Пытающий счастья. Глава 1.

Жанр: нео-нуар, триллер, психология, детектив;

— Да где их черти носят?! — воскликнул мистер Фирнивел, влиятельный строительный магнат, отбрасывая положенный на брюки фартук обратно на стол, сервированный всевозможными кулинарными изысками.

Короткая деловая стрижка Кристофа Фирнивела не выдавала поседевших волос, однако немощь его дряхлого тела поражала — изрезанная морщинами, будто восковая кожа, застыла на лице в печальном, уставшем взгляд. Всем видом он показывал свое пренебрежительное отношение к окружающим, что не приносило ему симпатии и в компании семьи, собравшейся за столом. Такие трапезы были не в правилах семьи Фирнивел, Кристоф не искал лишнего повода уделять время семье. Более того, это и не смущало его, он был достаточно сильным и волевым человеком, чтобы простить себе эту слабость. Вместе их собрало криминальное расследование, идея которого провести его в неформальной обстановке принадлежала ему.

Кристоф вынул из потайного кармана пиджака портсигар, привычным движением открыл его крышку и, зажав в пальцах одну сигарету, столь же быстро спрятал его обратно.

С удивительным успехом ему удавалось властвовать над коллегами и побеждать конкурентов. Вот и сейчас он думал о предстоящем важном деловом разговоре. Тревожило только то, что он не знал мотивов преступления или следов, проясняющих ситуацию. Эта неясность вносила сумбур в его мысли, путала планы, нервировала и не позволяла расслабиться.

— Раньше я думал, что детективы — пунктуальные по профессии люди! — его задетая профессиональная натура заметно преобладала, вкусив аромат знакомого дыма, спешно согреваемого тела.

Один из ярчайших представителей псевдоренессанса — большие настенные часы — только что нарушили царившую в зале тишину звонко отбив час. Их гул прошёл эхом по уходящим в кажущуюся бесконечность коридорам замка, удивляющий смешением стилей. Явно дорогая мебель была стилизована под антиквариат и представляла эпоху Возрождения. А внутренняя архитектура, состоящая из прямых линий и неожиданных острых изгибов — являла собой образчик современного азарийского стиля.

Вздрогнув от неожиданного громкого удара часов, Кристоф невольно бросил взгляд на свою жену. Идея сделать акцент на так называемый ренессанс обезображенный хайтеком, — в мыслях уважающего себя архитектора, принадлежала ей — Николь, сидящей справа от супруга и напротив их дочери — Мабель.

Она смахнула привычным движением острую блондинистую чёлку модной причёски и холодно ответила в затягивающее дымом лицо мужа.

— Не смей, ни слова о декоре! Спустишь всех собак на них...

Её властный взгляд мог запросто заставить мужчину следовать её указаниям, чем она не грешила пользоваться.

В тени лица Кристофа через сигаретный дым проступила улыбка.

— С такой женой, кажется, собаки мне не к чему... — осторожно продолжил он, обернув её серьёзный тон в шутку.

Женщина ответила только учтивым кивком, довольная его смирением.

Николь не была молода и не старалась преподнести себя таковой, богатая и беззаботная жизнь была ей привычна из-за ряда обычных качеств в её обществе, главными из которых являются внешность, вкус, высокомерный характер, и экзотический круг потребностей.

Стряхнув пепел прямо в бокал перед ним, Кристоф решительно вышел из-за стола и последовал к остеклённой стене. Ему по-прежнему было тягостно державшее в смятение ожидание.

Особняк семьи Фирнивел восхищал не только внутри, но и снаружи — неординарной архитектурой строения. В дневном свете стекло отражало песок уходящего вниз склона. А при таком расположение на вершине утёса казалось, что крепость движется на город. Напоминая горожанам форму часов, строение словно указывало, как мало им отведено времени.

Но больше походило на палец, расправленный к завидующим обывателем — язвительно бы заметил Кристоф к витавшей мысли.

Только безумец рискнёт бросить вызов полиции, закрывшей все выходы из города под предлогом того, что за его окрестностями можно найти обломки Жнецов, всё ещё таящих в себе опасность. А немногочисленным оставшимся после войны богачам, таким как Фирнивел, позволено селиться в пустынях.

Кристоф взглядом окинул индустриальный город, пользующийся спросом на товары, и пустынные места, отведённые на добывание ресурсов в пределах возвышающей его особняк отроге окружающей гряды. Это было безопасное расстояние, чтобы лицезреть мелкие локальные конфликты, тлеющие в тенях возвышающихся небоскрёбов, в которых тем временем продолжается усредная работа. Оценить общую перенаселённость города, население которого представляло невообразимую смесь рас и возрастов. Этот ужас пришёл на Бекенштейн после победы над Жнецами и уничтожением ретрансляторов.

Пейзаж расплывался во мраке ночи, в текущих по стеклу волнам воды, спадающих с навеса, заставляя огни города искажаться и плыть отражениями в приглушённом свете комнаты.

Необычную атмосферу создавал и сад у дома. Ветер лениво ласкал пальмы и их листья, блестевшие влагой на свету.

Особняк будто находился в зелёной чаще, а не в сухой бесплодной пустыне.

— Что за погода? — мрачно заметил он. — К полудню жара спала! А сейчас вообще дождь хлещет...

Местное солнце обычно нещадно слепило своих наблюдателей, но сегодня на удивление, природа решила изменить себе. К вечеру прежде голубое небо заплыло тряпками серых туч. Но как бы небо не хмурилось, первые капли дождя оросили горы вблизи особняка только к надвигающейся ночи, когда его жители собрались к ужину.

— Ничего, — заметила прежде молчаливо скучавшая дочь, — завтра нас снова ждёт жаркий день.

В ответ она заслужила пронзительную улыбку матери, словно знавшей все сокровенные секреты наблюдателя. А острый, непокорный взгляд её карих глаз, выразительно подведённых косметикой, непременно вызвали у Мабель стеснённость.

Дочь не считала мать равной себе, она не любила коварный, прожённый жизнью взгляд. Мабель понимала, что для матери нет ничего важнее цели, и ничто не остановит её на этом часто порочном пути. Но для дочери это было не простительным.

Это объясняло детство Мабель, пришедшееся на войну. Лишения, которые довелось ей испытать, оставили заметный осадок на её характере, складе ума, поведении. Едва ли не больший, чем воспитание и генетические склонности. Возможно поэтому, будучи наследницей громадного состояния, она была более чем скромна в запросах. В результате в светском обществе, к которому принадлежала её мать, или в компании золотой молодёжи она чувствовала себя исключительно слабой личностью, чуждой извращённых вещей и форм, которое это самое общество принимало как должное.

Но совсем не это тяготило её, когда она нынешним вечером села ужинать с родителями. Сейчас на её хрупких плечах лежит ответственность, и она совсем не хочет отказываться от неё. Этот груз является обычным в её возрасте. Мабель предстояло определить своё будущее.

Простота и неопределённость сквозила и в её внешности. Короткие каштановые волосы пойманы заколкой в хвост, нежный макияж и пробивающиеся через него веснушки на худом красивом лице — она производила впечатление открытого искреннего человека.

Кристоф, возвращаясь к столу, узнал время на личном уни-инструменте, в обход довольствования видом того определённо не точного механизма. Тем самым снова напомнил себе о тягостном ожидании опаздывающих участников переговоров.

— Когда этот ужин закончится, я надеюсь ты не уедешь снова на прогулку в город? — напористо настаивала мать, обращаясь к Мабель.- Ты ведь промокнешь до нитки шляясь под таким дождём!

— Ничего, я возьму зонт, — не покорилась дочь. — Вместе с машиной.

Николь опечалил такой ответ, она склонила голову к столу, уговаривая.

— Девочка моя...

Неожиданно разговор в столовой прервали яростные мужские голоса, кричащие что-то нечленораздельное, тяжёлые удары, топот и грохот ломающихся предметов. Двери разъехались и в столовую ворвались двое разъярённых мужчин, охваченных азартом мордобоя.

Сидевшие за столом тут же узнали в них дворецкого и нанятого накануне на должность детектива человека, по совету знакомого полицейского. Дворецкий повалил детектива на пол и уже занёс над головой победный кулак с разбитыми костяшками, целясь в жертву, но его перехватил вскочивший из за стола Кристоф.

За решительно настроенным отцом, остановившем дальнейшее мордобитие, последовала дочь. Как ни странно, драка удивила её куда меньше.

Мать же, надменным жестом закрыв глаза рукой, склонилась над пустой тарелкой. На удивление, её ничуть не взбудоражило это явление. Николь, возможно, даже соблазнилась бы понаблюдать бесплатное представление из развратных уголков столицы — Мильгрома, где парни обнимаются, ласково ломают носы и выворачивают друг другу руки, под овации женской публики, в душе которых что-то теплеет при мысли, что купленные за двадцатку красавцы спорта снова заставляют их заблудшие сердца биться. Даже если бы такая драка произошла прямо у стола, её бы это только завело, развеяв тягостную скуку. Но сейчас же перед ней было не эстетическое зрелище, двое не вызывающих никакой симпатии мужчин сдирают с кулаков кожу, встречая остриё костей своего врага.

Кровь в едком коктейле со слюной и потом, мелкими пятнами оросила зрителей, вместо взрыва конфетти и вожделенных криков женщин, можно было подумать, потерявших за это представление невинность. Эти сопли въелись в скатерть, размазались по тарелкам и стекали с блюд.

Просто раздражающая мелочь для неё, как последующее осознание, что тела тех бойцов и не такие выразительные без жидкого загара, а мораль, по средству которой они изображали драку, стоит всего десятку кредитов.

Кристоф буквально стащил ликующего победителя с поверженного наёмного детектива.

— Что это сейчас было, чёрт побери?! Тебя спрашиваю! — громыхал он позади своего слуги Фила.

Дворецкий, сообразивший, что его геройским подвигам уже не грозит быть воспетыми в эпических легендах стал нервно оправдываться.

— Я... Я просто пытался остановить его — он рыскал в секретных документах! И, кажется, нашёл...

Кристоф неожиданно и напористо перебил отчитывающегося Фила.

— Я нанял его именно для того, чтобы он лез в них! — угрожающе тыча ему в грудь своим худым пальцем, больше походившим на голую кость, хозяин быстро остыл. — Поди прочь.

Предпочтя не рисковать дальше, дворецкий поспешил ретироваться столь же незаметно, сколь громко было его появление. Обдумывая столь не логичное поведение босса.

Застыв, Кристоф кинул взгляд на поверженного и уже было подумал, что зря перебил своего слугу, ему стоило узнать больше о случившемся.

Детектив, заметно повременивший со своими прямыми обязанными, из-за чего произошёл этот скандал в благородном семействе, наблюдал за всем сквозь кровавую пелену. Взгляд и разум его помутнились, тело вдруг стало ватным и непослушным.

Мабель присела возле него на колени, и положила на них его голову, пытаясь успокоить себя, а не неподвижное тело. И замерла в растерянности, наблюдая за собирающейся луже крови, впитывающуеся в её юбку.

— «Когда-то герой войны...» — не верила она, смотря на него.

Бойцом детектив себя никогда не помнил из обрывков памяти, которые знал.

Адам Уэст — детектив и обозлённый на жизнь англичанин, некогда атлетического сложения ветеран войны, которому не выпал шанс стать великим и почитаемым.

Собрав столько физических и душевных ударов судьбы, сколько не каждый вытерпел бы на его месте, он не стал привлекательней. Красовавшаяся залысинами на лбу была вечно растрёпанная короткая причёска тёмного блондина. Длинный лоб всегда оцарапан морщинами. Под и без того хмурыми глазами от бессонных ночей образовались мешки. Прямой прежде нос скривился и опух при разбитой ноздри. Тонкие губы пронзил глубокий порез. Теперь лицо, если его ещё можно так назвать, производило больший отталкивающий эффект у окружающих, чем едкий перегар вечного пьянства.

— «...Теперь просто груша для битья.»

Адам вызывал в окружающих скрытое чувство тревоги по весьма понятной причине — он давил на собеседника до тех пор, пока тот не выдерживал и готов был убить эту калеку войны — совершенно потерявшего связь с жизнью, циничного, и разочарованного в людях. Его презрение к себе было настолько неоценимо, что смелости принять вызов умереть ему всегда хватало.

Кристоф пытался докричаться до дворецкого Фила, умчавшегося подальше от его разъярённых глаз. Мабель смотрела заплаканными глазами на свои пальцы, испачканные кровью и тоже что-то кричала.

Адам не сразу услышал их крики. Звуки пробивались к его сознанию, как сквозь толщу горной породы.

Он удивился, когда увидел Фирнивела, схватившего его за окровавленную рубашку в ярости в купе с растерянностью. Ещё более удивился, когда заметил дворецкого, метавшегося с уни в руках.

Адам судорожно дёрнулся, чем вызвал новую волну крови из раны в затылке, под которым уже скопилась изрядная лужа.

Поблёскивающий уни прошёл над ним, введя в тело желанную инъекцию меди-геля. Сразу стало заметно легче, мир наполнялся звуками и красками. Отмахиваясь, Адам бурчал сквозь боль слова благодарности и в тоже время призыв оставить его.

Тело, казавшееся Мабель мёртвым ещё секунду назад, а сейчас несвязно разговаривающее и махающее руками, погрузило её в совершенный страх.

Николь незаметно появилась у неё за спиной, положила её голову себе на плечо, подальше от этого зрелища, и заботливо обняла.

Рядом появился с предложением Кристоф, протягивая стакан воды Николь.

— Вот, дай ей это выпить. Может, это её успокоит.

Мабель схватила жадными руками стакан, и смотря на оседающее тело детектива, выплёскивала на себя содержимое. Руки её дрожали и горлышко стучало о зубы.

Адам, растянувшись по полу, смотрел стеклянными глазами в потолок и, казалось, получал удовольствие, сравнимое разве что с знакомым наркотическим опьянением без занятных слепящих цветов и помутнённого взгляда. Только освобождение от оков разума.

Наклонившись над ним, Кристоф посмотрел на лицо, застывшее в блаженном выражении с раскрытом ртом.

— Может быть, и не всю голову ему отбили.

Николь отвела Мабель к столу, а Кристоф остался с Адамом, изредка кидая полный ярости взгляд на дворецкого, застрявшего в растерянности в дверях.

Разум настиг Адама внезапно, когда он безвольно созерцал античную картину на потолке изображающую растянувшуюся в удовольствие полную голую девушку. В этом положение он и осознал, что лежит в роскошной столовой своего нового работодателя.

— «Богатые мешки...»

Адаму показался смешным неоднозначный каламбур в сравнение с стилизованным под старину полотном, нарочито не несущего скрытый смысл.

Он заморгал, рефлекторно поднимаясь, но Кристоф осторожно удержал его.

— Что?... — протянул детектив. Его речь всё ещё была несвязной.

— Мы вызовем скорую, — Фирнивел помог Адаму подняться и направился с ним к ближайшему стулу.

— Нет! — уже уверенно прорычал Адам, схватившись за затылок. — Я... в порядке.

Формы красавицы прошлых лет вытеснила другая картина, представляющаяся в должных мастера деталях. Где законченного алкоголика, психика которого не выдержала войны, связывают по рукам и ногам кандалы прибывших служителей закона. Передают в цепкие лапы медицины пациента, некогда взбунтовавшегося как дикий зверь, пока его загоняли в неволю, а теперь смиренно пускающего слюну от насильно вколотых успокоительных, действующих с силой хорошей порции транквилизаторов. Из его рта течёт блаженная слюна, пока тело увозят в непонятном направлении, которое он уже никогда не запомнит.

— Вы уверены? — с видимой заботой настаивал Фирнивел.

— Давайте начнём переговоры, — отстранился детектив.

Несколько удивлённый таким поведением, Кристоф всё-таки решил согласиться с ним. Отойдя от него, он занял своё привычное место во главе стола. Фирнивел остался в растерянности — он не знал что ему делать, узнать всё от дворецкого или положиться на детектива. Главное, что он хотел — начать расследование по другому делу, которому послужит этот ужин.

Мабель к тому времени привела себя в чувства, насколько это возможно. И пыталась успокоить Адама, заботливо накладывая повязки. Она уже обвязала ему голову, скрывая рану на затылке и теперь спрятала за пластырем кусочек бинта на разбитой ноздре.

— Та-а-ак, — увлечённо тянула она, никого не замечая.

Её губы с помадой естественных тонов дрогнули в смущённой от проделанной работы улыбке.

Специально для переговоров он облачился в модный, пестрящий белым костюм, теперь помятый и покрасневший пятнами. Узкий настолько, что стеснял движения. В нём он чувствовал себя старой развалиной, способной открыть всем правду о тоске утерянных молодых годах. Может быть другие посчитали это оскорблением по отношению к возрасту и, в следствие, издевательством над собой. Однако, чужое мнение его не волновало, костюм удобно подходил для дела, легко и для отдыха, представляющий ленивое наслаждение лучами солнца.

Прежде он всегда надевал бесформенно-большие пляжные рубашки, как и большинство отдыхающих его возраста. Сливался с толпой стариков, которые проходили незамеченные Мабель.

Так рассматривая его, она вдруг поймала себя на мысли, что испытывает искреннее любопытство к сомнительному типу, возможно получившего по заслугам.

— «Это была просто жалость!» — не расстерявшись, заверила она себе.

Зажмурив затёкший глаз и ноющий от боли, он предстал перед ней побитой собакой, измученный взгляд которой говорил о глупости, втянувший его в неверотяное стечение обстоятельств.

Событие о войне снова подкралось незаметно, напоминая ей о нежелаемом прошлом.

В нём она увидела бывшего парня, которого она легко очаровала. Он сидел на куске стены своего дома, разбитого кораблём Жнецов, поникший от потрясения и задыхаясь от гари в лёгких.

Она сидела напротив, на другой воображаемой льдине. Они неслись по течению лопнувших водосточных труб по знакомой дороге, по которой шли только 15 минут назад. Навеселе хмели и поражающей похоти. Даже теперь, плывя по течению они не осозновали весь ужас произошедшего.

Неестественный гром означал отбытие кораблений Жнецов, но он им казался плачем страдающих. Им было не известно, что нечто могло непоколибимым прикосновением рассыпать прежде воздвигнутые ещё до их рождения небоскрёбы. Ворваться в жизнь, растоптать, и исчезнуть так же внезапно. В это невозможно было поверить. Они хотели думать, что это лишь жуткий кошмар, сон.

Пара плыла в тени крон нетронутых деревьев, в тумане строительной пыли и дыма, плывущего из обломков возвыщающихся арматур, составлявших голый скелет зданий. Они пытались разглядеть в них выживших, но встретили только давящую пустоту. Привычный звук улик, живущих и пахнущих красками цветов никогда не будет прежним. Теперь пепел былой жизни развивается над ними, как снежинки. Отчаяние подкрадывалось незаметно с ослабевающей хваткой алкоголя.

Парень достал из кармана пакетик и решил раскурить спрятанную в нём траву. Мысли о страхе были чужды молодому человеку, он не желал утратить блаженное состояние его пьяного тела.

Мабель ненавидела его под действием этого слабого наркотика — вялого и тупого. Она всегда незамедлительно устраивала скандал, желая воспрепятсвовать ему, потому-что обычно ей снова приходилось проводить время одной, сдерживать страстных кавалеров, но однажды насладится и не удержаться под чарами их ухаживаний и развратных предложений.

Она пригнулась у края стены, служащего ей плотом, задумав разбежаться и прыгнуть к нему.

Но их неожиданно разделил поток вод.

Накуренный, он неподвижно лежал уставившись на руку, летящую в грязной жидкости. Он умер сосредоточенно, разбившись о обвалы зданий и дорог. Потоки, стекаемые в канализацию, неторопливо пожевали его безвольное тело и потянули на глубину.

Мабель, поражённая утратой, упала на пол несущего её плота. Она всматривалась в воду, но его уже не было рядом. Она впервые пережила смерть на своих глазах.

Холод и непонятное чувство одиночества настигли её на следующей улице, где копоть бывших домов уже не доставала до неё.

Неостановимый поток воды вдруг иссяк и пошёл ручейком, вскоре выкинувшей её на суше обгорелой травы и искрящихся углей поваленных деревьев.

Она не знала, сколько рыдала у берега, наблюдая, как её слёзы разбиваются о слабый ручей.

Ей всё казалось, что она осталась одна, пока из тумана не вышли обгорелые чудища невиданной, кривой формы. Приближающийся и нескончаемый строй шёл на неё.

В бессилье, она наблюдала и не могла двинуться с места.

Чудовища начали приобретать человеческий вид. Обгорелые и измученные, люди тащили на своих спинах стулья, кто кресла, или чемоданы. Спотыкались одиночки. Шли старики, дети, и их семьи. Бессильные служители закона... Они — неизвестной величины чёрная линия, прорезающая белый дым, застилающий просторы.

Где-то дальше зазвенели колокола.

Мальчик лет пяти, заприметив плачущую Мабель, осторожно спустился к ней.

В его лице не было привычного взрослым ужаса.

С ней заговорило его чёрное от копоти лицо, а волосы — белоснежные иголки ёжика.

— Мы все идём к церкви... Ты можешь пойти с нами... — он смущённо опустил глаза, поражённой страданиям такой красивой девушки, — Алёша сказал, что там ждут нас.

Мабель вытерла слёзы, потирая их в руках, и улыбнулась, насколько могла при щемящей боли в сердце.

— Алёша?... — улыбкой она хотела подбодрить его, но её голос дрожал и надламывался. У неё не осталось надежды. — Странное имя... Это твой друг?

— Да. — подтвердил мальчик, — Он живёт напротив... Жил. Теперь у нас нет дома... И мы идём к церкви, так он сказал. Там нам помогут!

Тогда она ещё помнит себя в шикарной квартире своего парня, в которой они жили вместе.

Как вдвоём дурачились после прогулки. Они не могли остановиться веселиться и обниматься. Подшучивали, высмеивая друг друга за прошедший вечер. Она припомнила танец и он неожиданно повёл её в танце под музыку рекламной паузы.

— Я не видела здесь церкви... — удивлённо протянула она, вовлечённая в собственные мысли.

— Она вон там!... — указал пальцем мальчик в сторону удаляющейся в туман одинокой дороги, скрывающейся у обвалившейся крыши бывшего универмага.

Тогда её эвакуировали с Земли на Бекенштейн. Семья поселились в личном поместье у мирных солнечных берегов Мильигрома.

С тех пор Мабель смотрела на всё другими глазами и никогда прежде не встречала жертв той войны в живую.

— «Даже думать больно... — говорил не в слух Адам. — Почему ей не наплевать?... Раньше забота богачей, лично ухаживающих за больными, всегда казались мне не более чем пиаром, приносящей потребителям этой самой акции хоть какую-то пользу.»

— Спасибо, — искренне поблагодарил он сквозь боль.

Мабель уже не волновала похвала, она кивнула, что услышала его и прошла к месту за столом напротив него.

— Извините... — с волнением вступила Николь, обращаясь к Адаму. — Уверяю, такого больше не повторится.

Холодный, расчётливый блеск её глаз говорили Адаму о возможности обратного, но этот взгляд представлялся ему настолько вызывающим, что только и вдохновлял пойти на глупость.

— Что же, моя жена, надеюсь, заверила вас остаться у нас и мы сможем перейти к делам? — смотрящее на детектива с устрашением лицо Кристофа, отражало недовольство. Выражение это было знакомо детективу и потому не смутило.

— «Конечно, больше мне не о чем с ними говорить... Собеседник из меня тупее, чем крогана, пропившего последние дни в баре. Кажется, это было так давно...»

— Да, сразу к делу, — коротко и понятно ответил Адам в своей немногословной манере.

Однако Кристоф несколько замялся, решая с чего начать.

Адам тем временем пытался осознать, сколько прошло времени с момента его переезда в этот особняк. Казалось, это удар головой сотряс все мысли, воспоминания разлились на полу в багряной луже... Нет, он не помнил ничего и раньше. Адам забыл, как попал сюда. Слышит только несвязные отрывки фраз, видит запечетлённую мимику, схематичные повторяющиеся действия — он опрокидывает стопку, напротив улыбается знакомый саларианец. Всё это напоминает осознание, что ты во сне — ты не помнишь, как он начался и как ты очутился здесь.

Но когда страдаешь бессоницей это жуткое ощущение всегда преследует тебя. Ты никогда не бодрствуешь, только плывёшь по течению не известному тебе. Полная беспомощность.

Сталкиваешься с кем-то чужим в твоей голове, управляющим тобой. Кто-то дурачит тебя, обманывает тебя иллюзией выбора.

— Боюсь, нам придётся начать с менее приятной темы, но определённо волнующей меня больше всего, — Фирнивел, казалось, выразил всё сострадание, какое могло позволить его восковое лицо, — Наш друг Вондо, пока я принимал решение о взятие вас на работу следователя, открыл одну особенность несколько удивившую меня...

Адама не привлекали осторожные речи начальника. Перед его глазами предстал кровоточащий шрам на толстой пластине морды крогана из знакомого бара, стекающий кровью прямо в стакан пойла, пока его хозяин расплылся на барной стойке.

Крепыш сидит без сознания уже второй час, может третий, Адам не следил за временем, пока его стакан полный. А всем остальным нет никакого дела. Ему тоже нет никакого дела, он смотрит на багряный коктейль и давится, когда заливает в глотку свой.

Он переводит взгляд на шлюху, вечно проводящую время здесь. Как она разворачивается к нему в пол оборота на барном стулике, соблазняя без прямого контакта. Адам видит её оголённые ножки, длинные от высокой платформы. Взгляд тянется от каблуков, застрявших на подножке, поднимается по щиколотком и медленно до коленок. Её загорелая кожа блестит при бьющим над стойкой светом. Сияние окрасило малые, несбритые волоски белоснежным цветом, какими были её кудри. Он видит уголок губ, скривившийся в улыбке. Красная помада смазана у изгиба — должно быть уже использованные сегодня. Пухлая линия губ пестрит от влаги напитка.

Ощущение реальности Адам не принял, даже когда увидел перед собой Николь. Она рассматривала его, сидя за столом. Усталый от бессоницы мозг незаметно подменял картинку. Разрываясь между происходящем, Адам почувствовал прошедшую дрожь. Это страх потакать самому себе.

Он слышит свой крик бармену со стороны через мрачную, экспрессивную музыку 00х, уносящую в купе с алкоголем, действущим уже как наркотик, в дорогу никогда несбываемых фантазий. Горло чувствует приятную щекотку, когда его щипает сигаретный смог.

— «СорокСтоИСемь» — Говорит он название напитка, как капитан задаёт курс своему кораблю.

Адам не осознаёт, что перед его глазами семья Фирнивел. Он видит их, но ощущает себя в том баре — переживает те мысли и ту жизнь. Реальности для него не существует.

Кроган наглотался таблеток. Он вечно таскал их с собой, но сегодня принял больше положенной нормы. Нет, их не выписывал врач. С такой порцией запрещённых маленьких голубых наркотиков человека уносило не в глубокий отрыв, а на предсмертную каталку. Прибавить к этому ведро пойла, стаканы которого кроган подслащивал ими, он закончил так же, как эти посмертные путешественники.

Культ красного песка, сравни разве что кокаину — излюбленному старым кино наркотику 80х, заметно угас, когда на его место снова вернулись удобные пилюли. Дорогие и сердитые, но удобные по сравнению с порошком.

В электронную мелодию едва различимого мужского вокала неожиданно вступило напористое гитарное лязганье.

Адама удивляет, как со временем удобность элиты доходит до трущоб. В такой форме наркотики всё больше имеют шанс стать узаконенными на равне с курением и алкоголем.

Когда правительству станет угодно снизить рост численности своего народа, они вдруг поймут, насколько выгодно травить их. Форма — это малый шаг, чтобы превратить наркоту в лечебный препарат. Незаметно они станут появляться в аптеках на равне с аспирином. В больнице станут кормить новой дозой умоляющих торчков. Терания уличных банд испарится, но ничего хорошего не принесёт.

— Ваш заказ, — за спиной, вместе с музыкой, льётся безэмоциональный голос.

Бармен ставит перед Адамом напиток, перенимающий его внимание. Кофе сдерживало экспрессию красок поданной слизи, вобравшей в себя неизвестное множество напитков. Горький и вонючий, как запах бензина это пойло легко проникало в тебя и уносило в неизвестность.

— «Я что-то отвечаю ему... Возможно говорю, я совсем на мели, но это было бы глупо... Может, я расплачусь потом — я же бывалый, поверь.»

— За вас расплатится ваш друг, — его улыбка оголяет дешёвую блестящую коронку на зубе.

— «Друг?... Я пытаюсь вспомнить, но когда ты пьян копаться в себе становится сложно. За это и люблю алкоголь — приходит мысль и навязывает чувство дежавю, походящее на осознание, что ты во сне.»

Почему эта гадость так называлась никто точно не знал. Возможно, оно действительно имеет связь с курсом корабля. Может, в этом комке грязи таится частичка бесконечной свободы космоса.

Искал ли кроган свободу в своём стакане? Очередным вечером этот одинокий наёмник, страдающий от, казалось бы, любимого дела их расы — убийства за кредиты, не выдержал и умер за стойкой. Или не выдержало его тело.

Кому какое дело? Умер очередной представитель банд и отличительный экземпляр перенаселённости Мильгрома после войны.

Может и заливал кроган какую-то другую боль, но о присуствующие знали о нём только со слов шлюхи, которой он рассказывал свои криминальные подвиги. Придурка эта девочка могла легко сдать копам и получить весомое поощрение. Тогда становилось неясным, на самом ли деле он вёл бандитскую жизнь?

Кому какое дело, повторял себе Адам. Странный напиток лился грязным потоком на его сознание, затмивая происходящее на яву.

Тошнотворный бар, кровь в стакане, бессмыслица... Калейдоскоп воспоминаний 10ти лет жизни в том баре переливался в плывущем взгляде.

Серое, тёмное место в котором нет места жизни. Лимб или тюрьма для человека, ранее не отбывшего длительный срок. Каждый день тянется вечность — думаешь, прожил 40 лет, но выходишь на волю и понимаешь, что вернулся на столько лет назад. Весь мир работает на законах, тебе не понятных. Ты чувствуешь себя кретином, которому самое место в клетке.

Бессмыслица срока стала единственным ясным воспоминанием, когда болезнь развивалась, сравни раковой опухоли. Каждый новый глоток отвратного пойла был успокоительным.

— Мр. Уэст... — обратился Кристоф к задумавшемуся собеседнику.

— Да... Это звучало несколько оскорбляюще, — открыто заявил Адам, опомнившись. — Этот болтун... Не таите, что он вам наплёл?

Кристоф прислушался и продолжил стремительно.

— Хорошо. Думаю, это не приведёт к новому конфликту. Он рассказал, что вы были в группе партизан на Земле и сражались против Жнецов. Так же он сказал, что после неё у вас переодически случаются провалы в памяти. Это правда?

Адам был застигнут врасплох, даже не знал, что ответить. Его память, сколько он знает о ней, представлялась редкими осколками, которые слишком рознились между собой. Как ему нравилось шутить про себя, их не смог бы собрать даже гениальный сюрреалист.

Рано или поздно его порок или проклятие должно было всплыть на поверхность. Но не сейчас, он ещё был в потрясение от неожиданной драки.

— Вам... Нечего бояться, — наконец ответил он, запинаясь. — Работа будет выполнена, иначе как профессиональный детектив мог посоветовать меня?

Крогана в тот вечер увели уже поздней ночью, когда остался только Адам, бармен — по совместительству владелец заведения, и местная человеческая шлюха, которая подрабатывала прямо здесь, в доле с хозяином, подбирая разбитых жизнью клиентов, заглядыавающих в эту глушь.

В тот вечер она впервые удостоила его, тогда безработного, бесплатным разговором о тупых криминальных буднях, которыми кормил бедняга пока забивал её в стену. После точной оплаты, красотка с кроганом сухо расставались до следующего вечера. Это были единственные кредиты у неё на руках.

— Да. — Неожиданно подала голос Николь, пробуждая от витающих мыслей. — Может этот нахальный саларианец и несколько... хм... безрассудный, но своё дело он знает.

Её голос был преисполнен гордостью и Адама постепенно съедало желание иметь что-то в жизни, за что можно было бы себя не ненавидить, кроме работы, вытянувшей его сюда из нищеты. Он уже не помнил, как её получил из сладких речей вечно улыбающегося полицейского.

— Может с болезнью поможет здоровый сон? — колко, но с заботой встряла Мабель.

— Спасибо, — Адам специально завысил тон, поражённый её словами. — Только прекрасное самочувствие выбили из моей головы.

Перед глазами детектива вспылала картина бомжа, в которого дети кидают камни ради забавы.

— «Что она привязалась ко мне? Этой богатейке больше не чем заняться?»

Детектив был немного обескуражен, обнаружив что отбил всё желание девушки общаться с ним.

После секундной паузы, вызванной его фразой, Кристоф доброжелательно улыбнулся Адаму, но в его исполнении улыбка могла только оскорбительно ранить.

— Я так понимаю, скорость и результат вашей работы не пострадают после сегодняшнего неприятного инцидента? — не отступаясь от сочувственной улыбки, спросил тот. — Мне необходимо, чтобы она была выполнена в кратчайшие сроки.

— «Никто не знает, как быстро он закончит расследование. И никто не смеет ему в этом указывать!»

Адаму непременно захотелось унизить его так же, как оскорбила его улыбка. Давно перёживывая во рту стекающую с разбитой губы кровь, он совершенно бескультурно харкнул её на пустую тарелку перед ним. Ему сразу стало легче.

— Закончу, как смогу, — он дерзко посмотрел в ошарашенное лицо Фирнивела.

— Я хочу быть уверенным, что в один прекрасный день я не стану банкротом! — уставившись на Адама в порыве злобы, Кристоф несколько секунд успокаивался. — Управлять строительной компанией и одновременно терять состояние невозможно.

— «Не знаю, сделала ли это за меня выпивка? Или голова отказала? Наверное всё сразу...»

Неожиданно разговор прервали заигравшие в комнате мигающие красные огни, где-то недалеко от окон.

В голове Адама снова всплыло воспоминание из бара, который он больше не посещал после произошедшего.

Пляшущие тени вокруг заведения в энергичном свете сирены скорой помощи веселились всю ночь напролёт, пока прибывшие людские медики тщетно пытались дотащить труп откинувшегося крогана в машину.

Адам наблюдал за ними из окна заведения, слушал их нецензурную брань, усталые всхлипы и мольбу вызвать эвакуатор. Он сам был не в состояние даже идти под сильным опьянением, не то что бы помочь им, как это сделал бармен.

Шлюха сидела напротив. Что-то монотонно продолжала рассказывать. Она склонила голову над бокалом пива, а рядом ждал своей очереди бокал мартини. Он снёс ей голову и на этом её последние кредиты закончились.

— Должно быть, это наш друг, — подтвердил общую догадку Кристоф.

Оставив свой аэрокар в подземном гараже здания, саларианец Вондо поспешил в столовую, чтобы, наконец, извиниться за своё опоздание.

Он являлся не только старым другом Фирнивела и хорошим другом Адама, но и работал в полиции. Кроме формы он надевал, казалось, не совпадающие вещи — совмещал моду своего народа и удобную человеческую одежду, по новым стандартам перенаселённого Бекенштейна.

Из-за особенности строения тела, плащ у него заканчивался на груди, оголяя узкую пляжную рубашку на молнии. Ему пришлось приспособиться и к местному климату, и к одежде чужой расы. Выбора не было. Перелет на другой конец галактики сейчас, когда Совет строго контролирует использование Темной энергии, теперь она стоит баснословные деньги. Никогда в полиции таких денег было не заработать и это привело его к мистеру Фирнивелу. Хотя он старался, даже попал в загаловки главных новостей, представ настоящим героем. По туманным причинам того дела он на всегда остался слепым.

Вондо невероятно стыдился слепоты и ни при каких обстоятельствах старался не выказывать своего порока. Его расе был отведён меньший срок, чем остальным, и за него, казалось ему, нужно успеть совершить многое, а инвалидность так отбросила его от близящейся цели.

Он даже носил тончайшую маску под цвет кожи, которая скрывала его огромные саларианские глаза и оставляла незаметные на коже прорези для носа, рта и ушей. И только в кругу близких он мог позволить себе расслабиться и снять её. Вот как сейчас, он оставил её в прихожей вместе с пальто.

Полицейский медленно и полным уверенности шагом прошёл к противоположному от Фирнивела концу стола. Все привыкли видеть его именно таким — не нуждающимся в помощи.

Ему не понравилось занятое место. Он тут же встал, и стал тщательно и долго подстраивать правильное расположение стула. Все смотрели на него всё это время, не проявляя никаких эмоций.

Когда он, наконец, сел, ощутив на себя устремившиеся взгляды, он улыбнулся им, и вдруг открыл глаза. Казалось, он не слепой, его взгляд точно смотрел на главу семейства, ожидая его одобрения.

Вондо расплылся в широкой саларианской улыбке.

— Здравствуйте, — с привычной ему доброжелательностью он окинул взглядом всех присутствующих. — Извините, что заставил себя ждать.

— Привет, — хором ответили ему совершенно без эмоций.

Саларианец уставился на своего друга детектива. Всегда заводя диалог, он любил незаметно начать его, манипулируя собеседниками, потому-что никогда не любил тишину. Она напоминала ему о инвалидности.

— Адам, что-то не так? — неожиданно обратился Вондо.

— Да... — немного опешив, детектив продолжил туманно. — Слишком много на себя беру.

Его опять же нисколько не замечал слепоту друга.

— Это мы исправим, — издевался саларианец, и в своей манере быстро менять тон, утешил. — Ничего, так и бывает, когда сталкиваешься с серьёзным делом — приходится идти напролом!

Вондо знал это на своём примере, но надежду Адаму это не приносило. Вместе с славой в новостях саларианец получил вечную слепоту и не столь щедрую на приключения должность капитана отделения полиции.

Это была крупная операция по поимке солдат, угнавших поезд с останками Жнецов, которые изучали государственные учёные. На нём военные собирались добраться до военного порта, где была стоянка большинства свободных крейсеров. Скрывшись на них в космосе, они бы легко продали ценные останки на чёрном рынке, ведь они являются настоящими сокровищами.

Порой детектив ненавидел хвастовство друга этому подвигу. Казалось, что даже инвалидность — только привлечение внимания к своей важной персоне.

— Да, конечно, — мрачно соглашался Адам, в зависти. — «Кем нужно быть, чтобы опуститься до кражи этих тварей?». Пока ты с нами, мы никогда не забудем твоих заслуг.

Вондо, казалось, ничего не может задеть. Он уже хотел что-то ответить, но разговор снова неожиданно прервали.

В комнате приглушили свет, и у деревянной стены покрытия выросла фигура азари, проецируемая передатчиком.

Прекрасная по земным меркам женская фигура и привычное расе платье в пол, элегантно сохраняющее деловую строгость — это была обычная азари, какой и представляла себе расу галактика.

— Мистер Фирнивел, — начала она таким холодным голосом, каким был цвет её голубой молодой кожи, — Закрытый канал связи установлен и документация готова к отправке.

— Прекрасно-прекрасно. Передайте все файлы детективу Адаму, — Кристоф протянул руку, представляя его. — Он ведёт расследование, а не Вондо, так что если у него возникнут какие-либо вопросы, помогите.

Адам не читал досье о ней и не был знаком лично.

О ней можно было рассказать не много. В отличие от остальных членов переговоров, её характеризовало не прошлое, которым она не охотно делилась, кроме полученного образования и занимаемых должностей в крупных компаниях, а планы на будущее, которые становились явными при её усердной работе.

Азари Райана не хотела улетать с планеты, как Вондо, она устроит себе комфортную и долгую жизнь здесь, на Бекенштейне. Кажется, война в Мильгроме её нисколько не волнуют.

— «Она хуже Николь, настоящий робот. Совершенная мораль, ум, и холодная красота... Её синяя кожа навевает ассоциации с трупом.»

Уни-инструмент Адама вопросительно загорелся, и детектив отвлёкся от мысли, производя нужные манипуляции, запуская передачу.

— Хорошо-о, — неожиданно протянул Вондо, с шутливым, но пугающим выражением, готовым наброситься на азари. — Адам, я бы на твоём месте не стал бы полагаться на мисс Райану.

— «Я не помню, что делал вчера. Последние 10 лет — это полное дно стакана. На кого мне можно полагаться, как не на самого себя? — к горлу подкатил комок, душащий горло до тошноты, — Сарказм... Единственная ирония которой я могу ещё шутить.»

Детектив начал напрягать весь этот разговор. С облегчением, удивившим его, он переключил своё внимание на сидевшую напротив Мабель. Вернее, на её странные манипуляции. Она увлечённо разложила салфетку на пустой тарелке, и аккуратно складывала из неё фигурку оригами.

— Вы так думаете? — невозмутимо и ничуть не удивившись переспросила азари, после уставившись на избитого Адама. — Сэр, а вы уверены что смена детектива пойдёт расследованию на пользу?

— Он сможет, — уверенно заверил Вондо, не дав ответить Кристофу. — Если вы не будете ему мешать.

— В каком это смысле? — Райана растерянно улыбнулась.

Салфетка в изящных пальчиках Мабель приобретала формы миниатюрного журавля. Адам несколько растерянный её глупым поведением, мог только ошарашено наблюдать. Забыв о боли, он смог даже улыбнуться, как маленький ребёнок, перед глазами которого интересный предмет неизвестного устройства.

— Вы не будете ограничивать его и выходить за рамки своей работы, мисс, — тем временем продолжал полицейский. Его слова звучали весьма угрожающе, но на лице его по прежнему красовалась дружелюбная улыбка. — Иначе мне придётся познакомиться с вашим досье по-внимательней.

Азари поняла весьма не двусмысленный намёк. Шантаж в современном мире может вырасти из вещей скрытых, порой даже забытых. С давних пор, когда информация стала разноситься со скоростью света через интернет, где хранится всё наше достояние.
— Богиня, я всё-равно не понимаю, о чём вы говорите! — отмахнулась Райана и обратилась к Кристофу. — Не знаю, зачем мне может понадобится мешать работе детектива, но обещаю, что такого не произойдёт.

— Неужели таким занятым дамам есть время верить в божества? — не унимался саларианец, язвительно добавляя. — И вера не мешает вам вести дела на такой жестокой планете?

— Ну вы же, видимо, не трепищите перед властными женщинами, например Далатрессой, как думают о вашей расе галактика!... Уймите свой пыл, капитан. Всегда можно найти компромисс, — голос Райаны звучал всё властней. — Умение подстраиваться под ситуацию — вот, за что я работаю у нашего уважаемого мр. Фирнивела.

— Что вы, мисс Райана... — улыбался саларианец, не поддерживая тактику нападения своего собеседника, откровенно высмеивая её, — Я совсем не ревную вас к женским вождям салариан. И вы профессионал, безусловно. Если позволите такое сравнение, мне кажется — Бекенштейн, как огранка для драгоценного камня.

— Хм... Льстец, — неожиданное отступление соперника сбила темп Райаны, она секунду обдумывала, что сказать. — Боюсь, Мильгрому очень не повезло, если полицейский замечает только драгоценности, а не войны на его улицах!

— Я имел в виду, война и есть своеобразная огранка, — с улыбкой его слова звучали совершенно безумно, — Мы — саларианцы, не верим в бога, но и у нас есть свои ценности. Мы верим в реинкарнацию. В жизнь, после смерти.

Азари опешила от такого холодного, неожиданного ответа из уст служителя закона, как удивились и все за столом.

Мабель даже уронила свою фигурку в стакан воды, оказавшийся прямо перед ней. Внимание Адама переключилось на почти неслышный бульк и теперь он смотрел на некогда гордого журавля, моментально потерявшего прежнюю форму в жидкости. Тишина не давила и сияющего Вондо.

Молчание решился прервать Кристоф, недовольный взаимоотношениями азари и саларианца, тем не менее он не собирался потакать ещё одному конфликту.

— Хорошо, — одобрительно кивнул босс, глядя на деловито сложившегося руки на груди полицейского. — Думаю, Вондо не против вашего участия. На сегодня вы свободны, спасибо.

— Доброй ночи, — Кивнула Райана всем, а после, взглянув исключительно на Адама, продолжила пожелания, — и удачных переговоров.

Проекция незамедлительно расстворилась, а Мабель неожиданно встала.

— Мы так и будем здесь торчать всю ночь? — заявила она с достоинством королевы. — Нам нечего сказать друг другу — это никчёмная трата времени, которая мне надоела. У меня есть дела и поважнее.

Кристоф встал из-за стола, чтобы поймать дочь, прежде чем она уйдёт и вернуть к столу, но Вондо, как и прежде расплывшись в улыбке, вступился за неё.

— Пусть идёт, — сказал он, смотря куда-то в пустоту, — она не нужна нам для дальнейшего разговора.

Мабель улыбнулась Вондо и даже слегка поклонилась в знак благодарности, а потом развернулась на каблуках, и решительно удалилась.

Адам с улыбкой провожал её, пока слышал звонко постукивающие каблучки по мраморному полу. И до конца разговора поглядывал на салфетку, медленно расстворяющуюся в стакане воды, на котором остался неявный след её помады.

— «Безумец в чём-то прав... — детектив склонил голову над пустой тарелкой. В снова воцарившем молчании он мог собраться с мыслями. — Война изменила всё. Не та, что тянется пыткой на улицах. А победу которой праздновали неделями... Но ликование быстро стихло, когда появилась другая проблема — Тёмной энергии не хватит галактике, чтобы жить с её использованием дальше. Жнецы защищали нас от разрушения галактики? — Этим вопросом задаются некоторые уличные банды, созданные обычными жителями — бедствующими и влекущими жалкое существование. Наравне с ними над вопросом думает множество учёных и военных, прочёсывающие галактику под наблюдением Совета. А богачи, проживая последние дни в мирном спокойствии, поражены незаметной пропажей части их состояния... Никто из них точно не верит в божественную кару, ведь её олицетворяли Жнецы. Стало быть, мы победили богов. Творение превзошло своего мастера... Начинаешь задумываться, велика ли разница между безупречной логикой и нашей? Если мы победили совершенство... Ответы ищут и в останках Жнецов... Но все приходят к одному выводу — ничему больше нет предела, кроме поджидающей их смерти. Это будет вынужденная война. Не с людьми или машинами, а с законами космоса. Оказывается, непостигнутый до конца.»

Отредактировано: Rogue_Godless.