Шторм. Часть I. Главы 4-6

4 (ГаррусВакариан)

2185 год, Гамма Аида.

Холодно… Холодно дышать… Как… ноет… Тупая боль на каждом вдохе и выдохе. Хочется замереть. Но она трезвит, пробуждает все остальное. Сначала слух. Потом осязание. Вокруг меня живет корабль, это несомненно: мерную работу систем жизнеобеспечения я узнаю безошибочно. В нос сочится химический запах медикаментов. Я в госпитале? Звучит что-то монотонное, протяжное… Я заторможено поднимаю веки.

Теплый свет операционной лампы выхватывает меня из пространства. Всматриваясь в то, что поначалу кажется полной темнотой, я постепенно различаю и корабельный потолок, и комнату вокруг, без окон. В госпиталях Омеги нет окон. Но на госпиталь не похоже. Скорее лаборатория.

Все плывет, без визора левый глаз теряет в остроте. Я перевожу взгляд с предмета на предмет и ловлю шлейф от каждого из них. От этого тошнило бы. Уже тошнит. И эти звуки… Я медленно поворачиваю голову в поисках источника. С левой стороны перед глазами прорисовывается женщина, это понятно по пропорциям. Она стоит у светящейся консоли и на нее падают синие блики аппаратуры. Азари? Нет. Человек. Темные волосы собраны в хвост, свисающий до лопаток. Она стоит ко мне спиной и… Да, она поет. Языка я не понимаю, но тихий голос переливается и завораживает… Свет консоли перед ней проникает сквозь ткань белого платья, закрывавшего ей ноги до колен и руки до локтей, под тонкой тканью я рассматриваю ее фигуру.

Зыбкие, будто струи тумана, цветные потоки льются вокруг этой женщины… Ноты песни переплетаются цветным узором, перетекают одна в другую, смешиваются и наполняют воздух, необозримое черное небо, раскрывшееся надо мной. Полное звезд… Цвета, названия которым нет ни в одном языке Вселенной… знаю, что нет. Я улыбаюсь. Я становлюсь легче света и уношусь куда-то бесконечно вверх, где я прозрачен, как свет, и там окончательно теряю границы собственного «Я».

 

Тяжесть. Боль. Она разносится с толчками пульса, заново вычерчивая меня в пространстве. Я поднимаю песочные от сухости веки, осматриваю себя. Я лежу на столе, скрепленный фиксирующими ремнями. Обездвиженный. Как… Трудно… Трудно дышать… Не хватает кислорода. С усилием я тяну воздух, захлебываюсь им, сам не слышу, как не то кричу, не то вою.

Я вижу лицо женщины, что стоит рядом. Узнаю, а узнав — отлепляю язык от нёба.

— Где… я?.. — в глотке висит мокрота, я пытаюсь откашляться. Получается плохо.

Вопросы я задаю лихорадочно, боюсь не успеть до следующейотключки. В ответах путаюсь. Неужели эта женщина и правда не знала?.. Нет, не может быть. Не верю. Она… Она была с наемниками на Омеге, в той серой броне с зеленой полосой. Видела все. Участвовала в этом?

Из памяти поднимается мерзкий, тяжелый запах смерти… Снова обжигает и омывает меня их кровью. Слишком много крови, слишком много пробелов, а мне нужно понять… Очень нужно понять!

Кислородная трубка больно черкнула по носоглотке, стоило ее выдрать. Сжав зубы, я пробую встать, но меня тащит куда-то. Комната размывается и плывет вокруг, только Ритт стоит на месте и смотрит, как я слабею, как дрожат мои руки. На перестрелку на базе она смотрела так же? Коктейль стыда, жалости и злобы распаляет изнутри. Он вскипает, когда она оказывается рядом: я выворачиваюсь, перехватываю ее руки и прижимаю к полу. Ниже пола не упадешь, и мне пугающе хорошо, сознание, наконец, проясняется. Инстинкты сейчас работают лучше, чем мозг. Мягкая глотка под пальцами, пульс на шее, хрупкой, тонкой, и гортань, двигающаяся в моей ладони при каждой попытке говорить. Сейчас доктор заговорит. Я заставлю.

— Кто заказчик операции? Где мы находимся?

Собственный голос звучит, как из-под воды, как во снах. Когда заговаривает Анайя, глухота уже закутывает мне голову плотным покрывалом. Локти дрожат, бессильные пальцы сжимают воздух, а перед лицом медленно, но верно меркнет. В какой-то момент все теряет значение, а потом…

Волосы, красные, как ржавая сталь, россыпью на полу.

— Ты…

Я не успеваю как следует удивиться новому витку галлюцинаций, а пространство уже мечется куда-то и угасает, оставив меня во тьме, мерцающей вспышками и так напоминающей Космос. Потом я и сам растворяюсь в ней. Безразличный. Бессильный. Бесстрастный.

 

Люди называют это «дежавю». Тот же потолок. Та же операционная лампа над головой. Та же женщина в белом. Но теперь я вижу все четко и стройно, будто хорошо выспался. Ритт? Так ее зовут. Я помню. Она легко трогает меня за плечо.

— Гаррус?

Я перевожу взгляд с ее лица на шею: там краснеют три следа от моих когтей. Моих когтей? Чьих же еще…

— Сейчас я сделаю вам инъекцию. После попробуете подняться на ноги. Ваше состояние относительно стабильно, нужно перевести вас из лаборатории в каюту. Это место не предназначено для содержания пациентов.

Я не спрашиваю, почему жив до сих пор. Почему она не связала меня снова, не погрузила в кому. Я не слышу угроз. Все мои органы на своих местах, по крайней мере, я так думаю. Пальцы, ощупывающие мне предплечье, даже сквозь тонкие перчатки кажутся слишком теплыми для человеческих.

— Сколько времени я приходил в себя?

— Операция прошла двенадцать часов назад.

— Как я себя чувствую, вы уже не спрашиваете…

— Мне докладывает мониторинг. Но если вы настаиваете: и как же?

Она открывает паз катетера, торчащего из вены на моей руке, и подсоединяет туда инъектор.

— Как будто похудел на треть своего веса. Это вообще возможно? И отвратительно немеет все. Скоро отпустит?

— Утром.

— Двенадцать часов… Сейчас ночь.

— На Омеге. И здесь, хотя корабль живет по земному времени.

Поршень толкает раствор в вену, вымывая кровь из основания тонкой трубки. Я не интересуюсь, что там за препараты, все равно не пойму. Медицинские навыки не входили в набор углубленной подготовки СБЦ. Если жив до сих пор, значит, доктор свое дело знает, и я зачем-то нужен.

— В глазах не темнеет? — спрашивает она.

— Нет.

Я рассматриваю ее форму, но не нахожу никаких шевронов или других опознавательных знаков.

— Вы… Зачем?

— Моя работа. Я уже сказала: я врач.

— Умеете нас лечить? Людям не предоставляли базу. Не всю.

— В этом и дело.

Я заторможено удивляюсь. Приподняв уголок рта, она добавляет:

— Отчасти потому я и ввязалась в это. Не вставайте пока, надо убедиться, что организм нормально принял препарат.

Я удивляюсь настолько, насколько вообще способен в своем состоянии. К этому времени Ритт уже дезинфицирует инструменты у одного из модулей, что смонтированы вдоль стен.

— Поясните. Почему ввязались.

— Я занимаюсь медициной, биологическими исследованиями и разработками. Составление препаратов, выращивание тканей для трансплантации, реконструкция… Людей и других гуманоидных рас. Все это — предмет моей работы, — она возвращается к столу, где я лежу, и добавляет: — И личного интереса.

Передергивает. Не то от слабости, не то от услышанного.

— В глазах все еще не темнеет? Слух в норме?

— В норме.

— Давайте попробуем встать на ноги. Только не как в прошлый раз, без судорожных метаний и надрывов.

Я поднимаюсь я осторожно, опираясь опираясь на руки. На месте, где я лежал, остался неглубокий анатомический отпечаток. Умная ткань? Только теперь я обращаю внимание на это, и на остальное оснащение. Оно впечатляет.

— Вы солидно обеспечены. Если я понял верно, судно небольшое, фрегат. Или лайнер.

Ритт улыбается. Затем светит мне фонариком в глаза, от резкой боли я щурюсь и дергаю головой. Анайя отступает на шаг:

— Попробуйте встать на ноги. Если потребуется, я помогу. Вы ведь не попытаетесь снова меня придушить?

Я касаюсь пальцами пола и встаю, не сразу заметив, что прикрывавшая меня пеленка соскальзывает на пол. Смущаться нет сил, но я все равно пробую дотянуться до белого лоскута, пока боль в боку не выбивает из легких воздух. Пеленку подбирает доктор и протягивает мне. Она знает наш этикет? Какой сюрприз. Иногда я видел, как люди краснеют от неловкости. Наверное, мне бы тоже следовало. Лицо под пластинами покалывает, пока я кое-как оборачиваю ткань на бедрах.

— Где моя одежда? Оружие, визор? Вы же понимаете, без любимой брони я замерзну и умру, как порядочный турианец.

— Знаете, а мне нравится перемена в вашем настроении. — ухмыляется доктор.

— Скажите, когда соберетесь изымать что-то из моего организма или снова пристегнуть к кушетке. Я поменяю его обратно.

— Обязательно. Иногда меня тянет на ощущения просто внеземной остроты. Кстати, здесь достаточно тепло, и скорее я потеряю несколько килограмм от жары, чем вы пострадаете от недостатка композита на теле. Прямо сейчас могу предложить вам только платье, как на мне.пара пакетов лежит в пропускном боксе.

— Оно хорошо сядет мне по талии?

— Вы явно идете на поправку, раз вас беспокоят такие вещи. Отдышались? Пойдемте. Я приготовила для вас место.

До матовых дверей из лаборатории — пара шагов, и я стараюсь не поскользнуться на гладком полу и не слишком стучать когтями. Слабость забивает голову ватой и подкашивает ноги.

— Так что произошло с моим снаряжением?

— Ничего хорошего. Утром я принесу вам новый комбинезон. Ваш скафандр сильно поврежден, и придется поработать, если хотите его использовать. А лучше найти новый. Генераторы кинетических барьеров полностью выгорели. Кираса пробита, шлема у вас больше нет.

Ритт проводит рукой по сканеру у дверей, и те расходятся в стороны, выпуская нас в залитый светом белоснежный бокс, где я щурюсь после полумрака лаборатории. Когда они плотно смыкаются за нашими спинами, вторая пара дверей открывается в коридор, где я вижу лифт и лестницу.

— Винтовка? Скажете, ее тоже нет?

— В полном порядке и в надежном месте. На борту она вам не пригодится.

— Визор цел?

— Ему повезло больше, чем вам.

Она мне уже почти нравится, эта доктор. Я осторожно переступаю босыми ногами по прохладному полу, и даже успеваю заслушать сводку о корабле, на котором мы находимся.

— Базовый экипаж «Галахада» — четверо разумных, включая пилота. Когда его переоборудовали, одну из кают заняли под лабораторию, одна осталась мне. Третья сейчас свободна, я помещу вас туда.

Анайя трогает пальцами панель вызова, через пару секунд перед нами разъезжаются металлические двери. Внутри кабины она командует «Вверх» и ее голос волной отзывается на дисплее датчика авторизации.

— Предосторожности беспрецедентные. И как вы справляетесь с кораблем в одиночку?

 

5 (Стрелок "Светил")

2185 год, космическая станция Омега.

Черт бы побрал этих конченых тварей. Уроды, каких мало, настоящие выродки. Портили жизнь всей Омеге, и никто не осмеливался надрать им зад, никто не мог вытравить эту заразу. Но самый сукин сын — это их командующий, Архангел. Не знаю, что за зверь его ужалил, но турианский маньяк возомнил себя рукой правосудия — вполне в их, выродков, духе. Он и его компания, как пираньи, обгладывали наши поставки, оставляли кости и трупы, и исчезали в местной мути. Ни одной потери за полтора года — просто феномен хренов. Поставки редели, бизнес расшатывался, мы оставались без оплат за услуги, страховщики и поручители сходили с ума.

Ария просто отмахнулась, бросив «Разбирайтесь сами». Конечно, разбирайтесь! Как же. После нескольких громких убийств никто не рвался соскребать мозги со стены раньше времени. Зато «Вы что, всей толпой не можете избавиться от кучки идеалистов?» — говорят, она еще и смеялась при этом, как под кайфом.

Когда Тарак собрал нас на летучку, никто не удивился: так часто случалось перед какой-то каким-то заданием.Неладное я почувствовал, когда вместо приказов, обычно отдаваемых с порога, он промолчал минут пять, потом прошелся из угла в угол. Заговорил только после. А когда заговорил…

— Мы знаем, где база Архангела.

Ребята воодушевились, но я радоваться не торопился. База Архангела? Отряд Архангела? Дело дурно пахло.

Нам сказали, что турианца в логове не будет, что его куда-то выманят, хотя для меня так и осталось загадкой: почему бы сразу не ликвидировать всю его банду вместе с главарем? Не покрыть его базу ровным слоем гранат? К чему такие осторожности? А потом мы, как крысы, крались сюда и блокировали выходы, чтобы даже муха живой не пролетела. Как только транспорт Архангела скрылся из вида, мы начали дело с отключения связи базы с внешним миром.

Штурмовая группа зашла со стоянки каров и двинулась через мост, а я занял позицию в шахте вытяжки, под сводом сектора. Оттуда достаточно хорошо простреливался первый уровень, балкон — чуть хуже. Но наверху должны справиться и без меня, я здесь — только прикрытие. Штурм начался с взлома двери во внутренние помещения базы, следом я услышал в гарнитуре взрыв светошумовой гранаты. Как потом сказал Шпиц, первого наши завалили, пока тот даже броню не успел надеть. Второй попытался отстреливаться, когда в комнату вошел Лайл и выпустил очередь из пулемета.

Людей у Архангела и правда оказалось всего десять. Двое последних сопротивлялись особенно ожесточенно: батарианец и человек, выбежали через второй выход и засели на балконе второго уровня, и я никак не мог их выцелить за армированным бортом. По внутренней связи я слышал ругань штурмовиков, давящих огнем из коридора, пока кто-то не догадался стрелять бронебойными через тонкую переборку.

Когда перестрелка затихла, Лайл приказал стащить все тела в одну кучу. Ребятам не терпелось ознакомиться с личностями, сидевшими занозой в большинстве местных задниц, все столпились вокруг трупов и стали снимать шлемы тем, кто успел их надеть и кому не разнесло голову. Мне, конечно, тоже было интересно, потому я дал увеличение прицелу. И упустил самое важное.

Не знаю, откуда нарисовался этот дьявол. Я уже собирался покидать позицию, когда на первом уровне полыхнул взрыв, потом еще один, и поле заволокло дымом. Пока я переключал прицел в инфракрасный режим, Лари и Вульф получили по снаряду прямо в головы. Сразу стало ясно, почему так важно было выманить отсюда именно Архангела: источником движения, которое я засек на балконе, не мог быть никто иной. Конечно, территорией он владел получше нашего. Терраса, где он засел, простреливалась только секторами. Даже я, сидя под сводом, все равно не имел достаточного обзора. Сколько я ни старался, никак не мог его поймать в прицел: то он прятался за какой-то панелью, то исчезал в коридоре, а появлялся под самым бортом. Когда он высовывался, наши падали один за другим. Сквозь дикие помехи я слышал в переговорнике обрывки ругани и попыток вызвать подкрепление, но связь отказывала. Гарнитуру я сорвал, все равно никакого толка от нее уже не было. Как наши отступали, я не видел. Последний взрыв донесся со стоянки, а затем все стихло.

Турианец вышел из укрытия и направился вниз, к тому, что еще час назад считалось его людьми. Я держал его на прицеле, стараясь унять нервную пляску пальцев. Мысль о награде, обещанной за голову Архангела, приятно щекотала, тем более, есть шанс получить ее всю. Это Архангел, это сам Архангел!.. Только бы не упустить момент, ведь выстрелить надо наверняка. Вот он остановился на нижнем уровне, перед телами. Я напрягся, медленно вдохнул и на выдохе нажал спусковой крючок…

Говорят, у старых вояк вырастают глаза на затылке, а они же все вояки, верно? Ума ни приложу, как он унюхал опасность, но в ту же секунду он рванулся, и заряд вместо шеи попал ему в бок, между сегментами брони, растеряв часть мощности в кинетическом щите. Турианец в два прыжка оказался за металлическим блоком вентиляции. Я выругался — теперь все резко усложнилось. Он мог засечь, откуда я стреляю. Да что там, засек наверняка… Теперь что? Кто первый успеет? Менять позицию? На полу я заметил свежие брызги синей крови. Если я хорошо его задел, то его отключка — вопрос скорого времени. Я отплоз чуть глубже в шахту.

Сердце бешено колотилось об ребра. Я дышал с хрипом, следя в прицел за укрытием, где сидел турианец, и боясь прокашляться. Капли пота мерзко стекали по вискам. Сколько же можно там торчать… Может, он там уже сознание потерял? Только я об этом подумал, из-за блока показался черный шлем — и дуло винтовки. Я выстрелил. Архангел — тоже.

Руку прошило болью, прицел перед лицом взорвался стеклом и металлом, рот залило горячим и железистым. Сквозь наваливающийся морок я еще различил, как мой заряд скосил чуть в сторону, и шлем Архангела разлетелся вдребезги. И то, что со стороны стрелял кто-то еще.

Вот же, сука…

 

6 (АнайяРитт)

2185 год, Гамма Аида.

Если бы не сотрясение мозга, я бы вообще не приводила Вакариана в сознание, а заштопала бы и доставила в одно из мест, считавшихся безопасными. Например, на Иллиум, где выдать проснувшемуся герою нужную легенду не составило бы труда. Но заплатили мне за весь комплект реабилитации, а раз так — работа должна быть выполнена. Как мне убедиться, что когнитивные функции в норме и моторика не пострадала? Но, видимо, без «укола дружбы» все же не обойтись…

Работа должна быть выполнена, а крепатуры в мышцах уже изрядно портят мне жизнь. В свободной каюте, где любила читать, я постелила свежую постель. На низкий стол поставила стерильную воду и положила капсулы глюкозы. Я устроилась в одном из кресел у обзорного иллюминатора, заложив ногу за ногу.

До операции предполагалось, что будут гости, но когда ко мне в руки попали материалы по приказу, от изумления, а следом — от скепсиса, я ненадолго потеряла дар речи. Глядя на изображение цели, я думала, что это какая-то ошибка, ведь из дата-пада на меня смотрело лицо, знакомое всей цивилизованной галактике. Тогда я ни секунды не верила, что личность цели подтвердиться. Но теперь!.. Перед глазами проступают буквы прочитанных книг и статей, слух ласкают истории очевидцев битвы за Цитадель, кровь будоражат легенды о неведомых мирах, которых еще не видели человеческие глаза.

ГаррусВакариан. Опальный борец за справедливость на Омеге. Мой заказ. Что предложила ему Цитадель после войны с гетами? Продолжать захлебываться в отчетах? Генерал ты, или обычный следователь — суть не меняется.

Свет звезд и космических тел наполняет комнату. Я слежу за медленным движением ярких точек — астероидов, в поясе которых вращаемся и мы, разматывая клубок волнения по их плавной траектории. Шлейф маленьких камушков из немецкой сказки… Через пару часов я разбужу Вакариана и приведу сюда, в лаборатории ему не место. Если кто-то там оказывался, то чаще — фрагментами.

Время на исходе, он скоро проснется. Я поднимаюсь и решительно направляюсь к выходу, но у дверей приостанавливаюсь.

— Барклай?

— Да, доктор Ритт. — бесстрастный и вежливый голос звучит сейчас из консоли внутренней связи.

— В моей каюте, в рубке управления, стыковочном шлюзе и хранилище задай 25 градусов, влажность 80%. Во всех остальных помещениях — 35 градусов, влажность 95%.

— Принято, доктор Ритт.

— Отлично. Молодец.

Бледный свет консоли гаснет, а в нутре корабля активируется климат-контроль, нагнетая теплый и влажный воздух в вентиляционную сеть. Скоро здесь будет почти палавенский тропик.

 

На дальнем конце нижней палубы располагается техническое помещение, совместившее в себе склад, оружейную, прачечную и зал для тренировок. Моя большая кладовка, утилитарная зона. Около очистительного контейнера слева от входа темнеет куча вещей моего пассажира: поврежденный скафандр-броня, верхний комбинезон, нижний комбинезон — все в темно-синих разводах подсохшей крови и в пыли. Нацеплять столько грязи на Омеге можно только в технических переходах: становилось понятнее, как Гаррус пробрался на базу мимо «Светиловцев».

На оружейной стойке дремлет винтовка, а рядом — визор, чудом уцелевший после того, как разлетелся шлем Вакариана. Армакс Арсенал всегда славились броней, их шлемы как раз и отличались непробиваемой конструкцией. При попадании энергия распределяется по всей поверхности, и в крайнем случае шлем просто лопается на мелкие крошки, выдерживая даже выстрел из крупного калибра. Не случалось, чтобы его осколки приходилось вытаскивать из чьей-то головы, чтобы кто-то получил компрессионный перелом шеи. Инженеры Армакса точно заработали бы много кредитов на преподавании сопромата. Стреляя в Архангела, марксман не мог метить в голову. Куда вероятнее, метил в шею.

Я беру в руки пристрелянный «Богомол», и винтовка раскладывается на полную длину. Прикладываю ее к плечу, целясь в пол. Хорошее оружие, хоть и не лучшее. Тяжеловато на мою руку, килограмма четыре. Оптический модуль с инфракрасным фильтром, фонарь, ЛЦУ, переноска… Без изысков, но штампы производителей впечатляют. Бьет явно вернее, чем мой «Мститель», ствол ощутимо тяжелее, и консольно подвешен. Удлинённый скелетный приклад… Руки у Вакариана длиннее моих.

Интересная модель. Я пробегаю пальцами по потертому корпусу, и они сами собой взводят затвор. С приятным звуком конденсаторы подхватывают заряд, оживает оптика. Я заглядываю в прицел, приникая щекой к потертой обшивке оружия, перевожу наведение с пола на дальнюю стену. Дальномер, модуль пропорциональной обработки… Недешевое удовольствие.

Вакариан ведь делал точно так же.

Темная легенда Терминуса весит 79 килограмм, имеет средний рост, организм умеренной потрепанности, острый язык и горячий, но дружелюбный нрав, если верить досье. Предположим, горячность его нрава я и так заметила. А еще — что-то, толкающее ввязываться в сомнительные авантюры. Было еще до службы на «Нормандии», там окрепло, и после ухода Шепард Архангел встал на крыло…

Деактивировав винтовку, я возвращаю ее на место. Следующим в моих руках оказывается визор. В выключенном состоянии — две полосы черного полимера, отходящих от круглого затылочного крепления. Кажется, за основу взят каркас системы Куваши. Когда попытка включить устройство наталкивается на биометрическую авторизацию, я даже расстраиваюсь, ведь оценить качество штучной работы по спецзаказу от инженеров Иерархии было бы интересно. Повертев его в руках, я замечаю запечатанный паз для модуля памяти, рядом с блоком аккумулятора. Значит, там еще и записанные данные… Впрочем, никто не говорил о необходимости изымать их. Но и отдавать в руки турианца что-то, возможности чего мне неизвестны, я не стану торопиться.

Только сейчас я обращаю внимание на совершенно чуждый запах. Не дезинфицирующих средств, которые использовались здесь, не полимерного масла, не электроники, покоящейся в ящиках… Не крови и не пыли. И не меня самой. Потянув носом воздух, я ощущаю его на самой грани, и подношу к лицу визор, что все еще держу в руках, быстрее, чем понимаю, почему. Химия пластика смешивался с тем самым, запахом его хозяина. В лаборатории его забивают дезинфектанты, но здесь…

 

Двери хранилища с характерным шорохом закрываются за моей спиной, и через секунду за ними шипит вентиляционная продувка.

Сегодня я еще ужинаю в тишине и уединении, от чего ростбиф кажется внезапно пресным. Вернувшись в бокс лаборатории, я снимаю комбинезон, складываю его на полку, затем жму активатор дезинфекции персонала и зажмуриваю глаза. Меня обдает туманом антисептика, следом — сверху вниз просушивает лазером и просвечивает ультрафиолетом. Из шкафа я вытягиваю запечатанный пакет со свежей робой, облачаюсь и стерильная вхожу в комнату.

Гаррус спит, положив голову набок. Я стою над ним и наблюдаю, как на вдохе чуть расходятся пластины носа, пропуская воздух, и как во сне вздрагивают боковые пластины его лица.

Жизненные показатели сохраняют положительную динамику, хотя он регенерирует медленнее, чем я рассчитывала. Я подхожу к столу с медикаментами и инструментами для инвазий, и извлекаю оттуда пару ампул и шприц. Мимоходом бросаю взгляд на часы: 00:25. Поздно. Только сейчас я понимаю, как устала. Несколько часов назад я окончательно отошла от действия допинга, и сейчас побочные эффекты уже тянут в горизонтальную плоскость. Пора заканчивать на сегодня.