Инвиктус. Глава 6

Приближаясь к оружейной, Шепард услышала громкие голоса и звук бьющихся об стены в биотическом водовороте стульев. Она не слышала ни писка, ни криков, ни угроз, ни стрельбы. Это или хороший знак, или очень, очень плохо. Конечно, дверь оружейной была самой массивной и самой звукоустойчивой на всем корабле. У нее было несколько возможностей проверить это.
Глубоко вздохнув, она нажала на дверной механизм, и стальные створки мягко раскрылись перед нею.
Кайден стоял к ней ближе всех, и, хотя он стоял к ней спиной, было видно, что его тело напряжено. Он не знал о ее приходе или, возможно, был так зол, что ее присутствие не беспокоило его.
 — Я всегда знал, что ты прав. Если ты собираешься ударить кого-то, ударь меня. Посмотрим, как далеко ты зайдешь.
Гаррус прислонился к консоли, кипя от гнева. Его руки были скрещены на груди, и Шепард могла сказать, что он делал яростные усилия, чтобы не удовлетворить просьбу Кайдена, или, что еще хуже, врезать кулаком во что-то дорогое и высокотехнологичное, что заняло бы несколько недель для ремонта. Его взгляд задержался на ней, но было невозможно разглядеть, успокоился ли он, увидев ее, или она была причиной его дискомфорта.
Она уставилась на них обоих, скрестив руки на груди, чувствуя себя, как школьный учитель, отчитывающий непокорных студентов на детской площадке.
— Что здесь происходит? Объяснения, сейчас!
Кайден обернулся, глядя на нее. Между тем, Гаррус не двинулся с места ни на дюйм, его жвалы слегка дрогнули, показывая, что он услышал ее вопрос. Никаких объяснений не последовало ни от одного из них.
Она посмотрела на Кайдена, потому что знала, что он был виновником всего этого безобразия. Гаррус, подождав несколько секунд, обратился к нему тоном следователя СБЦ.
 — Штабс-капитан Аленко, старший офицер задал Вам вопрос. Объяснитесь.
— Черт возьми, Джилл, не вмешивайся, — сказал Кайден. — Я знаю, что здесь происходит, и я не собираюсь позволять это.
— Что происходит? Что ты не собираешься позволять?
Кайден указал на Гарруса.
 — Я не буду стоять в стороне и смотреть, как он тебя бьет. Я этого не позволю.
Она недоверчиво рассмеялась.
 — Это просто смешно.
Когда Гаррус заговорил, его голос был жестким, как скала.
— Он спросил меня, я ли повредил тебе руку. Я сказал ему, что это сделал я.
— Он сказал это, спокойно глядя мне в лицо, — сказал Кайден. — Как будто я собирался только пожать плечами и уйти, как будто это не страшно.
— Когда ты был нужен ей в последний раз, ты ушел, — ответил Гаррус. — Так что звучит все это очень правдоподобно.
— Это был несчастный случай, Аленко, — сказала Шепард. — Послушай, мы все давно знаем друг друга. Мы — все... старые друзья. Можем мы быть цивилизованными людьми?
— Несчастный случай, ха? Я так не думаю. А в следующий раз это тоже будет несчастным случаем, когда он сломает тебе руку или когда он ...
— Сломает мне руку? Кайден, мы не вернулись в БАиР! Я не Рана. Он не Вирнус.
Она, наконец, увидела, что Кайден взволнован, даже больше, чем взволнован — в его глазах блестели слезы — но это было не так приятно, как она думала. На самом деле, это заставило ее почувствовать себя очень мерзко, как грязь с подошв сапог Джек.
Гаррус потер затылок, выглядя очень смущенным. Он был лучше знаком с человеческими проявлениями эмоций, чем большинство турианцев, но Шепард все еще видела, что он действительно хотел угробить его.
Голос Кайдена задрожал, а затем выровнялся, став монотонным.
 — Я сказал тебе это по секрету. Говорил, что ... это много значило для меня. Я доверял тебе. Может быть, я не должен был.
— Я сожалею, — пробормотала она. — Я не подумала.
Гаррус, преследуемый прошлым Кайдена, направился к двери. Он пролетел мимо Шепард как ураган, но, задев ее плечом, остановился, хватая ртом воздух и пытаясь успокоиться. Она заметила, как напряжено его бронированное тело.
— Если я тебе понадоблюсь, Шепард, я буду... где-то в другом месте.
Он выскочил за дверь прежде, чем она могла что-то ответить.
В ее животе все перевернулось, раскаяние было настолько сильным, что хотелось убежать из комнаты, но ее ноги были тяжелыми и не повиновались.
Когда она оглянулась на Кайдена, его лицо было словно вырезано из дерева, но глаза были красными и влажными, а веки припухли.
— Меня не нужно спасать, — сказала она ему. — Это очень мило, и я уверена, что многие женщины приняли бы это как должное, но не я. Я могу тебя заверить: если бы Гаррус когда-либо поднимал на меня руку, то я бы пнула его под зад, как и любого другого.
— Ты уверена? Он в два раза больше, с когтями и клыками!
Она не могла удержаться от улыбки. Мужчины так и остались мужчинами, и когда сидели в мехах и шкурах у походного костра, и когда мчались по всей галактике на звездных кораблях.
— Когда ты ушел, Аленко, я боднула крогана головой. Не говори мне, что я могу, а что не могу сделать.
— Что? — он уставился на нее, пытаясь это представить, затем покачал головой, будто бы пытаясь выбросить картинку из головы, — послушай, я слышал, что многие талантливые женщины нарочно не видят правды. Они только продолжают оправдывать эти несчастные случаи...
— Гаррус преднамеренно никогда не причинил бы мне боль. Честно, это был несчастный случай. Я имею в виду, как ты сказал, у него есть когти и иногда во время...
Он перебил ее.
 — Я не хочу это слышать. Я даже не знаю, как ты можешь заставлять себя делать это. Это..., — он покопался в своем лексиконе, пытаясь найти слово, выражающее все его негодование, — это неправильно.
— Я думала, что ты считаешь, что инопланетяне такие же, как и мы. Что же в этом неправильного?
— Я говорил о личности инопланетян. Они чертовски много чем отличаются от нас — зачем ты это делаешь?
— И в чем же разница, Кайден?
Он не ответил.
Она продолжила упорствовать.
— Где правило, согласно которому я не могу дружить с инопланетянином, с кем-то, кто чувствует и думает, и истекает кровью точно так же, как и мы. Проклятье, почему это я не могу этого сделать?
— Это табу. Есть существенные причины. С точки зрения морали. С точки зрения науки. Я имею в виду, у тебя не может быть детей от инопланетянина. Даже от азари родится не человек, а такая же азари.
— Я не хочу детей. Никогда.
— Есть и другие, более серьезные причины, Джилл, как вы ...? Я имею в виду, ты даже не можешь поцеловать турианца. У них ведь нет губ.
Она пожала плечами.
 — Есть и более интересные вещи.
Он скривился.
 — Я не хочу этого знать.
— Ты сам спросил — возразила она. — Я и не говорила, что это легко. Но, я думаю, это того стоит.
Он обдумывал это почти минуту, сначала выглядя встревоженным, а затем становясь все более и более обеспокоенным.
— Почему? Я думал, что между нами что-то есть. Но, как только я не разделил твоих планов, мы поссорились, и ты все выбросила.
Она смотрела на него, пытаясь понять смысл его слов и вспоминая о том письме. Как смеет он играть жертву, окровавленного мученика любви, смело вернувшегося на военную службу, несмотря на ее, так называемую, неверность! Если Кайден решил уйти из команды, она была уверена, трагедии это не вызовет.
— Это не было только «разногласие»! Ты ушел от меня, Кайден. А затем ты прислал мне одно ничтожное электронное письмо, говоря мне, что, «возможно», мы сможем все решить «когда-нибудь» — и это когда я собиралась на самоубийственную миссию! Те слова, возможно, были последними, которые я получила бы от тебя. Я ничего не выбрасывала, Кайден. Нечего было выкидывать.
— Так Илос ничего не значил для тебя?
— Не говори со мной об Илосе. Илос — это мои хорошие воспоминания. Но это в прошлом.
Он уставился на нее, его глаза округлились и стали печальными.
 — Женщина, которую я знал, не сказала бы такого.
Она рассмеялась над ним. Если он так думал, то он никогда не знал ее, не знал ни минуты. То, что он потерял, было плакатом вербовки Альянса, идеальным, чистым и доблестным, окруженным ореолом яркого белого света, один вид которого исключал сомнения и смывал пятна. Эта женщина на плакате, она бы обожала его благородное самопожертвование и присущее ему выражение побитого щенка. Она падала бы в обморок, едва завидев его прекрасно вылепленное лицо, глаза цвета растаявшего шоколада, и глупое поведение. Шепард — хорошо, когда-то она сочла это очаровательным, почти милым — но теперь, он был похож на объект, который она заказала по почте, что-то, что соответствовало всем ее обещаниям, но ни одному из ее ожиданий. Она только хотела снова засунуть эту его «любовь» в пакет и отправить ее назад на тот склад, с которого это чудо прибыло.
— Женщина, которую ты знал, умерла два года назад, — сказала она. — Скажи до свидания и похорони ее.
Она отвернулась, чувствуя себя усталой. Был неприятный привкус во рту, и она хотела вымыть его хорошим красным вином. Если бы они не собирались на миссию по добыче фактов, она, вероятно, уже выпила раз или два. Или шесть.
Ее отступление, казалось, ободрило Кайдена или, по крайней мере, довело его до отчаяния.
— Джилл, почему он? Из всех, почему ты выбрала того, кому я доверял?
Она повернула голову, ровно настолько, чтобы наблюдать за ним уголком глаза.
— Потому что я доверяю ему. Потому что он всегда прикрывал мою спину. А может быть, это означает, что он чертовски много для меня значит, гораздо больше, чем рожать детей или целоваться, или соответствовать ожиданиям других людей.
Он вздохнул.
— Хорошо. Я услышал тебя.
— Хорошо. Не беспокой его больше. Если ты хочешь злиться на кого-то, злись на меня. Он не имеет к этому никакого отношения.
Кайден кивнул, опустил взгляд в пол.
Она отвернулась, не в силах смотреть, как он страдает, но и не желая утешать его. Виноват только он сам, подумала она, но, каждый раз повторяя это про себя с тех пор, как он сел на корабль, она знала, что тоже частично виновата в этом. Она уважала его, он ей нравился и когда-то она чувствовала сильное влечение к нему, но она действительно никогда его не любила. Во всяком случае, недостаточно, чтобы бороться за него, недостаточно, чтобы рискнуть остаться одной. Да она скорее осталась бы одна, чем с таким, как он. Она никогда не чувствовала, будто он владел ее сердцем или был частью ее. Когда они были вместе, она не чувствовала его отсутствия, никогда не говорила ему «люблю». А сейчас, когда она это знала, почувствовала контраст. Это действительно чертовски пугало ее, упрямая женщина полюбила того, кто постоянно выбирает неверный путь, но постоянно принимает верные решения.

Поиски Гарруса не заняли много времени. Он использовал консоль в мед. отсеке, чтобы проверить свой почтовый ящик в экстранете, который беспокоил его крайне редко, даже когда он не был под обстрелом трех банд наемников. Когда дело доходило до заполнения документов или взаимодействий с гражданскими, Шепард обнаружила, что Гаррус был одним из худших напарников, кого она когда-либо встречала, он всегда готов был вести дела в другом месте или придумать их по необходимости.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Я в порядке. Никогда не чувствовал себя лучше.
— Ты совсем не умеешь лгать.
— Именно поэтому я обычно даже не пытаюсь.
— Так что там произошло?
Гаррус уставился на экран консоли.
— О, сначала он вел себя весьма дружелюбно и я подумал: «Эй, все хорошо. Все в порядке. Как в старые времена». А потом он начал задавать мне вопросы о моем настроении.
— Понятно.
— Он начал намекать, что, возможно, я с трудом себя контролирую. Я спросил его, что он имеет в виду, и он сказал мне, что ему не нравится хулиганы, особенно те, кто ...
— Кто — что?
Он взглянул на нее, выглядя нерешительным, даже немного пристыженным.
— Я даже не хочу это повторять. Я уверен, что суть ты уже знаешь.
— Я сказала ему, что он был неправ, — сказала она, — насколько я знаю Кайдена, примерно через пару дней он остынет и придет, чтобы извиниться.
— И если он это сделает, я кивну головой и притворюсь, что простил его.
Она усмехнулась его честности. «Притворюсь» было определенно ключевым словом. Гаррус был способен пронести обиды через десятки лет и звездных систем. Он объединил это с очень хорошей, но очень отборной памятью, так он мог легко связать имена и преступления каждого живого существа, кто когда-либо обидел его и жил, чтобы рассказать об этом, так же как мог годами отслеживать его текущее состояние и местонахождение. Шепард не была бы удивлена, если бы узнала, что у него все еще был заклятый враг (или два) для кровной мести, появившейся еще в турианском детском саду.
— Это лучшее, что ты можешь сделать, — ответила она.
— Слушай, я ненавижу то, что сказал Кайден. Но если бы ситуация изменилась, и я узнал бы, что он сделал тебе больно, я не дал бы ему шанс отрицать это. Я просто убью его. Так что, я думаю, мне повезло, что он не похож на меня.
На самом деле, это ее очень тронуло. Угроза быстрого возмездия ее врагам была одним из любимых способов Гарруса выразить привязанность. Потребовалось немного привыкнуть — при случае, она все же предпочитала стандартные цветы и поэзию — но было приятно знать, что, если бы кому-то выпала удача пристрелить ее, он был бы там, готовый защитить ее даже от юстицара.
— Ну, я рада, что ты это ты, — сказала она, — теперь улыбнись. Самое интересное впереди.
— Да, об этом...
— О чем?
Он стиснул зубы, выйдя со своего аккаунта в экстранете.
— Я получил повестку на слушание Вмешательства. Оно будет завтра днем.
— Тогда мы доставим тебя туда. Мне все равно, придется ли припарковать Нормандию на крыше здания суда или нет.
— Проверь свои сообщения, Шепард. Я почти уверен, что ты заявлена как свидетель истца.
Она рассмеялась, но не потому, что это было забавно, а потому, что это было совершенно абсурдно. — Твой папа думает, что я буду свидетельствовать против тебя? Вот идиот. Я этого не сделаю.
— Они могут арестовать тебя за это.
— Я — Спектр. Они не могут арестовать меня за то, что я не явилась в суд.
— Нет, но они могут нагрузить тебя всей бюрократической ерундой, которую смогут собрать. И, поверь мне, ее будет очень много. Если мои подсчеты верны, это займет как минимум неделю.
Шепард обдумала эту угрозу, вспомнила количество бумажек и время, которые она должна была бы найти сама и много чего еще. "Ничего себе. Советнику Валерну это бы понравилось, не так ли? И я очень не хочу видеть его самодовольным и счастливым. До зуда в пальцах.
— Не волнуйся об этом, — сказал Гаррус. — Просто приди и расскажи, что знаешь. Хуже, чем есть, ты все равно не сделаешь. Кроме того, будет приятно видеть лицо друга.
— Гаррус, если я пойду в суд, я подготовлюсь. Я не собираюсь позволить им осудить тебя. Ты заслуживаешь лучшего, чем это.
— Да, хорошо, люди на Омеге заслужили покой. Моя команда заслуживает лучшего, чем десять безымянных могилах. Но не все получают по заслугам, не так ли? Для сравнения, мне не на что особо жаловаться.
Корабль замедлился, готовясь приземлиться на Аукторитасе. Пол сместился под ногами, и Шепард ухватилась за плечи Гарруса, чтобы удержать равновесие, чуть не ударив его лбом в челюсть. Он поймал ее, хрипло усмехнувшись.
— Осторожнее. Ты заставляешь меня нервничать. Вы, люди ... более хрупкие, чем я думал.
— Да ладно, Гаррус, я не стеклянная.
Он удержал ее, сжав немного крепче, чем было необходимо. — Нет, но у тебя нет пластин. И ты не носишь доспехи на корабле.
Она поморщилась. Ношение брони в течение всего дня очень неудобно. Она не была уверена, как он и другие турианцы выдерживали это.
— И зачем мне это делать?
— Помимо того, что это стильно? Потому что тебе могло быть больно.
— Я думаю, что готова рискнуть несколькими царапинами и ушибами.
Он вздохнул, слушая, как рев двигателей судна снизился до нежного гудения, пол под ногами слабо вибрировал. — Только... только будь осторожна, прошу тебя. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Почему ты это сказал?
Медленно отпустив ее из объятий, он сделал паузу, обдумывая ее вопрос.
— Я не знаю. Я понимаю, что это глупо, Шепард. Я имею в виду, ты и сама способна защитить себя. Черт, ты делаешь это лучше, чем я.
— Ну, тебе не нужно волноваться. В конце концов, это не самоубийственная миссия. Мы только проверим кое-какую информацию. Никаких беспорядков, никакой суеты.
Он негромко рассмеялся.
— Да, конечно. Я это уже слышал. Ничто не бывает настолько простым. Не с тобой. Ты и сама знаешь.
— Это правда. Но так бывает только тогда, когда за мной кто-то охотится.
— Или если этих кого-то несколько. А еще есть Жнецы. Ты только писать людям не помогаешь, — сказал он.
Она сделала вид, что обиделась.
— Спасибо. Спасибо большое.
— Эй, я не жалуюсь. Мне это нравится. Это одно из твоих лучших качеств.
Имение Сарена на Аукторитасе было по-туриански грандиозным, как флот могучих дредноутов, тех, что летали среди звезд и распространяли империю в далекие миры. По оценке Шепард, одно только озеленение должно стоить сотни тысяч кредитов. Мраморные колонны контрастировали с темными рядами импортированных кипарисов. Гранитные дорожки окружали когда-то тщательно ухоженные лужайки, по-прежнему пышные, но заросшие и заброшенные.
Сад был выдержан в строгой симметрии, и Шепард могла вообразить Сарена, шагающего по своей земле, просматривая растительность, как генерал мог бы просматривать поле битвы. Если бы он увидел беспризорную травинку, он скосил бы ее. Если бы он увидел неуместный цветок, было легко вообразить его, раздавившего его подошвами ботинок. Как противник, он был безжалостным, и было легко разглядеть следы его яркой индивидуальности, все еще просматривающиеся в пейзаже и в мрачном, сером особняке, который стоял перед ними.
— Дом Сарена, — пробормотала Шепард, — уютный, правда?
— Похож на один из домов моего отца, — сказала Миранда, — тасканская вилла. Она мне никогда не нравилась.
Гаррус и Тали смущенно переглянулись. Их знания о Земле были, в лучшем случае, незначительным. Шепард показала им несколько открыток и пару фото из экстранета, но это почему-то заставило их поверить, что все человеческие миры выглядели, как Нью-Йорк, Левый берег Парижа, Пекин или Лас-Вегас. Она пыталась объяснить, что семья ее отца была из Эдинбурга, а ее мама выросла в Техасе, но они были уверены, что все люди выросли в двух шагах от Эйфелевой башни и долго гуляют по Великой Стене.
Пара солдат перехватила их, когда они приблизились к широким двойным дверям особняка. Один из них наставил на них винтовку, в то время как другой осторожно направил пистолет на голову Миранды.
Это почти развеселило бывшую секретаршу Призрака, так как у нее был наготове свой автомат. Она бросила испепеляющий взгляд на пистолет.
— Мой больше.

Шепард хихикнула, снимая свою штурмовую винтовку. Гаррус разделял ее точку зрения, подтверждая свой статус Защитника. За их спинами раздался громкий щелчок, Тали перезарядила свой дробовик.

— Назовите себя, — сказал невысокий охранник, держа пистолет наготове.
— Экипаж Нормандии с командиром, меня зовут Шепард. Я старая знакомая Сарена.

Высокий охранник покосился на нее, пытаясь уличить ее во лжи.

 — Ты Спектр? Ты же мертвая.

Она улыбнулась.

— У призраков нет столько оружия.
— Люди столь дезинформированы, — сказал Гаррус. — Разве никто не смотрит новости Цитадели?

Первый охранник нахмурился, не оценив шутку. 

— Эта территория с ограниченным доступом. Что вам здесь надо?
— Я хочу поговорить с управляющим этого имения, — сказала Шепард. — Просто дружеская беседа. Стрелять совсем необязательно.
— У тебя нет разрешения.

Внезапно двери особняка распахнулась. Оттуда вышел турианский капитан, одетый в элегантный набор легкой брони, в комплекте с золотыми погонами. Он вдохнул утренний воздух, как будто собираясь провести ежедневную инспекцию, казалось бы, не зная о вооруженных злоумышленниках в своей среде. За ним Шепард заметила помощницу, записывающую что-то в книгу бухгалтерского учета на своем омни-инструменте и еще троих охранников со штурмовыми винтовками. Капитан остановился, рассматривая сцену перед ним, его серые глаза вспыхнули весельем. 

— Вакариан? Это ты? Да ведь я едва узнал тебя! И, Духи, ну и странная у тебя компания.
Шепард боролась с искушением обернуться и посмотреть на Гарруса, что не было хорошей идеей, особенно если кто-либо из охранников начнет стрелять в них.
— Ты знаешь его?
— Да, — сказал он. — И очень давно.
Он не сказал больше ни слова, заставив ее задаться вопросом, было ли это хорошо или это еще один сюрприз Палавена, но время уже поджимало и кусало ее за задницу.

Отредактировано: Sid.