Post scriptum. Очерк второй. Глава 6

Персонажи: мШепард, Эшли, Гаррус, Джейкоб, Бринн Тейлор, ОС;

Статус: в процессе;

Описание: Действие главы происходит через несколько часов после похорон Андерсона. Нуждающаяся в эмоциональном отдыхе компания прилетает на Мальту, чтобы отметить долгожданную встречу.

Погода на Мальте была замечательна. В отличие от серого Лондона, в маленькой средиземноморской стране было тепло, сухо и приятно; столбик термометра показывал комфортные восемнадцать градусов выше нуля, что не могло не радовать после промозглого климата Туманного Альбиона. Снежин выбрал это место не зря: Мальта была единственной европейской страной, избежавшей ужасов войны. Здесь не было терзающего континентальных жителей холода, непригодных для жизни разрушенных городов, закутанных в тряпки бездомных людей и стремящихся к теплу и еде беженцев. Остров был мал — всего триста шестнадцать квадратных километров — поэтому покидающие родной дом толпы отправляли южнее — в Африку. Единственными проблемами страны были ощущающаяся во всех владениях Альянса нехватка продовольствия и перебои с поставкой пресной воды с разрушенной Сицилии.

Компания «Ноосфера» проводила свои корпоративы в небольшом отеле «Меллиха», на берегу одноименного залива; именно туда Снежин привел нуждающуюся в эмоциональном отдыхе компанию. Еще в Лондоне предпринимателем были сделаны все распоряжения по организации застолья, и, когда друзья ступили на землю архипелага, их уже ждал накрытый стол, гостиничные номера и свежая одежда, предварительно заказанная каждым по каталогу. Организация была на высшем уровне, и думающий человек наверняка задался бы вопросом: откуда в каком-то провинциальном отеле такое количество кулинарных изобилий в то время, когда голодает вся планета? Тогда каждый объяснил себе это желанием владельцев показаться как можно более значительными перед Спасителем Галактики.

Когда после непродолжительных приготовлений друзья сели за стол, уже смеркалось. Полная луна висела высоко над небом, и компания приступала к трапезе, предвкушая веселую ночь. На общем фоне особенно выделялась Эшли: надетое на нее красное вечернее платье с бросающимся в глаза V-образным вырезом сразу затмило сидящую рядом Бринн, которая предпочла надеть длинный наряд, распространенный за пределами колыбели человечества. Все остальные менять одежду не стали, и только Снежин снял пиджак, оставшись только в белой рубашке с длинными рукавами.
Поначалу беседа была не очень оживленная, но вскоре уютная обстановка и вино сделали свое дело (хотя надо сказать, что Эшли и Бринн к алкоголю не прикасались). С самого начала наибольшую активность проявлял Джейкоб, что было не удивительно, если учитывать его обособленную от мира жизнь в последние месяцы.

— Ну вот, — оживленно рассказывал он, — заканчиваю я тот сеанс связи и иду к командиру эскадрильи. Этот хмырь определяет меня рядовым в один из взводов и говорит, что ему плевать на мое знакомство с Шепардом, и я буду воевать как все. Я уже оскорблен в лучших чувствах, но иду на указанное место, нахожу командира взвода… и что вы думаете? Им оказывается мой сержант, который два года мучил меня в академии! Я стою, как зомби, ничего поделать не могу, слова на языке застыли, а он смотрит на меня, улыбается (значит, узнал) и говорит: «Ну что, Тейлор, надерем ублюдкам задницы?» и еще: «Хорошо, что ты бросил „Цербер”, а то я бы тебя прямо сейчас пополам сломал». А я вообще пропал — он передо мной, как призрак из прошлой жизни, как вернувшийся кошмар юношества. Я сразу вспомнил эти ночные пробежки под дождем, марш-броски на пять километров, стрельбы в состоянии невесомости и этот постоянный крик над ухом: «Если ты, сукин сын, не вгонишь пулю в мишень, я затолкаю тебе эту винтовку так глубоко в …» Кхм… При дамах неприлично. Ну вот. Я смог выдавить только: «Сэр, есть, сэр», а он все улыбается и говорит: «Только сними этот обезьяний прикид, у меня во взводе гомики в обтягивающих свитерах не воюют». И дал мне броню, снятую с какого-то покойника и подлатанную вручную. Я впервые за долгие годы надел броню Альянса.
Вдруг Джейкоб замолчал и, несколько сконфузившись, даже немного помрачнел.
— А что было дальше? — спросила внимательно слушающая Эшли.
— Дальше?.. Дальше его убили. Первым же выстрелом. Я принял командование взводом, но это было совсем не то. Нас тогда сразу окружили и начали выщелкивать как в тире. Если бы эти твари не отключились так скоро, то я бы тут не сидел.
За столом временно установилось тяжелое молчание, которое только спустя несколько секунд нарушил Снежин.
— М-да, — вздохнул он, — тяжко было. У нас, когда командование узнало, что возвращающийся Шепард планирует высадиться в Лондоне, то еще тридцатого октября силами войск МВД решило нанести вспомогательный удар на Смоленском направлении. Задачей было оттянуть синтетиков с Европы и сковать их на востоке. Я тогда вступил в дивизию московского ополчения, которую тоже бросили в бой. Сражение шло одиннадцать дней, и в конце, когда Жнецы отключились, из десяти тысяч человек нашей дивизии осталось только шестьдесят четыре. У меня в роте уцелели только я и еще один пацаненок-студент, он сейчас пошел служить по контракту. Зато, когда прибыл Объединенный флот, полтора миллиона синтетиков были под Смоленском.
— А, кстати, сейчас удалось подсчитать количество погибших? — поинтересовался Шепард.
— Пока нет, но называют цифру тридцать миллионов. Самое страшное, что люди продолжают умирать от холода и голода.
— Ах да, — вступила в разговор Бринн, — а вы слышали, какие ужасы творятся в Северной Америке? Там самое большое количество самоубийств и убийств. Разъяренные и голодные люди переворачивают фургоны с хлебом, нападают на продовольственные склады, грабят, протестуют, требуют от правительства решить их проблемы. Полиция не справляется; я слышала, что для наведения порядка на улицы скоро опять выйдет Национальная гвардия. Мы с Джейкобом сначала хотели поселиться в Новом Орлеане, но там слишком неспокойно, так что мы улетели в Мехико.
Тема была довольно смелая, и, как ни странно, высказаться предпочла Эшли:
— Все это потому, что в Новом Свете никогда не воевали, — предположила она. — Там привыкли к изобилию. У меня еще папа говорил, что «некоторые земляне так разжирели», что если возникнет какое-то испытание, они «сразу начнут себя жалеть». В странах Старого Света ведь такого нет… Вернее, есть, но не так сильно. Я думаю, что скоро все наладится.
— Я тоже так считаю, — подал голос Шепард, — ведь правительство уже принимает меры, чтобы успокоить население. Уже сейчас возобновлены все спортивные соревнования. Жизнь начинают делать привычной, население пытаются отвлечь.
— Кстати, — вновь оживился Джейкоб, — мы же с Бринн недавно были на футболе, и это действительно было невообразимо. Представьте: посреди разрушенного Мехико, где вокруг один вандализм и убийства, на нетронутом стадионе «Ацтека» играют в футбол. ¹ И сто тысяч человек, пущенные за маленькую цену, смотрят не отрываясь. Все-таки мексиканцы молодцы.
— Да не только мексиканцы молодцы, — улыбнулся попивающий из большого стакана вино Снежин. — В Европе футболисты вышли на поля еще в начале месяца. Недаром Бречко² трое суток добивался аудиенции с Хакетом, а потом с пеной у рта доказывал ему, что если дать европейцам футбол, то они забудут половину своих проблем. И он был прав. Ведь на стадионе человек на девяносто минут просто выпадает из жизни. «Дайте нам хлеба и зрелищ!» — кричала римская толпа. Хлеба и зрелищ… М-да… Ничего не меняется.

Вот так разговор о футболе чуть не перешел совсем в другое русло. Правда, короткий запал Снежина никто не поддержал, предпочтя оставить цитату Ювенала без внимания. У Игоря вообще была черта — его часто заносило. Как классический русский интеллигент, он мог начать говорить о погоде, а потом плавно перейти к поиску смысла жизни. Только сейчас в этом еще никто не был заинтересован, поэтому Эшли предпочла вернуться к обсуждению темы матча:
— Бринн, неужели тебе понравилось? — удивлялась она.
— Ну, игру-то я поняла не очень хорошо, но атмосфера была потрясающая. Я поначалу не хотела идти, но потом тоже зарядилась и кричала, когда забивали гол. Причем без разницы, кто.
Оторвавшись от какого-то светло-зеленого коктейля, Гаррус улыбнулся и поднял взгляд на девушку.
— А стадион большой? — поинтересовался он.
— Около ста тысяч.
— Ого! Ну тогда все понятно. Я плохо представляю, что такое футбол, но знаю, что на стадионах атмосфера и так особенная. А если он вмещает сто тысяч, то и подавно.
И он вновь вернулся к коктейлю.
— Да я говорю не про футбол, — повернулась к турианцу Бринн, — а про обстановку, в которой прошла игра. Это ведь как… — она заметно потерялась, — как…
— Как «зашибись», — помог Гаррус.
— Да… То есть… Да ну тебя.
— Нет, на самом деле, я не спорю, — посерьезнел турианец. — Поэтому мне так и нравится ваше общество: вы умеете придумать очень креативные вещи, чтобы поднять дух отчаявшихся. Мы такого не делаем.
— Кстати, мексиканцы далеко не единственные, — как бы подтверждая слова друга, отозвался Шепард. — Помните, как позавчера на площади Восстания играл Парижский симфонический оркестр? Я в прямом эфире смотрел по ANN. Они играли Шостаковича, и у людей на глазах были слезы. Инопланетянам и вправду есть чем восхищаться.
— А я не сказал, что восхищен. Я сказал, что впечатлен. Турианскому обществу подобные протезы не требуются: у нас каждый знает свое место и свои обязанности. Мы воспитаны на военных законах, поэтому, как говорил отец Эшли, себя не жалеем.
— А кто-то на «Нормандии» говорил мне, что он плохой турианец.
— А я и сейчас говорил не о себе, а об обществе в целом.
— Позволь, — повернулся к Гаррусу Снежин, — разве это протез? Да о чем ты говоришь? Это проявление высокого духа.
Новоиспеченный генерал пожал плечами:
— Я не буду спорить. Я лишь сказал, что думаю.
Гаррус попытался ретироваться, но не тут-то было. Он задел некоторых людей, и теперь только полное признание им своей неправоты могло спасти ситуацию.
— Так, давай ты не будешь называть протезом то, что тебе непонятно, — возмущалась Бринн. — Я сейчас могу наговорить столько гадостей о вас, что ты побежишь мыться.
Следует сказать, что в «Цербер» Бринн попала не просто так, некая доля ксенофобии в ней все-таки была. Правда, в отличие от преданных сторонников Призрака, она прекрасно понимала, что такое хорошо, а что такое плохо, где заканчивается работа во благо своего народа и начинается банальная борьба за власть. Ушла из «Цербера» она тоже не просто так.
— Почему ты за меня додумываешь? — защищался Гаррус. — Я же не сказал, что мне это непонятно. Я просто не хочу спорить.
— Ах вот оно что! Значит, спорить ты боишься. Зачем тогда выпендриваешься?
— Бринн, — стремясь успокоить супругу, Джейкоб взял ее за руку, но она от него отмахнулась.
— Не лезь, Тейлор! Гаррус, зачем ты сказал слова «подобные протезы не требуются»?
— Знаешь, что?! В тебе сейчас очень чувствуется бывший сотрудник «Цербера».
Тут уже возмутился Джейкоб:
— А это еще что значит?
— Это значит «не надо на меня нападать».
Бринн была оскорблена в лучших чувствах. Мало того, что Гаррус сам того не ведая поставил турианское общество выше человеческого, он еще обидел ее лично. В принципе, он должен был понимать, что в нынешнем положении девушки идея перечить ей была весьма сомнительного качества. Буря была готова разразиться, но ситуацию спасла Эшли:
— Как хорошо, что до этого и Бринн, и Гаррус нападали на Жнецов. Сейчас понятно, что у тех не было не единого шанса.
— Ха, — ухмыльнулся Снежин, — это точно. Возможно, если бы Жнецы увидели их сейчас, то вообще не стали бы нападать. Себе дороже.
Эшли улыбнулась:
— Интересная у тебя точка зрения…
— Да ему вообще надо дать кубок за странное мышление, — как бы неслышно проворчал Джейкоб.
Правда, на это никто внимание не обратил, а Эшли толкнула сидящего рядом Шепарда:
— Джон, а ты что думаешь?
Предпочитающему не участвовать в этом разговоре Шепарду пришлось оторваться от салата:
— Я думаю, что если бы Жнецы увидели, как Гаррус подкатывает к той турианке на военном корабле, то вообще сразу бы отключились.
Стол взорвался дружным хохотом. Хотя никто из присутствующих не знал эту историю, все сочли шутку остроумной; особенно веселилась Бринн. Только вот турианец здорово нахмурился:
— Спасибо, Джон. Больше не буду с тобой таким делиться.
Это окончательно разрядило обстановку, и больше на экстремальные темы разговор не заходил, друзья мирно болтали и веселились. Так продолжалось еще несколько часов, а когда высоко в небе появилась луна, женщины поднялись из-за стола, сказав, что пойдут к себе в номера.
«Не задерживайся, я тебя жду», — шепнула Джону Эшли и, кокетливо развернувшись, вместе с Бринн покинула зал.

Что ж, настала пора серьезных разговоров. Волшебным образом на столе появилась бутылка рома и турианского хелфрича³. Вечер только начинался.
— Друзья, — торжественно молвил Шепард, разливая напитки по сосудам, — прежде чем мы все тут поляжем, хочу сказать, что очень рад нашей встрече. К сожалению, мы не в полном составе, но я надеюсь, что когда-нибудь весь экипаж «Нормандии» соберется вот так, чтобы вспомнить былое. В месте, где я сейчас живу, принято говорить короткие тосты. Так что давайте за встречу.
— За встречу, — раздался вялый беспорядочный ответ, и первая рюмка ушла в далекое путешествие.
— У-ух, — Джейкоб взял бутылку и начал рассматривать этикетку, — ничего так пошло. Сколько тут процентов… Не могу найти.
— Как и положено — сорок пять.
— Ага, вижу. Гаррус, а у тебя сколько?
— У меня нет спирта.
— Ну, а что у тебя там? — Джейкоб протянулся через весь стол и, взяв бутылку хелфрича, начал пристально ее разглядывать. Однако, быстро поняв, что турианские диалекты ему не по силам, бросил это безнадежное занятие.
— А ты попробуй сам, и узнаешь, — улыбнулся Гаррус.
— Ага, и тебе здоровья.
— О! — Снежин поднял вверх указательный палец и мгновенно наполнил рюмки алкоголем. — Как я мог забыть о таком чудесном тосте? За здоровье!
Гаррус ухмыльнулся и вопросительно посмотрел на Игоря:
— Знаешь, я как-то знал одного капитана торгового корабля, он очень любил обтираться снегом, чтобы согреться. Ты мне его сейчас напомнил.
— А ты привыкай к чужим тараканам, — нисколько не смутился Снежин. — Вот сейчас полетишь на Тучанку, там от кроганов и не такого наберешься.
Опрокинули. Закусили. Стало значительно веселее.
— Кстати, по поводу Тучанки, — продолжал Игорь. — Я от одного старого знакомого, который сейчас работает в МВС, слышал, что Хакет тоже собирается отправить туда специалистов, в том числе и военных, а Седьмому отделу СБА приказано охранять Урднот Рекса. Похоже, договор о взаимопомощи вступает в силу.
Услышав это, Джейкоб как-то слишком демонстративно ухмыльнулся:
— Знаете, что меня больше всего забавляет в этой ситуации? То, что эта помощь, скорее всего, будет односторонней.
— С чего ты это взял? — не понял Снежин.
— А что нам могут дать кроганы?
— Вообще-то они помогают восстанавливать инфраструктуру планеты.
— Это бредни, — поморщился Тейлор. — Что они там помогают восстанавливать? Они, скорее, наоборот — все порушат. Ты их хоть видел сам?
Это прозвучало уж слишком грубо. Снежин серьезно возмутился:
— Я видел достаточно, чтобы судить, — грозно проговорил он. — Между прочим, развалины Лондона, Манчестера и Эдинбурга разбирают их чернорабочие. И, между прочим, с тех пор, как был подписан этот договор, на Землю прилетели восемь тысяч кроганов, которые сейчас буквально вытаскивают Британию из ямы. Их усилиями в перечисленных городах уже восстановлено электро- и водоснабжение, убраны развалы в бизнес-центрах, налажена работа метро и движение монорельса по второму ярусу.
— Ой, да брось ты, — с выражением высокомерного пренебрежения засмеялся Джейкоб. — Все это ерунда. Послушай, хоть у тебя и странная фамилия, но ты, похоже, умный человек…
— Вот уж спасибо.
— Не за что… Ты, похоже, умный человек и должен понимать, что все это временная выгода, которая потом перерастет в огромную обузу. Ведь когда Альянс делает шаг в сторону кроганов, он сразу отдаляется от саларианцев, чья помощь была бы куда предпочтительней. Они ведь сейчас помогают азари, и у тех все хорошо. А мы остались в дураках.
Снежин кивнул:
— Конечно. Намного выгоднее было бы иметь поддержку саларианцев, но давай я тебе сейчас расскажу историю, которая случилась на самом деле, мне ее поведал тот же знакомый. Двенадцатого ноября командир экспедиционных сил Саларианского Союза — вице-адмирал Сид Холин — от имени далатрессы собрал лидеров рас, ранее входивших в Совет Цитадели. Альянс представлял глава тогда еще недавно образованного Временного Правительства Стивен Хакет. Не политик и, более того, вопреки нынешним нравам, человек с принципами. И вот ему, адмиралу, у которого есть четко выработанная жизненная позиция и для которого слово «честь» не пустой звук, предлагают изолировать Тучанку и ввести на планету международный контингент для подавления местного населения. Разумеется, он отказался… хотя прекрасно понимал, что своим решением сразу вводит Альянс в очень опасную игру, где шансы победить чрезвычайно малы.
Пока Игорь говорил, расположившийся рядом Гаррус одобрительно кивал:
— Да, я знаю об этом. Виктус тогда тоже отказался.
— И вот вопрос, — продолжил Снежин, — чем руководствовался Хакет? Главным образом, конечно, совестью.
Над столом повисло тяжелое молчание, которое продолжалось несколько секунд. Первым заговорил серьезно озадачившийся Шепард:
— Такое правда было?
— Да. Вот видишь, и Гаррус подтверждает. Потом об этом, наверно, скажут открыто… или не скажут. Я не знаю. Вот, Джейкоб, — Снежин повернулся к Тейлору, — ты говоришь о выгоде, а сам бы как поступил?
Тейлор мгновенно нашелся:
— А я не имею право ставить себя на место Хакета. Да и вообще, старик к этой работе явно не предрасположен. Он из другого теста сделан.
— А вот мне приходилось бывать на его месте, — напомнил Шепард, — и я поступал только по совести.
— Ну, тогда давайте за совесть! — торжественно провозгласил Снежин.

Третья пошла, и алкоголь наконец возымел действие: в голове появилась легкая дымка, окружающие предметы приняли несколько размытые очертания, а звуки слегка приглушились. Зато настроение значительно поднялось, что заставило разгоряченных спорщиков с новыми силами ринуться в бой.

— …А я повторял, повторяю и буду повторять, что в политике совесть, мораль и тому подобная ерунда неприменима! — почти кричал Джейкоб. — Перед Хакетом тогда, сейчас и всегда стояла задача вывести Альянс из кризиса… А он вместо этого вляпался в ссору с самой сильной расой на сегодняшний день.
— Можно подумать, ты считаешь, что ему надо было принять предложение Холина.
— Да, я так считаю, — ударил по столу Тейлор. — Галактика и так пережила самую крупную войну в своей истории, а из-за таких псевдопринципиальных политиков, как наши консерваторы и ваш Виктус, — он ткнул пальцем в Гарруса, — начнется гонка вооружений, которая для всех закончится дерьмово.
— А вот это уже почти обвинение, — ответил турианец. — Скажи мне, как должен был поступить Виктус, и я скажу, кто ты.
— Легко! Он не должен был стравливать саларианский и турианский мир и начинать борьбу, тогда бы и наш Хакет не рыпался. Ведь очевидно, что отправление твоего корпуса на Тучанку — это ход против их Адмиралтейства. И не было бы этой истории с СККП, если бы вы проявили больше гибкости при переговорах, — Джейкоб схватил бутылку и, пребывая в состоянии небывалого оживления, до краев наполнил рюмку. — Кому и что вы пытаетесь доказать? Ведь очевидно, что вы больше не «владыки пространства», зачем тогда подливать масло в огонь и сознательно обострять возникшие в Галактике противоречия? Скажи мне: как ты относишься к саларианцам?
Гаррус слегка подался вперед и, опершись руками на стол, устремил пристальный взор на Джейкоба:
— Нормально отношусь. Вполне интеллигентный и милый народ. Не без странностей, но все в пределах нормы. И еще у них песенки смешные. Но дело не в этом… В смысле…
Уже давно миновала та черта, после которой упорядоченные тосты сменяются беспорядочными залпами. После нескольких рюмок хелфрича дурман затмил сознание Гарруса, и язык турианца начал заплетаться.
— В смысле, не в моем личном отношении. Я турианский генерал, и я давал присягу. Как бы пафосно это ни звучало.
— Ой, да неужели, — ухмыльнулся Шепард, — а совсем недавно ты говорил мне, что не терпишь турианцев, которые слышат плохой приказ и исполняют его. Сейчас, значит, получил новые петлицы и приоритеты поменялись?
— А приоритеты не поменялись, — повернувшись к спасителю Галактики, в своей строгой манере ответил Гаррус. — Я сам считаю, что саларианцев надо приструнить. Я скажу вам по секрету, — внешне это было почти не заметно, но Гарруса несло, — когда в начале месяца саларианцы только начинали свои маневры, Виктус вызвал меня и еще нескольких военачальников и спросил наше мнение по создавшейся ситуации. Я высказался за помощь Тучанке и за начало разработки плана войны против саларианцев.
— Что?! — вскочив с места, вскричал Шепард. Он посмотрел на Гарруса, как на предателя. — Какой войны? Против саларианцев? Этих милых ящерок…
— Ни фига себе «милых ящерок»! — засмеялся Снежин. — Они только что обули всю их систему обороны.
— Подожди ты, — отмахнулся Шепард. — Я вообще не понимаю, что они вам сделали, Гаррус. За что на них все обрушились?
— Это мы-то на них обрушились? — закричал в ответ турианец. — Джон, я уже после того интервью понял, что ты живешь какой-то обособленной жизнью, но сейчас вижу, что на твоих розовых очках совсем не хилый диоптрий. Ты ведь вообще ничего не видишь. Слушай меня… и ты, крутой, тоже, — отдавая должок, Гаррус ткнул пальцем в Джейкоба. — Призыв Холина — один, — Вакариан начал загибать пальцы, — начало маневров флота в пространстве Цитадели — два, недавнее исчезновение Третьего флота — три. Что тебе еще надо, чтобы открыть, наконец, глаза и начать соображать? По-моему, ты не видишь действительности, потому что не хочешь ее видеть.

Это было серьезное обвинение. Шепард задумался. Опустившись на место, он налил себе полную рюмку рома, опрокинул, поморщился, закусил. Несколько секунд он молча разглядывал опустевшую бутылку, потом с досадой швырнул ее под стол и заговорил каким-то мрачным тоном, путаясь при этом в словах.
— Знаешь, а, наверное, ты прав, — совершенно неожиданно для всех присутствующих признал он. — Я… я действительно уже два месяца живу в розовых очках. Я не хочу видеть в саларианцах угрозу, но… но знаешь, почему? — он подался вперед и прямо уставился в лицо турианца. — Потому что я за них воевал, — сказал он шепотом. — Черт, я целый год проливал свою кровь, рисковал десятками жизней, терял друзей и ставил под угрозу жизнь Эшли, за что я никогда себя не прощу. За них, за вас, за Землю, за Тучанку, за ненавидимый мною Веллингтон, за Элитный, за гребаный английский пудинг…
— За «Спартак», — улыбаясь, не сдержался Снежин.
— И за «Спартак» тоже, — не дал себя сбить Спаситель Галактики. — Я не знаю, что это такое, но если не имеет отношения к Жнецам, то и за него тоже… И все это ради чего?! Ради того, чтобы узнать, что Галактика на грани новой войны? Я не хочу в это верить… И больше всего меня убивает, что ты был со мной все это время, а теперь только способствуешь этому дерьму.
Гаррус поморщился:
— Да верь ты во что хочешь, так ты делаешь только хуже и сам об этом знаешь. Я, между прочим, тоже за все это воевал, и ты не можешь обвинить меня в инертности. Я тоже забочусь о благе Галактики.
— Разве развязывание войны — это забота о благе Галактики? — снова подал нагловатый голос Джейкоб. Он уже открыл вторую бутылку рома и пустил ее по столу.
— А вот так говорить ты не смеешь, — спокойно отозвался турианец. — Я всю сознательную жизнь боролся с подонками. Сначала в армии, потом в СБЦ. Когда ты отдыхал в коме, — кивнул он Шепарду, — я два года отстреливал мразей на Омеге. И тоже проливал кровь, и тоже терял друзей. Вот он, результат моей борьбы, — показал он на шрамы. — Но зато я ухлопал больше десятка ублюдков, паразитирующих на обществе. Сейчас я снова надел мундир и вернулся на службу, потому что счел это правильным. Мое Отечество перед угрозой забвения, а Галактике грозит саларианская диктатура.

Гаррус закончил на нетипичной для него, торжественной ноте; хелфрич делал свое дело. За столом после такого монолога установилось минутное молчание: беспорядочные мысли путались в опьяненных головах, но возбуждающее действие алкоголя непременно подталкивало друзей на продолжение беседы. Организм потребовал больше пищи, и Снежин, как человек, который за все платил, с присущей широтой души заказал большого омара и какой-то турианский деликатес. Вторая бутылка пошла так же хорошо, как и первая, после чего стало ясно, что компания встала на тот путь, когда пьют уже до предела, пока позволяют резервы организма. Первым вновь заговорил Джейкоб:
— Ни один твой аргумент не оправдывает развязывание войны.
— Да, блин, где ты войну-то увидел?! — вскрикнул Снежин.
— А что, все эти действия против саларианцев не ведут к войне? Или ты считаешь, что они будут стоять и смотреть, как против них строят планы?
— Это понятно, а войну-то ты где увидел? Ты же вроде умный человек, хоть у тебя и странная фамилия; что ты бред-то несешь? Вот тут была мысль, что Хакет руководствовался только совестью, хотя, возможно, он понимал, что, в случае одних лишь односторонних уступок, будет только хуже. По-твоему, надо просто стоять и смотреть, как саларианцы захватывают гегемонию? Извини, но это куда скорее приведет к войне, чем любые попытки сопротивляться.
— Пфф, — прыснул Джейкоб, — ты еще и сказочник.
— Сам ты сказочник. Гаррус прав, — Снежин махом осушил очередную полную рюмку, потом неожиданно вскочил со стула и начал расхаживать вокруг стола, активно жестикулируя. — Я тут где-то слышал фразу: «Чья армия сильней, тот миротворец». Бред! Полный бред, не имеющий ничего общего с реальностью, пропагандистское вранье псевдоборцов за свободу. Эта армия становится миротворческой только для своих, а остальных держит в страхе так же, как и всегда; не слишком плохой ее может сделать только другая армия, которая стоит напротив и может ее уничтожить. Вот тогда это две силы будут друг друга бояться, и войн точно не будет. Конечно… конечно, на первый взгляд, решение никак не сопротивляться жаждущим занять господствующее положение саларианцам, может показаться разумным, мол, иначе себе дороже. Но это не так!.. Это, блин, не так, и сейчас объясню, почему… Я все объясню… И будьте уверены, я знаю, о чем говорю.

Мужчины выпивали и слушали, только на лице Джейкоба застыла улыбка недоумения. А Снежин продолжал:
— Если мы сейчас позволим им осуществить все задуманное, то воцарит система однополярного мира. Вы знаете, что это такое? Это когда появляется одна оголтелая сверхдержава, действующая исключительно из своих не гуманных, но корыстных соображений. Она подчиняет себе всю Галактику (разумеется, косвенно), и все народы практически теряют свою политическую самостоятельность и начинают работать на нее. Союзники становятся вассалами, любой несогласный объявляется злом и в порыве якобы благородных стремлений уничтожается. Через СМИ, кино, книги, театры, через любой массовый продукт запускается мощнейшая система пропаганды, продвигающая интересы образовавшейся системы. Причем вы не думайте, что что-то запрещается, отнюдь. Цензура почти незаметна, но она есть, а внушение производится настолько искусно, что среднестатистический человек даже не замечает сути, обращая внимание только на внешнюю оболочку. Но скрытый смысл — и это самое главное — все равно глубоко оседает у него в голове. Такая пропаганда намного лучше, чем прямолинейные плакаты или лозунги, и не раз доказывала свою эффективность. Проблема системы заключается в том, что комфортно себя чувствовать будут только саларианцы. Может быть, некоторые вассалы, но не все. В конце концов, в случае необходимости доминион их кинет. Конечно, вассалами можно сделать всех, но такого не бывает. Большинство неизбежно останется недовольным, и вот оно-то и будет страдать. А потом от пресыщения и чрезмерного ожирения система лопается как мыльный пузырь, что ведет к кризисам, войнам, страданиям и тому подобному… Думайте сами, нужна вам такая Галактика или нет.
— Это все твое ИМХО, — хмурился Шепард.
— Да нет, так считают многие люди. Если мы сейчас не создадим противовес, то ждите беды. Защищен будет только тот, кто лучше вооружен. В этом-то вся суть, вся наша жизнь строится по принципу уступок: между мужем и женой, между начальником и подчиненным, между дядей Колей и его соседом дядей Васей, между государствами, в конце концов. А так получается вот что: приходим мы к доминиону, смотрим на него снизу вверх и говорим: «Уважаемый, а у нас тут в этом вопросе что-то не получается. Давайте обсудим», а он нам: «А ты кто такой, чтоб я с тобой что-то обсуждал?», а мы: «Но ведь это будет справедливо», а он: «А ты кто такой, чтоб с тобой обращаться справедливо? Иди отсюда, пока цел». И мы надуемся, как мальчики, которым папа запретил гулять, и, засунув руки в карманы, ворча себе под нос, пойдем в комнату и будем там долго себя жалеть…

Он прервался и перевел дыхание:
— Фу-ух. Дайте же мне ром!
Гаррус засмеялся, а улыбающийся Джейкоб протянул Снежину бутылку. Игорь был вынужден вернуться на свое место, чтобы наполнить рюмку, и больше не вставал. Тем временем принесли омара и какое-то непонятное блюдо, похожее то ли на курицу, то ли на рыбу. Люди тут же разорвали большое ракообразное и начали с аппетитом поглощать нежное мясо, а Гаррус с не меньшим запалом набросился но свое чудо. Когда деликатесы были уничтожены, пьяные Джейкоб и Снежин продолжили спорить друг с другом, иногда переходя на крик.

— Вот ты говоришь, что Хакет не предрасположен к работе политика. Возможно, это и так, но согласись, что кандидата лучше пока нет.
— Ну не знаю, — качал головой Тейлор. — Я считаю, что надо было поставить человека, имеющего хоть какой-нибудь опыт в этих делах, — Джейкоб посмотрел на Шепарда. — Вот его хотя бы.
Спаситель Галактики чуть не подавился «Цезарем»:
— Что?! Да я не вывез бы. К тому же… Нет, я бы всем там морды набил.
А Снежин уже несся окончательно:
— Я считаю так: у каждого человека… и неважно, может быть, он турианец, есть свой срок годности. Вот ты читал «Войну и мир»? — спрашивал он Джейкоба.
— Нет.
— Баалин… Ну ладно, слушай. Толстой…
— Хы-хы…
— Да подожди ты. Толстой говорил, что судьбою Александру I было предначертано возглавить движение людей с востока на запад, и тому способствовал целый ряд предшествовавших случайностей. После пятнадцатого года, когда Наполеон был окончательно побежден… Ты знаешь, кто такой Наполеон?
— Не-а, — икнул Джейкоб.
— Да еб… кхм, — почесав затылок, Снежин серьезно озадачился. — Короче, полководец, завоеватель, ну Дарт Вейдер своего времени… короче, злодей. Понимаешь?
— Понимаю.
— Зашибись. Ну вот. Когда Наполеона отправили на остров Святой Елены, Александр пребывал в зените славы. Такого влияния тогда еще не добивался ни один человек: он мог стать благодетелем для всего человечества, мог колоссально возвысить свое Отечество над остальными державами континента, мог сделать то, о чем мечтал Наполеон, но… но не стал. Он признал ничтожность всей этой власти и, отдав бразды правления ближайшему окружению, удалился за кулисы. Его задача была выполнена. Так я понимаю Льва Николаевича.
Джейкоб старательно морщил лоб, пытаясь вникнуть в слова Снежина, правда, в силу ряда причин получалось у него не очень удачно.
— Я ни хрена не понял, — в конце концов бросил он.
— И я ниче не понял, — поддержал Шепард.
— Ладно, я объясню. Это, конечно, только моя позиция, и она отличается от мнения графа, но неважно. Слушайте: для каждого великого деятеля наступает момент, когда общество перестает в нем нуждаться (конкретно в нем). И тогда он должен уйти, освободив свое место для других. Но этот момент надо почувствовать, как Хакет почувствовал, что нужен Альянсу, как Андерсон полгода назад почувствовал, что пора возвращаться на флот. Адмирал уже не молод, но он по-прежнему востребован, и сам это понимает. Я считаю, что если человек ушел раньше, то это такая же ошибка, как если бы он засиделся на месте.
Расстегнув мундир, Шепард тяжело вздохнул и налил Снежину полную рюмку.
— Не-е, друг, — приговаривал он, — что-то тебя сильно несет.
— Да, ты давай прекращай, — как бы поддерживая друга, хлопнул Игоря по плечу Гаррус, — а то совсем потеряешься.
Совершенно неожиданно ответил Джейкоб:
— Нет, а зря вы так, между прочим, довольно умно и понятно. Когда говорить об этом, если не сейчас?
Снежин аж обомлел. Мгновенно просияв в лице, он тут же подвинулся поближе к Тейлору и наполнил ромом его пустую рюмку.
— Вот с тобой я выпью, — промычал он, и они вместе дали залп.
— Слушай, Игорь, — тоже подобрел Джейкоб, — а если человек, скажем так, устал?
— А тут есть старое как мир слово — долг.
Шепард хихикнул:
— Чувствую, сейчас будет лекция на тему «верность Отечеству».
— А ты не студент, чтобы я тебе лекции читал.
— А ты не сержант.
— Преподаватель… Неважно. На том и порешим. А долг все-таки есть, и игнорировать его нельзя. Вот сейчас, в эту самую секунду мир меняется. И место, которое займет в нем человечество, зависит от нас.
— От меня ничего не зависит, — отмахнулся Джейкоб. — Я не великая персона, меня никто никуда не звал, и вообще у меня жена рожает… Ну родит… потом. Ей сейчас надо кого-нибудь пилить, я должен быть рядом.
Тут Гаррус поднялся со стула и, широко расставив руки, сказал:
— Зато я крутой! Бригадный Генерал и глава турианской гуманитарной миссии на Тучанке — это вам не гет без лампочки.
— Экий ты важный, — усмехнулся Снежин. — А совсем недавно грешил на улицах Омеги.
— Так ведь карьерный рост.

Через тридцать минут под стол отправилась и третья бутылка рома, к которой вскоре прибавилась и емкость из-под хелфрича. Количество выпитой жидкости и съеденной еды уже давно превысило суточную норму для человека и турианца: началась хаотичная беготня в уборную, у кого-то возбуждение начало сменяться помутнением. Алкоголь начинал свое болезненное действие: Шепард в расстегнутом мундире, облокотившись на стол, смотрел в одну точку и водил рукой по волосам; Гаррус включил уни-инструмент и что-то искал в экстранете; Снежин и Джейкоб по-прежнему сидели рядом и под влиянием Игоря пытались спеть какую-то песню, упорно преодолевая языковой барьер:
— Нет, не так — «пыль да туман». Что тут непонятного?
— Все понятно. Давай.
Очередная попытка закончилась неудачей.
— Да е-мое! — досадовал Снежин. — Что ты тупишь? Дороги — тревоги, туман — дурман. Все же понятно.
— Ну я не понимаю, — скулил Джейкоб. — Для меня все это как пустой набор слов.
Выругавшись на своем, Снежин снял переводчик и начал что-то объяснять Джекобу на английском. Шепард наблюдал за этим забавным действом какое-то время, а потом неожиданно взял со стола бокал с соком и, поднявшись, направился к выходу из ресторана.
— Я пойду к морю, — кинул он через плечо. — Подышу.
Снежин и Джейкоб просто посмотрели ему вслед, но Гаррус тут же выключил уни-инструмент и со словами «Подожди, я с тобой» отправился за другом.

У воды было замечательно. Ночные светила чарующе отражались в темной воде, глубоко вдаль, куда-то в сторону Сицилии уходила яркая лунная дорожка, волшебным великолепием подчеркивая красоту этой средиземноморской ночи. Совсем рядом, на легких волнах болтался пришвартованный прогулочный катер, то и дело глухо постукивающий бортом о пирс. Легкий ветерок приятно обдувал опьяненные головы друзей, радуя кожу приятной свежестью и наполняя легкие крепким соленым воздухом. Эх, эх, а как все-таки хорошо жить на белом свете.
— Хорошее место, — наслаждался Гаррус. — Я вообще не особо люблю воду, но здесь мне нравится. Надо будет прилететь сюда, когда будет отпуск.
— А когда ты улетаешь? — как бы мимоходом спросил Шепард.
— Часов в девять. До Лондона час лету, так что… Да, наверно, в девять.
Шепард посмотрел на часы:
— У тебя четыре часа на сон.
— Да? — удивился турианец. — Ну да. Жаль, а я хотел еще выпить.
— А потом ты сразу на Тучанку?
— Почти. Заберу батальон, потом на Палавен, там беру корпус и уже потом на Тучанку. Там вроде уже все готово к нашему прибытию.

Вновь установилось молчание. Шепард несколько минут смотрел на чернеющую внизу воду, и вдруг его голову поразила забавная мысль.
— Гаррус, — ехидно улыбнулся Спаситель Галактики, — давай я тебя плавать научу.
— Что?! — не поверил ушам турианец. — Ты это сейчас пошутил? Если да, то я надрываюсь.
— Нет, не пошутил.
— Да ты что? Нельзя же просто взять и научится плавать — это сложно.
— Хрень, — пренебрежительно бросил Шепард. — Давай, снимай свой серебряный мундир. Меня парни из детдома научили за пять минут.
Несколько секунд Гаррус обалдевшим лицом смотрел на Шепарда, потом внутри него что-то щелкнуло, и он согласился.
— Представляю заголовки газет, — ворчал он, снимая мундир. — «Бригадный генерал Вакариан утонул во время пьянки» — папа будет в восторге. Ты тоже раздевайся, я не буду мокнуть один.
Вскоре и Шепард, и Гаррус остались в одних подштанниках. Турианец подошел к краю набережной и, пристально всматриваясь вниз, остановился в некоторой нерешительности:
— Знаешь, я тут подумал, что идея так себе…
Но тут Шепард со словами «Не мнись» с разбега толкнул его вниз. Подняв сотни брызг, бедный турианец плашмя рухнул в холодную воду, тут же начал биться и барахтаться, пытаясь удержаться на плаву. Сквозь всплески и бульканье слышались крепкие ругательства и громкий смех стоящего наверху человека.
— Да что ты возмущаешься? — надрывался Шепард. — Как говорят русские, «не ссы, я страхую».
Шепард подошел к краю и уже готовился прыгнуть вслед, как вдруг холодно ударивший порыв ветра остудил его пыл:
— Гаррус, я, наверно, не буду прыгать. Похоже, вода холодная, врач сказал мне беречь спину.
А Гаррус только бурлил в ответ, что только смешило Джона:
— Прими горизонтальное положение, — кричал он. — Руками работай… Не, не так… Щас утонешь к чертям! Во, молодец, давай, давай. Двигайся к пирсу… Нет, в другую сторону!
Турианец маялся минуты две, но в конце концов все-таки выплыл к набережной и мертвой хваткой схватился за бетон. Ругая Шепарда на чем свет стоит, он выбрался из воды и с тяжестью повалился на деревянный настил.
— Ну вот, — смеялся Спаситель Галактики. — Я же говорил, что научу плавать. А ты не верил.
— Ну ты и скотина, Джон. Теперь твоя очередь… Прыгай.
— Не-е, я не хочу. У меня спина болит.
Но оскорбленный Гаррус не собирался оставлять человека безнаказанным. Поднявшись, он начал набросился на Шепарда в попытке столкнуть его вниз и, как наиболее трезвый, легко его поборол. Спаситель Галактики успел сгруппироваться, войдя в воду «солдатиком». Тут со стороны садика послышались выстрелы, сопровождающиеся криком:
«Ну ты лох! Давай я!»
Выстрелы повторились, но на сей раз к ним добавился звук лопнувшей бутылки. Крики повторились:
— Вон он на!.. Учись, пока я жив.
— Ей, придурки! — раздался голос хозяйки. — Вы совсем сдурели?! Прекратите стрельбу!
— Мадам, не извольте беспокоиться, — кричал в ответ Снежин. — Патроны не боевые, а в случае неприятностей у нас есть Шепард.
Гаррус улыбнулся.
— Что творят, — сказал он вылезающему Шепарду. — Надо к ним, не хочешь реванш?
Шепард тоже слышал выстрелы, и желание пойти непременно возникло бы до купания. Но сейчас энтузиазма у него значительно поубавилось. Алкоголь потихоньку отпускал, и опьянение сменялось похмельем. Он почувствовал, что пора спать.
Поднявшись на ноги, Шепард сильно покосился в сторону и чуть снова не рухнул в воду, благо его успел схватить Гаррус.
— У-у, друг, — засмеялся турианец, — похоже, тебе пора отдохнуть. Иди-ка поспи. Тебя проводить?
— Не-ет, — промычал Шепард, — дойду.
Вытершись мундиром и с трудом надев помятую и намокшую одежду, Шепард пошел в номер. Когда он маялся, открывая запертую дверь, в голове уже появилось болезненное ощущение пульсирующей тяжести, а горло сдавливала тошнота. Войдя внутрь, он обнаружил, что Эшли уже спит, и он в порыве благородных стремлений решил ее не будить, попытавшись тихо лечь рядом. Но в следующую же секунду он задел настольную вазу, с треском обрушив ее на пол.
— Ты пришел? — проснулась Эшли. — Ну наконец-то, — она включила свет. — Ой!
Перед ней стоял пьяный боров в помятом и намокшем капитанском мундире, который с трудом удерживал равновесие и смотрел вперед с придурковато-серьезным выражением лица.
— Боже, что ты там делал? Ты почему мокрый?
— Плавал, — замученно ответил Шепард, снимая штаны.
— Господи. Иди в душ!
— Нет. Не сейчас. Утром.
И он с размаху рухнул на кровать, мгновенно наполнив пространство запахом перегара. Эшли мгновенно вскочила, уставившись на Шепарда с выражением явного отвращения; от этого вечера она ждала совсем другого. Очень сильно захотелось взять что-нибудь тяжелое и пару раз прописать этим чем-нибудь Спасителю Галактики по голове, но сейчас Эшли не пошла на поводу у злости, пообещав себе, однако, завтра устроить разнос. Взяв из ванной тазик, она поставила его рядом с Шепардом, после нескольких минут сомнений все-таки преодолела отвращение и легла рядом.
Вскоре они заснули. А со стороны садика еще долго доносились звуки оживления, и два голоса затягивали бесконечно грустную песню:

1. Пятнадцатого декабря на стадионе «Ацтека» прошла игра Бразилия — Аргентина. Матч был примечателен переполненными трибунами: люди стояли даже между рядами и в проходах. Со счетом 3:2 победу одержали аргентинцы. После войны сохранившие лучших игроков футбольные сборные часто встречались на уцелевших стадионах разрушенных городов.

2. Милош Бречко — в 2186 году президент UEFA (Union of European Football Association, в русской транслитерации УЕФА).

3. Хелфрич — вызывающий опьянение, крепкий турианский напиток.