Свежий ветер. Глава XXVI. Пробуждение

Кайден

Уже стоя у ее двери, я ощутил еще один приступ неуверенности: правильно ли то, что я собирался сделать, или проблема в моем чертовом упрямстве?
В полной растерянности я смотрел, как она покидает наблюдательную палубу, бросив напоследок испуганный взгляд через плечо. Почему я позволил ей уйти? Было ли испытанное мною в тот момент чувство хотя бы отдаленно похоже на то, что ощущала она, когда я бросил ее на Горизонте? Для меня этот опыт оказался весьма болезненным.
С одной стороны, ей и без того хватало проблем, но с другой стороны, я все еще любил ее и теперь был уверен, что и она что-то чувствует ко мне. Джеймс оказался прав: Джена и правда вела себя иначе в моем присутствии, но причина заключалась не в неприятии, не в недоверии, а в... страхе. Не таком страхе, с которым Рана смотрела на мое окровавленное из-за рассеченной губы лицо над телом первого погибшего от моих рук. Она боялась того, на что я был способен, и долгие годы этого же боялся и я, но с Дженой все обстояло иначе. В ее глазах я видел страх перед неизвестностью, перед перспективой снова открыть свое сердце после того, что случилось в прошлый раз. Почему я не догадался об этом раньше?
Именно мне полагалось быть тем, кто разбирается в подобных вещах, кто в состоянии справляться со своими эмоциями. Мне следовало вести себя, как подобает взрослому человеку, терпеливо выносить беспорядочные удары, которые она наносила в слепой панике, а вместо этого я лишь усугублял ситуацию. Что ж, я больше не намерен продолжать в том же духе. Даже если я не нужен ей, если заблуждаюсь, я не буду больше притворяться, что не люблю ее. Сейчас не время ходить вокруг да около — мир рушится на наших глазах. По крайней мере так я открою все карты, протяну свое беззащитное сердце и позволю ей самой решить, хочет ли она его.
И я сделаю это прямо сейчас. Я покажу, насколько она дорога мне, как много она для меня значит. Я приглашу ее куда-нибудь, как поступил бы с любой другой женщиной, и объясню ей все. Я по-настоящему извинюсь, и, может быть, взамен она расскажет мне правду.
То, что я пробормотал чуть раньше, прозвучало совсем не так, как должно было. Этот момент предназначался лишь для нее, для ее успокоения, но стоило мне только обнять ее, почувствовать запах ее волос, как мои мысли свернули в совершенно другую сторону. Я погрузился в мир грез, где у нас все было в порядке. Это обернулось ошибкой, которую я намеревался сейчас исправить. Я расскажу ей все, и плевать, если она накричит на меня, вышвырнет вон с корабля, лишь бы она узнала истину.

Я постучал в дверь и, заслышав мягкие шаги с той стороны, глубоко вдохнул и расправил плечи. Однако как бы я ни готовился, при ее появлении воздух будто застрял в горле: темные волосы обрамляли лицо Джены влажными прядями, а щеки и губы от горячей воды стали ярко-алыми. Она была одета в подвязанный поясом простой черный халат, который казался чуть великоватым. Велев себе дышать, я почувствовал так знакомый мне запах пряной ванили и, глядя на Джену, увидел опасную красивую женщину, привлекшую меня столько лет назад.
Она удивленно распахнула глаза, отчего капельки воды на ее ресницах сверкнули, но теперь мы находились на ее территории, и Джена, не теряя времени, поспешила поставить меня на место. Она выпрямилась в полный рост, подняла подбородок и изогнула бровь, молча спрашивая, какого черта я отрываю ее от важных дел?
— Можно мне зайти? — спросил я, осознав, что не дождусь приглашения.
Глянув в сторону, Джена раздраженно вздохнула.
— Конечно, — произнесла она, отходя в сторону, — почему нет?
Я прошел в крошечный закуток, служащий рабочим местом, и огляделся. Каюта выглядела пустой, и ремонт, судя по свисающим тут и там проводам, не был законен, но тем не менее это помещение очевидно принадлежало Шепард: повсюду разбросана одежда темных цветов, кровать не заправлена, планшеты небрежно лежат на столе, и на экране каждого из них мелькают бесконечные строчки информации.
— Вообще-то, я сама собиралась с тобой поговорить, — сказала Джена.
Обернувшись, я увидел, что она сумела взять себя в руки, но равнодушное выражение ее лица казалось вымученным, и сердце тревожно замерло у меня в груди. Ничто в ней не напоминало о произошедшем между нами каких-то пару часов назад, и мне пришло на ум, что она вряд ли разделяет мое желание выяснить все до конца.
— Да?
— Да, — ответила Джена и скрестила руки на груди; в этом просторном халате она выглядела гораздо более хрупкой. Неожиданно она разорвала зрительный контакт и, взглянув на пол, словно стараясь меня вообще не замечать, продолжила: — Я считаю... — она тяжело сглотнула, но ее голос все равно звучал сдавленно, — я считаю, тебе следует согласиться на место во флоте — то, что предложил Хакет.
— Что? — воскликнул я, никак не ожидая такого.
— Ты слышал, — бросила Джена.

С трудом сдержав резкий ответ, я медленно вздохнул и продолжил смотреть на нее. Как обычно после проявления слабости, Шепард решительно возвращала себе утерянные в ее глазах позиции. Мне следовало бы знать — она демонстрировала классическую реакцию, неизбежную в ее ситуации. Когда-то я послушно последовал бы ее приказу, уступил бы ей право решать, но не сейчас. Я не позволю ей вышвырнуть меня с корабля после того, чему стал свидетелем.
— Почему? — спросил я, делая шаг вперед и надеясь таким образом вынудить ее дать искренний ответ.
— Ты... — Джена подняла на меня глаза, полные боли и обвинений. — Ты знаешь, почему.
Стало быть, я не ошибся. Она ненавидела, когда кто-то видел ее в минуту слабости. Волею случая сегодня таким человеком стал я, и она скорее попытается от меня избавиться, чем попробует решить проблему. Но не в этот раз — я не позволю ей это сделать. Джене ничего не стоило заставить своего оппонента опустить руки, и я никогда не встречал более упрямой женщины, но и я могу быть упрямым.
— Нет, нет, я не знаю!

«Скажи это, скажи мне в лицо, будь честной со мной — только так я сумею помочь тебе. Позволь мне помочь».

— Зачем ты пришел сюда? — спросила Джена неожиданно, очевидно, осознав, что я не реагирую так, как она того ожидала, и сменив тактику. Вызывающе вздернув подбородок, излучая властность и уверенность в себе каждой клеточкой тела, она глядела на меня сверху вниз, несмотря на то, что я был выше на голову.
— Я пришел, чтобы... — Когда она стояла передо мной, такая напряженная и угрюмая, моя идея начала казаться мне глупой. — Я пришел, чтобы пригласить тебя на обед. При случае, в Президиуме. Тебе нужно отвлечься.
На лице Джены отразилось искреннее недоумение, а затем ее губы презрительно скривились, и она, нахмурившись, спросила:
— Ты что, накурился? По-твоему, у меня есть на это время? Я не могу ходить по обедам, в то время как люди вокруг умирают. Мне не остановить их, болтая с тобой ни о чем на гребаной Цитадели!
— Разве ты не понимаешь, что ничего не сможешь сделать, если загонишь себя до смерти? Ты крайне измотана, почти не ешь, и я знаю, что ты не высыпаешься... Я хочу сказать... неужели ты думала, я не замечу?
Выражение лица Джены изменилось, гнев уступил место чему-то, похожему на вину, глаза тревожно распахнулись, но губы остались упрямо поджатыми.
— Все... все, чего я хочу — это помочь тебе расслабиться, отвлечься от миссии, пусть всего на час, привести мысли в порядок. Я лишь хотел помочь.
— Ты можешь... можешь помочь, покинув «Нормандию», — сказала она тихо и мягко; ее дрожащие пальцы впились в скрытые рукавами халата предплечья. Я стиснул зубы, раздраженный ее упрямством; она скорее согласится молча страдать, нежели признается, что что-то пошло не так.

Пожалуйста, Джена, я не смогу помочь тебе, если ты мне не позволишь. Я не смогу помочь, если ты не скажешь, в чем нуждаешься.

— Почему? — спросил я, с негодованием осознавая, что она снова спряталась от меня. — Почему ты так хочешь от меня избавиться? Я уже тысячу раз извинился, я доверяю тебе своей жизнью, мы отлично работаем вместе, я забочусь о тебе, так почему...?
— Потому что я не могу находиться рядом с тобой, Кайден! — воскликнула Джена, и я отчетливо заметил момент, когда внутри нее будто что-то сломалось, когда она решила, что устала от притворства; яростный огонь полыхнул в ее глазах. — Я... я не знаю, почему, не понимаю, почему не могу просто щелкнуть пальцами и больше не думать о тебе, но я не могу, и не в моих силах видеть тебя каждый божий день и не... не... — она осеклась на последних словах, и на ее лице отразилось мучение. — Ты знаешь, о чем я.
Я вздохнул, глядя на ее несчастное выражение; она выглядела усталой, каким бывает человек, чересчур долго сражающийся со слишком многими противниками.
— Стало быть, дело все-таки в нас? — спросил я тихо.
— Никаких «нас» не существует, — хмуро бросила Джена в ответ. — Больше нет.
Я поспешил ухватиться за последнюю соломинку — за эту грусть, прозвучавшую в ее голосе. Пока существовал хоть малейший шанс, я не опущу руки.
— Это бред, Джена, и тебе об этом известно, — заявил я. — Я никогда не переставал хотеть быть с тобой с момента нашей первой встречи. Ты всегда значила для меня больше, чем должна была, и это не изменится.
— Нет, вот это бред, — перебила она и, шагнув вперед, ткнула пальцем в мою сторону. — Ты ясно дал понять, что чувствуешь ко мне — на Горизонте, а потом на Земле, а потом на Марсе. И сейчас можешь отказываться от своих слов, сколько твоя душа пожелает, но не смей делать вид, что ничего не изменилось.
Ее лицо исказила гримаса боли, и от осознания того, что я, пусть и ненамеренно, явился тому причиной, меня охватил жгучий стыд. Нам следовало завести этот разговор много месяцев назад.
— Я облажался и признаю это, — ответил я, ненавидя себя за то, как обходился с ней, и мечтая обернуть время вспять и все исправить. — Но мои чувства и в самом деле оставались прежними — ты была мне небезразлична. Даже два года спустя ты была мне по-прежнему небезразлична. И да, твое исчезновение меня потрясло, но...
— Исчезновение? — практически прорычала Джена, и ее глаза потемнели. — Так вот, что, ты полагаешь, произошло?
Внутренне напрягшись, я смотрел, как она закипает от ярости, и повторял про себя, что гнев лучше, чем полное безразличие, демонстрируемое ею ранее. По крайней мере, гнев был искренним.
— Ты что же думаешь, я взяла гребаный отпуск, чтобы заняться своими делами? — спросила она дрожащим голосом. — Думаешь, у тебя есть право считать, что произошедшее потрясло тебя сильнее, чем меня? Я была мертва. Я умерла. Буквально. — С каждым словом Джена ударяла кулаком по открытой ладони другой руки, ее горящие, живые глаза, казалось, пронзали меня насквозь.

У меня создалось впечатление, что она впервые открыто говорит о том, что с ней произошло. Я знал, что она была мертва — я видел видеозаписи, но только сейчас я начал понимать, как это изменило стоящую передо мной женщину.
Я подумал о своем решении оставить ее на «Нормандии», принятом под влиянием уверенности в ее неуязвимости; я ожидал, что она незамедлительно последует за мной. Я подумал о месяцах — годах — выворачивающего душу наизнанку горя, которые последовали за крушением. Смерть должна приносить покой, должна освобождать от боли, но для Джены она обернулась чем-то противоположным, и теперь я знал, что она не ощущала умиротворения с того дня над Алкерой.

— Я чувствовала, как это произошло, — продолжила она тихим дрожащим голосом, очевидно, уже не в силах остановиться. — Знала, что конец близок. Меня охватил ужас, от которого стыла кровь в жилах, и все вокруг померкло. Я помню все до последней секунды. А в следующий момент я очнулась и узнала, что прошло два года, мир изменился. Ты был где-то далеко, и я не знала, как тебя вернуть. Я стала наполовину роботом и находилась в руках врагов. И я, черт побери, не просила об этом! Я понимаю, что это напугало тебя, понимаю и знаю, что все могло обернуться куда лучше, но я не виновата в этом!
Выражение ее лица снова изменилось, место гнева заняли обида и боль, и она заговорила так быстро, словно несколько лет сдерживала себя:
— И знаешь, что? Только ты — только ты — из всех, кто был дорог мне, ни на мгновение не усомнился в моей вине. И что еще хуже, в твоем одобрении я нуждалась сильнее всего. Я нуждалась в тебе, а ты не сумел на тридцать гребаных секунд умерить свою гордость и гнев и позволить мне объяснить. Тебе и в голову не пришло, что у меня могут оказаться веские причины, чтобы работать с «Цербером». Нет, ты просто решил, что я чертова предательница. И я знаю, почему ты это сделал, я понимаю, но от этого не легче. Ты не представляешь, чего мне стоило открыться тебе, а ты просто... просто... я...
Руки Джены бессильно повисли, и голос пресекся. Я видел блеск непролитых слез в ее глазах, ее полные губы дрожали. С каждым сказанным ею словом я все отчетливей понимал, что она пережила, и что означало мое предательство.

«Прости, — произнес я про себя; горло перехватило, не позволяя сказать вслух этих казавшихся никчемными после ее исповеди слов. — Я не хотел, не знал. Я не желал причинять тебе боль. Мне так жаль».

— А что еще хуже... — Джена нервно провела пальцами сквозь волосы, смотря на меня безумным взглядом. — Я... Я была ребенком-солдатом. Ты хоть понимаешь это? Меня использовали всю жизнь, я никогда не знала хорошего обращения. Все, что у меня когда-либо было, я заработала в борьбе. Во всем этом ужасном мире существует всего несколько человек, которые на самом деле заботятся обо мне. И я отдаю себе отчет в том, что мои эмоциональные реакции далеки от нормальных! Я не тот человек, к которому стоит обращаться с вопросами, что хорошо, а что плохо... но... даже я считаю, что то, как отреагировал ты, было ужасно.
— Джена...
— Нет, ты выслушаешь меня! — практически прорычала она, казалось, утратив контроль над рвущимися на свободу эмоциями. — Я умерла, Кайден, и, очнувшись в этом новом мире, ощущала себя полностью потерянной: я не знала, кому доверять, что делать. Мне не удавалось отыскать тебя, и, прибыв на Горизонт, я была уверена, что тебя похитили коллекционеры, а когда поняла, что это не так, почувствовала себя... почувствовала себя такой счастливой. — Горячая слезинка скатилась по ее раскрасневшейся щеке, раня сильнее, чем слова. — Я даже не подумала, что это может означать, и просто предположила... что ты вернешься, понимаешь? — Джена шмыгнула носом и раздраженно вытерла глаза. — А ты... ты повел себя так, словно предпочел бы, чтобы я оставалась мертвой; так, будто я стала врагом, несмотря на то, что я... я не делала ничего плохого! А даже если и делала, у меня что, нет права на ошибку? Как у всех остальных. Ты, ты лучше всех должен был знать, как для меня важно нормальное отношение; должен был понимать, что в критической ситуации я приму верное решение. Но ты не усомнился в своей правоте, не стал даже слушать! — Ее полный боли голос надломился, и вместе с этим что-то будто сломалось внутри меня. Кожу покалывало, словно иголками, мучительное осознание своей вины и того, что никакие извинения не искупят мою вину перед этой женщиной, приносило практически физические страдания.
— Я так нуждалась в том, чтобы ты выслушал меня и сказал, что все будет хорошо, но ты не стал этого делать, — продолжила она. — Вместо этого ты повернулся ко мне спиной и разбил мое чертово сердце!
Джена осеклась и резко прижала дрожащие ладони ко рту, словно только так могла остановить готовое сорваться с уст признание. Взгляд ее встревоженных, полных горьких слез глаз поднялся на меня. Я смотрел на нее, пораженно открыв рот, с пугающей четкостью осознавая, что она права, права в том, многое из чего мне не хотелось признавать. Мне следовало знать — обвиняла она меня молча — следовало ожидать, что она будет страдать, что в моей власти причинить ей такую боль, пусть даже я и не хотел этого.

Мне казалось, что меня со всей силы ударили по лицу. Ее раздражение и злость, которые она демонстрировала в моем присутствии, не имели ничего общего с ненавистью. Их причиной служило нечто совсем иное — нечто, с чем она не готова была справляться, потому что сама не понимала природы этих чувств. А я все это время вел себя слишком глупо, пребывая в уверенности, что коммандер Шепард выше подобных вещей, и не заметил свидетельств обратного. Сейчас я все понимал.
Джена медленно опустила руки, и по ее лицу я понял, что с этой вспышкой гнева покончено. Ее блестящие глаза покраснели от злых слез, волосы растрепанными прядями обрамляли лицо, на котором застыло выражение печали, обиды и неизбывного упрямства, словно бы говорящего, что никто и ничто не сумеет сломить ее.
Мне захотелось упасть перед ней на колени, расцеловать ее руки и вымолить прощение. Мне хотелось изменить мир, сделать так, чтобы ничего из этого не случилось, чтобы она никогда не умирала, и у меня никогда не появлялось бы шанса причинить ей подобную боль.
— Я знаю, — произнес я наконец хрипло. — И... Мне очень, очень жаль, что все так вышло. Мне жаль, Джена. — Я покачал головой, беспомощно разведя руками, потому что на этот раз мне на ум не приходили слова, способные исправить эту ситуацию. — Я сожалею, что все это произошло, сожалею, что стал причиной твоих страданий. Я с радостью исправил бы все, если бы смог — все, что случилось с момента... с момента твоей смерти.
— Это неважно, — резко ответила Джена, плотнее запахивая халат и вытирая глаза. — Это все неважно. Ты должен... Ты должен уйти.
С этим она отвернулась, и я запаниковал, решив, что снова теряю ее. Я схватил ее за запястье, отчего Джена вздрогнула и уставилась на мою руку, удерживавшую ее. Она ощутимо напряглась, но не разорвала контакт.
— Я никуда не уйду, — произнес я, ощущая под пальцами биение ее пульса; от удивления Джена чуть разомкнула припухшие губы. — Ни сейчас, ни когда-либо. Я оставил тебя умирать на первой «Нормандии», и это оказалось величайшей ошибкой моей жизни; второй по величине стало то, что я бросил тебя на Горизонте.
Я шагнул ближе, и она взглянула на меня со страхом и неуверенностью. Вот, что мне следовало сказать с самого начала, теперь же оставалось уповать на то, что в ее сердце найдется толика понимания, и она простит меня за то, что я так долго осознавал это.
— Я не могу изменить прошлое, — продолжил я, — не могу взять назад свои слова, не могу притворяться, что не вел себя, как осел... но все это я сделал, потому что... — я осторожно переместил ладони ей на плечи, чувствуя, как ее мышцы расслабляются; Джена с трудом выдохнула, продолжая упрямо смотреть куда угодно, лишь бы не на меня, — потому что мысль о том, что ты вернулась ко мне лишь затем, чтобы я снова потерял тебя, сводила с ума. Ты слишком много значила для меня, до сих пор значишь. Я не хотел снова поддаваться соблазну — ведь тогда пути назад уже не было бы, я не сумел бы тебя отпустить. Я просто не мог потерять тебя снова. Так что я решил держать тебя на расстоянии, не позволяя себе поверить, что... что ты настоящая — в противном случае я не пережил бы этого.
Мне хотелось сказать, что я люблю ее, всегда любил, но я не стал этого делать. Время для подобного признания еще придет. Я скажу это тогда, когда буду в состоянии объяснить, что именно это означает, и почему ей не следует бояться этого. Я ступил еще ближе, видя, как Джена чуть прикрыла глаза и снова судорожно вздохнула. Склонившись, я коснулся лбом ее лба, и она осталась неподвижной, не отвечая на жест, но и не отстраняясь. Зажмурившись и сжав губы, она словно боролась сама с собой.
— Но теперь мне все равно, — признался я тихо, ощущая, как горяча ее кожа. — Мне все равно, что произойдет — я просто хочу вернуть тебя. Боже, Джена... — Ее волосы щекотали мое лицо. — Я хочу, чтобы все снова стало так, как было когда-то, когда между нами не стояло ничего, когда жизнь казалась прекрасной. Я хочу вернуть нас. И если ты на самом деле желаешь, чтобы я ушел, я уйду, но только после того, как ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что не хочешь вернуть меня.

— Мы... мы не можем, — прошептала Джена. Она открыла свои янтарно-золотые глаза, полные слез, и взглянула на меня. — Мы не можем вернуться в прошлое. Я умерла. Прошло почти три года. Теперь все идет наперекосяк. Все изменилось. Тогда мы могли игнорировать происходящее вокруг, но не сейчас... — она решительно покачала головой, напомнив мне ребенка, отказывающегося принимать лекарство. — Я... Кайден, для меня все это очень болезненно. То, что произошло с нами... — Джена положила подрагивающие ладони мне на предплечья, словно не до конца верила, что я на самом деле стоял перед ней. — Я потеряла два года, и у меня не было времени справиться с этим. Я до сих пор... Я просто... кажется, что все происходящее сводит меня с ума, и я не знаю, как с этим разобраться, а твое присутствие...
Она снова посмотрела вверх, словно бы заглянув мне в самую душу. Коснувшись своим носом моего, она прошептала:
— Я тоже хочу все вернуть, хочу, чтобы все стало, как прежде, но... — будто опасаясь, что я сбегу, она сжала пальцы, — я не уверена, что справлюсь с этим. Я не в состоянии вести себя с тобой как ни в чем не бывало. — Джена стиснула зубы, будто слова физически ранили ее. — Мне придется поставить на карту все, и... это чертовски пугает меня, Кайден.
На ее прекрасном печальном лице я прочел мольбу избавить ее от мучений, заверить, что все будет хорошо, потому что она слишком потеряна и одинока, чтобы сделать это самостоятельно. Она спрашивала, согласен ли я взять ее такой, какая она есть, с ее сильными и слабыми сторонами, бесстрашную коммандос и сломленную женщину, в которую ее превратила жизнь. И я мог дать ей только один ответ.
Я не поддерживал ее, когда она нуждалась в этом. Я говорил себе, что это для ее же блага, но подобным поведением я лишь сделал все хуже. Я ненавидел себя за то, что причинил ей боль. Но я никогда не повторю своей ошибки.


************

Шепард

Мои напряженные пальцы неподвижно лежали на его руках. Мне хотелось притянуть его к себе, хотелось, чтобы он обнял меня, как совсем недавно, потому что на этот раз у меня не было сил убегать. Я не знала, почему считала, что не сумею вернуть его — это просто казалось... невозможным. Но это было до того, как я излила ему душу, произнося вслух то, о чем прежде боялась даже подумать. Его глаза наполнились болью, я чувствовала, что он понял, и недоумевала, почему сомневалась в нем? Что заставило меня полагать, что он в состоянии читать мои мысли?
Он сказал, что хочет вернуть меня, что хочет вернуть нас, и теперь я стояла, терзаемая сомнениями, ведь инстинкты велели мне бежать без оглядки, а сердце настаивало, что, возможно, на это раз все будет хорошо. Возможно, я и вправду нуждаюсь в этом, и впереди меня не ждет еще один удар.
Глядя на него, я думала о том, что, может быть, могу доверить ему свое сердце точно так же, как всегда доверяла жизнь.
Слова будто застряли в горле. Я хотела сказать ему, что... черт, я с легкостью шла навстречу Жнецам, побывала в аду, вооруженная лишь пистолетом, но простые человеческие отношения до сих пор пугали меня.

— Я знаю, — хрипло произнес Кайден, заключая в ладонь мою щеку и проводя большим пальцем по мокрой от слез коже. Наверняка мое лицо опухло, во всяком случае, губы не слушались. — И я... — он закрыл глаза, нахмурившись, будто от боли, — я очень сожалею, что ранил тебя, заставил считать, что ты больше не нужна мне, потому что это не так. — С этими словами Кайден переместил ладонь мне на затылок и посмотрел на меня так, как никто, кроме него, никогда не смотрел — так, словно я какое-то невероятное сокровище, и он отдаст все на свете, только чтобы быть со мной.
— Ты очень дорога мне, всегда была, даже когда я знал, что это неправильно. И твоя смерть стала самым страшным событием в моей жизни. Не иметь возможности быть рядом с тобой — вот ад, Джена. Не иметь возможности каждый день говорить тебе, как ты прекрасна, каким счастливым ты делаешь меня, и как каждый раз, что я вижу тебя, мне хочется только...

Я не дала себе времени на размышления. Услышав его слова, ощутив, как тесно стало в груди сердцу от нахлынувших чувств, я подняла голову и с отчаянием прижалась губами к его губам, упиваясь знакомым запахом. В то же мгновение Кайден ответил на поцелуй, сжал меня в объятиях, и мы позабыли обо всем. Он выдохнул и еще крепче прижал меня к себе, а я с силой впилась пальцами в его плечи. Под его напором я приоткрыла рот и, как мне показалось, впервые свободно вдохнула после нескольких лет удушья.
Кайден следовал за каждым моим движением. Моя рука переместилась на его шею, и он, обняв за талию, притянул меня еще ближе, словно даже малейшее расстояние между нами являлось недопустимым после того, как мы так долго были порознь. Дыхание сбилось, и я неохотно отстранилась, чувствуя, как сердце колотится в груди. Кайден потерся своим носом о мой и принялся оставлять легкие полупоцелуи на моих щеках.
Ощущения его сильного тела под моими пальцами, его запаха оказалось достаточно, чтобы у меня закружилась голова. Мысль о том, что все это происходило на самом деле, что Кайден и вправду мог чувствовать ко мне хоть десятую долю того, что я чувствовала к нему, что мне необязательно оставаться в одиночестве, что я имела шанс стать счастливой, пусть совсем ненадолго...
Мне снова захотелось расплакаться.

— Я не смогла ненавидеть тебя, — сказала я некоторое время спустя — мой голос прозвучал тихо и хрипло; все еще не открывая глаз, я прижалась к Кайдену лицом, опасаясь, что если посмотрю на него, он исчезнет. — После Горизонта, после всего. Я старалась, но у меня ничего не вышло. И даже несмотря на все происходящее, я... когда мне хватает сил не лгать себе, я знаю, что хочу лишь... притвориться, что ничего не изменилось. Что мы можем быть вместе, как прежде.
Я открыла глаза и обнаружила, что он все еще здесь, смотрит на меня своими теплыми карими глазами, по взгляду которых я так скучала, и в них отражалась какая-то странная смесь печали, и радости, и чего-то еще — чего-то незнакомого и пока непонятного мне.

«Пожалуйста, — подумала я, надеясь, что он прочтет мои мысли, — пожалуйста, скажи, что я могу получить все это назад. Что мои чувства нормальны, что впереди меня, как обычно, не ждет удар. Скажи, что все будет хорошо, пусть тебе и придется для этого солгать».

Кайден снова поцеловал меня — на этот раз мягко и нежно, и когда он заговорил, его голос прозвучал так же хрипло, как и мой:
— Тогда давай притворимся... на то время, что у нас еще осталось, давай притворимся, что... что никакой войны нет и в помине, что начинать все сначала сейчас — не самая безумная идея на свете.
Все напряжение разом покинуло меня, и я вдруг осознала, что хохочу, и эйфория наполняет меня взамен отчаянию и злости, что я чувствовала всего несколько минут назад. Во всем теле я ощущала невероятную легкость, и мне казалось, что я вот-вот взлечу; будто гора свалилась с плеч. Кайден улыбнулся в ответ, отчего вокруг его глаз образовались привлекательные морщинки. Я прижала ладонь к его теплой шее, коснулась пальцем подбородка, упиваясь зрелищем и до сих пор опасаясь, что стоит мне сжать руки, как он рассыплется на осколки.
— В прошлый раз это тоже было идиотской идеей, — сообщила я ему, наслаждаясь возможностью просто улыбаться, — но это не остановило меня.
— Меня тоже, — прошептал он, убирая волосы с моего покрытого шрамами лица.
— Мне все равно надоело вести себя осторожно, — сказала я, закрыв глаза и потершись щекой о его покрытый щетиной подбородок. — Я просто хочу побыть счастливой, хоть недолго. Прошло так много времени... — я с силой вжала пальцы в его плечи, чтобы почувствовать, как он двигается, чтобы убедить себя в его реальности. — Прости, что наорала на тебя, — прошептала я кротко. — Просто... я так скучала по тебе.
— Я скучал сильнее, — ответил Кайден, касаясь коротких волосков у меня на затылке, и я услышала улыбку в его голосе. — Голову даю на отсечение.
Во мне вдруг поднялась ошеломляющая потребность сократить разделяющее нас расстояние, наверстать все, что мы потеряли за это время, поверить в то, что мы можем все вернуть — я так давно мечтала об этом. Я поцеловала его снова — просто чтобы удостовериться, что могу — а потом обхватила руками его шею, запустила пальцы в его волосы, притягивая его ближе, ближе, и одновременно поднялась на цыпочки, прижимаясь к Кайдену всем телом.

Его дыхание стало прерывистым, и мы целовались так, будто это была наша последняя ночь. Я слегка прикусила его губу и в ответ услышала низкий стон, почувствовала, как окрепли объятия. Халат топорщился вокруг плеч, и неожиданно Кайден запустил руку внутрь, обхватив мою талию, и принялся массировать горячую кожу. Я мысленно прокляла майку и шорты, которые надела чуть ранее, собираясь укладываться спать, теперь считая их лишним препятствием между нами, как и рубашку Кайдена. Скользнув ладонями в горловину, я ощутила, как перекатываются под его кожей сильные мышцы. Адреналин снова наполнил мою кровь, заставляя одновременно стремиться к противоположным вещам. С одной стороны, я отчаянно хотела всего и сразу, а с другой — желала двигаться вперед медленно, наслаждаясь каждым мгновением, упиваясь осознанием того, что жива.
Я ничего не могла с собой поделать. Улыбаясь и все еще касаясь губами его губ, я слегка подтолкнула Кайдена к ступенькам, ведущим к кровати.
Спиной вперед он спустился по лестнице и, обняв меня за талию одной рукой, поднял, словно я ничего не весила. Я обхватила его ногами и прижала его голову к своей груди, в то время как он провел свободной рукой по моему бедру, удерживая меня на месте. Я заглянула в его горящие глаза, и он широко улыбнулся мне, будто не веря в происходящее. Что ж, в этом он не одинок.

«Не думай, — велела я себе, — не вспоминай о будущем, о войне, этом корабле и боли. Просто наслаждайся».

Кайден наклонился вперед и уложил меня на смятое покрывало в ногах постели, и от блаженства у меня закружилась голова. Он забрался на кровать за мной следом, и я стянула его футболку и выгнулась ему навстречу, нуждаясь в физическом подтверждении того, что прежде все происходило так же, как и сейчас. Я хотела насладиться каждой секундой, каждым дюймом его кожи, прикасающейся к моей. Я хотела снова почувствовать себя живой.
Полы моего халата распахнулись, и Кайден вновь скользнул руками по моей талии, одновременно целуя мою шею. Острый приступ наслаждения заставил меня непроизвольно мотнуть головой, и я заметила шрам на своем плече — толстую красноватую линию с неровными краями, оставшимися от шва. Это зрелище заставило меня похолодеть внутри.
Я могу сколько угодно притворяться, что ничего не изменилось, но под этой местами искусственной кожей скрывается металл, усиливающий кости, и сердце машины. На моем теле появились новые шрамы — больше и уродливее прежних. Что если...
— Что такое? — прошептал Кайден и вопросительно посмотрел на меня; его руки замерли на моих боках. Я глядела на него, слишком отчетливо осознавая собственное несовершенство, и не знала, как объяснить ему это. Должно быть, на моем лице отобразилось нечто, близкое к панике, потому что Кайден мгновенно отстранился, усевшись на полу между моими коленями.
— Мы... мы не обязаны... — проговорил он, нежно накрывая мои ладони своими, стараясь убедить. — Все в порядке.
Я смотрела на него, видя, как его глаза наполняются тревогой, как он настойчиво игнорирует шрамы на моих бедрах и животе — отметины на этом теле, которое через столько прошло, и вдруг поняла, что этот мужчина переживал за меня все это время, несмотря ни на что. Почему я все еще сомневалась, что нашла что-то стоящее? С любым другим любовником меня не беспокоило бы его мнение по поводу моей внешности, но с Кайденом все было иначе.
— Просто... — начала я хриплым голосом и, опершись локтями о колени, переплела свои пальцы с его, надеясь таким образом показать ему, что ни в чем его не виню. — Дело в моем теле. Оно теперь другое, понимаешь? Все будет не так, как ты помнишь. Я... все эти шрамы появились, когда меня собирали по кусочкам, а потом есть еще металлические и другие имплантаты и...

«И я почему-то боюсь, что ты больше не будешь считать меня привлекательной, что на самом деле тебя привлекает тот образ Шепард, что ты создал в своей голове, а не я настоящая. Настоящая я гораздо, гораздо страшнее. Кому как не мне знать об этом?»

Понимание отразилось в глазах Кайдена, и он посмотрел на мои обнаженные бедра, на грудь и на шрамы вокруг левой глазницы. Теперь в его взгляде светились нежность и страсть — столь непривычные для меня чувства, но я быстро училась получать удовольствие от того, как трепетало мое сердце каждый раз, когда он так смотрел на меня.
Я замолчала, и он снова обвил руками мою талию, подтягивая меня ближе к себе, а затем уткнулся носом в огрубевшую кожу на моей щеке.
— Ты пахнешь по-прежнему, — прошептал он, и я затрепетала в нервном предвкушении. — И ты так же хороша... — его горячие ладони поднялись по моей спине, — когда я касаюсь тебя, как и прежде. А если даже ты и изменилась, это означает лишь, что мне придется заново познакомиться с твоим телом.
Мое сердце наполнилось чем-то, похожим на нервозность, но это было хорошее чувство. Я потянулась вперед, обняла Кайдена за шею и поцеловала его медленно, не торопясь, словно у нас была вся ночь впереди.

«Полагаю, — решила я, скидывая халат, — так оно и есть».

Мне с трудом удалось сдержать улыбку, когда он своими теплыми пальцами стянул с меня топ, обнажая мою грудь, и стоило только ничем не прикрытой коже коснуться его груди, как мною завладел сумасшедший восторг. Я чувствовала себя счастливейшей женщиной на свете и не понимала, как все могло так измениться в один вечер. Казалось, я перенеслась в какой-то воображаемый мир. Я так привыкла к мысли, что со мной не случается ничего хорошего, но Кайден до сих пор целовал меня, и это происходило на самом деле, и, может быть, в этот раз я просто приму это как данное. Ощущение разгоряченной кожи, прижатой к столь же горячей коже, дарило какой-то примитивный комфорт — что-то столь человечное и совершенное, столь простое. Умиротворение и тепло наполнили меня, но я хотела большего.
Невероятная смесь адреналина и гормонов мчалась по моим венам, и я бесконечно проводила пальцами по его волосам и прерывисто дышала, чуть касаясь губами его губ, не желая отпускать его даже на мгновение, когда он стянул с меня шорты. Все и вправду шло иначе: на этот раз мне не нужно было производить на него впечатление, меня не сдерживали никакие внутренние страхи. Я не стремилась увильнуть от близости, шепотом произнесенных признаний и нежных поцелуев. Вместо этого я запоминала каждый момент, наслаждаясь ощущением его вокруг себя, внутри себя после стольких лет, проведенных в уверенности, что он навсегда для меня потерян. Мы двигались не спеша, наслаждаясь теплом и нежностью, и все было просто идеально.

Когда все закончилось, мы лежали рядом, и я ощущала, как глубокие вдохи отдавались во всем теле, а на коже высыхал пот. Кровь прилила назад к голове, и я почувствовала ошеломляющее желание рассмеяться и смеяться, и смеяться, и смеяться. Казалось, я тонула в эйфории. И в то же самое время я ненавидела эту свою ребяческую сторону, стремящуюся брыкаться и отбиваться от всего подряд, не желающую признавать проблемы и превратившую наши с Кайденом отношения в стихийное бедствие, из-за чего я так долго боялась просто признаться ему в своих чувствах. Но все тайное рано или поздно становится явным, и на этот раз все закончилось хорошо. Мне хотелось улыбаться каждой частичкой тела.
Я забралась на Кайдена и, все-таки поддавшись порыву, широко улыбнулась, сдув с его лба волосы. Он все еще лежал с закрытыми глазами, и на его лице явственно читалось выражение полного удовлетворения. Слегка улыбнувшись в ответ, он собственнически обхватил меня за талию одной рукой. Я не могла заставить себя отвести от него взгляд или перестать удивляться тому, что все это на самом деле произошло.
Я до сих пор осознавала, что последствия этого шага, вполне возможно, обернутся новой трагедией. Эта мысль никуда не делась, но сейчас она... не так сильно волновала меня. Принятое мною решение могло оказаться наихудшим, все могло снова пойти наперекосяк, причинить мне еще больше боли, но меня это не волновало. Если мне суждено погибнуть, если мои дни сочтены, я хотела провести их именно так. Я намеревалась стать самой счастливой на свете, пока у меня еще имелась такая возможность, и для этого мне надо было лишь позабыть обо всем и просто наслаждаться его объятиями. Я не желала ничего более.
Поглаживая мою спину, Кайден притянул меня ближе и медленно поцеловал. Когда я открыла наконец глаза, то обнаружила, что он смотрит на меня с выражением, похожим на удивление. Полагаю, он и не подозревал, насколько был хорош в постели.

— Я так в этом нуждалась, — промурлыкала я, касаясь своим носом его. — Так сильно нуждалась.
Его ответный смешок отозвался волнами во всем моем теле.
— Можешь мне не рассказывать, — прошептал он довольным голосом. — Ты была мертва два года — если, по-твоему, это не делает тебя старше, то уж точно не может считаться за воздержание.
Я улыбнулась, но про себя задалась вопросом, а осознавал ли он, что только что предположил, что у меня никого не было с крушения первой «Нормандии». Конечно, я была занята, и, разумеется, у меня никого не было, но дело не в недостатке претендентов. Я просто... не хотела никого другого. Встреча с Лукой доказала, что мне не нужен никто, кроме Кайдена, и в тот момент эта мысль заставила меня ощутить стыд и почувствовать себя глупо. Сейчас, однако, я могла признаться себе: я нуждалась именно в том, что имела сейчас — не в интрижке с человеком, неспособным понять меня, а в чем-то настоящем. Кроме того, я знала, что если бы другой мужчина и был, то Кайден понял бы стоявшие за этим причины. Он бы простил меня — он хорошо умеет это делать.
— Погоди-ка, — произнесла я, осознав кое-что. — Ты хочешь сказать, что и у тебя никого не было? За все три года? — мой голос звучал легкомысленно, недоверчиво, но внутри зрело беспочвенное негодование от одной лишь мысли о другой женщине, прикасающейся к нему, в то время как я лежала в лаборатории. Уже то, как эта чертова докторша смотрела на него, выводило меня из себя. Никогда прежде я не ощущала такой ревности, но, очевидно, отношения с Кайденом пробудили не только все самое лучше во мне, но и самое худшее.
Он слегка пожал плечами, будто отметая этот факт, как несущественный.
— Ну, я сходил на свидание. В общем-то, вот и все.
— Свидание? — удивленно повторила я. — Настоящее свидание?
Эта новость сбила меня с толку. Конечно, я знала, что такое свидание, но ни разу не была на нем. Я не понимала, в чем их предназначение. Мне никогда не составляло труда найти партнера для секса, и я никогда не хотела чего-то большего, так зачем они нужны? Конечно же, Кайден знает ответ на этот вопрос — он ходит на свидания, будучи абсолютно нормальным.

«Нет, — вдруг подумала я. — Это совершенно не так».

Я всегда считала его раздражающе милым, но если подумать, Кайден являлся L2-биотиком, яростным коммандос, Спектром, и, очевидно, единственная привлекающая его женщина была напичкана кибернетикой и имела болезненное прошлое. Это никак нельзя назвать нормальным.
— Точно, — усмехнулся он, глядя на меня и все еще водя пальцами по изгибам моей спины. — Ужин, напитки, все было очень романтично.
— С кем? Я убью эту стерву, — стараясь, чтобы мой голос звучал шутливо, спросила я. Ему вовсе необязательно знать, чего мне стоила эта напускная веселость.
— Именно поэтому я не скажу тебе, — ответил Кайден, сильнее сжимая меня в объятиях, словно бы убеждая, — но это не имеет значения. У нас все равно бы ничего не вышло.
Я опустила взгляд, будто не особо интересуясь этим вопросом, тогда как на самом деле отчаянно желала выведать побольше информации.
— Почему это?
— Ничего примечательного. Просто... — Кайден слегка улыбнулся и посмотрел на меня так, будто никогда не видел никого прекраснее, — она не ты. А мне нужна только ты, Джена. — Протянув руку, он убрал прядь волос с моего лица и чуть приподнял мой подбородок, так что я теперь смотрела на него. — Даже когда я пытался забыть тебя, забыть нас... У меня ничего не вышло. Черт, я рад, что ты вернулась из мертвых хотя бы потому, что иначе наверняка свихнулся бы.
Он снова усмехнулся, и я рассмеялась против воли. Его голос звучал легко и весело, но то, что он говорил, было очень важно для меня.

Каких-то полчаса назад я кричала на него, веля убираться, обвиняя во всем, что случилось с тех пор, как нас разделила судьба. Теперь же цеплялась за него, как за спасательный круг, и только смерть заставит меня вновь разжать пальцы. Ощутив вдруг прилив стыда, я уткнулась лицом в изгиб его шеи, чтобы избежать необходимости смотреть в глаза. Интересно, о чем думал он? Может быть, о том, что я полный псих?
Мне никогда не давались легко извинения или признания в собственной неправоте. Я ненавидела признавать собственные слабости, позволяя другим насмехаться надо мной за допущенные ошибки. Но это было новое начало, последний глоток жизни, прежде чем вся галактика рухнет вокруг нас. Я не собиралась портить все это, утаивая правду. Не в этот раз.
— Знаешь, я не имела в виду всего, что наговорила, — сказала я вдруг, упрямо глядя на свой большой палец, путешествующий по его ключице, — о том... ну, о том, что ты вел себя по-свински, когда я вернулась. То есть... Отчасти, я говорила искренне, но... Я понимаю, что послужило причиной твоей реакции. Я и тогда это понимала, но в то время это только ухудшало ситуацию. Я хотела быть злой, злой на тебя, хотела винить тебя во всем, но... не могла. Не до конца. Ты был так нужен мне.
Кайден перевернулся на бок и тепло посмотрел на меня.
— Я говорил «прости» от всего сердца, — прошептал он, касаясь кончиками пальцев моего лба, — потому что это правда. Ты не сказала ничего, чего бы я не заслуживал. Я рад, что ты высказала все, что накипело — это лучше для тебя.
Но нет, не может быть. Обвинить во всем его — это неправильно. Даже я об этом знала, а значит, и он прекрасно это понимал. Не бывает настолько добрых и понимающих людей. Это невозможно.
— Но...
— Это так, — настойчиво повторил он, глядя, казалось, мне прямо в душу, пытаясь донести до меня каждое слово. — В этом смысл отношений — разделять как хорошее, так и плохое. И это очень серьезно для меня, Джена, ты ведь понимаешь это? То есть... Порой, я поверить не могу в то, насколько ты дорога мне — дороже всего и всех на свете. И я... я клянусь, что никогда не усомнюсь в тебе снова. Никогда не оставлю тебя, никогда... я постараюсь никогда больше не причинять тебе боль. И неважно, сколько времени у нас еще есть. Вот, что все это значит для меня. Если мне придется поставить на карту все, я сделаю это. Ради тебя.

Мое сердце стучало так сильно, что на этот раз я была уверена: Кайден слышит его в тишине этой темной комнаты. Его слова окутывали меня, будто теплое одеяло, и я снова подумала, что это должно быть сон, ведь я так долго пребывала в уверенности, что со мной никогда не произойдет ничего подобного. И мне не хотелось этого до того самого момента, как я это потеряла. А теперь мне снова дали второй шанс — на этот раз построить что-то особенное с этим мужчиной, и я была так счастлива.
Мысль о том, что кто-то еще в этом мире мог чувствовать то же, что и я, что кто-то, даже будучи знаком со мной, все равно заботился обо мне... эта мысль представлялась просто невероятной. Я словно впервые в жизни узнала, что не одинока, и никогда больше не останусь таковой. Казалось, только сейчас я очнулась ото сна.
Мне хотелось прижаться к нему лицом и не отстраняться до тех пор, пока мы не сольемся воедино, хотелось свернуться клубочком в его объятиях и оставаться там навечно. В то же время меня тянуло прыгать на кровати и кричать «Да!», потому что я не могла вспомнить, когда еще мне доводилось находиться в подобной эйфории, ощущать, как меня переполняет счастье. Во всяком случае, не на этом корабле. Не в этой жизни. В прошлый раз, когда я чувствовала нечто подобное, я находилась рядом с тем же мужчиной, который обнимал меня сейчас. И впервые за очень долгое время я позволила себе подумать, что все еще может обойтись. Возможно, мы победим, возможно, это ощущение счастья будет длиться вечно.
— Ты... — слабо начала я, — всегда знаешь, что сказать.
Я понятия не имела, как еще дать ему понять, каково это для меня — смотреть в его глаза и видеть в них отражение собственных чувств и мыслей, а потому просто еще раз поцеловала его. Я потерлась носом о его щеку, отказываясь верить, что наполняющие меня в этот момент эмоции, могут стать моей погибелью; вместо этого я наслаждалась каждой проходящей секундой, проведенной в объятиях Кайдена.

Не знаю, как долго мы пролежали, перешептываясь, смеясь и целуясь, будто подростки, не знающие бед и забот, но довольно скоро я ощутила, что мое тело, которое я заставляла работать на износ месяцами, погружается в сон. Как обычно, Кайден заметил это и подтянул одеяло, укрывая меня и устраиваясь подле. Безмолвно мы наблюдали за проносящимися над нами звездами, и, закрывая глаза, я заверила себя, что на этот раз могу забыть обо всем и расслабиться. На этот раз я не одинока.
Уже сквозь сон я почувствовала, как Кайден коснулся губами моего лба.
— Полагаю, именно этого мне больше всего не хватало, — невнятно прошептал он.
— Ммм? — не открывая глаз, пробормотала я в ответ.
— Возможности засыпать рядом с тобой и уверенности, что, когда я проснусь, ты будешь здесь.
Где-то на задворках моего сознания сформировался ответ, но в этот момент я погрузилась в объятия сна, и последним моим ощущением стало разливающееся внутри тепло и чувство покоя и полной безопасности, заслонившие от меня творящийся во вселенной хаос.
И на этот раз кошмары не тревожили мои сновидения.

Отредактировано: Архимедовна.