Vergiss mich nicht. Глава 1 - Too much...

Персонажи: Шепард/Явик;

Аннотация: Иногда желание забыть что-то бывает настолько сильно, что хочется чуть ли не руками вырвать это из своей головы, выжечь из глубин души, соскрести острым лезвием со своего сердца. 

© Тэм Гринхилл 

Вечер подходил к концу. Хотя, какой вечер, когда давно уже перевалило за середину ночи?
Полупьяная, всласть натанцевавшаяся и навеселившаяся до изнеможения команда «Нормандии» неспешно растекается по углам необъятной двухэтажной квартиры. Из одной из душевых уже более получаса доносится богатырский храп крогана; перегнувшись через перила второго этажа, Заид одну за другой скуривает подряд три сигареты, наплевав на тревожно мерцающий огонёк детектора дыма, и исчезает за одним из многочисленных поворотов, будто сам растворившись в этом дыму; задремал, облокотившись прямо на барную стойку, пилот Джокер, и его никогда не спящая синтетическая подруга напрасно пытается растормошить его, тряся за плечо, дабы донести до его замутнённого алкоголем сознания информацию, что спать в такой позе — неудобно; вошедшая в кураж Саманта Трейнор всё ещё танцует, подчиняясь лишь ей ведомому внутреннему ритму, потому как музыка давно уже стихла; где-то на первом этаже смеётся Вега, шутливо возмущаясь тому, что Джек отказывается продемонстрировать ему, где именно заканчивается одна из самых ярких её татуировок; то и дело с озабоченным видом снуёт туда-обратно Лиара, будто что-то потеряв.
Явик сидит на диване второго этажа, медленно покручивая меж пальцев бутылку с каким-то омерзительным пойлом, несмотря на последний факт, однако, изрядно опустевшую, и взирает на всё происходящее с плохо скрываемым отвращением в янтарных глазах — этот вечер стал для него самой бесполезной, бессмысленной и пустой тратой времени, которое только можно было придумать посреди объятой войной галактики. Впрочем, никто из присутствующих его мнения ожидаемо не разделял, да и не особенно-то и спрашивал, не желая портить себе настроение.
Мимо проходит Шепард, при помощи Кайдена таща под руки уснувшую прямо на полу ванной кварианку и сгружая её на кровать в одной из спален. Тут же капитан направляется к лестнице на первый этаж, дабы проверить, всё ли в порядке у остальных, и попутно ловко уклоняется от ненавязчивой попытки Кайдена приобнять её за плечи.
Явик презрительно кривится.
По его мнению, она — плохой капитан. Потому что она позволяет своим подчинённым слишком много фамильярностей.
Позволяет им относиться к себе, как к равной, позволяет устраивать и поощряет сама вот такие вот бесполезные вечера с азартными играми, за которые в Империи полагалась смертная казнь, с распитием алкоголя, за которое... что-то тоже там было... Явик встряхнул головой и невольно поморщился — сколько же он сам выпил этой дряни?..
Явно больше, чем следовало. Потому что не следовало вообще.
Но эта обжигающая и не слишком приятная на вкус жидкость странно успокаивала, и где-то после второй бутылки даже мистическим образом сумела немного уменьшить его отвращение к этому преступно бесполезному времяпровождению, вместо этого направив размышления на философский лад.
Мимо снова проходит капитан — на этот раз, чтобы показать азари её комнату и сделать ещё одну заранее обречённую на провал попытку вытащить Грюнта из душевой.
Судя по ещё уверенным, но уже несколько размазанным движениям и походке, Шепард сама довольно далека от идеала трезвости, однако, она ни минуту не перестаёт быть командиром, самолично проверяя, не требуется ли кому-то ещё из команды помощь и не завалялось ли где-нибудь на диване или ковре случайно не затушенной сигареты.
Может быть, она и не самый худший капитан в этом безнадёжном цикле. Может быть.
Проходя мимо, она походя кивает Явику и вновь исчезает в глубине лестничного пролёта. Протеанин даже не поворачивает головы — он знает — командор появится здесь ещё не один раз, до тех пор, пока квартира не затихнет окончательно. Не то чтобы он хотел этого — напротив, разговаривать сейчас с кем-либо у него не было ни малейшего желания. Но ведь с Шепард можно было и не говорить.


По какой-то причине вышло так, что она с неожиданной лёгкостью и интересом приняла протеанский способ общения через прикосновения, но не из примитивного любопытства, как он подумал вначале, и не из-за того, что желала, как наивная азари, надеяться постичь какие-то тайны его цикла и давно погибшей Империи.
Что касается азари, то от наплыва её неконтролируемых противоречивых эмоций, когда она находилась рядом, даже без контакта хотелось постоянно мыть руки, а то и вовсе принять душ, поэтому он никогда не позволял ей прикасаться к себе, хоть это и избавило бы его от множества долгих и утомительных бесед.
А Джейн позволял. Иногда.
Возможно, всё дело было в её контакте с протеанскими маяками, или же она по какой-то странной случайности просто была чуточку менее примитивна, чем все остальные — какая разница? — но отчего-то ей абсолютно без затруднений и с первого раза далась возможность свободно воспринимать его мысли и образы не путаным комком обрывочных воспоминаний, а целостной картиной.
Точно также она быстро научилась отдавать и сама: не бесконечным потоком нестройных мыслей неприспособленного к подобному типу общения человеческого сознания, а только то, что действительно хотела сказать.
Сначала это вызывало у Явика лишь раздражение, как и почти всё в этом отвратительном дегенеративном цикле.
Но потом он с приятным удивлением обнаружил и хорошую сторону: хоть капитан и была его частой гостьей в грузовом отсеке, с ней не требовалось вести долгих утомительных разговоров, что после визитов азари казалось чуть ли не благословением.
Нет, они, конечно же, всё равно говорили друг с другом, но немного и по существу, а когда не сходились во мнениях по какому-либо вопросу, Шепард чаще всего не спорила, а лишь качала головой, протягивая руку и чуть касаясь его запястья кончиками пальцев: «Ты ошибаешься, позволь, я покажу тебе...»
Как правило, она показывала ему какие-то ситуации из собственной жизни: бои, задания, приказы, иногда прочитанные книги или отрывки из истории, а то и вовсе просто образы и ощущения — закат солнца, опускающегося алым краем в морскую гладь, сине-зелёные переливы северного сияния на какой-то далёкой холодной планете, запах свежескошенной травы в горячем неподвижном воздухе, ощущение тёплого влажного морского песка под пальцами босых ног, иногда даже музыку. Он не просил её об этом, но где-то в глубине души чувствовал некое неясное чувство признательности, когда помимо пожарищ войны его цикла, в разгар которой ему было суждено родиться, в его памяти понемногу появлялись пусть и чужие, пусть и бесполезные с точки зрения здравого смысла, но чуть более приятные воспоминания.
Потому что он показывал ей только горящие планеты, только раздираемую Жнецами на части Вселенную, только смерти, только нелёгкие решения, которые по итогу всё равно никого не спасли.
Он мало что видел кроме этого, да и чего кривить душой — он намеренно пытался сломить её, хотел поумерить её самоуверенный героический пыл — не из неприязни, а лишь чтобы она не питала напрасных надежд и не испытывала горьких разочарований — ведь кому, как не ему, было лучше знать, чем закончилась эта война в прошлый цикл?
Но вместо ожидаемого ужаса, безысходности, боязни неудачи и страха собственной смерти, в ответ на эти образы он ощущал в ней лишь подкатывающий к горлу тугой комок боли.
Боли за потерянные жизни.
Боли за разрушенный мир.
Боли за проигранную войну.
Боли, очень похожей на его собственную.
И — ни капли страха перед тем, что это может повториться вновь — лишь решимость стоять до конца и сделать всё возможное.
Наверное, тогда он в первый раз подумал, что этот цикл не так уж безнадёжен.
Впрочем, когда следом вновь пришла азари, он решил, что явно поторопился с этим выводом, и сменил его на противоположный.

Явик отставляет в сторону опустевшую бутылку и тянется за следующей — рядом с правым подлокотником дивана их стоит ещё почти пол-ящика, заранее заботливо притащенного кем-то из команды. Интересно, после которой по счёту он вырубится? В голове шумит, а подняться получается только со второго раза, однако тело слушается ещё вполне сносно — его не шатает, ноги не заплетаются, напротив — в движениях появляется какая-то приятная лёгкость. Прихватив с собой ещё пару бутылок, чтобы не возвращаться, Явик идёт к балкону и облокачивается на перила, вспоминая один из недавних разговоров с капитаном.

Шепард отнюдь не всегда терпелива и понимающа.
Иногда она злится. Злится на его цинизм и жестокость, когда речь заходит о ценности отдельных жизней, злится, когда он осуждает её желание разрешить те или иные конфликты мирным путём, вместо того, чтобы просто уничтожить несогласных. Злится, хотя и знает цену собственным поступкам, далеко не всегда основывающимся на альтруизме.
Явик находит это забавным.
— Я никогда не стану рассуждать так, как ты, — бросает она как-то раз в порыве гнева.
Явик считает это, скорее, неизбежно печальным и досадным фактом, чем оскорблением, и лишь равнодушно пожимает плечами:
— Может, и станете, командор, когда проиграете эту войну. Как я проиграл свою.
Шепард круто разворачивается и скрывается за тихонько зашипевшей дверью, и не подумав извиняться. И Явик, не оборачиваясь, лишь одобрительно кивает.

К тому времени, когда все, наконец, разбрелись по комнатам, протеанин безразлично болтал содержимое на дне бутылки, так и не притронувшись к двум другим. Несмотря на количество выпитого, спать не хотелось совершенно, и Явик отстранёно задавался вопросом, чем бы ещё себя развлечь, когда на лестнице внезапно появился ответ в виде поднимающейся Джейн.
— Эй, командор! — окликнул он, мимолётно подивившись тому, каким странно растянутым вышло у него это слово. Поравнявшись с ним, Шепард чуть вопросительно вскинула брови. — Не подкинете ли парочку воспоминаний о том, как в вашем цикле должны заканчиваться такие бесполезные вечера, как этот?
И, не дожидаясь разрешения, он опустил обе руки ей на плечи, на мгновение закрывая глаза и вместе с её удивлением и секундным замешательством впуская в себя череду мелькающих образов и с запозданием осознавая, что слишком пьян, чтобы разобрать и внятно воспринять их все.
Разумнее всего было бы признать, что это было не самой лучшей идеей, особенно когда капитан, оправившись от первого замешательства, попыталась закрыть свой разум от его присутствия. Во время их обменов воспоминаниями она поступала так крайне редко, в ответ на его недовольный взгляд лишь пожимая плечами: «Это слишком личное». И обычно в таких ситуациях Явик не видел смысла настаивать — образ мышления и восприятия большинства существ этого цикла и без того частенько вызывали у него неприязнь и отторжение, чтобы желать видеть ещё и то, что считали недостойным даже сами собеседники.
Однако сейчас этот жест отчего-то всколыхнул в нём лишь раздражение, усиленное ещё и пьяным упрямством: он ведь задал вопрос. И вместо того, чтобы отстраниться, он лишь крепче сжал её плечи и увеличил мысленный нажим, с силой продавливая и ломая её жалкую пародию на ментальный блок.
Это оказалось на удивление просто — Шепард явно не ожидала от него подобного коварства, и Явик лишь презрительно хмыкнул — что она за биотик, раз так просто теряет бдительность и не может удержать даже простейшего щита?..
И, лишь спустя мгновение, он с запозданием осознал, что он увидел.
Кое-что такое, что первым порывом породило желание тут же отдёрнуть руки и отшатнуться. Но вместо этого Явик отчего-то лишь стиснул их крепче, а в следующее мгновение и вовсе резко подался вперёд, с силой прижимая Шепард за плечи к стене.
Лихорадочное мелькание образов усилилось, наполняясь яркими красками, однако не настолько чётко, чтобы уже можно было внятно считать интересующую его мысль. И, чуть подумав и не отпуская рук, Явик вплотную прижался к ней всем телом.
От такого неожиданно близкого контакта встревоживший его образ тут же обострился настолько, что голова вмиг пошла кругом, а мир вокруг на мгновение окрасился во все оттенки пламени.
Нет. Это было слишком абсурдно, чтобы быть правдой.
— Вот значит, как, командор?.. — проговорил протеанин, и звук собственного голоса, внезапно опустившегося и чуть охрипшего, показался ему настолько чужим, что он невольно коротко рассмеялся. — Немного... неожиданно. Хоть и типично для вашего примитивного цикла...
Он продолжал крепко прижимать её плечи к стене, не давая возможности пошевелить руками, однако, обретающие всё более чёткие очертания образы уже начали складываться в целостную картину, показывая, как эти руки скользят вверх по его рукам, касаются чувствительной кожи на шее, заставляя жар разливаться по телу, забираются пальцами под броню...
Вряд ли это было её собственным желанием — скорее, её мысли были просто ответом на его вопрос, но видение настолько увлекло его, что он не сразу сообразил, почему доселе смотревшие на него с подозрением и опаской чуть прищуренные глаза командора внезапно изумлённо расширились, щёки вспыхнули, а спокойное дыхание мигом сбилось: Явик не просто читал её, он, словно позабыв, что эта связь была двусторонней, непроизвольно передавал этот образ обратно к Шепард, но уже с собственными дополнениями — такими откровенными, что они смутили бы и его самого, будь он хоть немного более трезв.
— Отпусти. Немедленно.
Явик чуть склонил голову набок, прислушиваясь к звуку голоса.
Если бы в нём прозвучал приказ, он, скорее всего, подчинился бы. Но вместе с призвуком угрозы в нём слышалась ещё и неуверенность. А, может быть, даже и лёгкая паника, вызывающая желание лишь насмешливо уточнить: «А не то — что?..»
Что ж, тем интереснее.
К тому же, пропускание через себя такого бурного потока направленных исключительно в его же сторону эмоций из переплетения гнева одновременно с неуверенностью, страха одновременно с любопытством, а также чего-то ещё весьма занятного, троекратно помноженного на охвативший голову хмель, доставляло ему какое-то с трудом объяснимое и немного болезненное удовольствие.
В калейдоскоп ощущений вплелось нечто чужеродное, и только сейчас Явик заметил, что из желания чувствовать острее его пальцы впились в плечи капитана с такой силой, что, должно быть, причиняли ей боль и наверняка оставят после себя синяки.
Мягкая, бесполезная, вопиюще беззащитная кожа... но такая приятная на ощупь, что какая-то часть сознания заставила его чуть ослабить хватку, но не отпустить полностью, снова прислушиваясь то к ней, то к собственным впечатлениям.
Ощущать Шепард так близко было довольно странно: вся гамма эмоций от чувства превосходства до непонятного волнения и смутного беспокойства сменяли друг друга с такой скоростью, что Явик едва успевал осознавать их.
Сама Шепард была слишком странной.
Другой.
Возможно, даже родившейся не в том месте и не в то время. И не тем существом.

Явику часто приходилось думать, что она шаг за шагом делает то, что в своё время не смог сделать ни он сам, ни весь его народ. Делает своими, зачастую кажущимися ему совершенно неприемлемыми методами, и на удивление — у неё это получается. А поэтому достаточно скоро Явик не без замешательства заметил, что начал понемногу чувствовать к ней нечто, смутно напоминающее уважение, хоть и совсем недавно был целиком и полностью уверен, что никто из этого примитивного цикла не заслуживает подобного отношения к себе.
И одновременно с этим чувством пришло понимание, что он уже не может относиться к капитану также, как к надоедливой азари или прочим окружающим его примитивным существам.
Потому что Шепард была чем-то особенным.
Она выбивалась из общей картины его мнения обо всём этом примитивном цикле.
И осознание этого отчего-то то и дело вызывало у Явика чувство то ли досады, то ли тревоги.

И сейчас мысль об этом отчего-то мигом лишила Явика его прежней невозмутимости, и он едва успел закрыться, чтобы не дать Шепард почувствовать свою слабину.
Попытка же сделать глубокий вдох и успокоиться и вовсе не привела ни к чему хорошему: Шепард была слишком близко, поэтому, вместо отрезвляющего глотка воздуха, он потянул носом запах её кожи, и...
Ощущения пустились в дикий пляс.
Пальцы вновь против воли сжались, с силой проминая мягкую кожу.
И смотреть ей прямо в глаза тоже оказалось плохой идеей: вместо ещё минуту назад присутствующего в глазах замешательства, теперь её взгляд прожигал протеанина насквозь не хуже лазера — не то гневом, не то...
Красивая, когда злится. Красивая, по меркам людей — он иногда видел отголоски этого в чужих мыслях. А для него? Он не думал об этом. Никогда. До этой минуты.
— Явик, ты делаешь мне больно. Отпусти. Это приказ.
На этот раз уверенности и хладнокровия, равно как и угрозы, в её голосе гораздо больше.
«Сразу бы так», — усмехнулся про себя протеанин, вместо подчинения, однако, медленно склоняясь к её лицу.
— Нет, командор, я так не думаю. Ваши слова пытаются идти наперекор вашим мыслям. Не вижу смысла подчиняться.
Вот теперь её глаза на самом деле полыхнули гневом, а тело мгновенно напряглось, непроизвольно сжимая кулаки и вздымая стальные ремни жёстких мышц под обманчиво мягкой и уязвимой кожей.
Явик был гораздо выше и намного сильнее физически, и если бы Шепард попыталась вырваться, ему не составило бы большого труда удержать её, только... стал ли бы он это делать?.. Остатки здравого смысла утверждали, что нет — не стал бы. Зачем? Вот только голос этого самого здравого смысла всё более терял свою значимость в оглушительном потоке эмоций и приобретающих всё более осязаемые очертания желаний.
Понимание того, чей именно предел он сейчас проверял — свой или её, незаметно размылось и исчезло.
Последние капли контроля таяли одна за другой.
Наверное, если в этот момент она всё же попыталась бы оттолкнуть его, сказала бы что-нибудь язвительное или выговорила бы за нарушение субординации, возможно, даже ударила бы биотикой — с неё бы сталось — то, может быть, в его нетрезвом мозгу что-то бы перемкнуло, и он смог бы найти пути к отступлению, заявив, что ему просто нравится играть на эмоциях доверчивых примитивов или что-то в этом роде.
Однако, вместо этих вполне логичных и уместных действий, она продолжала недвижимо стоять на месте и не мигая смотреть ему в глаза.
Сводя с ума своим запахом.
Сводя с ума тёмным огнём, таящимся в глубинах взгляда.
Сводя с ума чуть подрагивающими, то ли в полуулыбке, то ли напротив — в возмущении, уголками губ.
Кажется, его вызов был принят.
А потом, насколько это позволяла его стальная хватка, Шепард внезапно подалась вперёд и совсем уж неожиданно коснулась губами его подбородка, почти невесомо скользнув ими вверх по выемке, полосой протянувшейся до нижней губы.
Явик вздрогнул, синхронно сморгнув всеми четырьмя глазами и на мгновение теряя маску своего обычного высокомерия. Это было слишком неожиданно. Слишком интимно по протеанским меркам. Слишком ударило по нервам, заставляя на долю секунды потерять самоконтроль. Понимала ли это Шепард?..
Вряд ли. Она ведь не была протеанкой.
— Ты прав, этого мне хотелось больше, чем проверять, чья биотика окажется быстрее и сильнее, — горячее дыхание обожгло кожу, заставляя ещё больше сбиться его собственное.
— Вам хорошо известно чья, командор. Но случайно убивать вас пока не входит в мои ближайшие планы, — Явик постарался вернуть своему лицу прежнее снисходительно-скептическое выражение, однако не был вполне уверен, что у него получилось. — Хотя это и не совсем логичная санкция за на неподчинение вашему прямому приказу...
— Она применяется мной исключительно для чересчур нахальных протеан, — многозначительно кивнула Шепард, и её полураскрытые губы тут же вновь прошлись под подбородком от одной щеки до другой, скользя по бархатистой сероватой коже. — Правда, глядя на твою бесстыжую физиономию, я сильно сомневаюсь, что это именно наказание...
— Командор, вы больше нравились мне, когда молчали, — усмехнувшись, перебил её Явик, поднимая её лицо за подбородок. — Впрочем, я знаю, как снова это устроить.
Явик и сам до конца ещё не верил, что действительно говорит всё это.
Повинуясь внутреннему порыву, совершенно неосознанному, но слишком сильному, чтобы сопротивляться, в следующее мгновение он уже чувствует её губы под своими, словно со стороны наблюдая, как кто-то очень похожий на него самого настойчиво раздвигает её губы языком, углубляя поцелуй.
Мир вновь на миг расцветает огненным цветком, шквал чувств и эмоций затопляет и без того кружащееся в безумном водовороте сознание, лишает ощущения реальности, которое и без того казалось пугающе зыбким.
Но уже через мгновение он вновь овладевает собой.
И, теснее прижимая её к себе за талию и затылок одновременно, чувствуя, как она лихорадочно отвечает на поцелуй, обвивая его шею освободившимися руками, Явик с пугающей ясностью осознаёт, что последние пути к отступлению безвозвратно отрезаны.
Дорога от лестницы до ближайшей комнаты просто вылетела у него из головы, как и не без помощи командора по частям разлетевшаяся в стороны броня, как и полетевшая следом насмешка над одеждой, называемая платьем: прикосновений было слишком много, а эмоции были слишком сильными, чтобы возможно было чувствовать и запоминать хоть что-либо помимо них.
Странно и непривычно мягкое, гибкое и податливое тело в его руках — возмутительно беззащитное, но неожиданно сильное: попытка Явика просто подмять женщину под себя не увенчалась успехом — желание подчиняться никогда не входило в список отличительных черт Шепард, а поэтому она вовсе не стеснялась демонстрировать сугубо своё личное мнение о том, кто должен быть сверху.
Но завязавшаяся потасовка только подлила масла в огонь, ещё больше разжигая и без того нешуточное желание.
Губы у Шепард тоже очень мягкие, и Явик не сдерживает то и дело возникающее желание укусить их — хотя бы легонько.
Он не привык быть нежным. Он и не пытается.
Она целует его слишком часто, слишком долго, слишком чувственно — неужели в этом странном цикле слияние губ стало значить настолько мало?.. Неужели по прошествии пятидесяти тысяч лет это перестало быть чем-то гораздо более личным и интимным, чем лихорадочное переплетение двух обнажённых тел?
Но Явик позволяет ей. И, несмотря на эти мысли, сам целует её снова и снова — ему нравится это чувство, нравится эта иллюзия близости, ведь сознание уже достаточно нетрезво, чтобы пока не напоминать, что всё это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
Её руки тоже мягкие. Удивительно мягкие для человека, который большую часть жизни держал в них винтовку. Удивительно ласковые для человека, который с лёгкостью убивает усиленным биотикой кулаком слишком близко подобравшихся врагов. Они скользят по его коже лентами прикосновений, то изучающе-невесомых, то дерзких и напористых, когда он то и дело выдаёт себя, отзываясь на особенно чувствительные касания.
Потом все эти постыдные слабости можно будет просто забыть, просто выбросить из головы... Но это будет потом. Не сейчас.
Видимо, он почти забыл каково это — обмениваться мыслями, образами и ощущениями на подобном уровне, и каждая новая эмоция — её или своя собственная — ему уже было сложно различать их — грозила разорвать связь с реальностью.
Он не хотел входить с ней в такую тесную эмоциональную связь. Не планировал. Но слишком поздно осознал, что момент, когда хмельное желание просто получить разрядку переросло в настоящую страсть, был упущен почти с самого начала.
Он действительно хотел её.
И это было слишком. Слишком... Явик не вполне осознавал, чего именно было «слишком», а поэтому желание прекратить эту сладостную пытку и оттолкнуть Шепард от себя отчаянно боролось с желанием прижать её ещё крепче.
Он выбирает третий вариант, немного грубее, чем следовало бы, вплетая пальцы в чёрные волосы на её затылке — очередное бесполезное и неразумное решение эволюции этого цикла, будто нарочно провоцирующее резко потянуть, вот как сейчас, заставляя вскинуть голову и обнажить совершенно беззащитное горло. И, намеренно медлительно проводя губами и языком по молочно-белой коже, прихватывая её зубами — не настолько сильно, чтобы поранить клыками, но достаточно, чтобы оставить на коже чёткий отпечаток, чувствуя, как совсем близко в ускоренном пульсе под кожей бьётся голубоватая ниточка вены, как в томительном ожидании выгибается спина командора, он, как будто бы, понемногу возвращает себе контроль. Хотя бы над самим собой.
Думать о том, что он просто пользуется её телом в своих личных целях было бы гораздо спокойнее, проще. И он хотел бы думать именно так, но, случайно или намеренно, Шепард ни на секунду не позволяет ему этого, каждым прикосновением заставляя чувствовать по-настоящему, заставляя не только брать, но и отдавать себя взамен, заставляя не лгать ни ей, ни себе самому.
Её ощущения становятся частью его самого, когда их тела переплетаются совсем уж тесно, мысли в голове несутся нескончаемым бурным потоком, и он чувствует, что они принадлежат не только ему; её глазами он, не мигая, смотрит в свои собственные.
Она подаётся ему навстречу, выгибает спину под его руками — такая мягкая, такая незащищённая, что он снова не сдерживает хищных порывов и оставляет ещё несколько ощутимых укусов на её шее, плечах, груди — не потому, что хочет сделать ей больно, а из иррационального желания оставить на ней свои метки, сообщить всему миру, что эта женщина больше не свободна, что уже не принадлежит себе.
Конечно, глупо.
Нелепый порыв. Она ведь даже не протеанка.
Зато потом будет довольно забавно наблюдать, как она сможет объяснить любопытным взглядам своей команды чёткие оттиски протеанских клыков на собственной коже.
Но это будет потом.
А пока можно просто не думать ни о причинах, ни о последствиях, ни о чем бы то ни было еще.
Гореть, гореть, сгорать...
Хмель и страсть мешают Шепард контролировать себя, и она открывает свой разум гораздо сильнее, чем обычно, периодически на пару мгновений позволяя увидеть в глубине себя нечто многократно большее, чем просто усиленное алкоголем желание, нечто яркое, слепящее своим обжигающим светом, нечто, неумолимо затягивающее в свои глубины мощным водоворотом, нечто слишком сложное для понимания опьянённым сознанием, нечто, с чем он был даже не знаком до этого момента.
Нечто, восхищающее своей силой. И прекрасное своей чистотой.
Но и об этом он подумает потом, не сейчас, после, после...
Им не нужно ловить ритм друг друга — они сами есть единый ритм, единые вдохи и выдохи синхронно вздымающихся грудных клеток, единые движения, единый поток грохочущей в висках крови, единый водоворот ослепляющих чувств.
И Джейн исступлённо стонет, задыхаясь и еле слышно повторяя его имя, и Явик рычит сквозь стиснутые зубы, утопая в мучительном наслаждении, захлёбываясь страстью — порочной, постыдной, недостойной последнего из протеан... но до дрожи желанной, до боли восхитительной...
Гореть. Сгорать. Дотла...
Выжечь под кожей каждый вздох, каждую вибрацию до предела напряжённых мускулов, запомнить... Зачем? Для чего?.. Не важно...
А потом их общий мир взрывается, расцветает огненным смерчем, обжигающим лёгкие, заставляющим потерять контроль, на секунду полностью открыть себя, отдать в чужую власть, и каждое мгновение превращается в «навсегда», и каждая секунда становится бесконечностью...

Ощущения отпускали медленно, и ещё долгое время Явик просто недвижно лежал, тяжело дыша через приоткрытый рот и бездумно глядя в потолок, не понимая, движется ли время, или же вдруг застыло навечно.
Казалось, что прошла как минимум половина вечности, прежде чем он пришёл в себя и приподнялся на локте, скосив глаза на лежащую рядом Шепард, которая не то уснула с полуприкрытыми глазами, не то просто всё ещё пребывала где-то явно не здесь.
Голова всё ещё гудела от алкоголя, но мысли уже начали потихоньку проясняться, услужливо подсказывая, что пришло время встать, одеться и уйти, простить себе эту минутную слабость и никогда больше не вспоминать о ней — ведь это же просто разрядка, просто удовлетворение естественных потребностей, разве нет?..
А потом он совершил ошибку.
Он зачем-то посмотрел на полуспящую Джейн ещё раз, зачем-то осторожно тронул пальцем след от укуса на её шее, зачем-то наклонился, чтобы послушать её дыхание... А потом, подчинившись не поддающемуся логике порыву, отчего-то позволил себе притянуть женщину ближе, крепко прижимая к себе, позволил ей обнять себя в ответ, переплетая ноги, позволил себе заснуть в этих объятиях.
Нелепая, непростительная глупость...

Утро наступило так резко, будто было упаковано в объёмистый пыльный мешок, которым протеанин от души получил по затылку. Потому что вместе с ним наступили похмелье, тошнота, желание заползти обратно в стазис-капсулу и проспать в ней ещё как минимум пятьдесят тысяч лет. А ещё вместе с ним пришло пугающее осознание того, что минувшая ночь была на самом деле.
Шепард уже не спала, скрестив ноги в ворохе скомканных простыней, и по всему было заметно, что близкое знакомство с пыльным мешком не обошло стороной и её.
На мгновение их взгляды встретились.
— Оказывается, есть хоть одно занятие, в котором вы, примитивы, добились неплохих успехов, — как можно небрежнее бросил Явик, вставая.
Шепард лишь саркастически усмехнулась одним уголком рта и, даже не глядя в его сторону, без слов скрылась за дверьми ванной, оставив Явика наедине с его мыслями.
Тот принялся одеваться, со всё растущим раздражением собирая по всей комнате разрозненные фрагменты своей брони. И, облачившись в неё, вдруг почувствовал себя до крайности неуютно, со странной смесью злости и замешательства осознавая, что его тело ещё хранит следы запаха её кожи.
И, не сдержав мрачной усмешки, Явик даже смутно порадовался, что трещавшая голова всё ещё не позволяла выстроить мысли в более-менее стройный ряд. Потому что выслушивать чтение морали, пусть даже от самого себя, было бы сейчас до отвращения тошно.
С кухни первого этажа были слышны негромкие голоса проснувшейся команды, тянуло запахом крепкого кофе. Явик не знал, что это такое, уже подозревая, что на вкус эта дрянь вряд ли окажется лучше вчерашнего пойла, но интуитивно чувствуя — этой штуки ему сейчас потребуется очень и очень много.

Кажется, забыть всё это будет гораздо сложнее, чем он рассчитывал.

Отредактировано: Rogue_Godless.