Долгая дорога домой. Глава 7

POV Daniel Redson. 

Я все не мог избавиться от ощущения, что что-то здесь не так. 
Мне не нравилось это место. Слишком тесно, слишком... темно. Нет, не в плане «невидно ни зги», а в плане облака и горы... я чувствовал себя слепым. Мало было информации. Не то, чтобы обычно ее было сильно больше, но раньше за нее отвечала моя женщина, и я знал, что каждая крупица предоставленных сведений десятки раз просчитана и перепроверена, и было как-то спокойней... 
Ха, в последний раз, когда я назвал Ли своей женщиной, она с помощью биотики мотала меня под потолком «Анкея» минут двадцать, с тех пор я держу подобные фразочки под языком, но удержать мысль гораздо сложнее. Можете считать меня «вымирающим видом» — как выразилась однажды капитан, — но я считаю, что у каждой женщины должен быть свой мужчина. Необязательно любовник, но тот, кто просто встанет на ее сторону. Что бы ни случилось. 

И для Ли этот кто-то — я. Я никогда не считал свою азари слабой или беспомощной, мы не заключали какой-то особый взаимовыгодный договор и не проворачивали штук вроде «объятий вечности», но я взял на себя эту обязанность добровольно, зная, что ей это нужно. Эта негласная защита, неявное заступничество. Просто чувствуя. 

А я привык доверять своим чувствам. 

— Что скажешь? — Ин хмыкает и, одернув плащ, скачет, удобнее устраивая на спине толстый ремень с прилаженной к нему винтовкой. На ней крепкий бронированный жилет с небольшой батареей щита, высокие ботинки, пистолет на широком поясе, где-то наверняка припрятан нож... 
«Здесь что-то не так. Слишком все просто. Слишком много того, что нам не сказали. Давай останемся на бору, отложим до тех пор, пока Ли все не проверит. Давай...» 
— Просто разведка, капитан, ничего сложного. 
— Но ты все рано оделся в глухую броню. 
«Тебе бы тоже это не помешало». 
— Только от того, что в ней я так неотразим! 

Я особо не гнал. Облака и горы, облака и горы... «Мако» тяжело переваливался на узких тропинках с боку на бок, подпрыгивая на камнях. Несмотря на день, я зажег фары, высвечивая «озера» двумя мощными желтыми столбами — нарваться на утонувший в них валун и повредить подвеску мне совершенно не хотелось. 
Команда «Анкея», почти в полном составе загрузившаяся в «Мако», молчала. Я часто бросал на них взгляды и со стороны, наверное, могло показаться, что эта тишина нервирует меня, но это не так. Я люблю такое молчание: напряженное, внимательное, сосредоточенное, когда молчат не от того, что не о чем говорить, а потому, что каждый занят делом. Это... успокаивает. 

Я делаю несколько глубоких вдохов, вновь скашивая глаза назад. Перед посадкой Джокер все же сбросил на UR-674 зонд, и теперь, стоя ногами прямо на сиденьях, Шисс возится, настраивая антенну для приема усиленного зондом сигнала для лучшей связи с кораблем, просматривает собранные им данные Лиара. Щелкает инструметроном Тали, по четвертому разу освежая в памяти старые технические схемы, занят проверкой оружия Грюнт. Несмотря на приказ «не обвешиваться стволами» на нем висит целый арсенал, и он оглядывает каждое с особой тщательностью — ему предстоит защищать женщину и ребенка. Прикрыв глаза и скрестив руки на груди, сидит Гаррус. 
И можно подумать, что он просто уснул, но выражение его лица точно такое же, с каким он бродит ночами по «Анкею», и я знаю, что мысленно турианец уже гуляет по «Аре», закладывая в память план здания. Над ладонью сидящей со мной капитана вспыхивают и выстраиваются в привычном порядке голографические сигналы маячков, вшитых в костюм каждого из нас. Ин внимательно разглядывает координаты и жизненные показатели своих людей, и каждый ее выдох оседает на внутренней стороне маске маленьким кусочком тумана. Она делит сигналы на две группы — по числу собранных команд, — убирает с активной вкладки те, что принадлежат Каю и Мордину и добавляет новые. Для Тали и Гарруса. Теперь о любом изменении в состоянии своих людей капитан узнает тут же. 
Признаться после вчерашних событий я ожидал косых взглядов, колкостей, неудобных фраз, разного рода «подножек» и шпилек, но так и не дождался. Чтобы там ни произошло на корабле, в «Мако» уже сели не Ин и Гаррус, накануне вцепившиеся друг другу в глотки, а капитан Шотте и боец Вакариан. 

Я невольно усмехаюсь, находя в одной из точек на руке капитана себя, и пропускаю момент, когда бледная стрелка в омуте радара, предупреждая о повороте, качается в сторону и «Мако» проскрежетав пузом по камням, вылетает с тропы и соскальзывает вниз. 
Шипит сквозь зубы Гаррус, ловя в объятия ругающегося на двух языках Шисса, и я стискиваю руль руками, бросая задравший зад «Мако» из стороны в сторону, объезжая камни, стараясь затормозить, краем уха слыша вскрик Лиары, заключившей себя и Тали в поддерживающий кокон биотики, и несколько гулких «бум», когда не удержавшийся на месте Грюнт несколько раз ударяется о стенки транспорта и растягивается в проходе между сидениями. 
«Мако» влетает в одно из «озер» и, подпрыгнув последний раз, замирает, подняв тучу ярких «брызг». Я гортанно вскрикиваю и от переизбытка чувств, бью ладонью по рулю и тут же охаю, когда капитан резко подается со своего места и, закатав мне звонкий подзатыльник, оборачивается назад. 
— Все целы? 
— Можно в следующий раз поведу я, а? — С мольбой тянет Лиара, гася биотическое сияние на ладонях, и Тали поддерживает ее энергичным кивком, но тут же смутившись, отворачивается, делая вид, что ничего не было. — Ну пожалуйста. 
— Да чего уж там, давайте тянуть жребий! — фыркает Шисс, выбираясь из крепких турианских рук, и из-за маски на лице его голос звучит гораздо взрослее. — Выясним, кто еще из нас не умеет водить. 
— И теперь мы должны сделать вывод, что уж ты-то в этом деле дока, — протягивает Гаррус, разминая ушибленное плечо. 
— Уж получше некоторых! — малыш скалится, и мне в который раз кажется, что он вот-вот выпустит коготки и зашипит, точь-в-точь как маленький одичавший котенок. 
— Так, все! Сняли! — капитан машет рукой и, удостоверившись, что ругаться больше никто не собирается, поворачивается обратно. — Где мы? 
— Почти у цели. Этот неожиданный спуск сильно сократил нам время пути, и теперь мы гораздо ближе к резервному входу, чем к главному, правда, подъедем с противоположной стороны. А вот чтобы добраться до главного с того места, придется делать приличный крюк. 
— Насколько приличный? 
— В несколько часов. 
Ин кивает: «слишком долго» и переключает инструметрон, сверяясь с картой. 
— Тали, как много вы взяли с собой вещей? 
— Одну сумку, я постаралась отобрать то, что может понадобиться для ремонта. 
— Хорошо, тогда делаем так: едем дальше, первая команда высаживается в этой точке, берет, что необходимо, и идет пешком. Если пойдем напрямик доберемся минут за тридцать. Дэн, везешь остальных ко второй точке и едешь к нам — мы встретим тебя у здания. 
Я киваю и вновь трогаю с места и на этот раз «Мако» движется осторожно и плавно, едва ли не вдвое медленней, чем до этого. Обитатели кузова все еще ворчат вполголоса и капитан, соорудившая из поставленной на подлокотник руки подставку для лица, лишь скашивает на меня глаза, когда я вполголоса произношу «извини». Я знаю, что это не обязательно, но ничего не могу поделать. Мне неловко от того, что из-за моей невнимательности возникли лишние проблемы, что приходится перекраивать планы и что даже несмотря на это неожиданное падение, капитан не стала пристегиваться. 

За время, проведенное на борту «Анкея» я так и не смог решить, льстит ли мне такое доверие или же пугает. 
Когда «Мако» тормозит снова, турианец без лишних слов подхватывает из-под сидения собранные Тали пожитки и подает ей руку, помогая выбраться наружу, и, спустившись на землю, кварианка козырьком складывает на лбу ладони, оглядывая небо над окружившими нас горами. Каждая ее клетка просто пышет беспокойством и опасением не успеть так явно, что я чувствую их, словно это запах ее тела. 
В момент, когда Ин берется за ручку отрывая дверцу машины, я хватаю ее за локоть, удерживая на месте. Она выглядит удивленной, но положив ладонь на мои пальцы, уверенно сжимает их в ответ. Ей не нужны мои предупреждения и напутствия об осторожности, потому что о том, сколько нам не договаривают, она знает больше меня, но ничего не собирается с этим делать. 
— Связь каждые сорок минут. 
Я никогда не понимал этой ее черты, этой своеобразной проверки на вшивость. Каждый из нас в свое время прошел через нечто подобное: кому-то хватало одной «разведки боем», кому-то до сих пор подсовывали подначки и смотрели, поведется ли он на крючок, чью-то проверку откладывали до лучших времен, кого-то тестировали тут же... Не знаю, провалил ли свою Вакариан, но экзамен для Тали начинался сейчас. 
Первый раз на связь вышли минут за семь до прибытия в точку назначения. Скала, в которой находился резервный вход в кварианский комплекс, уходила вверх неровной, бесформенной горкой, порода вокруг нее шла складками, напоминая скомканное одеяло с «лоскутами» местной растительности. Рядом с ней — горки помельче. На одном из таких возвышений удобно устроился Железный Дровосек, и если бы он был бы человеком, его поза, несомненно, выражала бы утомленное ожидание. Несмотря на то, что Ин отправила его пешком и по другому маршруту, он все равно умудрился оказаться на месте первым. Я всегда подозревал, что наш товарищ обладает секретной техникой телепортации. 
Сухая, металлическая фигура Дровосека резко отличалась от общего фона, но удивительно не портила его, внося в окружающий пейзаж какую-то изюминку. Я вскидываю руку в приветствии, но Дровосек, туже подтянув подвижные панели вокруг фонаря на своем «лице», вместо ответа лениво принимается кидать в нас набранными в ладонь камешками. 
Обиделся на «оборудование», что ли?.. 

Он шевелит ногами, подражая человеческой манере вытягивать от усталости ноги, и сквозь дыру на его груди виднеется кусочек солнца. Этой обновке было уже около года и команда «Анкея» вполне примирилась с ее существованием, а вот у меня получилось не очень. Наверное, потому что я слишком хорошо помню, чем обернулось для нас то «простенькое дельце» и что это именно мне пришлось на руках тащить тело капитана в корабельный лазарет, оставляя позади жирные капли крови. Помню когда Мордин и Кай на пару содрали с нее броню, Дровосек исчез на несколько дней, а потом объявился гордо сверкая приваренным к груди дырявым доспехом и если бы в тот момент Ли и Шисс не повисли у меня на руках, клянусь, удушил бы мерзавца! 
— Нужна помощь? — Лиара отрицательно качает головой и чуть улыбается, касаясь моего плеча. Из-за брони я не чувствую прикосновение, но по большому счету этого и не нужно. 
— Мы сами, иди. Я же вижу, что волнуешься. 
Долго уговаривать меня не приходится, и едва последняя часть оборудования покидает «Мако», он срывается с места. Выбранная мною дорога оказывается ровной настолько, насколько вообще может быть в подобном месте, мелькают в окнах горы, шелестит под колесами щебень, липнут на лобовое стекло «озера» и их тяжелые крупинки вспыхивает от соприкосновения с энергетическими полями машины, отчего «Мако» напоминает мне новогоднюю елку. Облака, переваливаясь, ползли по небу, с трудом волоча разбухшие от воды животы. Вздрагивали короткими огненным вспышками, почти неуловимо менялись в цвете, тяжело стонали и все никак не могли разродиться дождем. 

В тот день мою жизнь спас обвал. 

Я проехал больше двух трети пути, когда дорогу перегородили камни — большие такие бесформенные валуны. Я покинул кабину, прихватив с собой детонационный шнур... не то, что бы я не мог разнести преграду пушкой «Мако», но тот небольшой «каньон» по которому я двигался, находился в не самой сейсмически устойчивой зоне, и породить еще один обвал мощным залпом мне совсем не улыбалось. 
Другое дело шнур! Взрыв выходит направленным, мощность — по сравнению с выстрелом, — вообще никакая, взрывной волны практически нет, а уж жар... То, что не будет разнесено на куски будет расплавлено к едрене фене. Как говорится: быстро, эффективно и безопасно. 
Я как раз закрепил его на камнях, когда почувствовал вибрацию. Наверное, будь я по прежнему в «Мако», не будь на мне брони и это почти неуловимое движение и вовсе не достигло бы меня, но дрожь передалась камням, перебравшись оттуда на метал, в который я был закован, заставила остановиться и прижаться к земле, обращаясь в слух. Она не была похожа на пробуждение запрятанных в земле механизмов, очередной оползень или использование взрывчатки, которую Ли захватила с собой на всякий случай... И ко времени, когда мне стало ясно, что это вибрация запущенных двигателей, один удачный выстрел снял мои щиты. 
Я скатился с каменного нагромождения, выхватывая из-за спины винтовку и выпуская короткую очередь в четыре патрона в мелькнувшую справа тень. Тень споткнулась, совсем по-человечески схватившись за грудь, рухнула на колени, зато второй ее товарищ успел сместиться в сторону, уходя с линии огня, поймал меня в прицел. Проклятье! 
Тело, почти без участия мысли, само метнулось в противоположную сторону, снова выпуская очередь в вершину холма, спугнув еще одного противника, вскочило, по широкой дуге заходя справа. Приблизившись, рухнуло на колени, преодолевая последний метр, скользя по земле, рубануло стволом вверх, сбивая прицел, зацепило винтовкой, утягивая к себе, роняя вниз. 
Лампочка гета удивленно мигает и тухнет, когда его оставшийся на холме товарищ слишком торопится с выстрелом и два мощных удара вонзаются в спину моего нового щита. Я жму на кнопку, активируя закрепленный на камнях шнур, когда к нему присоединяется еще одна железяка. Фонтан каменных осколков брызжет вверх, словно бритвами сечет расположившихся на них стрелков, засыпает крошкой. Рвет на поясе одного из них комплект мин. Я, прикрывшись мертвым гетом, лежу, успевая испугаться, что и на его поясе висит точно такой же, и что этот взрыв если не ухлопает меня к чертовой бабушке, то уж точно сдвинет с места вон ту скалу над моей головой... 

Но небо милует. Броня гасит большую часть ударной волны, прижимая ко мне гета так крепко, что выбивает из легких воздух и, кажется, оставляет пару синяков, но не может погасить звуковой. Когда я вновь открываю глаза, мир оказывается нестерпимо контрастным, до рези в глазах, сверху донизу наполненным высоким звоном. 
Передатчик в «Мако» надрывается, пытаясь перекричать помехи, но я не двигаюсь, поверьте это — совсем не лишняя предосторожность. И лишь убедившись, что рядом больше нет никого, шевелюсь. Перед глазами все качается, слегка наклоняясь то в одну, то в другую сторону и я, привычным усилием отодвигая эту слабость на второй план, сажусь за руль, сосредотачиваясь на управлении. 
— ...в... рядке?.. Гет... Дэн, что... глушат... 
— Кай? — Передатчик барахлит, и приходится вручную перебирать каналы, пока голос старпома не начинает звучать более-менее четко. — Кай, говори громче, у меня в ушах звенит. 
— Где ты? 
— На подходе к главному входу «Аре», буду минут через пятнадцать. Откуда здесь взялись геты? Мне казалось, Джефф сказал, что на радарах чисто. 
— Так и было до недавнего времени. 
— Что с командой Ли? 
— Отбились, судя по всему. Грюнт и Дровосек ведут группу, но их окружают. Нам пришлось сняться с места, идем к ним. 
— Потерь нет? 
— Не знаю, — на этот раз Кай молчит на долю секунды больше и этого мне почти достаточно для паники. — Радары, связь — все сходит с ума. Двигайся прежним курсом. Ин взяла на себя первые два этажа, как что в случаи опасности будет пробиваться к главным воротам — так ближе. Найди их. И поторопись, иначе забрать вас будет трудно. 
— Каким это образом? 
Но Кай уже отключился: ему не интересно. Остается только сжать зубы и посильнее вдавить педаль газа в пол, невольно представляя, как один человек будет искать троих в совершенно незнакомом ему месте. То, что каждый такой план заканчивался в моей голове весьма скверно, уверенности не добавляло. Пятнадцать минут, кажется, тянутся бесконечно, «Мако» скачет по камням и трещинам, краем глаза я замечаю всплывшее на консоли предупреждение о повреждении передней подвески, но игнорирую его: до ее отказа еще очень далеко, а любое промедление может стоить нескольких жизней. 

На территорию «Аре» я влетаю очень удачно раскатав колесами какую-то особо зазевавшуюся железяку. Стрелять и вести одновременно невозможно, поэтому я просто делаю «круг почета» перед главным входом. Отвлекая на себя огонь, окатывая противников пылью, стараясь поймать колесами еще какого-нибудь гета. Останавливаюсь, на секунду оглядываясь через плечо на открывшуюся и вновь захлопнувшуюся дверь, и вновь срываюсь с места. Запрыгнувший на борт турианец укладывает безвольно обмякшую в его руках Тали прямо на пол и бросается к пушке: «трогай, трогай, трогай!». 
— Где Ин? 
— Мы разделились, незадолго до начала атаки она ушла вниз, ко второй группе. В Тали попали, я закрыл разрыв и ввел ударную дозу панацелина, но, кажется, не помогло — четыре минуты назад она потеряла сознание. 
— Кай, я забрал наших, скажи Мордину готовить лазарет: Тали’Зора ранена, насколько серьезно — не могу сказать. 
— Принято. Принимай координаты, мы подберем вас в этой точке. Не могу связаться с капитаном, вероятно, что-то с передатчиком, передай ей, что группа Лиары на борту, потерь нет, отделались легкими царапинами. 
Я слышу, как замолкает пушка «Мако», чувствую затылком сверлящий взгляд турианца, и глотку как будто сдавливает тяжелой рукой. 

UR-674. 
Кварианский комплекс «Аре». 

«Отличное решение, приятель, просто супер. И что будешь делать дальше?» — Выстрел. — «О чем ты только думал?» — Выстрел и смена позиции. — Так, ладно, ты вообще думал?" 
Гаррус крепче сжимает челюсти, чтобы не взвыть, но Архангел только закатывает глаза: сейчас ему абсолютно плевать на его мнение. 

— Принято. Принимай координаты, мы подберем вас в этой точке. Не могу связаться с капитаном, вероятно, что-то с передатчиком, передай ей, что группа Лиары на борту, потерь нет, отделались легкими царапинами. 
— Ин... — дыхание Дэна сбивается на миг, он напрягается, делая шумный вдох, прочищает горло. — Ин не с нами, Кай. Гарус сказал, они разделились, она ушла к Ли. 
На том конце провода происходит заминка. Дэниел уже знает, что сейчас услышит, чувствует, но продолжает надеяться, что ошибся. 
— Азари не видела ее с момента высадки. 
— Поворачивай. 
Оружейник вздрагивает — настолько спокойно звучит голос турианца. Спокойно и страшно. Дэниел всегда гордился своим умением чувствовать окружающую обстановку, видеть собеседника насквозь, прочитывать его эмоции как книжные страницы... Это давало ему шикарные преимущества за карточным столом и иногда в поединках. Он прекрасно распознавал ложь, беспокойство, волнение, страх, намерения причинить вред и желание защитить любой ценой, чуял слова, бьющие по больным местам и те, что вызовут улыбку. Он родился таким и всегда гордился этой своей способностью, но порой... порой она открывала гораздо больше, чем бы ему хотелось. 
— Поворачивай! 
Голос Гарруса тих, он резонирует в груди, и Дэн невольно сглатывает. Он провел рядом с Вакарианом немало времени, он слышал, как он рычит, прижимая капитана Шотте к полу грузового, слышал рык, когда тот ругался с консолью «Таникса», слышал голос турианца, когда он обжигался или попробовал стряпню Мордина, но этот звук... Он был ниже, глубже. Он был... просто иным, словно кто-то чужой шевельнул языком Гарруса на свой манер. 
В третий раз команда «поворачивай» произносится упершимся в затылок дулом пистолета. 

Гаррус рывком вжимается в стык между двумя стенами, стараясь сравняться с их поверхностью, но в углу тесно и он не помещается полностью. Геты, уже похозяйничав в зале с генераторами, отсекли энергию от ненужных себе систем: вентиляции и частично освещения, пустив ее куда-то еще, и, благодаря своим лампочкам на голове, в полумраке представляют из себя отличную мишень. 
«Один, два, три...» — он отсчитывает про себя и на миг выглядывает из своего укрытия, делая несколько выстрелов. Один гет опрокидывается навзничь, смешно дрыгнув ногами, второй вздрагивает всем телом, но уходит в сторону, его рука повисает плетью, Гаррус тут же возвращается обратно — стена дрожит от ответного огня. 
Где-то за его плечом Архангел морщится, едким смешком комментируя неутешительный результат. Ему плевать, что проклятые машины не ограниченны человеческой скоростью реакции, что им не нужны привычные средства коммуникации, чтобы координировать свои действия, что даже в узком коридоре они умудряются перемещаться, скача в темноте как проклятые пыжаки и сбивая ему прицел, что гетов банально вчетверо больше. Архангел гонит его вперед и Гаррус с трудом сдерживает его, пытаясь не наляпать в спешке фатальных ошибок. 
Все было простым и ясным, когда он ворвался в «Аре» и прошел первый этаж, как нож сквозь масло, щедро раздавая выстрелы и почти не задерживаясь. Вопрос «что же я делаю?» застал его на лестнице между вторым и третьим этажом вместе с гетом, десантировавшимся с пролета выше прямо перед ним. 

Гаррус не двигается, подпуская противников опасно близко, и, сменив винтовку на пистолет, выкатывается из укрытия. Проскальзывает мимо первого, вскакивает у него за спиной, выстрел — и белая жижа брызжет из шеи гета. Разворот, новый прыжок в сторону, обездвижить еще одного перегрузкой, расстрелять остаток магазина в другого. Найти укрытие, сменить магазин, выждать несколько секунд и кувыркнуться в сторону, среагировав на шорох, пропустить удар снаряда в плечо, вознести хвалу броне, поглотившей большую часть урона... Вцепиться в оружие противника, не давай ему совершить выстрел, завертеться, пытаясь укрыться за его телом от его подоспевших товарищей. 
Он знал, что это безумие: чужой темный комплекс, отсутствие связи, не работающие радары, неизвестное количество явно разозленных врагов и один единственный человек, который, если очень повезет, просто прячется где-то на одном из четырех, далеко немаленьких, этажей... Он твердит себе, что затея откровенно глупая, обреченная на провал с самого начала, но не может удержать Архангела внутри движущейся бронированной крепости. «Она справится. Если есть хоть какой-то способ продержаться, дождаться нас — капитан найдет его. Мы ни за что не бросим ее, Гаррус, но она не беспомощна, а Тали’Зора может погибнуть, если ее не доставить к Мордину». 
Он прекрасно понимал, о чем говорит Дэниел, но убежденность в его голосе все же выводит Гарруса из себя. Неужели и он раньше был таким? Простаком, свято верившим, что Шепард бессмертна, что выберется из любой передряги, что может все на свете? Так почему же тогда он никогда не позволял ей оказываться в подобных ситуациях в одиночку?.. Или просто не помнит этого? 
Гаррус покинул «Мако» гадая, чем же обернется отсутствие этой веры в капитана сейчас: гибелью или все-таки удачей? Кажется, теперь он знает ответ. 

Когда его все же сбивают на пол, он еще успевает заметить, как много горит вокруг лампочек, окруживших его врагов до того, как направивший на него пистолет гет шатается под весом запрыгнувшего ему на спину человека. Его рука машинально жмет на спуск, но Гаррусу хватает подаренной ему заминки, что откатиться в сторону. 
Шепард висит на гете, вцепившись точно клещ в собаку, раз за разом вонзая ему нож куда-то между плечом и шеей, пока не валится под ноги, тут же бросаясь в сторону. Система брони пищит, не своим голосом выводя Гаррусу на внутреннюю поверхность шлема сигнал об опасности, и его глаза невольно округляются, когда индикатор высвечивает на груди гета небольшое устройство с обратным отсчетом. 
Турианец успевает сделать несколько шагов, когда на таймере вспыхивает ноль и синий шар перегрузки вспыхивает и рвется, изливаясь в коридор. Он успевает сделать несколько шагов, как волна накрывает его с головой, пронзая каждую клеточку тела. Он кричит, роняя из враз ослабевших пальцев пистолет, уже не видя, как по телам выгнувших спину гетов бегут синие змеи, как лопаются на их головах фонари, как механический крик боли застилает уши, и они валятся на пол. 

Гаррус медленно переворачивается на бок, с огромным усилием утверждается на коленях, на четвереньках добирается до стены и садится, используя ее как опору, от каждого движения мышцы сводит болью и судорогой. 
Мир погружается в абсолютную тишину и тьму, и кое-как открывая глаза, Гаррус сначала даже пугается, что ослеп. Но вот темнота перед глазами колышется, приходит в движение, и он с облегчением наклоняет голову вперед, позволяя стащить с себя шлем со сгоревшим экраном. Лицо Шепард грязное, волосы в беспорядке, губы нервно искусаны, одно бедро перевязано и сквозь бинт видна кровь, ворот плаща порван и забрызган белым — жидкость, заменившая гетам кровь. Ее руки заметно дрожат — тоже зацепило волной. 
— Что это было? 
— Шисс дал, — Шепард чуть пожимает плечами и, стаскивая с шеи шарф, принимается обматывать тканью лицо турианца. Это, конечно не воздушный фильтр шлема, но лучше чем ничего. — Что-то вроде перегрузочной гранаты... да-да, глупое название, я знаю. Снимает щиты, жжет электронику в броне, вырубает гетов, нехило бьет по нервной системе... Чем больше на тебе брони, тем больнее будет. Не знала, что еще можно сделать в той ситуации. 
Он смеется, тут же кривясь от боли в груди. 
— Все-таки ты бессмертна... сумасшедшая женщина. 

POV Kai Satale. 

В моей жизни есть три отправные точки, три определившие ее момента, три самых ярких воспоминания. 
И два из них об Огне. 
Пламени, раскинувшимся позади на несколько кварталов, жравшим асфальт, кидавшим алые отсветы под мои ноги, до краев наполненным треском перегретого стекла, камня и истошными криками тех, кого в нем заперли, жаре, стягивавшем на затылке волосы, нагревавшим одежду так, что та липла к спине, обжигая до волдырей. Высоких черных колоннах дыма над ним, о забившем ноздри пепле, пропитанным удушливым запахом горючего и паленой плоти. О холоде, от которого посинели пальцы, ломило колени, лопались губы. 
И о Нем. 

Я до сих пор помню каждую черточку того проклятого лица, могу точно сказать сколько раз от порывов стылого ветра падали на лоб его волосы, могу по памяти нарисовать изгибы сизых столбиков, вившихся от кончика каждой из его сигарет. 
Он выстроил нас на снегу двумя ровными рядами и запретил оборачиваться до тех пор, пока не погаснет пожар. Помню, когда на втором часу ожидания парня по правую руку от меня согнуло пополам и вывернуло наизнанку, я даже не увидел пистолета — настолько быстро Он его выхватил, — только услышал грохот и негромкое влажное «хлюп», булькнувших в глотке жидкостей. 
Ему не нужны были слабаки, Он отбирал себе чудовищ. Маленьких безжалостных ублюдков, готовых превратиться в монстров. Тех, кто позволит искалечить себя ненавистью, кого Он воспитает ею, научит ею дышать, научит равнодушию к крикам, сладости запахов смерти, тех, кто станет Его бичом, для кого отныне будет существовать лишь Враг, цель и полк (1). И только в таком порядке. 

Война... не самое лучшее время для детства. 
И самая большая ее проблема в том, что когда она заканчивается, вместе с ней заканчивается и враг, но монстры... Монстры остаются. 
Второй раз огонь случился со мной когда все вокруг заговорили о мире. Вымотанные боями солдаты опускали оружие, скрипя зубами жали друг другу руки генералы обоих сторон, Галактика цвела фейерверками, флагами, праздничными плакатами и шествиями. Люди и турианцы стояли у больших экранов, с которых вдохновенно говорили о будущем, о том, что в Галактике есть место для каждого из наших народов и что мы способны жить в ней бок о бок. 
А мой полк вновь встал перед пламенем. 
Но на этот раз мы развели его сами. Мы жгли место на двенадцать лет ставшее для нас домом, жгли свои отличительные знаки, документы — все, что хоть как-то связывало нас с Альянсом. Мы заживо сжигали сломавшего нас человека — последнюю ведущую к нам нить и последний наш поводок. 
Он не был первым, кто не верил в окончание войны, кто понимал, что объявить мир гораздо проще, чем забыть, почему он был нарушен, что останутся вещи, которые уже не наладить, которые никогда больше не станут прежними, но был единственным, кто не побоялся в этот момент заглянуть нам в лица. И мы стояли лицом к огню, в котором дикий, совершенно искренней хохот постепенно перерастал в вопль, и понимали, что Он добился своего: нам не вырваться. Его ненависть, Его идея — Враг, цель и полк, — Его дело единственное, что мы умеем, знаем наверняка, единственное, за что мы можем держаться. За что мы хотим держаться. 
В третий раз мою жизнь перевернул человек. Он ворвался в нее неправдоподобным слухом, с легкостью ломая идею и дело, и заставил ждать себя у экранов. Он одним своим существованием заставил меня вылезти из моей норы, отойти на второй план и Врага, и цель, руки горели от желания сцепиться с ним в поединке просто чтобы коснуться, взгляд с какой-то ненормальной одержимостью цеплялся в толпе за похожие лица, его имя зудело в груди словно укус... 
Я не сразу вспомнил, что это чувство называлось «любопытством». 
Мне едва хватило выдержки дождаться его пленения и как следует спланировать свой визит в место, где его держали, а не ворваться туда через парадный вход. Помню, когда этот момент наконец настал и я встал у его клетки, любопытство обернулось восхищением. Абсолютным, полным и яростным. 

Из-за прутьев камеры на меня смотрело чудовище. Избитое, злое, жавшее на спусковой крючок не меньше моего, со стянутыми за спиной руками, свежими кровоподтеками на бледном лице. Но оно резко отличалось от всех виденных мною монстров, было другим. Оно было свободно. В своей злости, в своей мысли, ей не нужно было ломать и калечить, чтобы вести за собой, она сама выбирала себе Врага, в ее дело хотелось верить, ей хотелось подражать, в ее идеи вместо полка был друг. 

И ради своей цели ей не пришлось медленно вытравливать из себя человека. В отличие от меня восхитительное рыжее чудовище по ту сторону решеток нашло этот способ. 
— Не хочу быть излишне назойливым, но можно держать ровнее? Невозможно работать! Ранение неудобное. Плюс инфекция. Зафиксировал пациента, тут без проблем. Зафиксировать себя... проблематично. 
— Лиара, в мед отсек, придумай что-нибудь. Моро? 
Я меняю частоту, не дожидаясь ее ответа — у меня нет на это времени, передатчик работает, донося отчеты экипажа с его боевых постов, инженерного, трюма, и они сливаются, шумят в ушах, но мне не трудно отличать голоса друг от друга. Да, я могу перевести личные передатчики команды «Анкея» в общий режим, где все слышат всех, а не прыгать с одного канала на другой выдавая указания порциями. Но я предпочитаю не гадать: услышал ли в общей сумятице мой приказ Грюнт? Понял ли Шисс, что последняя фраза предназначалась Железному Дровосеку? Вовремя ли отреагировал Дэн на команду Джокера? 
— Вижу сигнальную ракету: они на месте, но чтобы их забрать, придется основательно замедлиться, а сделать это с той штукой на хвосте чистое самоубийство! — Джокер единственный, кто говорит по громкой связи: он слишком занят, чтобы включить собственный передатчик. — Разберитесь с ним, я не смогу долго играть с ним в салки! 
— Держись, я думаю. 
Но стоящих мыслей, как назло, не было. Пальцы совершенно машинально бегали по клавишам, вводя все новые координаты для орудий, пытаясь нащупать их слабое место или, на худой конец, проделать его. Дэниел, стоя напротив, сосредоточился на более мелких целях, стараясь не подпускать их к «Анкею», и пока это работало, но мы оба прекрасно понимали, что если не уберемся с UR в ближайшее время нам конец: у нас нет огневой мощи, чтобы играть с гетами на равных, как нет и нужной скорости. 
— Шисс, держи двигатели на пределе и будь готов перевести направить мощность для прыжка по моей команде. 
— Ты не бросишь ее!! 
— Выполняй! 
Он хороший мальчик, но пока не понимает, что миру нужны злодеи, в той же степени, в которой он нуждается в героях. Я не уверен, что хочу быть тем, кто объяснит ему, что люди, способные пожертвовать сотней человек ради десятка, способные из двух своих братьев пустить в расход одного и спокойно уснуть в эту ночь, и люди, отдающие жизнь за случайного прохожего, сжигающие до костей ладони отводя жар от своего товарища, не всегда раскрашены лишь в черный и белый. 

Я... я не герой, я не умею им быть, и поэтому совсем не обязательно, чтобы кто-то знал, о том, насколько мне страшно перечеркивать огнем последнее из перевернувших меня воспоминаний. 
— Что с щитами? 
— ... ... 
— Что значит они предпринимают меры? Слушай, мне нужно, чтобы ты... Стоп! Что ты сказал? — Дровосек трещит сухими, рубленными фразами, они звучат зло и недовольно. Ему не хватает воображения, чтобы понять, что он только что дал нам шанс. — А теперь слушай меня внимательно: мне плевать как, но не дай им закрыть эту лазейку. Расширь ее, мне нужны пять-восемь проходов. 
— Кай?.. 
— Дэн, дуй к Мордину. Он уже две недели пытается превратить вывезенное с «Ultimum» вещество во взрывчатку — самое время проверить, насколько успешно. Грюнт — готовь «филинов» (2), сколько успеешь, но не меньше пяти, будь готов выпустить их по заданным координатам. Моро, построй траекторию полета так, чтобы по моей команде подойди как можно ближе к неприятелю и после запуска «филинов» оказаться около Ин. 
Идея простая и такая безумная, что капитан, наверное, была бы в восторге. Итак, мы имеем противника с очень крепкими щитами и лучшими техниками, не дающими ему развалиться. Мы имеем мощные пушки, которые в состоянии снять щит «Анкея» за десяток прямых попаданий. 
— Грюнт, вводи координаты целей. 
Но! Любой энергетический щит это не мыльный пузырь, проницаемый для исходящих выстрелов и задерживающий входящие, он крепок и монолитен с обеих сторон. И чтобы исходящий выстрел не разбился о внутреннюю поверхность щита, повредив корабль, на каждом из них — будь то гордый фрегат Альянса, пиратский шлюп ворка или огромный дредноут гетов, — стоит система прерывателей. Простая и надежная программа, открывающая в щите «оконца», чуть превышающие диаметр снаряда и тут же закрывающая их после. 
— Все готовы? 
Она так стара, что мы забываем о ней, принимая как должное, а между тем, повреди ее, и судно окажется надолго выведено из строя. Подобраться к системе прерывателей, отменив команды на открытие «окон», можно только изнутри корабля, но не позволить схлопнуться уже открытым — это вполне в наших силах. 
— Давай, Джокер! 

Дровосек держит десять «окон» в щите неприятеля, и «Анкей» ревет, совершив крутой разворот. Я сосредотачиваю огонь в одной точке щитов, старательно изображая отчаянную атаку, и корпус «Анкея» дрожит от ответных попаданий. В момент, когда наше поле щита лопается, семь «филинов», расщепив точно глаза створки локаторов, срываются с держателей из-под пуза корабля, оставляя за собой неясный белесый шлейф, и врываются в открытые «окна». 
Дровосек несколькими экономными движениями выходит из системы, прекращая воздействие на вражеский щит, сосредотачиваясь на восстановлении нашего. Джокер скатывается по длинной горке вниз, пролетев под брюхом неприятеля, и выходит к месту эвакуации, тормозит, и «Анкей» открывает дверь ангара, словно язык вытягивая ее вниз. 
Начиненные взрывчаткой «филины» рвутся в непосредственной близости от корабля гетов, детонируя не успевшие уйти за пределы щита снаряды, слепят сенсоры, срывают броню. Вещество с «Ultimum» расползается под щитом, сверкая причудливым оттенком бардового, зажигается искрами. Геты бросаются выше, принимаясь палить во все стороны, точно раненные звери, уже не разбирающие, где друг, а где враг, делая этим себе лишь хуже. Пальцы болят от ударов о клавиши, с трудом создавая вокруг «Анкея» огненную завесу. 
Я вывожу изображение с камеры в грузовом на отдельную консоль, кажется только для того, чтобы увидеть, как две фигуры в завершении красивого длинного прыжка влетают в открытую пасть трюма. 
— Все на борту! — кричит по общей связи Джокер, и я не замечаю, как позволяю себе облегченный выдох. — Уходим! 

Но набухший пламенем вражеский корабль не собирается отпускать нас так просто. Он стонет, ухая вниз, и тяжелое пламя рвется сквозь его щит как гнойник, вытекает из получившейся дыры вверх вязкой черной лужей, качнув «Анкей» из стороны в сторону, выбивает пол из-под ног. 
Я слышу крепкий мат Джокера, закладывающего крутой вираж, вцепившись в консоль, не отрываю глаз от изображения, на котором хрупкая фигура с растрепанными рыжими волосами теряет под ногами опору и летит вниз по все еще спущенному трапу. Как тут же бросается за ней вторая, падает, скользит на животе, стискивает ладонь на ее запястье, хватается другой за ногу-поршень трапа, почти полностью выпадая вслед за ней. 
Я не понимаю слов, которые, улепетывая, кричит Джефф. Он не может закрыть грузовой и уйти в пространство, не может набрать высоту и скорость, чтобы скрыться в верхних слоях атмосферы. Я вижу лишь напряженные плечи, растянутые идеально прямой линией руки турианца, и не могу пошевелиться, словно это мое движение породит толчок, от которого тот разожмет свои пальцы. 
Я вдруг ловлю себя не мысли, что размышляю, что в этом случаи хорошо бы он упал и сам — так будет куда милосерднее, — и как-то пропускаю момент, когда появившиеся в кадре Дэниел и Грюнт, уже успевший обвязаться вокруг пояса какой-то веревкой, в четыре руки втаскивают горе прыгунов обратно на корабль. 

----

1. Полк – тактическая единица в родах войск, составляет 3 батальона, плюс дополнительные силы, в среднем 900 – 1200 человек личного состава.
2. МАР («филин», жаргон) – малый автономный разведчик, небольшая ракета с приборами для сканирования в оптическом и радиодиапазоне. Используется преимущественно для уточнения данных полученных при сканировании на критических расстояниях или разведки в труднодоступных местах, таких как туманности, области ионных штормов, поясов железорудных астероидов.

Отредактировано. Докторъ Дре