Батарианский изгой.

— Ага! Здравствуйте! — девушка улыбнулась, увидев, что на неё наконец-то обратили внимание.

— Ну что, родители ещё не прилетели?

— Нет... Ещё нет, но обязательно прилетят! Думаю, на следующем корабле...

Мне было тяжело смотреть на эту девочку. Детский оптимизм не давал ей впасть в панику и осознать то, что её родители, скорее всего, уже мертвы. Вдобавок, из всех, кто находился в этом доке, по-настоящему пытался ей помочь только этот турианец, офицер СБЦ, у которого не хватало духу сказать девочке суровую правду. Но это и не нужно было, ведь, как правильно заметили люди, надежда умирает последней. Вот и эта девочка, словно воплощение человеческой надежды, стояла в этом доке, полном беженцев и весело общалась с офицером, который, в общем-то, не должен был отвлекаться во время дежурства. Но все мы когда-то нарушаем правила и делаем то, что должны сделать.

Я отвернулся в сторону от этих двоих и опрокинул в себя содержимое стакана, который держал в руке. Пойло было отвратительным, но это было то единственное, что как-то просачивалось сюда, к беженцам. Как его назвал тот тощий человек? Технический спирт? Неважно, главное что градус был приличный и все плохие мысли уходили прочь.

— Эй, глазастый, играть будешь?

Меня позвал здоровенный парень с жетонами Альянса Систем, которые сейчас болтались на его шее, отражая скудный свет ламп дневного освещения. Он и саларианец, сидевший слева от меня, держали в руках карты и смотрели на меня. Что-ж, каждый забывается так, как может в эти страшные дни. Жнецы уничтожают планету за планетой и их не может остановить никто. Я слышал, что даже турианцы, имеющие лучший военный флот в галактике, не смогли отстоять свой родной Палавен. Постепенно, методично и хладнокровно Жнецы выкашивали сопротивляющуюся расу, обращая некоторых из них в своих слуг, марионеток, которые шли в бой, словно ожившие мертвецы из старой легенды.

Я посмотрел в свои карты и понял, что сегодня не мой день, очередной в длинной череде от моего рождения. 

— Пас, ребята, - я положил карты на импровизированный стол и снова наполнил свой стакан из флакона, стоявшего перед парнем из Альянса. Как же его звали? Джем? Джейн? А кто их поймет, я никогда не мог запомнить человеческих имен. Да и Альянс не особо любил, но напарников по игре не выбирают. Увидев то, что я сдался, человек и саларианец принялись ожесточенно сражаться. И понятно, почему, ведь на кону стояли полтысячи кредитов и мой трофейный пистолет, который подарил мне мой бывший капитан. Да, я его проиграл, но к чему слабому, калеченому беженцу такой мощный пистолет? В конце-концов, капитан не обидится. Ведь каждый старается забыться так, как может в эти суровые дни, верно?

Пока не началась следующая партия, я устремил взгляд дальше, в сторону доков, где сгрудились разные беженцы. Вон  стоят небольшой группой азари, чью колонию эвакуировали перед самым нападением Жнецов. Кто-то плакал, кто-то в отчаянии бил кулаком по железному боксу, служащему временным пристанищем для обездоленных. Во всем доке повисло напряжение, готовое вот-вот взорваться бунтом. Чуть далее были бараки, где остановились батарианцы. Им досталось сильнее всего, ведь Жнецы вторглись в первую очередь в их системы, практически моментально уничтожив большую часть батарианцев, которые не были подготовлены к атаке. Они попросту не верили предостережениям, этому странному герою, первому СПЕКТР-у человеку, Шепарду.

Шепард... У меня сложились очень противоречивые мысли про этого человека. Долгое время я считал его выскочкой, удачливым подонком, который выходил сухим из таких озер крови, в которых можно было утопить всех дреллов и парочку элкоров. Он даже умудрился один раз официально умереть и потом, совершенно неожиданно, воскреснуть. Да, он спас Цитатель и Совет от уничтожения гетами, он остановил вакханалию, устроенную коллекционерами в человеческих колониях. Но один поступок я ему не прощу никогда...

То немногое, что я знал достоверно о Шепарде, так это то, что он уничтожил батарианскую систему Бахак, а вместе с ней и четверть миллиона жителей, гражданских... Я сам не замечаю, как сжимаю кулаки и начинаю скалиться, но приходится взять себя в руки. Там, в колонии, жила моя семья... Вернее сказать, бывшая семья. Мой престарелый отец, опытный солдат и талантливый офицер, принесший Гегемонии много славных побед ещё до начала войны с людьми, и моя сестра. Бедная сестричка, я так и не сказал ей правду... Но какое им дело до изгоя, которого при встрече полагается застрелить и выколоть глаза? Но я все равно любил своего старого отца и непутевую сестру. Половина моего жалования уходила на личный счет отца, а старик думал, что это ему выплачивает Гегемония повышенные премии за его боевые заслуги и был неимоверно горд собой. Пусть... Сейчас это уже не имеет значения. Они мертвы, расщеплены на атомы взрывом ретранслятора массы. И в этом виноват Шепард.

Я залпом опрокинул в себя стакан с розовой жидкостью и с наслаждением ощутил в себе разрывающий жар, который медленно опускался в желудок и медленно растворялся в нем. Иногда я жалею, что не могу напиться до потери сознания, как это делали парни из моей команды на Омеге.

Омега... Поговаривали, что и она пала под натиском этих адских машин, а Ария Т’Лоак сбежала на Цитадель и теперь собирала вокруг себя группировки наемников, которые готовы вцепиться друг другу в глотки даже в такое темное время. Что-ж, каждый сражается за то, во что верит, но если у каждого будет своя вера, мы проиграем.

Я медленно налил себе ещё розовой гадости, а ребята все ещё резались в карты, не желая уступать солидный куш друг другу. Я посмотрел на серьезного саларианца и откровенного веселящегося человека, у которого явно сегодня был счастливый день.

Я взглянул чуть дальше, через их головы, в сторону, где регистрировались новые беженцы, вытянувшиеся длинной цепочкой. Чуть дальше была стена Памяти, куда приходили люди поговорить со своими пропавшими или погибшими родственниками, друзьями. Вся стена была увешана фотографиями людей, турианцев, азари и даже батарианцев. Да, как только я прибыл сюда, первым делом отправился посмотреть фотографии и был очень удивлен, увидев, как на меня смотрит моя сестра, погибшая при взрыве ретранслятора. Значит, кто-то из таких же, как она, беспокоился о ней, и теперь у него в душе такая же пустота, как и у меня.

Я давно перестал удивляться тому, что говорю о своих сородичах как о другой расе. Мне теперь была заказана дорога домой, ведь я изгой, предатель. Такого, как я, бывшего кастового воина, даже в рабы взять не пожелают.

Мой взгляд остановился на странной паре. Человеческая женщина с неопрятными черными волосами стояла перед стеной Памяти и рыдала, а сзади, обняв её за плечи, стоял батарианец и что-то тихо говорил ей, словно успокаивая.

— Должно быть, мир сошел с ума и я вместе с ним... — сказал я вслух, ошарашенный увиденным, на что человек, пытавшийся обыграть саларианца, не замедлил ответить:

— Да ты, батарианская рожа, и так с катушек съехал! От такой игры отказаться! Вот увидишь, сегодня я уйду на корабль с твоим пистолетом, калека!

Тут он грубо рассмеялся, дав возможность саларианцу немного сжульничать и подменить две карты. Я сделал вид, что не слышу этого зарвавшегося солдатика, который и трахался-то, наверное  меньше, чем я убил таких как он. Я снова взглянул на ту пару: теперь женщина, обхватив руками шею батарианца, рыдала у него на груди, а тот гладил её по спине и продолжал что-то говорить.

А ведь я был таким же... 

Память услужливо вытолкнула из глубины сознания те короткие минуты, когда я понял, что она действительно меня любит. Хани... Такое нежное имя было у тебя, ты была сильная духом и очень смелая. Поэтому тебя сейчас нет в живых. Перед глазами появилось твое безжизненное тело на моих руках. Я не отпускал тебя, превозмогая боль в сломанных ребрах. Золото твоих прекрасных волос было покрыто алой кровью, моей и твоей. Ты никогда не была солдатом, и тебе хватило одной пули, пущенной из пистолета в висок. Я бережно закрыл твои глаза и бессильно опустил голову. Тогда я рыдал по-настоящему, как рыдал бы слепой, на минуту получивший здоровые глаза, и которые ему нещадно выжгли горячим железом.

Я встряхнул головой, прогнав это прекрасное лицо, которое будет со мной всю мою жизнь и залпом выпил ещё один стакан алкоголя. Долгое время я задавался вопросом, почему она, человек, полюбила такого, как я? Я внимательно изучил все особенности человеческой внешности, все предпочтения женского пола этой расы, но никак не мог понять, почему именно я? Ведь уродливее батарианцев для людей не существовало никого, даже турианцы со своим хищным телосложением вызывали у них симпатию. Но жизнь, видимо, решила ударить меня снова в моё самое больное место и подкинула мне эту несносную девчонку. Я как сейчас помню её темные, как бескрайний космос, волосы, проницательные глаза и вечное детское смущение, когда она была вынуждена остаться со мной наедине. Эта девочка безнадежно влюбилась в меня, хоть и не знала, что по законам Гегемонии, должна стать моим рабом, ведь я спас её жизнь и дал ей новое имя. Но и она ушла из моей жизни, пусть не так внезапно, как Хани, но тоже очень болезненно вырвав кусочек моей души. Иногда мне кажется, что я вместе с ними обеими потерял всю свою душу. Мне теперь абсолютно без разницы на окружающий меня мир. Пусть рушится, мне нечего больше терять.

Я собрался было налить себе ещё пойла, но флакон оказался в руке стоявшего напротив меня батарианца.

— С’акр? С’акр П’навк? — спросил меня незнакомец, одетый в военную форму Гегемонии, слегка потертую и явно побывавшую не в одном бою. На груди его была нарисована семиконечная звезда с черным человеческим черепом внутри. 

— Ба, кого я вижу? Герой Гегемонии, получивший метку «Людоеда»? — я удивился своему голосу, зазвучавшему помимо моей воли. Видимо, я все-таки перебрал.

— Мне нужен ответ на вопрос: ты С’акр П’навк? Сын Т’ронна П’навка? — боец не обратил внимание на мой выпад, хотя «Людоеда» давали лишь опытнейшим бойцам, которые убили более сорока человек в честном бою и более двух сотен при терактах. И как его пустили на Цитадель?

— Нет, я больше не сын, ошибаешься. Я же изгой! Если ты пришел убить меня, валяй! Можешь даже взять мой пистолет, вон на столе лежит.

— Эй! Это мой пистолет! — всполошился солдатик из Альянса, уже обыгравший саларианца и сгребавший выигрыш себе, но тут даже он заметил метку на груди солдата Гегемонии и его брови сошлись на лбу.

— Ах ты паскуда четырехглазая... Я сейчас...

— Угомонись, человек. Это нейтральная территория и вдобавок ко всему, я без оружия и с «хвостом», — батарианец выразительно кивнул на троих ребят из СБЦ и, утратив интерес к солдату Альянса, сел на место уже ушедшего саларианца.

— С’акр, я от Балака, сейчас остатки батарианского флота присоединяются к объединенному флоту Альянса, турианцев, кроганов и азари. Шепард объединяет все расы галактики для борьбы с угрозой полного уничтожения...

— Шепард?! Снова он?! — я, не выдержав, перебил молодого офицера, который годился мне в сыновья, — Этот человеческий выродок, уничтоживший ретранслятор системы Бахак?! Как вы вообще объеденились с ним?!

— С’акр, я соболезную. Я знаю, что твоя семья была в той колонии. Не смотри так на меня, в Гегемонии давно проследили, откуда на счету твоего отца появляются деньги. А Шепард... Шепард не только покрыл Балака, хотя мог его как убить, так и сдать корпусу СПЕКТР, но и вернул нам Колонны Силы... Но дело даже не в них. Нам нужен каждый боец, а таких как ты, один на тысячу.

— Боец? — меня разобрал жуткий хохот, да такой, что соседи начали оборачиваться. — Ты посмотри на меня! Я жалкий калека! Мои кости хрупки как хвосты пыжаков, я даже ходить не могу нормально, не то что воевать!

— Ты нам нужен как опытный стратег и командир.

Тут я замолчал, не зная, что ответить, а незнакомец продолжил:

— Балак приглашает тебя на должность советника и стратега, ведь все наслышаны о твоих похождениях по галактике, пусть ты и прикрываешься все время дурацким псевдонимом, пусть ты калека, но ты остаешься лучшим знатоком тактики людей и турианцев, а именно с ними бок о бок нам придется идти в битву. С’акр, ради оставшихся в живых батарианцев, ради своей семьи, ради своей сестры!

Опьянения уже как не бывало и я смотрел пристально в глаза моего собеседника. Наконец, я всё понял.

— Неужели это ты повесил фотографию К’рилл на Стену Памяти?..

Батарианец отвернулся, словно ему было противно на меня смотреть, но потом повернул голову обратно. В его глазах была пустота, точно такая, которая осталась во мне после смерти Хани. Нам больше не нужны были слова, я лишь кивнул и, тяжело опираясь на стол, попытался встать. Мой новый родич подхватил меня под руку и подставил свое плечо. Я в последний раз оглянулся на беженцев разных рас, которых объединило общее несчастье. Батарианец с человеческой женщиной уже скрылись, азари успокоились, и теперь их осматривала бригада врачей. Я видел, как пребывали все новые и новые беженцы, а старые двигались, чтобы места хватило всем. Я тяжело вздохнул и поплелся в сторону стыковочного шлюза, не оглядываясь назад. Я и так знал, что та девочка все ещё стоит возле третьего шлюза и ищет в потоке прибывающих людей своих родителей. Я знал, что её не даст в обиду молодой офицер-турианец, только что подавший заявление на дополнительную смену в этих доках. 

Не только беда объединяет всех разумных существ в галактике. Есть одна сила, которая скрепляет абсолютно разных существ вместе и навсегда. Эта сила не дает нам опустить руки, эта сила придает нам силы и вдохновляет на свершения, эта сила не знает границ.

 

С’акр П’навк, старший советник Гегемонии. Кодовый номер «SB-23». Кличка Водолаз.