вскоре после дезактивации Жнецов. Тебе повезло — мне сообщили, что ты была совсем рядом со скалами. Солдаты видели, как челнок упал в воду, и решили, что это, возможно, какой-то вражеский отряд, но как только они опознали тебя, то сразу же сообщили об этом.
Пляж. При упоминании этого слова в памяти что-то зашевелилось.
— Я помню свет, — сказала я тихо, глядя на колышущуюся на легком ветру занавеску.
— Свет?
— Яркий свет, как солнце. Я помню, что мне было тепло, помню звук волн, мягкий песок и... и свет. Мне казалось, что я уже умерла. Казалось, что я парю.
— Ты потеряла много крови, Шепард, — осторожно произнес Андерсон таким тоном, словно старался не раздражать дикое животное. Что ж, он сам виноват — это он просил рассказать обо всем, каким бы сумасшедшим это ни казалось. — Нам сообщили о падении челнока в четыре часа утра, так что ты могла видеть только искусственный свет — возможно, фонари приближавшихся солдат. А что касается песка, так его нет на многие мили вокруг. Надо полагать, ты была сильно дезориентирована. Но... слушай, сейчас это неважно. Самое главное, что тебя вовремя доставили в больницу.
Я опустила голову. Слова Андерсона подняли в душе мерзкое чувство. Нет, это не самое главное. Почему, черт побери, все вели себя так, словно важнее меня нет ничего на свете? Это все чушь, я уже выполнила свое предназначение. Я была готова умереть, уйти из жизни, зная, что во мне более не нуждаются. Зачем спасать меня, когда мне уже нечего больше дать им? Что еще они могли потребовать от меня?
— О чем ты думаешь? — прервал Андерсон поток моих мрачных мыслей, и я осознала, что хмурюсь так, будто нахожусь на грани слез, а губы обнажили зубы в агрессивном оскале. Но я не могла сражаться — я едва шевелилась.
— Значит, все закончилось? — снова спросила я натянутым голосом. Мне хотелось стиснуть кулаки, но лишь один повиновался этому желанию. — Так просто? Жнецы уничтожены, война окончена, а я — гребаный герой? Так просто?
— Нельзя сказать, что все произошло за один день, — ответил Андерсон успокаивающим тоном, но ему никогда не удавалось успокоить меня в прошлом и уж точно не удастся сейчас. — Мы неделями планировали эту операцию, и только проделанная тобой работа по объединению рас предоставила нам хоть какой-то шанс. Не говоря уже о постройке Горна.
— Но мы стояли на грани вымирания, — настойчиво указала я, слыша вновь нарастающий писк аппарата, что свидетельствовало об ускорении моего пульса. — Мы все! И мне просто повезло продержаться в сознании достаточно долго, чтобы вслепую доковылять до консоли управления и нажать несколько кнопочек, чтобы все окончилось. Это кажется... слишком простым.
Мне непросто было поверить, что все закончилось, что я наконец-то могу отдохнуть — это никогда не оказывалось правдой прежде. Если я была жива, значит, остались еще невыполненные задачи. Я попыталась задушить на корню зарождающуюся во мне панику, но не преуспела.
— Может быть, это и вправду было слишком просто? — с горечью произнесла я. — Может быть, это лишь то, что я хочу услышать.
— Шепард, что ты...
— Каким образом я могу удостовериться, что это происходит на самом деле? — выкрикнула я, и мой голос надломился. — Я видела, как вы умерли! Я так часто видела то, чего не было на самом деле, но всегда была уверена, что это реальность, а сейчас вы говорите, что все закончилось? Что мы победили? Нам не суждено было победить! — прорычала я, садясь с превеликим трудом. — Мы сражались, потому что отказывались сдаться, потому что у нас не было выбора, но мы все знали, что из этого ничего не выйдет. Мы все знали, что боремся только затем, чтобы остальная часть галактики могла умереть спокойно, веря, что надежда еще существует. Иногда я верила своему же вранью, иногда верила, что это возможно, но я никогда не думала, что... что мы...
Горло перехватило. Упав на подушку, я закрыла глаза, и горячие слезы покатились по щекам. Я судорожно вздохнула, чувствуя себя опустошенной.
— Ты не позволяла себе верить, что мы на самом деле победим, — просто сказал Андерсон. Я кивнула, не глядя на него. Отчасти я осознавала, что дрожу, как лист на ветру, и плачу на глазах у одного из командующих офицеров, которых я когда-либо уважала, но мне было абсолютно все равно. Недавний всплеск эмоций отнял последние силы, и я не могла даже поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Что если... — начала я с трудом, горло горело, но все это не имело значения, — что если я поверю сейчас, а потом окажется, что все это происходит только у меня в голове? Что если я засну, а проснувшись, обнаружу, что все еще на Цитадели, как в прошлый раз? Все, происходящее сейчас, может оказаться результатом того, что Жнецы контролируют меня. Мир, являющийся чертовой фантазией, где я не буду задавать вопросы, потому что каким-то образом осталась в живых после... после всего.
Я знала, что в моих словах отсутствовал здравый смысл. Я просто не могла взять себя в руки.
Открыв глаза, я обнаружила, что все еще нахожусь в больнице, но это ничего не доказывало. Пребывая в бессознательном состоянии, ты никогда не знаешь, что происходит вокруг тебя. Мой жизненный опыт был таким богатым, таким странным, что я сама создала множество прецедентов. Я ниоткуда не могла почерпнуть информацию о том, как пережить возвращение из мертвых, и о том, как упаковать рассудок в темную коробку и спрятать до лучших времен, потому что это требовалось для завершения миссии, втайне надеясь, что «лучшие времена» никогда не наступят. Никто больше не понимал, через что я прошла. Как объяснить кому-то, каково это было — вырасти из крошечной запуганной девочки в параноидального подростка, а затем в нагоняющего ужас взрослого, когда все вокруг ожидали, что ты сделаешь это, даже не напрягаясь?
— Ведь я видела, как вы истекали кровью, — повторила я снова, до сих пор сомневаясь, что мои чувства можно облечь в слова. — Я видела, как это происходило, но вот вы сидите передо мной. И после всего я осталась жива. Мы победили. Как это возможно? Неужели вы не видите? Это... это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, даже... даже...
Андерсон смотрел на меня, и я видела в его глазах что-то, что он пытался скрыть от меня, что-то, означавшее, что мне рано праздновать победу. Я похолодела.
Я вдруг ощутила себя бессильной тряпичной куклой, воздух застрял в легких. Еще одно воспоминание всплыло из недр подсознания: пляж, на котором, как я полагала, мне суждено встретить свой конец; я из последних сил пытаюсь протянуть руку, чтобы хотя бы умереть, держась за его ладонь...
Он не остался на «Нормандии», как я думала раньше, он последовал за мной. Каким-то образом он нашел меня и привез на Землю, но если я находилась здесь, то где, черт побери, он? Почему его не было...
— Где Кайден? — спросила я неожиданно. Андерсон не ответил. Вместо этого он посмотрел на свои руки и тяжело вздохнул.
Каждый испытанный мной страх, каждый виденный кошмар вдруг навалились на меня. Сердце замерло, а потом начало неистово колотиться о ребра. Писк аппарата озвучивал мою панику и возросший уровень адреналина; самые худшие мысли и ожидания прорвали сдерживавшую их невидимую плотину и хлынули в душу, отравляя ее. По выражению лица Андерсона я видела, что у него для меня плохие новости, но все равно продолжала надеяться и молиться: пожалуйста, нет, пожалуйста, не говори мне, что его больше нет, что угодно, но только не это, пожалуйста, пусть это будет лишь сон, пожалуйста, пожалуйста!
— Майора Аленко нашли на спасительном плоту неподалеку от тебя, — ответил Андерсон, но я едва понимала, что он говорил. — И... мне жаль, но перспективы не слишком обнадеживают.
— Он... он жив? — спросила я, с трудом узнавая свой надломленный, какой-то девчачий, голос.
Адмирал долго не отвечал, и каждая секунда его молчания только нагнетала тошнотворный ужас.
— Его сердце бьется, — сказал он наконец осторожно, — и он даже дышит самостоятельно, но он без сознания, и с помощью находящегося в нашем распоряжении оборудования мы не можем точно оценить повреждения.
— Что... что вы...
— Жнецы целенаправленно уничтожали больницы, ценное оборудование, а то, что осталось, было перенесено в центры неотложной помощи. Аленко в коме, его состояние стабильно, а потому его направили сюда, тогда как остальные медцентры заняты более неотложными пациентами, пострадавшими во время войны. Местные врачи сказали мне, что фиксируют какую-то мозговую активность, но не могут сделать никаких выводов, и предписание на данный момент одно: ждать. Он изначально был тяжело ранен. Крушение челнока тоже не прошло без последствий. Большая кровопотеря. И... что-то случилось с его биотическим имплантатом. Мы не понимаем, как, но, судя по всему, он использовал биотический барьер, чтобы обезопасить ваше вхождение в атмосферу, тем самым сильно перегрузив имплантат. Частично он расплавился. Вполне вероятно, что ствол головного мозга был поврежден, и повреждения эти, скорее всего, необратимы. Даже если он придет в себя, то, вероятно, будет парализован. Мне... мне очень жаль, Шепард. Я думал... я думал, что именно мне следует рассказать тебе об этом.
Я почувствовала, что тону, как что-то темное и холодное тянет ко дну. Андерсон внимательно смотрел на меня, ожидая моей реакции. Мне казалось, что все это нереально. Это не может происходить на самом деле. Кайден не мог... не мог...
— Когда он очнется? — спросила я, прекрасно зная, что это глупый вопрос, но тем не менее желая услышать ответ. Пальцы правой руки вцепились в край постели, дрожа от напряжения.
— Правильнее спросить, очнется ли он вообще? — хмуро ответил Андерсон. — По словам врачей, учитывая его состояние, если он все-таки придет в себя, это будет настоящим чудом.

Отредактировано: Архимедовна.