Свежий ветер. Глава XXXI. Закат

Кайден
Джена еще спала, когда СУЗИ передала сообщение о необходимости всем офицерам высших званий собраться в командном боевом пункте, и только волнение в ее голосе заставило меня последовать этому приказу. Я проснулся некоторое время назад и лежал, наслаждаясь покоем, всегда царящим на корабле в столь ранний час. Однако это никогда не длилось долго.
Обычно, только-только проснувшись и еще не вспомнив, кто она, где находится и что должна сделать этим днем, Джена сонно смотрела на меня, и я видел перед собой не коммандера Шепард, а просто женщину. Но на этот раз, стоило мне только провести ладонью по ее щеке и прошептать что-то на ухо, как она резко распахнула глаза и встревоженно спросила, что происходит?
Я передал ей слова СУЗИ, и, едва дослушав, она вскочила с постели и принялась одеваться с такой скоростью, словно на нас напали. Ее невероятная активность, особенно по контрасту с опустошенностью прошлого вечера, удивила меня, но прежде, чем я успел задать вопрос, она сама подошла ко мне, заключила в ладони мое лицо и поцеловала в губы.
— Прости, что накричала на тебя, — произнесла она тихо, взволнованно хмурясь, однако ей не за что было извиняться: я прекрасно знал, на что иду, когда позволил себе влюбиться в нее, и это понимание не остановило меня. Кроме того, учитывая последние несколько дней, ее вчерашний всплеск эмоций не казался мне чем-то страшным.
— Прости, что я ответил тебе тем же, — прошептал я, накрыв ее ладонь своей, и выражение ее лица смягчилось. Мы так многое могли еще сказать друг другу, но в этот момент поняли все без слов. Я надеялась, мы оба знали, что наши взаимные чувства помогут пережить стресс, боль и разочарование, которые еще наверняка таит в себе эта миссия. По крайней мере, при свете дня я ощутил, что поражение на Тессии осталось позади.
У двери Джена остановилась и бросила через плечо, чтобы я подождал пять минут, прежде чем следовать за ней, как будто все до единого члены команды и так не знали, где я сплю.
Я оделся и направился вниз, встретив по пути Гарруса. Вместе с ним мы вошли в боевой командный пункт, обнаружив там группу высадки практически в полном составе. Все глаза были направлены на Шепард, которая сумела вернуть себе ауру непобедимого командира и выглядела так, словно знала ответ на любой вопрос. Этот взгляд уже не раз обманывал и меня, и других. Спустя мгновение вперед вышла Трейнор и рассказала о своей находке. Ответом ей стал всеобщий вздох облегчения. Она сумела выследить Кай Ленга, направившегося в систему Иера, и с помощью крупиц информации и бессонной ночи, проведенной за работой, смогла сузить район поисков до одной планеты — Горизонта.
При упоминании этого названия все, кто помогал Шепард, пока она работала с «Цербером», посмотрели на меня. Конечно же, они знали, что там произошло. Конечно же, именно об этом они сразу вспомнили. Встретившись взглядом с Дженой всего на секунду, я поняла, что и она думает о том же. Я постарался мысленно вернуться к тому дню, вспомнить те ужас и боль, которые испытывал, смотря на нее, но не смог. Возможно, тот день изменил многое, но гораздо больше изменилось с тех пор, и теперь мне не терпелось вновь ощутить под ногами поверхность этой планеты, но на этот раз сражаясь на правильной стороне.
После событий на Тессии нам была нужна победа, так что при возникновении первой же зацепки «Нормандия» в считанные минуты взяла курс на Горизонт, а Шепард, Трейнор и СУЗИ приступили к разработке плана. Мы просто не могли позволить себе задержку, а по взгляду Джены я понял, что ей не терпится лично прикончить Кай Ленга за то, что он сделал. Да, у него было преимущество во времени, но шанс, что мы все же найдем его, еще оставался.
Приземлившись, мы оставили Джеймса у челнока, а сами двинулись вперед. То, что мы нашли, показалось... неправдоподобным. Вокруг нас происходило столько всего, о чем мы даже не имели понятия, но наконец-то действия «Цербера» стали обретать некую извращенную логику. До этого дня нам попадались крупицы информации, которые следовало бы складывать вместе, чтобы разгадать план Призрака, но мы и представить не могли, как далеко он зайдет. Мы должны были догадаться раньше, должны были предотвратить это, но все происходило у нас за спиной. По крайней мере сейчас в наших силах было положить этому конец. Жнецы позаботятся об остатках этого комплекса. Как сказал Гаррус, пришло время им начать убивать друг друга и облегчить нам задачу.
Разумеется, Кай Ленга уже и след простыл, однако мы успели спасти Миранду, и я отлично знал, насколько ценным союзником она являлась, особенно в борьбе с «Цербером». Ей были известны все их слабости, их стратегии и методы — все. С помощью ее знаний и СУЗИ у нас появился шанс прикончить «Цербер» раз и навсегда. Факт, что и в самой организации все было не так уж радужно, только играл нам на руку.
Непривычно было видеть ситуацию изнутри. По обрывкам видеозаписей с Призраком и Генри Лоусоном мы поняли, что проект, над которым они работали, вышел из-под их контроля. «Цербер» всегда добивался результата силой, буквально подминая под себя неприятеля, но, как заметила Джена, на этот раз они чересчур близко подобрались к врагу.
Они шли по пути Сарена, который до конца верил, что все знает и понимает лучше других, что может спасти мир в одиночку, когда на деле был слишком упрямым, чтобы трезво оценить ситуацию. Его целеустремленность превратилась в отчаянность, направив по темному, опасному пути. Неважно, чем руководствовался Призрак изначально, сейчас он представлял собой психически неуравновешенную личность, а «Цербер» слепо следовал за ним. На брифинге после операции на Горизонте, твердо глядя прямо перед собой, Шепард заявила, что усмирить бешеную собаку можно лишь одним способом.
И теперь мы занимались разработкой плана, обещающего стать кульминацией всего, через что нам только пришлось пройти с того дня, когда Шепард активировала маяк на Иден Прайме. Потраченные силы, боль и потери окажутся наконец оправданными, если только нам удастся задуманное. Штурм главной базы «Цербера». На этот раз мы собирались сделать первый шаг, уничтожить их и занять место во главе флота, с помощью которого освободим Землю и всю остальную галактику. Нужды в этом отклонении от главного курса вообще не должно было возникнуть, люди, управляющие «Цербером», должны были лучше понимать, к чему могут привести их эксперименты. К счастью, Джена была хороша в том, что касается полного уничтожения, а именно это от нас и требовалось.
До прибытия к пункту назначения оставалось совсем немного, и, казалось, каждый на борту корабля понимал, как дороги эти часы. Мы знали, что ожидает нас впереди.
Я хотел провести это время с Дженой, наслаждаясь тем, что мы имели, что смогли вернуть, и продолжая лгать друг другу, что все будет хорошо и мы все останемся в живых, несмотря на окружавшие нас со всех сторон смерть и разрушение.
Порой я видел, как на нее влияет бремя командования, тяжесть понимания, что именно стоит на кону. Об этом говорили плотно сжатые губы и затаившаяся в глазах печаль, не исчезавшая, даже когда Джена улыбалась мне и соглашалась с тем, что «Цербер» и даже Жнецы не ровня нам, и что мы обязательно победим.
Все это было просто нечестно. Я и прежде влюблялся, но никогда так. И теперь, когда я наконец-то нашел ее — ту самую, единственную — то, что она оказалась коммандером Шепард, женщиной, чья жизнь полна горя и боли, представлялось мне совершенно несправедливым. Конечно же, я мог попытаться защитить ее, возможно, даже взять на себя часть ее ноши, но... я понимал, что рано или поздно придет время, когда мне придется отпустить ее, позволить самой исполнить свое предназначение, решить проблему, которую не в состоянии решить никто другой.
После всего, через что она прошла, галактика снова просила от нее невозможного. Джена уже так многим пожертвовала, но всегда найдется кто-то, кто попросит от нее еще большего. Однако мое мнение о том, насколько несправедливой была ее жизнь, не отменяло необходимости всего того, что Шепард делала, а мне оставалось лишь стараться хоть как-то облегчить ее участь.
И я был намерен сделать это, проследить, чтобы она насладилась каждой каплей счастья, подаренной нам скупой судьбой, на случай, если мы не увидим рассвета завтрашнего дня. По расчетам мы должны были прибыть к базе «Цербера» примерно через десять часов.
Ночной цикл на корабле уже начался, и час назад Джена, тревожно хмурясь, поднялась к себе. Я знал, что это выражение до сих пор не покинуло ее лица — я с легкостью мог представить ее, склонившуюся над планами и снова и снова проверяющую каждую деталь, потому что она не хотела, чтобы мы провалили эту миссию только из-за того, что не подготовились как следует.
Она сказала, что я ее отвлекаю, но сейчас она нуждалась в отвлечении. Если завтра все пойдет кувырком, если мы никогда больше не проведем ночь вместе, то я намеревался потратить последние несколько часов так, чтобы ни о чем более не жалеть.
Стараясь удержать стаканы в руке так, чтобы они не звенели, я коснулся инструметроном замка на ее двери, и как только та открылась, вошел. Джена сидела на диване, обложившись со всех сторон планшетами, и даже не подняла взгляда, когда я неторопливо спустился по ступеням и подошел к ней — ее глаза сосредоточенно изучали экран планшета, который она держала в руках. Спустя несколько мгновений она пробормотала слово приветствия, продолжая, однако, всем своим видом демонстрировать занятость. Ее брови все еще были нахмурены, при этом правая располагалась чуть выше левой, потому что никакие, даже самые лучшие искусственные мышцы не могли соперничать с настоящими, когда речь шла о столь яркой гримасе.
Чтобы привлечь ее внимание, я покачал перед ней бутылкой виски — очень старого, очень редкого и очень дорогого, но стоящего каждого потраченного на него кредита. Всплеск жидкости заставил Джену поднять голову, и она одарила меня строгим взглядом — так школьная директриса смотрит на провинившегося ученика поверх очков — а потом переключила внимание на бутылку и озадаченно поджала губы.
— Что ты задумал? — спросила она, выгнув пересеченную шрамами бровь.
Вдруг поддавшись порыву, я пожал плечами и шутливо ответил:
— Исполняю роль отвлекающего фактора.
На усталом лице Джены появилась тень усмешки, но затем она снова опустила взгляд на планшет и вздохнула.
— У меня нет на это времени, Кайден, — твердо сказала она и закинула ногу на ногу, решительно откинувшись на спинку дивана, готовясь, очевидно, просидеть тут всю ночь, если потребуется.
— На что у тебя нет времени? — спросил я, делая шаг ближе. — На стакан виски перед завтрашним днем?
Я поставил стаканы и бутылку на столик, проигнорировав ее недовольную гримасу, и опустился на колени, отчего она автоматически развела ноги чуть в стороны, позволяя мне придвинуться ближе. Только спустя мгновение Джена поняла, что сделала, и раздраженно отбросила планшет на диван, после чего провела пальцами по волосам, убирая пряди с лица.
— Ты отлично понял, что я имела в виду, — сказала она, указывая на стопки отчетов вокруг. — Ты знаешь, что ожидает нас завтра, и у меня просто нет времени на... на всякие глупости и притворства.
— Разумеется, я знаю, что ожидает нас завтра, — произнес я, накрыв ладонью ее колено. — Но я также знаю, что подготовиться лучше, чем мы уже сделали, невозможно. Мы все прекрасно понимаем, что зависит от завтрашней миссии, и мы готовы, ты знаешь это. А доводить себя до изнеможения — не самое полезное времяпрепровождение.
— Я не довожу себя до изнеможения, — резко возразила она. — Я просто... мне нужно еще немного времени, чтобы все организовать, и я...
Я подался вперед и поцеловал ее, отчего с ее губ сорвался тихий стон. Она положила ладони мне на плечи — возможно, чтобы оттолкнуть меня прочь — но вместо этого слегка сжала пальцы, словно боялась, что усиль она давление, и я исчезну. Отстранившись, я заглянул ей в глаза и увидел в них страх, который она больше не могла скрывать, однако я знал, что Джена никогда не признается в этом, а потому не стал обращать на это ее внимание. Я не стал говорить обо всем том, о чем мы оба в этот момент думали — что как бы мы ни готовились, штурм базы «Цербера», а затем и возвращение на Землю могут оказаться дорогой в один конец для нас обоих, а шансы преуспеть и остаться в живых были столь мизерны, что их можно было не принимать в расчет.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Порой, лежа ночью без сна, я смотрел на Джену и думал, что, возможно, в последний раз вижу ее не покрытой кровью, не выкрикивающей приказы посреди поля боя. Подобную тоску я видел сейчас и в ее глазах — мы оба понимали, что отрицать очевидное бессмысленно: завтра мы либо спасем галактику, либо погибнем, пытаясь сделать это. Никому из нас не хотелось умирать, ведь нам было ради чего жить.
Конечно, мы и раньше понимали это, но предпочитали игнорировать, однако сейчас это чувство всколыхнулось с новой силой, и от него нельзя было больше так просто отмахнуться. И пусть Джена пыталась заглушить тревожное предчувствие работой, я знал, что это бесполезно. Наверное, я знал ее лучше, чем она сама.
— Вполне может оказаться, что нам более не представится случая провести время вместе перед... перед тем, как все закончится, — сказал я медленно, мягко, делая вид, что имею в виду миссию, а не наши жизни, не нас. — И я не намерен проводить оставшиеся часы вдали от тебя. Если это означает, что мне придется сидеть здесь и смотреть, как ты читаешь отчеты, значит, так тому и быть, но... мне кажется, негоже позволять пропадать такому отличному виски.
Джена уже собиралась оборвать меня, настоять, что притворство бессмысленно, и всегда можно сделать что-то еще для подготовки, но в ее глазах зажегся веселый огонек, и, вздохнув, она покачала головой. Ее щеки покрылись румянцем, несколько не сочетавшимся со шрамами на лице и строгим голосом, однако для меня она стала еще более прекрасной.
— Неужели оно настолько хорошо? — хмыкнула она, снова посмотрев на меня, и я заметил, как ее плечи расслабились. В последнее время мне нечасто доводилось видеть Джену, думающую о чем-то, кроме войны, и я ценил мгновения, подобные этому, пусть даже тень завтрашней операции продолжала висеть над нами.
Я кивнул, нежно проводя костяшками пальцев по ее бедру.
— Конечно — ему 35 лет, и оно было произведено на острове Айлей. Эта бутылка старше меня.
— Хм... — Джена сделала вид, что моя реклама ее заинтересовала, но ее пальцы скользнули по моему предплечью, и она подтянула меня ближе. — И как ты умудрился раздобыть ее в текущих условиях?
— На Цитадели, — ответил я, прекрасно осознавая, что полуулыбка, игравшая на ее губах, означала, что Джена едва меня слушала. — Не скажу, что эта покупка обошлась мне дешево, но... — Я провел рукой по ее талии к пояснице. — Я решил, что оно того стоит.
Что-то изменилось в окружающей нас атмосфере, и неожиданно Джена притянула меня к себе и поцеловала. Ее гибкое тело выгнулось мне навстречу, и я крепко обнял ее, чувствуя ее пальцы в своих волосах. Она прижималась ко мне, будто стараясь слиться со мной воедино, и это чувство было мне знакомо. Мы знали, что делать дальше, что бы ни происходило вокруг.
В конце концов, мы не в первый раз проводили вместе «последнюю» ночь, и я напомнил себе, что мы и прежде ошибались в своих мрачных прогнозах — возможно, ошибаемся и сейчас. Я не хотел, чтобы эта ночь стоила того, чтобы за нее умереть, я хотел вспоминать эти часы годы спустя, находясь рядом с Дженой, и благодарить всевышнего за то, что они не стали последними.
Она целовала меня так страстно, и мое тело с готовностью откликнулось на ее действия.
Черт возьми, я не хотел умирать, ведь мне было ради чего жить.
— Я не думаю... — прошептал я между поцелуями, — что тебя интересует виски.
Джена улыбнулась, все еще касаясь губами моих губ, и принялась расстегивать мою рубашку.
— Оно ждало 35 лет, — хрипло ответила она. — Подождет и еще немного.
************
Шепард
Он выпрямился, приковывая мое внимание к своей сильной, с рельефной мускулатурой спине с отчетливо выделяющимися на коже шрамами; резкие тени лишь подчеркивали его красоту. Неторопливо я проследовала взглядом вдоль его позвоночника к плечам, а затем, когда Кайден обернулся, еще выше и заглянула в его глаза. Сердце томительно сжалось в груди. Он был полностью обнажен, и его тело выглядело так, словно его высекли из мрамора. Я знала каждый шрам, каждую веснушку на его коже, каждый изгиб, и все же до сир пор мне казалось, что я вижу его в первый раз.
«Ничего удивительного, что я влюбилась в него, — подумала я. — Невозможно было находиться рядом на протяжении всего этого времени и не поддаться его чарам. Он совершенен».
Виски, слегка разбавленное водой, золотым огнем плескалось в стаканах, которые Кайден держал в руках, приближаясь ко мне, но я смотрела только на него, замечая каждое движение. Ничуть не смущаясь, он устроился рядом и протянул мне напиток. Сейчас мне хотелось быть как можно ближе к нему, так что я забралась к нему на колени, и он обнял меня, заставляя чувствовать себя крошечной, защищенной, спокойной. На языке вертелись слова, грозившие сорваться в любое мгновение — слова, которые прежде я произносила лишь про себя, и сейчас время представлялось правильным, чтобы сказать их вслух, но стоило мне открыть рот, как сердце вновь сковал страх. Я глубоко вздохнула и отдалась во власть чувств. И пусть обстановка не была идеальна, но весьма близка к этому, и уж точно лучше, чем то, с чем мы столкнемся завтра.
Одеяло скомканной массой лежало в ногах кровати — свидетельство нашей страсти и нетерпения, и сейчас Кайден накинул его на плечи, укрывая и меня, чтобы защитить от холода наши разгоряченные тела. Не говоря ни слова, мы чокнулись стаканами и выпили — за нас двоих, за войну, за битвы прошлые и те, что еще ожидают впереди. За то, что мы до сих пор живы. Виски обожгло горло, но на вкус было так же хорошо, как и на вид.
Я засунула слова «завтра» и «страх» в самый дальний уголок сознания и откинула голову Кайдену на грудь, вдыхая его запах и наслаждаясь каждым мгновением. Он поцеловал мои спутанные волосы и переплел пальцы наших рук, и почему-то именно этот момент показался мне самым откровенным из всех, что у нас когда-либо были.
Мы не нуждались в словах, не после стольких лет и пережитых вместе событий. Не тогда, когда мы оба отдавали себе отчет в том, что стояло на кону.
Я сделала еще один глоток и ощутила волну тепла, прокатившуюся по моему телу от головы до пальцев ног. Взглянув вверх, я увидела мерцающий свет мириад звезд, и мне захотелось навсегда запомнить это чувство.
— Джена, — позвал Кайден, нарушая относительную тишину, состоящую из монотонного шума двигателей, и мне вдруг стало неуютно. Может быть, дело в той тревоге, что прозвучала в его голосе. Может быть, потому что я понимала: ничто из того, что он скажет, не сделает завтрашний день проще.
— Что? — отозвалась я, не двигаясь, не выдавая страх, вновь зашевелившийся глубоко внутри.
— Мне нужно кое-что сказать тебе перед... — он на мгновение засомневался, словно боялся сказать что-то не то, — ну, ты понимаешь, перед завтрашним днем.
Он не зря старался быть осторожным, но это не сработало. Я знала, что мы подошли к концу, и часть меня настаивала, что этот конец начинается прямо сейчас, что все мои попытки отсрочить его, выкинуть из головы, потерпели неудачу. Я думала, мы не нуждаемся в словах, и без них понимая, что означают для нас наши отношения — возможность возвращаться к кому-то по вечерам, возможность переживать о чем-то, что не было войной или смертью. И сейчас, сильнее, чем когда-либо прежде, мне не хотелось думать о том, что повлечет за собой завтрашний день.
— Валяй, — сказала я, и мой голос прозвучал легко и обыденно. Я сделала еще один глоток, но руки Кайдена согревали меня гораздо лучше, а его пальцы, поглаживающие мою кожу, убеждали расслабиться.
— Я... — неуверенно начал он, и, видя его волнение, я и сама начала нервничать. Но затем Кайден рассмеялся — я ощутила вибрацию всем телом — и снова поцеловал мои волосы. — Я люблю тебя, — прошептал он; сердце замерло у меня в груди. — Всегда любил, многие... многие годы и никогда не переставал. Ты ведь знаешь это? То есть... я прекрасно понимаю, что не всегда вел себя соответственно, немало времени у меня ушло на то, чтобы осознать это самому, но...
— Я знаю, — перебила я его вдруг, удивив саму себя. — Я... я знаю, что любишь.
Но это было ложью, или...? Конечно, я на это надеялась, но если бы на самом деле знала, его слова не произвели бы на меня такой эффект, мое сердце бы не колотилось так, словно я только что пробежала марафон, способность рационально мыслить не отказала бы мне.
Разумеется, то, что Кайден только что сказал вслух, также лишило меня последних сомнений в том, что я до беспамятства влюблена в него. Я не могла вспомнить время, когда не любила его; казалось, он всегда был рядом.
Я считала, что точное знание даст мне чувство уверенности или даже умиротворения, но вместо этого я ощутила... ужас.
Вдруг все стало совершенно реальным — этот крошечный мирок, в который я сбегала всякий раз, чтобы побыть с Кайденом наедине и не думать ни о чем другом, стал реальным. Все это происходило на самом деле, а завтра...
Завтра я могла лишиться всего.
До того, как эти слова сорвались с его губ, моя любовь к нему, а также все, что происходило между нами, представлялась чем-то абстрактным, вроде сна — столь же мимолетна и прекрасна именно из-за своей кратковременности, что заставляло меня наслаждаться каждым редким моментом спокойствия. А теперь... теперь я чувствовала себя так, будто меня предали, обманули, потому что наши отношения не могли оказаться временными, они должны длиться вечно, ведь я не была уверена, как жить дальше иначе. Это не может быть правдой, завтрашний день не может оказаться последним. Я не могла найти это счастье, эту радость только для того, чтобы снова лишиться всего — как и происходило неоднократно прежде, только на этот раз все будет гораздо хуже, потому что Кайден был не какой-то моей идеей, а настоящим человеком со своей жизнью, желаниями и мечтами. Я любила каждую грань его, а сейчас, узнав, что он любит меня тоже, не могла больше притворяться, что не отдам что угодно ради хотя бы еще одного дня вместе с ним.
Но это было не в моих силах. Через семь коротких часов нам придется облачаться в броню, осознавая, что один из нас (или же мы оба) не вернется назад. Нам и прежде не особо везло, но стоящая перед нами сейчас задача представлялась мне стометровой стеной, через которую мне предстояло перебраться в одиночку и без всякого снаряжения. Даже я не всесильна.
— Что случилось? — спросил Кайден с тревогой, и, подняв на него взгляд, я заметила, что он хмурится. Глаза щипало от непролитых слез, а я даже и не заметила.
Он сказал, что любит меня, а я ответила лишь «я знаю». Я повела себя, как последняя сволочь.
Однако я до сих пор не знала, что же мне делать. В голове царил полный хаос.
Я уткнулась лицом ему в шею и как можно крепче прижалась к нему, стараясь без слов показать свои чувства, потому что язык отказывался мне повиноваться. Казалось, каждый раз, открывая рот, я несла какую-то околесицу.
— Ты — самое лучше, что есть в моей жизни, — произнесла я наконец тихо, стараясь не думать про его слова, и закрыла глаза. — Никто и ничто не сравнится с тобой. Только ты.
Я говорила правду. Это являлось истиной, непреложным фактом, и об этом я могла говорить с уверенностью. Конечно, мне встречались и другие люди, невероятно много делающие ради меня, например, Андерсон и члены моей команды. Но ни один из них не добился того, чего Кайден достиг, не прилагая никаких усилий. Он подарил мне что-то, ради чего я готова была умереть, заставляя в то же время бояться смерти. Он сумел пробраться внутрь крепости, что я возвела вокруг себя, и теперь находился рядом со мной, будто всегда там был. Я не понимала, как это возможно, не знала, что это. Но теперь я осознала, как другие люди проводили всю жизнь вместе с кем-то. Никто не мог чувствовать то же, что и я сейчас, потому что никто не пережил то, что пережила я, не потерял столько, сколько потеряла я, и не нашел того, что нашла я. Но Кайден сидел рядом и говорил мне, что разделяет мои чувства.
На самом деле мне бы следовало знать. Он так много раз уже признавался мне в любви, пусть и другими словами, но я не желала слушать, потому что это опасно и недолговечно, особенно с нашим стилем жизни, но сейчас я хотела верить, что мы не расстанемся никогда, ведь... ведь что? Ведь я не была способна на компромиссы и хотела, чтобы хоть раз что-то пошло по-моему.
Моя жизнь так часто шла наперекосяк, что даже я не совсем понимала, как дожила до этого дня, однако я прекрасно представляла себе, сколько раз извивались тропы наших с ним судеб, чтобы мы встретились, выжили и полюбили друг друга. Я не раз могла потерять его или даже вовсе не повстречать, и то, что наши жизни сложились именно таким образом, казалось...
Это казалось слишком идеальным, чтобы быть правдой. Я знала это. Я знала, что обрекаю себя на еще большую боль в будущем, и это было несправедливо.
Но по крайней мере сейчас он находился рядом со мной.
Слова «я тоже тебя люблю» вертелись на языке, но я так и не произнесла их. Он знал, конечно, он знал, и если я хочу хоть немного поспать этой ночью, мне нужно верить в то, что у меня еще будет возможность сказать их в другой раз, когда мы будем допивать это виски и беседовать о том, как в очередной раз спасли галактику.
Это являлось ложью, но мне нужно было в это верить.
— Что бы ни случилось завтра, — сказал Кайден, и я зажмурилась, наслаждаясь чувством его кожи, прижатой к моей, — и в последующие дни, все, что мы сделали, было не зря. Все, через что мы прошли, было не зря. Ты стоишь этого, возможность быть с тобой стоит чего угодно. Каждая секунда рядом.
— Не говори так, — попыталась прервать его я, но с моих губ сорвался лишь хриплый шепот. — Это звучит так, словно ты сомневаешься, что тебе представится возможность сказать это снова.
Стоило мне только произнести это, как я поняла, насколько глупо и по-детски прозвучали мои слова — будто я отказывалась принимать мир таким, какой он есть. Но мне было все равно. Для меня любовь являлась не чем-то чистым и бескорыстным, а, напротив, чертовски эгоистичным чувством, и я не желала делиться.
Я ощутила, как Кайден вздохнул.
— Я уже раз потерял тебя, Джена, и... и все, о чем я только мог думать до того момента, как ты вернулась — это все то, что я тебе не сказал. Не пойми меня неправильно, я с радостью буду говорить тебе, как много ты для меня значишь, каждый день, пока тебе не надоест. — Я усмехнулась в ответ на эти слова и почувствовала, как начинаю расслабляться. — Но я не собираюсь полагаться на шанс. Не в этот раз.
Я не знала, что делать, что сказать. Мне оставалось только жалеть, что я не могу, как азари, прижать пальцы к его вискам и показать все, что у меня на сердце. Мне гораздо проще было убивать, чем говорить о чувствах. Я допила виски, потянувшись в сторону, поставила стакан и взглянула Кайдену в глаза. Он смотрел на меня с ничем не прикрытой любовью, согревая душу. Мне вдруг показалось, что я могу взлететь, что я неуязвима. Я заключила его лицо в ладони, разглядывая каждую его черточку и убеждаясь, что запомнила их все, провела пальцами по седине на висках и поцеловала так, словно у меня больше никогда не будет такой возможности. Кайден ответил на поцелуй, и к тому моменту, как мы отстранились друг от друга, мы лежали на постели, касаясь друг друга носами, лаская руками разгоряченную кожу. Чувствуя себя абсолютно расслабленной, я глубоко вздохнула.
Оставалось менее семи часов до того момента, когда мне придется надеть броню, притворяясь, что ожидающая нас миссия ничем не отличается от других. Мы больше ничего не говорили и, погрузившись в уютную тишину, заснули в объятиях друг друга. Во всяком случае, Кайден заснул. Его руки обнимали меня, будто в попытке защитить от моих кошмаров и дурных мыслей, но сон не шел. Физически я чувствовала себя великолепно — прикосновения Кайдена и виски способствовали этому, но в моей голове продолжали роиться мысли о завтрашнем дне, о том, что еще необходимо сделать. О том, что по словам Кайдена, я не смогла пока произнести вслух.
Что, если мне никогда не представится больше шанса сказать ему все, что я хотела?
Я открыла глаза, откинула угол одеяла и достала из ящика стоявшей рядом с кроватью тумбочки планшет. Я включила его и положила рядом с собой на подушку так, чтобы его свет не потревожил спящего Кайдена. А затем, не вполне осознавая, что делаю, я напечатала несколько сообщений, которые не собиралась отсылать. Я не следила за языком и ничего не утаивала, печатая то, что приходило мне в голову: вещи, которые я не смогу сказать в следующие несколько дней, мысли, которые я так и не облекла в слова. Кто-то, возможно, назвал бы это моим завещанием, последними пожеланиями, которые я смогла бы оставить после себя, оправдайся мои худшие страхи.
«Нет, — подумала я, — не худшие страхи».
Больше всего на свете я боялась потерять мужчину, спящего рядом со мной, а будучи мертвой, я не почувствую боль утраты.
И все же, почему бы не оставить что-то после себя? Можете назвать это неким подведением итогов.
Я обратилась к тому, кто возглавит борьбу после меня, и попросила отдать «Нормандию» Гаррусу — полагаю, Альянс мог бы уважить мою последнюю просьбу. Гаррус заслужил это, а если ему предложат что-то лучшее, он всегда может отказаться. Этот подарок станет скорее символическим, возможностью показать, как много для меня значила его поддержка в течение всех этих лет.
Я написала тем, кто действительно много для меня значил, тем, кому будут важны эти краткие послания.
Я написала Джеймсу, что он отличный парень, и мне бы хотелось узнать его получше, а Лиаре — что без нее я не смогла бы достичь ничего. Я призналась Тали, что горжусь тем, кем она стала. Я также составила сообщения Рексу и Грюнту, Миранде и Джек, Джокеру и Чаквас, а также всем тем, кто помогал мне в последние несколько лет, делая мою жизнь полноценной. Они все оставили след в моей душе, и пришло время дать им знать об этом.
Я написала Андерсону, что обязана ему всем хорошим, что произошло со мной. Именно он первым заставил меня гордиться тем, кем я являлась, заставил поверить, что моя жизнь может оказаться стоящей.
«Вы стали первым, кто поверил в меня, — написала я, — и я люблю вас за это».
Слишком откровенно? Слишком сентиментально? Это не имело значения — он прочтет это, только если я буду мертва. Он поймет.
Наконец я добралась до последнего имени в своем мысленном списке. Я думала, написать письмо ему будет проще всего, но, как оказалось, я до сих пор не знала, что сказать. Словно уловив мои мысли, Кайден чуть переместился во сне и притянул меня ближе.
«Кайден, — напечатала я медленно, — ты знаешь, что подобные вещи у меня получаются не очень хорошо, но если все, что я только могу написать в письме, уже не очевидно для тебя, значит, я где-то облажалась. Прости. Прости, что ты снова потерял меня. Я люблю тебя сильнее, чем можно выразить словами. Спасибо тебе за то, что верил в меня, за то, что оставался рядом. Спасибо тебе за все».
Этого было недостаточно, но все же это было хоть что-то. Я вернула планшет на место, уютно устроилась рядом с любимым и сказала себе, что совсем скоро снова окажусь в его объятиях, в безопасности живая и невредимая.
А если этому не суждено случиться...
Что ж, по крайней мере, я оставила после себя что-то помимо воспоминаний.
**********
Кайден
Нет ничего тяжелее ожидания. Я наконец-то в полной мере ощутил верность этого заявления. Бой, по крайней мере, был чем-то мне понятным и состоял из множества решений, принятых под влиянием момента и подчиненных определенной, точно известной цели. Сейчас же я был занят только тем, что пытался дышать спокойно по мере того, как дюжины вариантов развития событий проносились в голове, и ни один из них не был благоприятным. Все они заключались либо в том, что я подвожу Джену, либо в том, что враг превосходит нас, и она погибает, а я ничего не могу с этим сделать.
Вега ходил туда-сюда, резким голосом отдавая приказы тем, кого он превосходил разве что опытом, и я понимал, что таким образом он справляется с нервным напряжением. Я одновременно ненавидел и ценил каждую секунду этой краткой передышки. Мне так хотелось, чтобы все это осталось позади, но вместе с тем я не желал упускать ни мгновения.
В любой момент нас могли вызвать. «Молот», а вернее, то, что от него осталось лишь благодаря Шепард, перегруппировался. В любое другое время я бы сказал, что подобные операции проводятся общими силами, но на этот раз никто не собирался отрицать, что все зависело от нее, а нам с Джеймсом оставалось только следовать ее указаниям. Джена в одиночку справилась с работой целого взвода. Она была права: нам следовало бросить в атаку все имеющиеся ресурсы.
Нам пришлось пережить несколько моментов, вспоминая о которых даже сейчас, я ощущаю эхо испытанного тогда ужаса. Например, тот, когда баньши схватила Шепард своими длинными, похожими на ветки пальцами и закричала ей в лицо, одновременно генерирую энергию для атаки.
Однако я оказался быстрее. Я нанес ей биотический удар, отчего она потеряла равновесие, и этого секундного замешательства оказалось достаточно, чтобы Джена сумела вывернуться из ее рук, дотянуться до оружия и разнести монстра на куски. И все же мне не скоро удастся забыть свой страх за жизнь Шепард.
К счастью, Андерсон смог перебросить нам подкрепление, и сейчас мы находились в относительной безопасности, но эта передышка больше напоминала затишье перед бурей, заставляя меня волноваться все сильнее.
Учитывая, в каком состоянии пребывал я, сложно представить, что творилось на душе у Шепард. Я смотрел, как она пересекает обезображенный, заваленный обломками двор. На ее лице застыло усталое выражение, и я практически чувствовал напряжение в ее руках, будто ей не терпелось свернуть кому-нибудь шею. Она тоже ненавидела ожидание. Откуда-то донесся рев Жнеца, и Джена замерла. По пути сюда, каждый раз заслышав очередной взрыв, она стискивала зубы, словно это была ее вина в том, что оборвались еще несколько жизней, словно каждая минута спокойствия, которой мы наслаждались на «Нормандии», привела к тому, что мы добрались сюда слишком поздно.
Сейчас мы находились на Земле, в чей облик война внесла страшные изменения. Видя эти разрушения, я осознал, что даже наша безоговорочная победа не будет ощущаться таковой в полной мере, ведь нам придется стольких похоронить.
Джена повернулась и направилась в мою сторону, двигаясь в свойственной ей самоуверенной манере, но я знал, что это все лишь фасад. Когда дело дойдет до боя, она будет столь же бесстрашной, как и обычно, но я чувствовал, что в данный момент она почти так же беспокоиться о том, что нас ожидает, как и я. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я отделился от общей массы солдат и скрылся за стеной разрушенного здания. Джена последовала за мной и, остановившись, даже сумела приободряюще улыбнуться.
— Ты в порядке? — Я так часто задавал этот вопрос в прошлом, но, учитывая обстановку, вдруг подумал, что этот раз может стать последним.
Джена быстро и решительно кивнула.
— Да. Мне просто хочется, чтобы уже наступило завтра. Я так ненавижу ждать. Им гораздо проще, — она кивнула на все увеличивающиеся за счет прибывающих бойцов «Молота» отряды, — они рассчитывают на меня, думают, что раз уж я здесь, мы не можем проиграть. Я лишь хочу знать, чем все закончится. — Все это Джена протараторила в несвойственной ей манере, очевидно, чтобы просто заполнить паузу.
— Эй, — произнес я, делая шаг вперед. Она испуганно взглянула на меня, словно я поймал ее на чем-то недостойном. Теперь я стоял достаточно близко, чтобы наш разговор принял личный характер, но в то же время достаточно далеко, чтобы не возбуждать подозрений, если кто-то завернет за угол. — Поговори со мной.
— Я ненавижу все это, — сказала она наконец, — так ненавижу. Неизвестность, жертвы, наш гребаный план — он... что-то в нем не так. Порой я ощущала неуверенность, но потом все вставало на свои места, а на этот раз... на этот раз этого не произошло, и мне это не нравится. Мне кажется, что впервые в жизни я не уверена, что смогу сделать это, совсем не уверена.
— Джена, помимо тебя над решением этой задачи будут работать сотни других бойцов. Не так уж важно, кто в конце концов сделает это.
Она хмуро посмотрела на меня, однако ее взгляд потеплел, будто она считала, что я пытаюсь обмануть ее, и она не знала, злиться ей или быть благодарной.
— Ну да, — хмыкнула она, — и мы снова возвращаемся к старой проблеме: если этого не могу сделать я, то каковы шансы, что сможет кто-то другой?
Слишком умна. Слишком умна, чтобы поверить в мою ложь, принять мою точку зрения в нашем извечном споре по поводу того, что в своем деле она непревзойденна, и что некоторые вещи, что я говорил, были не комплиментами, но фактами. Джена никогда не снимала с себя ответственности, которую налагали на нее эти факты — возможно, потому что она была права — и уж тем более не собиралась этого делать сейчас.
— Все, на что любой из нас нынче способен — это предпринять попытку, — сказал я, предлагая ей очередную холодную истину вместо утешения. — Все знают об этом, Джена. Все, что мы можем сделать — это попытаться.
Если завтрашний день не наступит, если мы все погибнем сегодня, то по крайней мере нам не придется узнать, что будет означать наше поражение для тех, кто на нас рассчитывал. Порой смерть являлась предпочтительным выбором.
— Да, да, я знаю. Наверное. Видишь? — Джена указала на свои стянутые в тугой узел волосы, хотя на самом деле она наверняка имела в виду свой изнуренный мозг. — Именно поэтому я ненавижу ждать.
Я чуть было не сказал «Возможно, это последние мгновения покоя, которые у нас когда-либо будут», но успел вовремя прикусить язык. А затем, «Я не могу потерять тебя снова» и «Что бы ни случилось, пожалуйста, пожалуйста, вернись ко мне. Не оставляй меня позади, не спасай мир в одиночку. Я больше не могу смотреть, как ты сама по себе бросаешься в самую гущу битвы. Я люблю тебя, Джена, люблю так сильно, что это причиняет боль, и мысль о том, что я могу проснуться завтра в одиночестве, заставляет чувствовать себя так, словно я уже умер.
Пожалуйста, не оставляй меня. Не уходи туда, куда я не смогу за тобой последовать».
Я промолчал. Между желанием не оставлять в этой жизни незаконченных дел и стремлением скинуть тяжесть с души за чужой счет существует огромная разница, а все эти слова только станут основанием для чувства вины.
По крайней мере, я сумел сказать, что люблю ее. Оказалось, что верные слова — самые очевидные.
— Знаешь, — начала Джена, почесав затылок и глядя куда-то в сторону, будто поняла, что это — один из тех разговоров, в которых она не сильна. Мне было все равно — я просто хотел услышать, как она говорит, а не кричит, отдавая приказы. — У нас осталось не так уж много времени, и... я бы хотела кое-что тебе сказать, но... — она замолчала, словно ожидала, что я обо всем догадаюсь и упрощу ей задачу.
— Не говори ничего, — произнес я неожиданно даже для самого себя. Больше не заботясь о случайных свидетелях, я взял ее руку и переплел наши облаченные в перчатки пальцы. — Сейчас не говори. Скажешь после, когда мы будем лежать на каком-нибудь пляже, забывая обо всем этом кошмаре. Скажешь мне тогда.
Джена снова попыталась показать мне взглядом, что считает мои слова глупыми, но вместо этого просто закрыла глаза, и ее лицо стало печальным.
— Кайден...
— Нет, — настойчиво перебил я, не собираясь позволять ей смириться с мыслью о неизбежной кончине. Я знал, в каком русле текли ее мысли, и не намеревался потакать ей. — Мы переживем это, Джена. Мы всегда оставляли смерть ни с чем. Вот увидишь, когда окажемся на той стороне.
Ее глаза распахнулись, и она с грустью посмотрела на меня, а я обругал себя за бездумное использование подобной фразы. Но все же я не стал исправляться — если нам не повезет, и мы окажемся... где-то еще, меня радовала мысль о том (и пусть это звучит глупо), что я смогу найти ее там, ждущую меня, наконец-то умиротворенную, и она нетерпеливо спросит, что меня так задержало? И она будет рада мне, потому что на ее губах будет играть эта знакомая мне усмешка, улыбка, как обычно, против ее воли появится на ее лице, и...
Глаза защипало.
— Ладно, — сказала Джена резко и стиснула зубы. — Я скажу тебе потом. А сейчас я намерена отправить Жнецов обратно в ад, как мы и планировали. А после, когда все закончится, я буду ждать тебя где-нибудь, и если ты не появишься, майор, то клянусь Богом... — она вдруг замолчала и посмотрела на алеющий пожарами горизонт.
— Это приказ, коммандер? — спросил я, улыбнувшись, чтобы разрядить обстановку, но впустую. Джена лишь покачала головой.
— Нет, — с трудом произнесла она и, закусив губу, посмотрела под ноги, отчего мое сердце сжалось в груди. Пусть в последние годы я и стал гораздо сильнее, чем когда-либо прежде, но порой ощущал себя совершенно беспомощным. — Нет, это просто я пытаюсь тебе сказать, что... что...
— Я знаю, — просто произнес я, так и не дождавшись продолжения. На самом деле, я не был в этом уверен — отчасти она до сих пор являлась для меня тайной, но я все же изучил ее достаточно хорошо. Я представлял себе, как трудны были препятствия на ее пути, чего ей стоило открыться мне, и я любил ее за это. — Я буду там, Джена, — добавил я уверенно, сам удивившись тому, как твердо прозвучали мои слова. — Я обещаю.
— Будь осторожен, — сказала она наконец, и уж это точно прозвучало, как приказ.
Она уже развернулась и направилась было прочь с гордо поднятой головой, но в последний миг остановилась, касаясь плечом моего плеча, и взяла меня за руку. Поднявшись на цыпочки, она слегка прижалась губами к моим губам, а когда собиралась отстраниться, во мне вдруг поднялась волна паники. Я повернулся, обхватил ладонью ее затылок и поцеловал ее снова, позабыв про время, про все на свете, мечтая, чтобы разделяющая нас броня исчезла, позволяя нам быть ближе, потому что воспоминаний о прошлой ночи мне не хватало — мне никогда не будет хватать только воспоминаний. Когда я наконец отстранился, хватая ртом воздух, на ее лице читалась грусть и опустошенность, и я бы отдал что угодно, чтобы только занять ее место в предстоящей битве. Что угодно, только чтобы она осталась в безопасности.
— Я люблю тебя, — прошептал я снова так тихо, что только она могла услышать меня, и на какой-то миг на ее щеках проступил румянец, отчего боль у меня в груди только усилилась. Бросив на меня последний полный тоски взгляд, она вздохнула и выпрямилась в полный рост, превращаясь в коммандера Шепард, которую все знали и любили. Я же любил ее сильнее, настолько сильнее, чем кто-то из них мог себе представить. Джена отвернулась и направилась прочь, оставив меня смотреть себе вслед. И пусть я тысячу раз твердил себе, что мы справимся, выживем, сейчас мне казалось, что она снова навсегда уходит от меня.
Это уже происходило над Алкерой, и второго раза я не переживу.
Однако на подобные мысли больше не осталось времени. Ревели сирены, последние челноки приземлялись неподалеку, а впереди ожидала миссия. Андерсон уже наверняка ждет ее, и мне не следует сильно задерживаться. Никто из нас не знал, что готовит нам ближайшее будущее, однако все понимали, что именно к этому моменту готовились всю жизнь, именно ради него преодолевали невзгоды. Если бы мы только смогли победить.
Глаза снова защипало. Я посмотрел в небо — на столбы пламени и дыма, на смертоносные лучи, пронзающие атмосферу, и вдруг подумал, что в Лондоне действительно удивительная линия горизонта, пусть даже многие здания теперь лежали в руинах.
Джена всегда говорила, что мне следует оставаться оптимистом — ради себя самого и ради нее, так что я сказал себе, что сейчас, сегодня, я сражаюсь за будущее, в котором смогу прийти сюда с ней в обычной одежде, чтобы насладиться настоящим ярким солнечным светом и просто... расслабиться, устроить себе каникулы. Отпуск. Мы заслужили этого. Конечно, события могли развиться и по другому сценарию, но, беря пример с Шепард, я не был согласен ни на что иное.
Я буду сражаться изо всех сил, чтобы претворить это в реальность, сделаю все возможное и невозможное ради того, чтобы снова обнять ее.
В сотый раз проверив оружие, я направился в сторону лагеря Андерсона для того, чтобы принять участие в последнем бое против Жнецов. Снова в атаку. В последний раз.

Отредактировано: Архимедовна.