Свежий ветер. Глава XVI. Оцепенение

 Хромая, я подошел к расположенной неподалеку консоли и послал сигнал бедствия, а также голосовое сообщение, в котором кратко объяснил, что происходит, и затребовал немедленной помощи находящихся поблизости кораблей Совета.
 И то, и другое послания вернулись назад, будто отскочив от невидимой стены — мне не удалось пробиться через чертов рой «насекомых» и генераторы помех пришельцев.
 Выругавшись, я в сердцах стукнул кулаком по консоли. Руки зависли над клавиатурой, словно в ожидании идеи, которая вот-вот должна была возникнуть в моей голове; мне следовало что-то предпринять, но правда заключалась в том, что я ничего не мог сделать. Если я выйду наружу и попытаюсь укрыть тех колонистов, что еще оставались неподалеку, меня наверняка снова ужалят, и вряд ли мне удастся спастись еще раз. Скорее всего, я вообще не доберусь до кого-либо, потому что все силы ушли на путь сюда. Оборонительная система колонии не функционировала, на этом складе не было никакого оружия, и я не мог послать сигнал бедствия. Несмотря на весь мой опыт, весь тренинг, когда дело дошло до сложной ситуации, я оказался бессильным.
 Я должен был защищать этих людей, но подвел их. Чтобы починить чертову систему обороны мне требовался еще один день — всего один, но я не успел. Я был недостаточно расторопен, недостаточно профессионален, и теперь они страдают из-за этого.
 Чувствуя себя абсолютно жалким, я смотрел на экраны и пытался успокоить дыхание. Камеры безучастно передавали жуткую картину того, как пришельцы собирали людей, будто кукурузу, а я мог лишь наблюдать.
 Неожиданно через весь экран пронеслась молния разряда, один из инопланетян отлетел назад и, ударившись о груду ящиков, остался лежать. Схватив пульт управления, я увеличил масштаб на всех мониторах, стараясь найти неизвестного стрелка. Возможно, кому-то из колонистов удалось освободиться? Кем бы он ни был, долго ему не продержаться — странные «насекомые» нападают на все, что движется, если только...
 Если только это не был кто-то другой. Кто-то, кто нашел способ обезопасить себя от опасных маленьких тварей.

С надеждой я переключил один из экранов на сигнал с камеры, установленной на посадочной площадке, и увидел незнакомый челнок. В зону обзора попадал лишь бок летательного аппарата, и я сумел разглядеть только «СР-2» на его борту. Что, черт возьми, это означает? Судя по неизвестной мне модели, вряд ли челнок принадлежал Альянсу. Развернув камеру, я увидел какой-то логотип и, приблизив его, почувствовал, как от полуожидаемого зрелища внутри закипает негодование. Я знал этот символ — он принадлежал «Церберу». Они появились здесь, как Альянс и предполагал, однако сражались с пришельцами — это стало очевидным в ходе моего наблюдения за планомерным уничтожением инопланетян на экранах мониторов. Тем не менее мне никак не удавалось толком разглядеть самих церберовцев.
 Я до сих пор был уверен, что именно «Цербер» организовал эти атаки, чтобы демонстративно остановить их и тем самым представить себя в геройском свете. Это походило на истину — как еще они могли узнать, что мы подверглись нападению? Почему их не жалили те летающие создания? Конечно, это не объясняло того, как они заставили пришельцев работать на себя или где те взяли столь продвинутые технологии, но это можно выяснить и позже.
 Поразмыслив, я пришел к выводу, что лже-Шепард здесь не будет. Зачем тащить сюда этого робота? Превосходство Джены Шепард в бою брало свое начало в ее врожденных способностях, ее уверенности в собственных умениях — она просто вклинивалась в самую гущу битвы, оглядывалась вокруг и уже знала, что ей делать. За этим стояли годы практики, глубокое понимание людей, их мотивации и данная ей природой интуиция, развить которую специально невозможно, не говоря уже о том, чтобы запрограммировать. Если мои подозрения верны, и «Цербер» действительно создал этого робота, то они наверняка используют его только для появления на публике; возможно, привезут сюда для фотосессии уже после того, как колония будет зачищена.
 Но я не позволю им, только не на Горизонте. Они не станут использовать ни ее лицо, ни смерть этих колонистов в своих гребаных целях.

 Снова переключив камеру, я наконец заметил одного из церберовских коммандос — высокого, широкоплечего мужчину-биотика. Он неплохо обращался со своими умениями, однако со стороны казалось, что его атаки немного смазаны, будто совсем недавно ему установили одну из последних моделей имплантатов, которая просто не пропускала через себя то количество энергии, на какое был способен мой. Логотип на груди этого человека подтвердил мои подозрения. Но где же остальные? Я ожидал увидеть целый взвод, а никак не троицу бойцов, попавших-таки в объектив камеры во время очередной смены позиции.
 Среди них был турианец, что показалось мне... как минимум неожиданным — я считал, «Цербер» работает только с людьми.
 Отряд приблизился, и, снова переключив камеру, я пришел в ужас. Это была ее броня — та же самая, что я видел на видеозаписях и фотографиях, собранных со всех уголков Систем Терминуса. Относительно легкая, блестящая, черного цвета с добавлением красного — эта броня явно создавалась с целью обеспечить носящему ее максимальную подвижность — именно такую защиту она предпочитала, будучи живой.
 Когда это существо повернулось к камере, я мгновенно понял, что «Цербер» притащил сюда свое творение. Но зачем? И почему оно занимало лидирующую позицию в этом отряде?
 Новая идея пришла в голову, но я поспешил оттолкнуть мысль прочь, вновь запрятав под кучей опровергающих ее фактов. Это невозможно. Она мертва. Сердце билось все быстрее, пока, наконец, мне не начало казаться, что его стук в ушах стал поистине оглушающим. Я понятия не имел, на что смотрю, и эта неизвестность сводила с ума.

 Очередная волна инопланетян хлынула во двор, и воин в ее броне моментально включился в бой; выкрикивая приказы остальным двум коммандос, он спрятался за угол здания и открыл огонь.
 Я смотрел, как она вынырнула из укрытия и с грацией танцовщицы убила троих пришельцев, а затем снова скрылась за каким-то нагромождением контейнеров.
— Нет, — прошептал я.
 Липкий холодок жути расползался по всему телу; я впервые позволил себе допустить, что она могла оказаться... настоящей.
 Прежде я не рассматривал эту идею всерьез — разумеется, я не верил в это. Джокер своими глазами видел, как ее выкинуло в космос. Ее не было два года. Сама мысль о том, что она укрылась где-то, чтобы спустя столько времени вернуться вновь, но уже работая на «Цербер», казалась... казалась...
 ... все более вероятной по мере того, как я наблюдал за женщиной, двигающейся с только ей присущей грацией.
— Нет, — прошипел я, наклоняясь к экрану ближе; руки тряслись, а к горлу подступала волна тошноты. — Пожалуйста, нет. Только не они. Кто угодно, только не...
 Они могли провести поистине невероятное исследование, проанализировать ее личность со всех возможных сторон и в результате создать свою совершенную копию. Они могли воссоздать ее внешность, голос, даже ее походку. Но никто и ничто не могло сражаться так, как Джена Шепард.
 Обессиленно опустившись в кресло перед консолью, я, словно завороженный, наблюдал, как она прорывала линии обороны врагов; работа двух других коммандос сводилась к тому, чтобы прикрывать ее и не мешаться под ногами. Турианец, впрочем, мало в чем уступал своему командиру. Что-то в нем показалось мне знакомым, и, приблизив изображение, я рассмотрел его броню, узнал манеру, в которой он нырнул в укрытие и, вскинув винтовку, произвел выстрел. Стоило мне только осознать, кто это, как в то же мгновение все сомнения в реальности происходящего развеялись.
 Одна за другой в голове возникали страшные мысли. Это она. Она вернулась. Гаррус рядом с ней. И она работает с «Цербером».

 Если бы я не сидел, то, наверное, упал бы. Меня тошнило, дыхание стало резким и прерывистым, на коже выступил холодный пот — то же самое я чувствовал, когда узнал, что она погибла, однако сейчас я понятия не имел, как мне следует воспринимать эти новости. В течение последних двух лет я мечтал лишь об одном — чтобы она вернулась ко мне и сказала, что все это было просто дурным сном, что с ней все в порядке. К черту логику и правдоподобное объяснение. Но не так. Происходящее сейчас само по себе являлось кошмаром, полным извращенного смысла. Новая, ужасная идея начала формироваться в моей голове — теория, заключающаяся в том, что Джена бросила Альянс, чтобы перейти на сторону «Цербера», и все это время втайне работала с ними, дурача и меня, и всех остальных. Я не знал подробностей, не мог представить себе, как ей удалось выбраться с гибнущей «Нормандии», не понимал, почему она не попыталась даже объясниться со мной, как могла так жестоко притворяться те несколько недель, что мы провели вместе, но доказательства были у меня перед носом. Еще один кошмар наяву.
 Она жива. Гаррус с ней. Она работает на «Цербер». Ничто из этого не соотносилось с тем, что, как я полагал, мне было известно о ней. А следовательно, стиснув зубы, подумал я, все, что я знал о ней, являлось ложью.
 Я подозревал, что она слишком хороша, чтобы существовать на самом деле. Все было слишком хорошо...

 Глядя на экран, я видел, как отряд пробивался к защитной башне: только с помощью установленных там орудий можно вывести из строя корабль пришельцев и не дать ему взлететь. Не в силах двинуться с места, я наблюдал, как Джена кружит по прилегающей к консоли управления территории, убивая врагов с ловкостью профессионала. А затем появилась эта огромная чудовищная штука, передвигавшаяся по воздуху и уничтожавшая любые преграды, возникающие на ее пути. Однако я знал, что у этого монстра нет никаких шансов, потому что поле боя всегда было ее игровой площадкой.
 Не отводя взгляда, я смотрел, как она вскарабкалась на консоль, затем перебралась на узкую стену и бросилась к врагу. Перепрыгнув брошенный в ее сторону биотический разряд, Шепард оказалась совсем рядом с той частью создания, что походила на голову, и вонзила длинный нож в его плоть. Пришелец попытался стряхнуть ее с себя, но она уже стреляла в него из дробовика, второй рукой крепко держась за рукоять кинжала. Дернувшись назад, существо умудрилось скинуть Шепард, но в этот момент ее спутники открыли огонь. Тело создания сотрясалось в конвульсиях, раздуваясь, и, откатившись по земле, Джена нырнула в укрытие как раз в тот момент, когда монстр взорвался.
 Задержав дыхание, я смотрел, как она подошла к останкам поверженного врага, вытащила свой кинжал, подкинула его в воздух и, поймав, убрала в ножны на бедре.
 Я до сих пор помнил восхищение, которое испытал на Кноссосе, в первый раз своими глазами наблюдая за ее работой.
 Сомнений не осталось: это была она, должна была быть она. Но помимо идеи о промывании мозгов, я ничем не мог объяснить ее работу с «Цербером».
— Нет, — снова жалобно прошептал я, хотя зачем вообще что-то говорить в такой ситуации? Никто не слышал меня. Я в одиночестве сидел на этом складе, наблюдая, как она делает то, что не удалось мне. Подчищает мои хвосты.
 Несмотря на все ее старания и огонь, который открыли пушки системы обороны, корабль пришельцев взлетел. Шепард сделала все, что могла, но инопланетяне, здраво рассудив, что превосходство не на их стороне, предпочли оставить работу незавершенной и покинуть планету. Благодаря Джене часть колонистов, все еще обездвиженных, осталась цела. Она спасла стольких, скольких сумела.
 Только поэтому я не бросился вон из помещения с криками обвинения; только поэтому решил дать ей шанс объясниться.

 Открыв дверь, я обнаружил, что рой летающих существ исчез. Мне вспомнилось знаменитое утверждение, что на свете не существует ситуации, из которой коммандеру Шепард не удалось бы выбраться при помощи оружия, кулаков или языка. И я пытался представить себе, что она вообще могла сказать, чтобы все снова стало хорошо. Я отчаянно старался не думать о том, как в последний раз оглянулся на нее, выходя из ее каюты. Старался не думать о том, что она путешествовала по всей галактике рука об руку с террористами, пока я два года пытался собрать воедино осколки своей жизни, казня себя за то, что послушался ее приказа и бросил ее на верную гибель. Я не позволю ей так просто уболтать меня. Не в этот раз.
 События дня сделали меня нервным, наполнили гневом и тревогой. Понятия не имея, чего ожидать, и, стараясь унять колотящееся в груди сердце, я направлялся на встречу с ней и ее отрядом. Отчасти я надеялся на то, что она посмотрит на меня горящими красным зловещим светом глазами и не узнает — по крайней мере тогда я буду уверен, что это кто-то — что-то — другое. Но больше всего мне хотелось броситься к ней, заключить в объятия, вдохнуть ее запах и вернуться на два года назад — в то время, когда она была моей и жизнь казалась великолепной.
 Когда Джена повернулась ко мне, наши взгляды встретились, и я тотчас понял, что это она — еще более прекрасная, еще более сногсшибательная, чем мне запомнилось. Мой мир сузился до размеров ее лица, а я все никак не мог до конца осознать происходящее.
 Как только она увидела меня, облегчение сменило ее напряженное выражение, глаза загорелись, а на губах появилась удивленная улыбка. Я старался ничем не выдать своих эмоций, не желая вновь бросаться с головой в омут до тех пор, пока не получу объяснений. Однако игнорировать стук сердца, рвущегося из груди ей навстречу, было просто невозможно; все мои чувства, которые я считал умершими, вновь с прежней силой кипели на поверхности.

 Я никак не мог поверить своим глазам — даже несмотря на то, что она стояла передо мной, мой разум отказывался принять происходящее.
— Кайден, — прошептала она, и ее голос показался мне самым прекрасным звуком на свете, дуновением свежего ветра после удушающих воспоминаний. Ноги сами понесли меня вперед, ближе к ней, и я наконец позволил себе отбросить все сомнения в том, что она на самом деле здесь.
— Это и правда ты? — спросил я, остановившись перед ней на расстоянии вытянутой руки, поражаясь тому, как безэмоционально звучал мой голос. Я находился так близко, что видел новые шрамы от ран, испещрявших ее лицо, и это зрелище причиняло боль. А затем я вдруг понял, что они свидетельствуют о том, через что ей пришлось пройти, пока она была «мертва». От этой мысли сердце оборвалось в груди, и я вновь почувствовал зарождающийся гнев и обиду.
— Да, и правда я, — ответила она, и ее выражение смягчилось — как и всякий раз прежде, когда мы с ней оставались наедине и...
 Я заметил церберовского агента позади нее; что ж, если в их планы входило каким-то образом использовать меня, то сейчас просто идеальный для этого момент. Глядя на нее, я не мог злиться на то, что она сделала, потому что единственное, чего мне хотелось — это притвориться, что прошедших двух лет просто не было — так же, как мы притворялись когда-то, что не являемся солдатами, что все это неважно.
 Мне казалось, я оставил свои чувства к ней позади. Но, боже, это просто смешно — я никогда не сумею забыть ее. Даже будь она предательницей, лгуньей и террористкой, в моем сердце навсегда останется место для нее. Я с трудом отвел взгляд, не в силах больше смотреть на ее лицо, полное жизни и надежды.
— Я думал, ты мертва — мы все так считали, — начал я, игнорируя запах пряной ванили, воскрешающий в памяти те моменты, что мы проводили в объятиях друг друга. — А затем вдруг до меня начинают доходить слухи, что ты жива и теперь работаешь на врага. Я не верил этим сплетням — как я мог допустить подобные мысли? Я решил, это обман, решил, что «Цербер» создал робота с твоим лицом, но... ты здесь. Живая.
— Я... я могу объяснить, — проговорила она, очевидно, сомневаясь в своих собственных словах.
— Серьезно? — перебил я, не давая ей шанса даже начать; волны адреналина заставляли кровь быстрее мчаться по моим венам. — Потому что мне кажется, что ты вернулась спустя два года и теперь ведешь себя так, словно ничего не произошло, словно ты и не умирала! — Ступив на шаг ближе, я заметил, как она нахмурилась; смятение и неуверенность отразились на ее лице. — Как, черт возьми, ты могла так поступить? Почему хотя бы не попыталась связаться со мной?
— Я пыталась! — бросила она в ответ; гримаса исказила ее черты. — Но времени было так мало, и передо мной стояли гораздо более важные задачи! — С этими словами она развела руки в стороны, указывая на окружавшее нас опустошение, которое лишь благодаря ей не стало абсолютным.
— Это «Цербер» сообщил тебе о колониях? — потребовал я ответа. — Меня направили сюда только после того, как Альянс получил наводку, что Горизонт станет следующей жертвой.
— Ты знал, что эта колония окажется под ударом? — неожиданно спросил Гаррус. Переведя на него взгляд, я заметил огромный шрам, «украшающий» его лицо, а также обратил внимание на то, с каким неброским достоинством он теперь вел себя. Судя по всему, он готов был последовать за ней в сам ад, даже если это и требовало от него бросить все, в том числе и свое прошлое в СБЦ. Вид его, стоящего рядом с ней, взбесил меня куда сильнее, чем я сам ожидал. Очевидно, она нашла время на то, чтобы разыскать его, тогда как просто сообщить мне, что была жива все эти годы, ей, видимо, и в голову не пришло. Вновь взглянув на Джену, я отметил, что ей явно не нравилось, какой оборот принял наш разговор. Что же, тем хуже для нее — я достаточно долго мучился по ее вине; ей придется послушать меня.
— Мы считали, что за нападениями стоит «Цербер», — продолжил я, — и теперь ты являешься сюда, живая, но работающая на них. Что, по-твоему, я должен думать, Шепард?
— По крайней мере ты не должен думать, что я имею к этому хоть какое-то отношение! — бросила она сердито. Наблюдая, как столь знакомое мне выражение злости появляется на ее лице, я вдруг понял, что мне все равно. Она задолжала мне объяснение. — Я пыталась остановить нападение, Кайден. Какого черта, ты полагаешь, я здесь делала?
— Не знаю, — в том же тоне ответил я, с трудом держа себя в руках. — Я верил много во что до того момента, как ты явилась сюда вместе с ними.
— Они единственные, кто хоть что-то делает для этих колоний, и мы только что спасли твою задницу, так что...
— Ты защищаешь их? — не веря своим ушам, перебил я ее. — Они террористы. Ты сама видела, чем они занимаются. Бога ради, я был там рядом с тобой. Ты говорила, что это непростительно, что их поступки ничем нельзя оправдать, и я соглашался с тобой! — Я вспомнил, как смотрел на ее окровавленное лицо и мечтал лишь об одном — чтобы она открыла глаза. — Они едва не убили тебя, Шепард!
— Верно, да только лишь благодаря им я все еще жива; они платят за мою броню, корабль и команду лучших оперативников в галактике, только чтобы я могла остановить коллекционеров, которые, кстати, и стоят за нападениями на колонии! — Более не сдерживаясь, она перешла на крик, и я поморщился; ее спутники словно бы отошли на задний план. — Вот почему я работаю с ними — наши цели совпадают, и я нужна им. Это вовсе не означает, что я их чертова марионетка!

 Джена всегда представляла собой кипящий котел эмоций, который лишь одно неверное слово отделяло от полноценного взрыва ярости, и прежде мне всегда удавалось успокоить ее. Но в данный момент мне было все равно — я не мог отступить, только не с ней, только не сейчас. Многое изменилось за прошедшие два года.
— Ты и правда так думаешь? — Я поразился тому, как им удалось переманить ее на свою сторону. — Ты веришь, что, выполнив работу, так просто сумеешь уйти? Что они вообще никак не манипулируют тобой?
 Резко вдохнув, я провел рукой по волосам, стараясь не замечать ее взгляд, буквально кричащий о том, что я причиняю ей боль каждым своим словом. Но я просто не мог смотреть и ничего не делать. Я также не мог принять ее назад, поверить в то, что она осталась прежней, только чтобы впоследствии узнать, что все это время она находилась под их контролем. Я не переживу этого.
— Я хочу верить тебе, Шепард, — произнес я низким голосом. — Все это время я больше всего на свете хотел, чтобы ты оказалась жива. Но я никак не ожидал этого. Чтобы ты стала работать с ними после всего, что они сделали... ты просто предала Альянс, меня, все, за что мы боролись.
— Мы боролись за то, что считали правильным, — сказала она тихо, — даже когда те, кто стоял выше нас, не понимали этого. — Мгновенно я вспомнил ту ночь, когда нам пришлось украсть «Нормандию», чтобы спасти галактику. Но нет. Тогда все было иначе. — Именно это я делаю сейчас. И я должна продолжать, даже если ты не понимаешь.
— Да? — бросил я, прежде чем сумел придержать язык. — Уверен, Сарен тоже считал, что поступает правильно.
 Выражение ее лица стало ожесточенным; глаза превратились в два горящих огнем янтаря. Она отгородилась от меня, и теперь мне казалось, что я никогда не знал ее. Может быть, так оно и было.
— Значит, ты не будешь слушать? — сухо спросила она; ее плотно сжатые губы превратились в тонкую линию.
— Пока ты с ними — нет. Я не могу. — Сам того не осознавая, я отступил назад, а в следующее мгновение понял, что сделаю это — повернусь к ней спиной и уйду. Она была всем, о чем я только мечтал, но... не так. Я не мог... Я просто не мог...
— Кайден, не надо, — произнесла она дрожащим голосом, выглядя... печальной. Отчаявшейся. Все во мне кричало остановиться, подойти к ней, поцеловать, как я хотел на протяжении этих двух лет; сказать ей, что сделаю все, что она хочет, пойду за ней куда угодно. Но я знал, что не смогу. Я должен был оставаться верен чему-то, и этим чем-то никогда не станет «Цербер», даже если они и пытались заманить меня тем, в чем я нуждался больше всего на свете.
 Я покачал головой.
— Мне жаль, Шепард.

 Мне так жаль, Джена.

 Не глядя больше на нее, я отвернулся и пошел прочь. Этот поступок был одним из самых трудных в моей жизни, и, едва скрывшись из виду, я попытался убедить себя, что оно того стоило, что это было правильно, что я должен был это сделать. Воздух вокруг казался мне затхлым и мертвым, слезы жгли глаза, но я не позволил им пролиться. Двигаясь машинально, словно зомби, я вернулся на склад к камерам, только чтобы увидеть, как она со своими спутниками забралась в церберовский челнок и улетела.
 Едва зажившая рана открылась опять, и вместе с этим вернулась и рвущая душу на части боль. Мне казалось, что я снова потерял ее.

************

Шепард

 Все внутри... онемело. Судорожно втягивая холодный воздух, я погрузилась в оцепенение, но это было болезненное оцепенение, и будто иглы вонзались в мое тело, и не существовало способа прекратить эту муку. Лишь когда Гаррус позвал меня по имени, я смогла стряхнуть с себя это сковывающее чувство и перестать смотреть на то место, где он только что стоял.
 Я была практически уверена, что его забрали или убили, а встреченные по пути хаски заставили меня рассмотреть еще более ужасный вариант. Когда корабль коллекционеров взлетел, я решила, что не успела, и теперь он навечно потерян для меня. И стоило мне только увидеть его, как все чувства, которые, как я считала, были надежно заперты в дальнем уголке моей души, всплыли на поверхность — такие же сильные и яркие, как и прежде. Но в течение нескольких минут он сумел обратить их в прах, глядя на меня так, как я никогда не подумала бы, что он посмотрит на меня. Он был разочарован, чувствовал себя преданным.
 На мгновение отразившееся в его глазах узнавание наполнило меня надеждой и облегчением, но затем он заметил моих спутников, и его взгляд изменился, будто он разом позабыл меня. Будто всего, через что мы прошли вместе, не случилось. А потом он отвернулся и ушел.
 Мне хотелось кого-нибудь убить, но в опустевшей колонии больше не с кем было сражаться. Выжившие коллекционеры улетели на своем корабле, оставив позади себя неподвижных местных жителей. Боксерской груши, висевшей в трюме, было недостаточно. Я ободрала костяшки пальцев в кровь, но ничто не могло сравниться с тяжелым чувством, словно камнем придавившим грудь и не позволявшим сделать вдох.
 Только по этой причине, убеждала я себя, последние полчаса я провела совершенно неподвижно.

 Я лежала на своей постели в каюте «Нормандии»; даже горячий душ не помог вернуть хоть капельку энергии в мое вялое, словно безжизненное, тело. Начав одеваться и пытаясь унять дрожь в руках, я на полпути осознала бесцельность этого занятия и теперь просто смотрела в огромный иллюминатор в потолке на проносящиеся мимо корабля звезды; сил хватило только на то, чтобы натянуть на себя белье и свободную футболку, в которой я обычно спала.
 Никогда прежде я не испытывала ничего подобного — словно мне нечего больше делать, и нет причин переживать из-за этого. Хотя, нет, однажды я уже чувствовала что-то похожее... когда была с ним в последний раз. Но тогда все ощущалось иначе — тогда это казалось чем-то беззаботным, своеобразным отвлечением от повседневной суеты. Сейчас же я будто находилась под анестезией; будто от меня осталась только оболочка, скрывающая под собой зияющую пустоту. Будто сердце остановилось в груди.
 Лежа здесь, глядя в черноту космоса, я ощущала себя одинокой как никогда прежде.
 Мое состояние описывалось одним простым словом — зависимость, и я знала это. Мне не раз доводилось наблюдать действие этого коварного механизма: ты пробуешь что-то новое, и тебе нравятся полученные ощущения; нравятся так, что ты используешь этот наркотик все чаще и чаще до тех пор, пока это не становится нормой. А затем, лишившись своего пристрастия, ты начинаешь видеть мир серым и безрадостным, пресным, и все, что у тебя остается — это боль.
 И мне было больно.

 Поднеся руки к лицу, я осмотрела ободранную кожу на пальцах — следовало воспользоваться защитными накладками или хотя бы обработать раны после, но мне было все равно. Никто не пытался остановить меня. Напротив — члены экипажа буквально бросались врассыпную, освобождая мне дорогу, пока я бродила по коридорам.
 Ранки уже заживали. Миранда говорила, что это нормально — что-то вроде ускоренной регенерации. Сама будучи результатом генной инженерии, она многое знала о подобных вещах. Интересно, насколько можно изменить кого-то, чтобы он остался самим собой? Может, после таких манипуляций ты вообще перестаешь быть просто человеком?
 Я походила на сломанную куклу, игрушку, выброшенную за ненадобностью. Моя левая рука была усилена металлом, но новенькая кожа скрывала от посторонних тот факт, что внутри я стала другой. Я наколола на запястье пятерку воробьев семь лет назад, однако знала, что этой татуировке не более месяца — искусная подделка, не несущая в себе никакого смысла. «Цербер» распорядился восстановить их только для того, чтобы, очнувшись, я не слишком психовала; чтобы мне казалось, что этот созданный ими комбинезон из мяса и кожи — тот же самый, в котором я когда-то заснула вечным сном.
 Я не была человеком, во всяком случае, не до конца. Теперь я отличалась от других. Хотя... я всегда отличалась от других.
 Сарен не догадывался, что Властелин уже давно запустил свои щупальца в его разум, пока не стало слишком поздно. Более того, он верил, что поступает согласно своим убеждениям. Откуда мне знать, какие из мыслей, наполняющих мою голову, на самом деле мои? Меня заверяли, что я вернулась в точности такой же, но «Цербер» никогда не гнушался лгать — они считали, что правы, что то, чего они желали, стоило любой цены. Если Кайден прав, и они действительно используют меня, как, черт возьми, я узнаю об этом?
 Может быть, я просто труп, металлический каркас, обросший лабораторно воссозданным мясом, управляемый его врагами. Неудивительно, что он не стал слушать.
 Я подумала о том, как провода увивали тело Сарена, словно усохшие мышцы; как элементы электроники жутко-естественным образом сочетались с грубой турианской плотью, так что иногда сложно было определить, что есть что.
— СУЗИ, — позвала я хрипло, стараясь унять приступ страха, начавшего забираться в душу с этой новой идеей, — можешь попросить Келли или кого-нибудь другого... принести мне кофе?
— Конечно, Шепард, — отозвался голос, вновь напоминая мне, что я никогда не оставалась в одиночестве, что бы я там себе ни думала — эта мысль определенно не способствовала восстановлению моего душевного равновесия. Только не на этой большой, пустой имитации «Нормандии».
 Я потерла лицо руками, пытаясь прийти в себя. Зачем только я попросила кофе? Я даже не была уверена, что хочу его, однако тот факт, что в любую секунду в мою каюту может кто-то зайти, заставлял меня предпринять некоторые шаги к тому, чтобы выглядеть и вести себя нормально, и именно в этом я нуждалась в тот момент. Мне нужно было найти твердую почву под ногами, потому что иначе я затеряюсь в своих собственных страхах, поддамся растущей паранойе.
 И все же я продолжала лежать и смотреть на звезды, сопровождавшие нас на пути к Иллиуму, и отчаянно старалась не думать вообще ни о чем.

 Когда же дверь наконец открылась, я приподнялась на локтях и увидела на пороге не Келли, а Гарруса — держа в своих огромных руках чашку, он неуверенно топтался на месте.
— СУЗИ сказала, что тебе нужна компания, — сообщил он, будто оправдывая свои действия, и заглянул в кружку. — Хотя я и не понимаю, для чего тебе кофеин, если ты не можешь заснуть.
— Это... это особенность людей, — жалобно произнесла я, не видя иного пути объяснить пользу простой чашки кофе в подобной ситуации кому-то вроде Гарруса, который не мог даже пить этот напиток. Я опустила взгляд на свои обнаженные ноги и, пробормотав: «Погоди секунду», попыталась поднять с пола штаны, в то время как мой гость подошел ближе.
— Полагаю, мне стоит одеться или...
— Шепард, я даже не уверен, какие части твоего тела могут считаться привлекательными, — сухо заметил Гаррус, протягивая мне кружку, а затем усмехнулся, когда я взяла ее дрожащими руками. — А теперь пей свой стимулирующий напиток и постарайся расслабиться.
— Спасибо, — с трудом произнесла я наконец, отпив глоток и наслаждаясь знакомым, согревающим вкусом. Следуя моему приглашающему жесту, Гаррус опустился на краешек дивана и принялся задумчиво разглядывать меня. — Значит... СУЗИ велела тебе подняться сюда?
 Едва заслышав свое имя, ИИ вклинился в беседу:
— Я посчитала, что Гаррус предпочтительнее мисс Чамберс, учитывая вероятный источник вашего эмоционального расстройства, а именно краткую встречу на Горизонте с вашим общим сослуживцем штабным коммандером Кайденом Аленко.
 Я и не подозревала, что СУЗИ в состоянии принимать подобные решения самостоятельно. Впрочем, это решение было правильным, хотя я и ощутила легкий дискомфорт от того, что его сделала машина. Но что особенно поразительно — с помощью своей компьютерной логики она выбрала единственного из членов экипажа, которому я безоговорочно доверяла, в противоположность тем оперативникам, которых подсунул мне «Цербер». Стоит обдумать это наблюдение позже.
— Великолепно, — съязвила я, запрокинув голову и закрыв глаза. — Теперь даже мой гребаный корабль считает, что я эмоционально расстроена.
 Голубая сфера вновь возникла в воздухе.
— Гормональный фон свидетельствует...
— Достаточно, СУЗИ, — вмешался Гаррус, и, облегченно вздохнув, я села и задумчиво уставилась в чашку, которую держала в ладонях. Я не хотела чувствовать то, что ощущала в тот момент, и уж точно не желала говорить об этом. — Знаешь, Шепард, — начал Гаррус тоном, свидетельствующим, что он не особо разбирается в подобных делах, но не позволит отсутствию опыта остановить его, — я уже довольно долго работаю с тобой. Возможно, не так долго, как другие, но мне хочется верить, что я знаю тебя достаточно хорошо.

— Если ты собираешься сказать, что подобное поведение мне не свойственно, то можешь не утруждаться — мне это известно, — заявила я, стараясь не думать, как чертовски унизительно было то, что мне, очевидно, требовалась помощь Гарруса, чтобы выбраться из этой эмоциональной черной дыры. Не говоря уже о том, что унизительным являлся сам факт того, что я вообще оказалась в этой эмоциональной дыре из-за чего-то столь тривиального, как интрижка с моим бывшим лейтенантом.
— Мне не нравится эта фраза, — ответил он спустя некоторое время, задумчиво сдвинув пластины над глазами. — Это означало бы, будто я считаю, что знаю тебя лучше, чем ты сама, а ты слишком умна, чтобы верить в это. Уверен, что по крайней мере половина того, что мне о тебе известно, почерпнуто в легендах, появившихся после твоей смерти, а они весьма приукрашены даже за пределами Альянса. Что я на самом деле собирался сказать, так это то, что я доверяю тебе свою жизнь — всегда доверял, с нашей самой первой совместной миссии. И мне хотелось бы верить, что и ты относишься ко мне так же.
— Конечно, да, — твердо произнесла я. — Ты единственный, кому я могу доверять. Полагаю, сегодняшний день доказал это как нельзя лучше.
— Ты имеешь в виду Кайдена?
 Я резко отвернулась, чтобы Гаррус не заметил гримасу, исказившую мое лицо, и он принял это за утвердительный ответ.
— Нельзя винить его за негативную реакцию, Шепард. Твоя смерть стала для него тяжелым ударом, но он не ушел из Альянса, вместо этого продолжив выполнять свою работу, потому что у него больше ничего не осталось. Только так он мог жить дальше. Да, я избрал для себя другой путь, но разница лишь в том, что когда ты появилась, я был свободен, а потому пошел за тобой. Черт, да я практически ждал тебя. Но с ним все иначе — сейчас вы по разные стороны баррикады. Даже если бы Кайден захотел тебе помочь, ты знаешь, что он не смог бы. В противном случае это означало бы окончание его карьеры. Нравится тебе это или нет, но ты должна понимать, что, приняв помощь «Цербера», ты лишила себя всякой поддержки Альянса. Я не говорю, что это было неверное решение, но все влечет за собой последствия, и это — одно из них.
 Продолжая смотреть в чашку, я пыталась найти причину, которая позволила бы мне представить произошедшее чьей-либо чужой виной, потому что я отказывалась считать виноватой себя. Как оказалось, Гаррус был гораздо более искушенным в подобных вещах, нежели мне изначально представлялось. Я хотела жалеть себя, чувствовать себя несчастной и обиженной, и он однозначно не потворствовал мне в этом.
— Так почему бы ему было просто не сказать об этом вместо того, чтобы глядеть на меня, как на пустое место? Все остальные были рады меня видеть, а он обошелся со мной так, словно я умерла, только чтобы ему насолить.
— Это вполне обычное поведение для людей с комплексом вины выжившего, Шепард, — хмуро заметил Гаррус, и я вынуждена была признать его правоту. — Твоя смерть опустошила его, и я уверен, что отчасти дело в том, что он последовал твоему приказу отступать к спасательным челнокам и оставил тебя умирать. Это кого хочешь выбьет из колеи. Я не разговаривал с ним со дня похорон, но точно знаю, что человек, которого я видел тогда, сделал бы что угодно, лишь бы вернуть тебя. Однако это было два года назад.
— Не для меня, — вставила я, чувствуя себя жалкой. — Для меня прошло всего несколько недель. И да, я знала, что он изменился, так же как и ты, но и подумать не могла... — Глубоко вдохнув, я опустила взгляд, снова и снова вспоминая, как он повернулся ко мне спиной. — Я и подумать не могла, что он просто уйдет, словно я никто для него.

 Некоторое время Гаррус молчал, хотя я чувствовала на себе его взгляд и с легкостью могла представить внимательное выражение его лица, движение жвал, аналогичное задумчивому поджатию губ.
 Затем, наконец...
— Ты любила его?
 Это вопрос застал меня врасплох; открыв рот, я резко подняла голову и уставилась на него.
— Нет! — выпалила я, убежденная в своей правоте, но не имея возможности узнать наверняка. Я даже не до конца была уверена, что понимаю значение этого слова. — Что? Откуда ты это взял? Он тебе что-то сказал?
— В этом не было нужды, — пожал плечами Гаррус — казалось, он только что проиграл пари. — Все на «Нормандии» знали, что он относился к тебе не только как к командующему офицеру. Ты была ему глубоко небезразлична; уверен, что это до сих пор так. Я просто подумал, что, возможно, это было взаимно.
 Попалась.
— Мы... — я запнулась. Проведя ладонью по коротким волоскам на затылке, я решила, что больше не хочу хранить этот секрет — в этом больше не было необходимости. — Мы провели вместе пару ночей под конец. Может, больше. Это было... Не знаю, чем были эти отношения для каждого из нас, но они не закончились к тому моменту, как я... погибла.
 Гаррус попросил пояснить, так что я, стиснув зубы и приправив рассказ ругательствами, словно это не имело для меня особого значения, поведала ему все, на что решилась. Я не сказала ему того, в чем не признавалась даже самой себе — что на несколько мгновений поверила, что мы с Кайденом действительно могли иметь что-то — что-то, виденное мною лишь в кино, что-то, что я всегда считала глупостью. Но я была уверена, что Гаррус и так все понял — он знал, чего стоит для кого-то вроде меня признать нечто подобное. Странно, но мне стало легче от того, что я с кем-то поговорила об этом, удостоверилась в том, что это на самом деле случилось, а не являлось лишь моим сном. После сегодняшнего дня я была уверена, что никогда не признаюсь в этом Кайдену.

— Но почему мне так больно? — наконец спросила я; позабытый кофе уже давно остыл. — То есть... между нами не было ничего серьезного, верно? Он стал просто еще одним солдатом... я и прежде это делала. Так почему же встреча с ним настолько потрясла меня? Почему я вообще позволяю этому оказывать на меня такое влияние?
 Гаррус посмотрел на меня так, словно сомневался в моих умственных способностях.
— Разве это не очевидно?
 Опустив взгляд, я уставилась в пол. Это и в самом деле было очевидно, куда уж очевиднее. Если бы наши отношения и вправду ничего не значили, сложившаяся ситуация не волновала бы меня ни капли. Но это было важно — так важно, что я не знала, что мне делать, и то, как Кайден поступил со мной, стало чертовски болезненной пощечиной. Прежде мне не хотелось думать о нем или о том, как он поведет себя спустя эти два года. Я наивно полагала, что все образуется само собой — так же естественно, как мы сблизились когда-то. В действительности же я оказалась беззащитной, совершенно неготовой к тому, как у меня из-под ног выбили почву. И теперь я просто поверить не могла, какую боль он сумел мне причинить.
 Осознание же собственной слабости, того, что я такая же, как и все, только ухудшало мое состояние. Я коммандер Шепард — величайшая из ныне живущих коммандос. Мне не пристало валяться в постели, страдая из-за мужчины.
— Это недостойно меня, — заявила я, сжимая кулаки. — Я сильнее этого.
— Ты не обязана быть неуязвимой для всего на свете, — мягко заметил Гаррус, снова нахмурившись. — Черт, тебе не следует даже пытаться. Это не делает тебя слабой. Это просто означает, что ты человек — это нормально для вашего вида.
 Я посмотрела на свое запястье, на изображенных на нем летящих воробьев.
— Начнем с того, что меня вообще с трудом можно назвать человеком, — пробормотала я.
 Гаррус пожал плечами.
— Меня уж тем более, к чему ты клонишь?
— Это не одно и то же, — недовольно сказала я, будучи не в настроении для шуток.
— Разве? На мой взгляд, ты не изменилась. Ты сражаешься так же, может быть, даже лучше. Ты так же ведешь себя, так же разговариваешь, выглядишь более или менее по-прежнему. И ты однозначно все еще страдаешь от паранойи.
— Я не параноик, — угрюмо возразила я.
— Значит, насчет остального я был прав? — подловил он меня, и я улыбнулась против воли.

 Гаррус объяснил, что я нахожусь под воздействием стресса, который сломил бы более слабого человека, даже если бы все вокруг сходу поверили в случившееся со мной. И чем дольше мы с ним разговаривали, тем легче мне становилось. Мысли о Кайдене все еще причиняли боль, но к тому моменту, как Гаррус пожелал мне доброй ночи и ушел, оставив меня наедине с кружкой холодного кофе, я уже успокоилась до такой степени, что могла трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию. Он был таким же воином, как и я, и он не стал смеяться надо мной из-за проявленной мною слабости. Он сказал, что ему все равно, что я, на кого работаю, и в чем заключается моя миссия — одного того, что я стою во главе этой операции, для него достаточно, чтобы знать — это должно быть сделано, и нас ожидает чертовки опасное путешествие. А если выяснится, что кто-то управляет мною, словно марионеткой, то он вне сомнений сообщит мне об этом. Что ж, хотя бы эта мысль внушала некую уверенность.
 Я знала, что Гаррус прав и насчет Кайдена, пусть даже и не хотела признаваться в этом самой себе. Да, он тяжело перенес мою смерть, но перенес тем не менее — он двинулся дальше, поднялся по службе в Альянсе. Он не мог просто взять и бросить все, что имел и во что верил, чтобы последовать за мной. Он не мог даже взаимодействовать со мной без оглядки — Альянс ясно дал понять, что не желает иметь со мной ничего общего.
 Ну и пусть, решила я. Он мне не нужен. У меня есть Гаррус и Джокер и целый корабль людей, которых я постепенно начинала считать своей командой. А кроме того, у меня есть миссия, которую только я могу выполнить. Свернувшись клубком в своей все еще слишком большой постели и стараясь не обращать внимания на пустоту в груди, я убедила себя, что преуспею, смогу совершить невозможное и выжить. Ведь именно этим я и занималась всю свою жизнь — это то, что делают люди.
 Я докажу Кайдену и всем остальным, что права.