Мы теперь в Discord
Он отвык от дурацкой традиции собираться на ужин за одним столом.
Там он ловил на себе взгляды. Осторожные и робкие, которые бросала азари, когда думала, что он не видит, откровенно вызывающие оскалы молодого крогана и человеческого подростка, скалящегося с ним за компанию и прячущего за этим вполне оправданное опасение. Заинтересованные, которыми рассматривал его пилот, словно пытаясь просчитать: стоит ли тратить на него свои шутки? И какая из них заставит его кататься по полу, хватаясь за живот? Признаться, Гаррусу и самому был интересен ответ на этот вопрос. Он ловил взгляд первого помощника, прямой и тяжелый, как дуло любимого отцовского пистолета и любопытство корабельного врача...
На второй день он вышел из столовой прежде, чем успел почувствовать взгляд капитана, и на третий понял, что потрясенное, почти испуганное лицо Шепард лишь первая причина, по которой стоило принять предложение Тали’Зоры. Он нашел вторую этим же днем на второй палубе. И был практически заворожен мощью, совершенством, гулом — сильным, четким и успокаивающим. Теплом, которое чувствовал, касаясь ладонями металлических, с виду холодных боков главной батареи, своеобразным вызовом, который бросал ему с консоли «Таникс».
Третий день пришел с осознанием, что в этом он не одинок.
«Дэниел Редсон. Дата рождения: семнадцатое марта 2151 года. Место: „Сентей" тяжелый крейсер Альянса, проводящий эвакуацию гражданского населения колонии Шанс из зоны боевых действий. Детство проходит в одном из тихих городков на Терра Нове, где маленький Дэни явно сходит с ума от скуки, отсюда двенадцать приводов в полицию еще до совершеннолетия, все по статье о хулиганстве, неважная учеба в школе и побег на службу. Во время обучения в лагере парень показывает себя с наилучшей стороны, но когда по распределению попадает в гарнизон на Уте, маленькой захолустной колонии, непоседливость, горячность, азарт вновь дают о себе знать. Из-за этих черт его личное дело пестрит дисциплинарными взысканиями, и Редсон застревает в звании лейтенанта, пока в 2177 с треском не вылетает из вооруженных войск из-за конфликта с вышестоящим офицером. Однако, несмотря ни на что — талантливый подрывник и специалист по вооружению. Есть неподтвержденная информация, что в период и 2178 по 2181 год входит в состав Корсаров, думаю, ты должен помнить их — несколько групп, официально называемых пиратами, но подчиняющихся непосредственно командованию Альянса».
Гаррус знакомится с ним в отсеке главной батареи, где бывший Корсар коротает время, лежа на ящиках в углу и мурлыча себе под нос какую-то песенку, и на мгновение турианцу кажется, будто основное орудие осторожно подпевает ему.
Часы Монтегю показывают первый час ночи, и Гаррус поднимается, закрывая глаза. Каюта — три на четыре шага, за ней коридор длинной в тридцать два. Он делает пять, и створки дверей автоматически блокируются за его спиной. Теперь... налево или направо?
Налево: двадцать шагов, две короткие ступени и все открывшееся помещение под одну его руку занимает столовая. Еще девять, поворот направо — и можно уткнуться прямо в дверь отгороженного пуленепробиваемым стеклом мед. отсека, стерильную вотчину маленького рогатого гения.
«Мордин Солус. 2150 года рождения, генетик-эксперт, доктор, ученый, бывший член Группы Специального Назначения. Последнее место работы — клиника на одном из нижних уровней Омеги. Характер — консеквенталистический(1). Непредсказуем, опасен, религиозен, основной жизненный принцип: не допускать бессмысленных жертв. И это при том, что профессиональный гласит: цель оправдывает средства. Кажется, совместить их невозможно, но у него получается. Из-за службы в ГОР каждая третья строчка его досье замазана черным, но мои источники раскопали, что Солус был руководителем проекта по разработке и внедрению нового штамма генофага, который с тех пор жестко контролирует рождаемость жизнеспособных кроганов. Числится в экипаже „Анкея" с 2183 года».
Тренированная память послушно прокручивает части полученного накануне сообщения и немного погодя добавляет один из отчетов о том, как безобидный на вид профессор в считанные секунды устраняет четверых боевиков «Синих Светил», решивших навязать его клинике свою «защиту».
Если пропустить этот поворот на девятом шаге и пройти прямо, на девятнадцатом входишь в узкий проход длиной в три с четвертью шага, а за ним — рубка управления. Всегда полутемное помещение, заполненное низким гулом, щелчками и писком всевозможных приборов на панели управления, мешаниной из графиков, долей, по-разному окрашенных столбцов, цифр, процентов, широким обзорным экраном и прекрасным тихим голосом из старенького приемника.
По технике безопасности — а по совести говоря, и по уставу — в рубке должна царить тишина, но капитан позволяет своему пилоту нарушать это правило, поэтому все его вахты скрашивает Сузи Далон — человеческая певица, певшая о любви и верности в самый кровавый период войны Первого Контакта.
Записи Джокера хрипят, но заменить их на новые он не спешит, и надо сказать, это лишь придает определенный шарм ее голосу. «Идеальному» говорили одни. «Механическому» — плевали в ответ другие. И те и другие были по-своему правы. Сузи знала о войне не понаслышке, в ней она потеряла свой дом, семью, почти потеряла себя. Долгое время ее голос для обеих сторон был напоминанием о том, что можно лишиться всего, даже тела, но сохранить при этом душу и способность чувствовать. Не механическими руками, не губами обтянутыми искусственной кожей, а сердцем, гонящим по венам пусть и синтетическую, но кровь.
Гаррус не был уверен, о чем Сузи напоминала экипажу «Анкея», но знал, что она была здесь уже давно. Настолько, что заходя в рубку, капитан говорила «привет» дважды; так долго, что Джокер звал ее своим вторым пилотом.
«Джефф Моро, для друзей просто Джокер, родился двенадцатого апреля в 2155 года с болезнью Вролика — или с синдромом Хрустального Человека, — в небольшой человеческой колонии Типтри. Раннюю часть своей жизни проводит на станции Арктур вместе с матерью, где та является служащей и имеет доступ к лучшему медицинскому оборудованию, пока в 2171 не погибает от несчастного случая. Из ближайших родственников остаются отец и сестра — Роберт и Хилари Моро. По достижении призывного возраста поступает на службу во флот Альянса. Лучший в классе, чуть позже лучший на всем курсе, к концу выпуска — лучший среди инструкторов академии. Не женат, не судим, награжден отличительным знаком за рискованный маневр, где смог сбросить тяжелый десантный транспорт на единственную не занятую врагом площадку в двадцать метров. Списан на берег вскоре после Валарского мятежа, официально — болезнь пилота сильно сказывается на его работе, однако все это больше похоже на то, что Альянс потихоньку убирает с постов лояльных к Шепард людей».
Гаррус трясет головой и уходит вправо — к смотровой. Двенадцать шагов, три ступени, и пустота за окном окутывает его. Он, не открывая глаз, проходит мимо прислоненного к стене дивана с застывшей на нем азари, легко касается ладонью небольшого перильца и задерживает дыхание, невольно сжимая пальцы. «Анкей» движется, едва заметно вздрагивая, еще немного и Гаррус перестанет замечать это, но сейчас... сейчас стоит только остановиться, как эта дрожь заставляет голову кружится, создавая иллюзию медленного падения в отгороженное сверхпрочным материалом Ничто.
Поэтому на «Анкее» всегда горит свет. Ярко и полно днем, и тускло, едва разгоняя тени — ночью. И этого оказывается достаточно, чтобы сгладить ощущение свободного падения. От него можно полностью избавится, просто закрыв окна или спроецировав на их поверхности что-нибудь привычное и приятное для глаза, вроде колышущегося лесного массива или желтого песчаного шевеления, но Гаррус не знал никого, кто поступал бы подобным образом.
Это было нечто древнее, первобытное, что-то сродное тому, от чего в грозу запрокидываешь голову вверх, ловя взглядом молнии, заглядываешь в глаза вышедшего навстречу дикого зверя или прорубаешь над кроватью открывающийся прямо в космос люк.
И сейчас именно оно заставляло Гарруса «падать», заглядывая в темноту под своими веками. Оно застилало глаза азари с идеально ровно спиной примостившейся на краешке дивана. Гаррус не знал, что она видела, рассматривая Пустоту тьмой своих глаз, да, наверное, и не хотел знать.
Сегодня он дал себе установку прикоснуться рукой ко второму колесу стоящего в трюме «Мако».
«Лиара Т’Cони. «Чистокровная» азари. Родилась третьего января 2077 года на планете Тессия. Мать матриах Бенезия, отец Этита, так же матриарх, не принимавшая в воспитании дочери никакого участия. В пятьдесят лет Лиара оканчивает Серрайский университет на Тессии, получив докторскую степень по археологии, специализация — ксеноархеология. Следующие сорок-сорок пять лет путешествует по Галактике, исследуя различного рода руины, самостоятельно формирует несколько научных теорий, но, ввиду молодости, не воспринимается всерьез. Попадает на борт «Анкея» в мае 2181 года, занимая сначала должность бухгалтера, но вскоре осваивает для себя новый вид деятельности — «информационную археологию». Очевидно, девочка оказывается талантливой, потому как с этого времени «Анкей» вдруг выходит в десятку самых удачливых космических стервятников, перехватывает самые «вкусные» рейсы и начинает понемногу "шиковать"— новое орудие, усиление внешнего корпуса, сложное медицинское оборудование..."
В какой-то момент Гаррус отнимает руки, плавно скользящие по перилам, делает несколько шагов и улыбается. Вчера он ошибся на несколько ступеней и, не удержав равновесия, буквально ввалился на техническую палубу, ругаясь так громко, что, кажется, перебудил половину экипажа.
Сегодня он вошел туда мягко и плавно. Вот неширокий коридор, делящий помещение на две почти равные части — инженерный и оружейный отсек. Семь шагов вперед и по левую руку заблокированная дверь серверной корабля. Напротив нее — отсек главной батареи. И хотя кроме самой туши орудия, пульта «Таникса», ящиков, которые натащил сюда Дэн, фарфоровых осколков от...
— ...типичное звериное поведение, чтоб ты знал.
— Если он не заткнется, я его ударю. — Лицо Тома приобретает особенно жалобное выражение, когда взятая из колоды карта только портит уже имеющийся в руках расклад.
— Ой, да брось! — Гаррус смеется, отлично зная, что в безопасности ровно до тех пор, пока парень не отыграется. То есть навсегда. — Вы даже на туалетных кабинках расписываетесь «здесь был Дженкинс»!
— Не ко мне, мальчики. Никогда не занималась ничем подобным.
— Верю. — Он щурится, наблюдая, как секунду поразмыслив, она сдвигает на середину стола все свое «богатство». Хм, ва-банк? — Зато в каждой комнате есть...
— Очередная...
— О, та самая?..
— Единственная?..
— Очередная единственная!..
— Случайно забытая?..
— И самая любимая!..
— ...кружка капитана, — заканчивает он под дружный гогот и вскрывается, отчего над столом проносится нестройный хор завистливых стонов. Шепард досадливо бросает свои карты на стол и надувается как... как мышь на крупу?..
— Ну, спасибо тебе, большое, блин, пребольшое!.. Хочешь сказать, у турианцев все иначе?
— Нет, — он пожимает плечами, и, окидывая довольным взглядом свой выигрыш, откидывается на стуле. — Но в отличие от вас, мы не отрицаем, что метим свою территорию.
...от кружки капитана Шотте, которую он швырнул в стену два дня назад, и красноватого освещения не было ничего, длинное как сосиска помещение все равно было тесным.
Гаррус легко ведет пальцами по переборкам, с усмешкой перебарывая желание заглянуть туда. Согласно расписанию, что составил для него первый помощник, его ежедневная восьмичасовая вахта и место в боевом расписании были именно здесь, и надо сказать, работы в отсеке главной батарее было хоть отбавляй.
«Кай Сатале, 18 декабря 2149 года. Место рождения: Земля, Бруклин, Ллойд-стрид 72. Родители: Эвелин и Ричард Сатале, канонир правого верхнего края в чине лейтенанта тяжелого крейсера „Кильмари" и штатный психолог этого же судна. Тридцать шесть полных лет, двадцать два из них — сирота. Капитан местной школьной команды по плаванию, профильные предметы после восьмого курса — черчение и физика. Не женат, детей нет, приводов — тоже, судебных дел не заводилось, под внимания служб опеки не попадал и до призывного возраста воспитывался бабушкой. В боевых операциях не участвовал, служба проходит без эксцессов и нареканий и, отслужив положенное время, мистер Сатале рекомендован в офицерский корпус, но от дальнейшей службы отказывается. В период с 2174 по 2179 год меняет восемь мест работы, пока в декабре 2179 года его имя не встает в реестре „Анкея" во вторую после капитана Шотте строку.
Все данные об этом человеке, которые гуляют в свободном доступе, так кричат: „Здесь нет ничего интересного!", — что я продолжил копать. Мне не удалось добраться до военных архивов, но, перед тем как меня вышибли из сети, я сумел скачать вот это...»
Под «этим» Артур Хунер понимает тусклую фотографию, очевидно сделанную еще на аппарате старого образца, из тех, которые выводили изображение на бумагу, отчего при сканировании в электронный архив изображение основательно теряет в качестве.
Густой лес со скрученными тонкими стволами деревьев, белые пятна цветов Ири, несколько раскаленных монет лун, крошечные яркие росчерки на небе в левом углу фотографии, почти не видные из-за широких лап листьев, далекие горы на заднем плане...
И низкое, приземистое здание на переднем. Отсутствующие двери, выбитые окна, окольцованные черными пятнами окалин, прогнившая и кое-где провалившаяся внутрь здания крыша, давным-давно порванная в клочья сеть забора, вытоптанная сотнями сапог площадка перед ним. Оббитые бетонные углы с крупными россыпями дыр размером с верхнюю фалангу мизинца от переносных турелей и крупнокалиберных автоматов, и застарелые, темные смазанные пятна.
А еще люди. Десятка два людей с заведенными за спину руками в военной форме без опознавательных знаков. Пленники. На фотографии они стояли на коленях тесной кучей, пока четверо их товарищей под присмотром нескольких автоматных стволов складывали ровными рядами вытащенные из чрева здания трупы. Гаррус не сразу понял, что именно должен увидеть, но присмотревшись, обратил внимание на человека, почти скрытого за спинами других.
Полный жгучей ненависти взгляд, недельная щетина, замотанная пропитанным кровью бинтом голова, вымазанная ею же шея и ворот форменной куртки, заплывший синяком глаз, приоткрытые в оскале губы... Но даже на этой фотографии были видны поразительно чистого голубого оттенка глаза, выглядывающие из-под бинта очень светлые, почти седые волосы, широкие скулы, две небольшие родинки над губой.
Точно такие же, какие сидят надо ртом первого помощника капитана Шотте. Тот же цвет глаз, волос, строение лица, тонкий веер шрамов на шее и подбородке старпома там, где у человека с фотографии грубо наложены швы — очевидно, посекло осколками...
Гаррус всегда поражался, как меняет лица абсолютная, чистая ненависть. И не раз убеждался, что стоит только сдержать рвущийся с губ плевок, прикрыть глаза не давая ей излиться наружу, опустить голову, скрывая под волосами изрезанный складками лоб, разжать кулаки, и тебя почти невозможно будет узнать.
«Я не знаю, что это за место, кто эти люди и как много общего у мистера Сатале с парнем на этой фотографии, но посоветовал бы тебе держаться от него подальше».
Гаррус насмешливо хмыкает, продолжая неспешное движение, вчера он ответил Хунеру «ничего не обещаю» и получил в ответ короткое «дурак».
По одной стороне с серверной — инженерный. Ядро массы, катушки двигателей, генераторы щита, узкие ремонтные шахты, технические «ямы» в углах, в одной из которых обустроил себе логово Шисс — юный властелин этого места, пятый день не разговаривавший с Шотте из-за отданного в качестве какого-то наказания приказа «подчиняться этой кварианке». Несмотря на имеющуюся у него каюту, мальчишка предпочитал считать своей комнатой один из углов инженерного.
«А вот это настоящая загадка. Одно время „Шисс" было очень популярным именем, поэтому неудивительно, что мне удалось найти более двухсот человек под именем „Шисс" и семьдесят — „Шисс Валентайн", и это только в ближайшем к Омеге пространстве. Двенадцать из этих семидесяти мертвы, больше двадцати не подходят по возрасту, двадцать один в данное время числятся в различных учебных заведениях, семнадцать — пропали без вести от двух до пятнадцати лет назад...
В день отлета „Анкея" малыш в компании крогана оказывается задержан за нападение и хулиганство. В бумагах, составленных при аресте, не фигурируют какие-либо особые приметы, родовые отметины, ничего такого, что помогло бы мне в поисках. И поставлена дата рождения — пятое января 2169 года. Из найденных мною людей в этот же день родились двадцать шесть человек... Будь я чуть большим параноиком, точно бы решил что малыша специально „затирали" до состояния невидимки.
Кстати о его приятеле... Он кроган, а пытаясь разобраться в логике их регистрации, даже черти переломают себе копыта! Единственное, что могу сказать наверняка — он Урднот, и он довольно молод. Если, опять же, исходить из составленных при аресте бумаг, ему полтора года... Да-да, я знаю. Не мне тебе рассказывать, что было бы, случись такая „опечатка" на моем участке. У меня нет ни связей, ни знакомых позволивших бы подглядеть в записи данного клана, так что, если хочешь узнать что-то о крогане — спроси у него самого».
Дверь в инженерный никогда не закрывается, и Гаррус останавливается около нее.
— ...идем прежним курсом, мэм. Корабль сильно поврежден, но, несмотря на это, наши стелс-системы сутками работают на полную, оружие в боевой готовности, люди — на своих постах. Как говорится: осторожность, осторожность и еще раз осторожность!.. Ни одна из попыток подключиться к их сети пока не увенчалась успехом, но мы не сдаемся. Кое-кто уже начал шептаться, что это безумная затея, — признаться, подобные прятки на территории гетов заставляют нервничать и меня самого — но Раэль быстро находит на недовольных управу, не позволяя страху распространиться. Чертовски хорошая работа, скажу вам, мэм! Признаюсь, я раньше думал, что из вас двоих непоседа вы, но наблюдая, как ваш старик затыкает паникеров «срочными» поручениями и словно заведенный носится по кораблю сам, выбрасывая уверенность массированным излучением, я... несколько пересмотрел свое мнение.
— ...идем прежним курсом, мэм. Корабль сильно поврежден, но, несмотря на это, наши стелс-системы сутками работают на полную, оружие в боевой готовности, люди — на своих постах. Как говорится: осторожность, осторожность и еще раз осторожность!.. Ни одна из попыток подключиться к их сети пока не увенчалась успехом, но мы не сдаемся. Кое-кто уже начал шептаться, что это безумная затея, — признаться, подобные прятки на территории гетов заставляют нервничать и меня самого — но Раэль быстро находит на недовольных управу, не позволяя страху распространиться. Чертовски хорошая работа, скажу вам, мэм! Признаюсь, я раньше думал, что из вас двоих непоседа вы, но наблюдая, как ваш старик затыкает паникеров «срочными» поручениями и словно заведенный носится по кораблю сам, выбрасывая уверенность массированным излучением, я... несколько пересмотрел свое мнение.
Легкий смех кварианки изящно вплетается в тихий перестук ее пальцев по клавиатуре и, не удержавшись, Гаррус приоткрывает один глаз:
— Заработались допоздна, мисс Зора? — Тали негромко взвизгивает от неожиданности и ударом по кнопке заставляет замолчать вкрадчивый голос. — Или это одно тех писем, которые принято читать под покровом ночи?
— Прекращайте уже меня пугать, мистер Вакариан! И что вы вообще... — Она, было, скрещивает руки на груди, но тут же забавно всплескивает ими в возмущении. — Нет, ничего подобного! Я просто работала!
— Точно, — тянет он сквозь смех. — Работали...
— Идите к черту, Вакариан.
В данный момент «работа» Тали’Зоры находилась на борту исследовательского корабля «Аларей», за каким-то лядом покинувшего кварианское пространство, имела обширный боевой опыт, весьма приятный голос и привычку регулярно писать.
Гаррус уже не первый раз заставал ее за чтением его писем и каждый раз притворялся, что ничего не слышит. «В конце концов, она лишь заполняет тишину», — говорил он себе и не мог не признавать, что этот способ был гораздо лучше оружейных выстрелов или гула «Таникса».
Тишина «Анкея» действительно была тяжелой. Она действовала на нервы, заставляла оглядываться, постоянно держать спину прямо, и Гаррус никак не мог избавиться от ощущения впившихся в спину глаз. Он был даже немного рад, что Тали испытывала те же ощущения.
— Прямо сейчас или можно подождать до утра?
— О, как вам будет угодно, — сварливо бросает она и отворачивается, отпуская его восвояси царственным жестом, но по голосу видно, что кварианка улыбается. — Как угодно... Не можете уснуть?
— Долго привыкаю к новому месту, — он пожимает плечами и на некоторое время в отсеке повисает тишина. — А вы?
— Учу кое-кого вежливости. Не выношу, когда мне мешают работать!
— В самом деле? — Не в силах сдержать любопытство, турианец подходит, заглядывая в консоль за ее плечом. — Уверены, что это хорошая идея? Капитан может не одобрить вмешательство...
— Это временно. К тому же я поставила Ин в известность. — Руки Тали снова застучали по клавиатуре, но на этот раз как-то мстительно. — И получила полный карт-бланш.
— Ин? — Он едва сумел сдержать рычание. Не «капитан», не «мэм»... «Ин». Гаррус не мог с уверенностью сказать, почему его так раздражает это.
— Она иногда забегает, и мы болтаем. Очень интересная женщина... Знаете, чего не хватает на человеческих кораблях Гаррус?
— Дисциплины.
— Совершенно верно! На наших судах, если твои функции временно передают кому-то более старшему, более опытному ты подчиняешься, потому что на это наверняка есть причина, ты учишься у него, если он позволит, а не заводишь бесполезный спор на тему «все и до вас работало прекрасно!». Через шесть часов наступает вахта Шисса... посмотрим, как спесивый мальчишка справится с «внезапными» проблемами без моей помощи.
И Гаррус не может не рассмеяться в ответ:
— Что ж, будем надеяться, он не застукает вас за работой.
— Он не... — девушка на секунду замирает, и, оборачиваясь через плечо, прищуривается, провожая его напряженным взглядом. — Эй, вы же не выдадите меня?
— Я постараюсь держать себя в руках. Передавайте привет Кэлу!
— К черту, Вакариан, к черту!..
Напротив инженерного — оружейный. Стойки с личным оружием, шкаф с деталями, старенький стол для модификаций, полупустой ящик с ударными патронами, неаккуратно брошенные поверх потрепанные дощечки мишеней, на которых помимо очковых зон кто-то намалевал злобные рожи.
Если пересечь его, то попадаешь прямиком в отсек управления орудийными башнями. В разных вариантах боевого расписания, созданных на все случаи жизни, эти места занимали первый помощник, Дэниел, Лиара и Тали. Гаррус не был удивлен: на каждый запасной план у Шепард всегда находилось еще два.
Здесь нет ничего лишнего — небольшая голографическая карта со статичным маркером «Анкея», две консоли по бокам от нее, отвечающие за орудия правого и левого борта. На консолях вереницы лампочек, обозначающие каждое малое орудие, панель технического состояния, боевой готовности и экран, на который полагалось вносить координаты появляющихся на карте целей для стрельбы по наводке.
Когда его ладонь касается шершавой резины, Гаррус вновь открывает глаза. Если не считать остановки в инженерном и того, что вместо второго колеса рука легла на третье, намеченный путь пройден идеально. Гаррус усмехается, будучи на сто процентов уверенным, что теперь темнота «Анкея» не оставит его беспомощным, в какой бы части корабля он не находился.
Длинное помещение грузового отсека фактически поделено на три части: склад, изолятор и собственно сам грузовой с металлическими пазами на дальней стене, в которые вставлялись дощечки мишеней, закрепленным в специальных углублениях «Мако», лежанкой местного крогана, устроенной в левом от «Мако» углу, составленными вдоль стены ящиками, для надежности прикрепленных к стенам металлической сетью...
На одном из них он нашел старые кафуи — парные турианские клинки. Он удивленно щелкнул языком, осторожно беря их в руки. Раньше такие клинки были у каждого солдата турианской армии, незадолго до Войны Первого Контакта их стали выдавать лишь отличившимся в бою, как знак особой доблести и особого уважения. Но сегодня, благодаря стремительно развивающейся военной отрасли, новым видам вооружения и не менее новым наградам — практически ничего не весившим боевым ножам, которые некоторые пижоны предпочитали затачивать разогнанными до невероятных скоростей частицами масс-поля, такие клинки стали историей. И встретить подобную редкость на маленьком корабле космических стервятников было более чем невероятно.
Гаррус вертел их в руках, трепетно оглаживая обломанный конец рифа — правого клинка и чуть погнутое лезвие ласа — левого, с легкостью читая по потертой рукояти, глубоким царапинам на стали их историю. Нет, это не краденая вещь, ее не дарили и не обменивали... Гаррус как будто бы чувствовал едва уловимый запах огня и крови, почти видел обладавшего ими офицера и знал — это трофей, вырванный у противника вместе с жизнью.
У него никогда не было подобных клинков, но зато они были у его отца. Гаррус усмехается и, сбрасывая куртку, встает в основную стойку. Он хорошо помнит ту гордость в глазах Бастиона при взгляде на висевшее на стене оружие, помнит и историю, в которой именно клинок кафуи и неверно просчитанный противник стали причиной отцовской хромоты.
Он делает первое, пробное движение и хотя вокруг лишь серые стены грузового отсека и тусклый свет ламп на потолке, бросающий блики на лезвия и длинные черные тени на пол, под ногами Гарруса вновь оказываются теплые вытертые доски крохотного тренировочного зала, где когда-то давно его рука впервые провела подобным клинком незримую черту, перечеркивая чье-то воображаемое дыхание.
Он двигается, и пространство более не имеет значение, а время... время течет вспять. Грохочет могучей рекой, ломает лед, вновь возвращает в дни, в которых были теплые доски на полу, неудобные рукояти в ладонях, строгий взгляд отца и его негромкий, властный голос.
Гаррус никогда особо не любил холодное оружие, но тогда отец пообещал, что подарит ему один из своих пистолетов, если останется довольным тренировками. И маленький Гаррус выбивался из сил, до тошноты, снова и снова отрабатывая один и тот же удар, один и тот же переход, подолгу держа кафуи на вытянутых руках, привыкая к их тяжести.
Он очень не хотел разочаровывать.
— Вот так, правильно... не останавливайся. Тяжело, я знаю, но... доводи. Доводи движение до конца! Не застревай, не останавливайся, не щади. Не тормози клинок, если он уже повел тебя — это все равно, что проиграть... Вот так!.. Да, молодец.
Время вновь возвращало к жизни Стива, — Гаррус уже и не помнил, почему назвал своего противника именно так — и сегодня тот едва ли не хохотал, танцуя вокруг него, спрашивая: «Где ты пропадал, дружище?» Он по-прежнему то и дело лихо встряхивал коротко остриженной головой и щурился, выглядывая в обороне брешь, чуть прихрамывал на правую ногу, отчего его движения всегда были нестандартными, непривычными, непредсказуемыми.
— Никогда не дерись с пустотой, Гаррус, она не сможет тебе ответить. Найди себе соперника, придумай цвет его глаз, ощути, насколько он быстр, как тяжела его рука. Надели свою тень разумом, пусть она будет опасна. Пусть у нее будет лицо — не отводи от него взгляда, следи за руками, не поддавайся на провокации! — это научит тебя верно оценивать реальных противников.
И как в детстве, он нападал и защищался, атаковал и переходил к обороне, дразнил дерзкими выпадами и ложными слабостями. Искушал притворными ошибками и попадался на обманные маневры, изматывал хитроумными уловками, а потом завершал дело стремительной атакой из какого-нибудь сложного положения. Он замахивался, позволяя клинку вести себя, как наяву слыша голос отца: «Вот так, да, правильно...».
Серебристое пламя плясало вокруг него, и Стиву приходилось несладко, он отступал, отступал, сваливая на пути воображаемые препятствия и прикрываясь воображаемыми телами. Гаррус не щадил их — зачем? Никого из них ведь не существует. Они валились ему под ноги, и он каждый раз напоминал себе перешагивать их. Перешагивать, чтобы не споткнуться.
Впрочем, он никогда не спотыкался. Не тогда, когда время ломало невидимую стену, и под ногами вновь были теплые доски, ошибался — да, спотыкаться — нет. Отец не учил его спотыкаться...
И он ведет бой привычно и ровно, отвечая на удары и подстраиваясь под них, до тех пор, пока в волосах Стива не загорается рыжая прядь. И Гаррус впервые спотыкается, вдруг с огромным трудом отражая нелепый детский удар — первый из тех, который разучивают, беря в руки турианские клинки.
Разум отказывается понимать, отчего ноги начинают цепляться друг за друга, а Стив оказывается вдруг на целую голову ниже. Отчего его ногти приобретают матовый бежевый оттенок, словно он решил спрятать под лаком набившуюся под них грязь, почему он движется совсем не так, как должен, с каких пор его отход сменяется решительным наступлением. Почему так невозможно сложно оказывается сдержать его неумелые удары, и каким образом Стив оказывается у его левого локтя — так внезапно и так близко!
Гаррус отшатывается прочь, выгибаясь в невероятном движении, тормозя ведущее его лезвие, теряя равновесие, силясь уберечься от неминуемого удара... Но Стив уже за спиной, там, куда рвется в жажде спасения его тело. Он делает еще одну попытку к бегству, не замечая, что оружие выдуманного противника опущено вниз и повернуто режущей кромкой в сторону. Турианец шатается, и плечи его немеют, когда новый Стив — этот маленький и хрупкий Стив! — хватает за них, удерживая от падения.
— Кто победил?
От обиды и злости на самого себя сдавливает грудь, и Гаррус чуть было не швыряет бесценные клинки об пол и молчит, пытаясь восстановить сорванное в драке дыхание. Капитан Шотте стоит прислонившись спиной к «Мако», с преувеличенным интересом разглядывая его запястья, очень стараясь не поднимать взгляд выше, потому что тогда ей придется посмотреть на его шрамы, пустившие корни даже по плечу, и она не уверенна, что сможет отвести от них взгляд.
— Ты заменил кем-то Стива?.. Я не... ну, то есть я застала вашу финальную часть, и... раньше, когда ты дрался с тенью, то смотрел несколько выше.
Она одета так же, как в их первую встречу пять дней назад, за исключением того, что плотную майку заменила толстовка того же цвета с капюшоном, да исчез с бедра пистолет. Ин смеется, и он оборачивается, успевая заметить, как ее рука вскидывается к лицу, убирая за ухо невидимый волос, и вновь прячется в кармане толстовки.
— Шисс опять не убрал на место кафуи?.. Я каждый раз говорю ему не разбрасывать по кораблю вещи, но все, что не касается двигателей «Анкея», вылетает из его головы просто с потрясающей скоростью.
Гаррус разглядывает ее, словно видит впервые, словно он вернулся на два года назад и у его глаза вновь увеличительный конус прицела. Словно ему вновь необходимо убедиться, что женщина в нем — не она, что его лучший друг навсегда остался на Валаре, и это лишь искусная подделка.
— Знаешь, тебе следует взяться за перо, думаю, получится что-то вроде «Как спрятаться на маленьком корабле. Две сотни полезных советов». С автографом и иллюстрациями. Вполне может стать бестселлером.
Он смотрит, словно впервые отыскивая взглядом веснушки на бледной коже, миндальные искорки вокруг зрачков, крохотный шрам под глазом... Два года назад, нервничая, она до боли знакомым жестом поднесла ладонь к лицу убирая за ухо прядь волос и этого хватило, чтобы его рука дрогнула и пуля вошла в грудь несколько выше сердца.
— Хватит, Гаррус, я устала вести монолог.
Они ни разу не заговорили за неделю. До этого момента.
— Я не прятался.
— Да, точно. Ты просто находил тысячу и одно дело для того, чтобы оказаться в противоположной части корабля как раз тогда, когда я...
— Как видишь, сейчас я абсолютно свободен. — Он пожимает плечами и, поднимая куртку с пола, кладет кафуи на прежнее место. — И если ты хочешь...
— Зачем ты здесь, Гаррус?
Вопрос странным образом уязвляет.
===========
— Заработались допоздна, мисс Зора? — Тали негромко взвизгивает от неожиданности и ударом по кнопке заставляет замолчать вкрадчивый голос. — Или это одно тех писем, которые принято читать под покровом ночи?
— Прекращайте уже меня пугать, мистер Вакариан! И что вы вообще... — Она, было, скрещивает руки на груди, но тут же забавно всплескивает ими в возмущении. — Нет, ничего подобного! Я просто работала!
— Точно, — тянет он сквозь смех. — Работали...
— Идите к черту, Вакариан.
В данный момент «работа» Тали’Зоры находилась на борту исследовательского корабля «Аларей», за каким-то лядом покинувшего кварианское пространство, имела обширный боевой опыт, весьма приятный голос и привычку регулярно писать.
Гаррус уже не первый раз заставал ее за чтением его писем и каждый раз притворялся, что ничего не слышит. «В конце концов, она лишь заполняет тишину», — говорил он себе и не мог не признавать, что этот способ был гораздо лучше оружейных выстрелов или гула «Таникса».
Тишина «Анкея» действительно была тяжелой. Она действовала на нервы, заставляла оглядываться, постоянно держать спину прямо, и Гаррус никак не мог избавиться от ощущения впившихся в спину глаз. Он был даже немного рад, что Тали испытывала те же ощущения.
— Прямо сейчас или можно подождать до утра?
— О, как вам будет угодно, — сварливо бросает она и отворачивается, отпуская его восвояси царственным жестом, но по голосу видно, что кварианка улыбается. — Как угодно... Не можете уснуть?
— Долго привыкаю к новому месту, — он пожимает плечами и на некоторое время в отсеке повисает тишина. — А вы?
— Учу кое-кого вежливости. Не выношу, когда мне мешают работать!
— В самом деле? — Не в силах сдержать любопытство, турианец подходит, заглядывая в консоль за ее плечом. — Уверены, что это хорошая идея? Капитан может не одобрить вмешательство...
— Это временно. К тому же я поставила Ин в известность. — Руки Тали снова застучали по клавиатуре, но на этот раз как-то мстительно. — И получила полный карт-бланш.
— Ин? — Он едва сумел сдержать рычание. Не «капитан», не «мэм»... «Ин». Гаррус не мог с уверенностью сказать, почему его так раздражает это.
— Она иногда забегает, и мы болтаем. Очень интересная женщина... Знаете, чего не хватает на человеческих кораблях Гаррус?
— Дисциплины.
— Совершенно верно! На наших судах, если твои функции временно передают кому-то более старшему, более опытному ты подчиняешься, потому что на это наверняка есть причина, ты учишься у него, если он позволит, а не заводишь бесполезный спор на тему «все и до вас работало прекрасно!». Через шесть часов наступает вахта Шисса... посмотрим, как спесивый мальчишка справится с «внезапными» проблемами без моей помощи.
И Гаррус не может не рассмеяться в ответ:
— Что ж, будем надеяться, он не застукает вас за работой.
— Он не... — девушка на секунду замирает, и, оборачиваясь через плечо, прищуривается, провожая его напряженным взглядом. — Эй, вы же не выдадите меня?
— Я постараюсь держать себя в руках. Передавайте привет Кэлу!
— К черту, Вакариан, к черту!..
Напротив инженерного — оружейный. Стойки с личным оружием, шкаф с деталями, старенький стол для модификаций, полупустой ящик с ударными патронами, неаккуратно брошенные поверх потрепанные дощечки мишеней, на которых помимо очковых зон кто-то намалевал злобные рожи.
Если пересечь его, то попадаешь прямиком в отсек управления орудийными башнями. В разных вариантах боевого расписания, созданных на все случаи жизни, эти места занимали первый помощник, Дэниел, Лиара и Тали. Гаррус не был удивлен: на каждый запасной план у Шепард всегда находилось еще два.
Здесь нет ничего лишнего — небольшая голографическая карта со статичным маркером «Анкея», две консоли по бокам от нее, отвечающие за орудия правого и левого борта. На консолях вереницы лампочек, обозначающие каждое малое орудие, панель технического состояния, боевой готовности и экран, на который полагалось вносить координаты появляющихся на карте целей для стрельбы по наводке.
Когда его ладонь касается шершавой резины, Гаррус вновь открывает глаза. Если не считать остановки в инженерном и того, что вместо второго колеса рука легла на третье, намеченный путь пройден идеально. Гаррус усмехается, будучи на сто процентов уверенным, что теперь темнота «Анкея» не оставит его беспомощным, в какой бы части корабля он не находился.
Длинное помещение грузового отсека фактически поделено на три части: склад, изолятор и собственно сам грузовой с металлическими пазами на дальней стене, в которые вставлялись дощечки мишеней, закрепленным в специальных углублениях «Мако», лежанкой местного крогана, устроенной в левом от «Мако» углу, составленными вдоль стены ящиками, для надежности прикрепленных к стенам металлической сетью...
На одном из них он нашел старые кафуи — парные турианские клинки. Он удивленно щелкнул языком, осторожно беря их в руки. Раньше такие клинки были у каждого солдата турианской армии, незадолго до Войны Первого Контакта их стали выдавать лишь отличившимся в бою, как знак особой доблести и особого уважения. Но сегодня, благодаря стремительно развивающейся военной отрасли, новым видам вооружения и не менее новым наградам — практически ничего не весившим боевым ножам, которые некоторые пижоны предпочитали затачивать разогнанными до невероятных скоростей частицами масс-поля, такие клинки стали историей. И встретить подобную редкость на маленьком корабле космических стервятников было более чем невероятно.
Гаррус вертел их в руках, трепетно оглаживая обломанный конец рифа — правого клинка и чуть погнутое лезвие ласа — левого, с легкостью читая по потертой рукояти, глубоким царапинам на стали их историю. Нет, это не краденая вещь, ее не дарили и не обменивали... Гаррус как будто бы чувствовал едва уловимый запах огня и крови, почти видел обладавшего ими офицера и знал — это трофей, вырванный у противника вместе с жизнью.
У него никогда не было подобных клинков, но зато они были у его отца. Гаррус усмехается и, сбрасывая куртку, встает в основную стойку. Он хорошо помнит ту гордость в глазах Бастиона при взгляде на висевшее на стене оружие, помнит и историю, в которой именно клинок кафуи и неверно просчитанный противник стали причиной отцовской хромоты.
Он делает первое, пробное движение и хотя вокруг лишь серые стены грузового отсека и тусклый свет ламп на потолке, бросающий блики на лезвия и длинные черные тени на пол, под ногами Гарруса вновь оказываются теплые вытертые доски крохотного тренировочного зала, где когда-то давно его рука впервые провела подобным клинком незримую черту, перечеркивая чье-то воображаемое дыхание.
Он двигается, и пространство более не имеет значение, а время... время течет вспять. Грохочет могучей рекой, ломает лед, вновь возвращает в дни, в которых были теплые доски на полу, неудобные рукояти в ладонях, строгий взгляд отца и его негромкий, властный голос.
Гаррус никогда особо не любил холодное оружие, но тогда отец пообещал, что подарит ему один из своих пистолетов, если останется довольным тренировками. И маленький Гаррус выбивался из сил, до тошноты, снова и снова отрабатывая один и тот же удар, один и тот же переход, подолгу держа кафуи на вытянутых руках, привыкая к их тяжести.
Он очень не хотел разочаровывать.
— Вот так, правильно... не останавливайся. Тяжело, я знаю, но... доводи. Доводи движение до конца! Не застревай, не останавливайся, не щади. Не тормози клинок, если он уже повел тебя — это все равно, что проиграть... Вот так!.. Да, молодец.
Время вновь возвращало к жизни Стива, — Гаррус уже и не помнил, почему назвал своего противника именно так — и сегодня тот едва ли не хохотал, танцуя вокруг него, спрашивая: «Где ты пропадал, дружище?» Он по-прежнему то и дело лихо встряхивал коротко остриженной головой и щурился, выглядывая в обороне брешь, чуть прихрамывал на правую ногу, отчего его движения всегда были нестандартными, непривычными, непредсказуемыми.
— Никогда не дерись с пустотой, Гаррус, она не сможет тебе ответить. Найди себе соперника, придумай цвет его глаз, ощути, насколько он быстр, как тяжела его рука. Надели свою тень разумом, пусть она будет опасна. Пусть у нее будет лицо — не отводи от него взгляда, следи за руками, не поддавайся на провокации! — это научит тебя верно оценивать реальных противников.
И как в детстве, он нападал и защищался, атаковал и переходил к обороне, дразнил дерзкими выпадами и ложными слабостями. Искушал притворными ошибками и попадался на обманные маневры, изматывал хитроумными уловками, а потом завершал дело стремительной атакой из какого-нибудь сложного положения. Он замахивался, позволяя клинку вести себя, как наяву слыша голос отца: «Вот так, да, правильно...».
Серебристое пламя плясало вокруг него, и Стиву приходилось несладко, он отступал, отступал, сваливая на пути воображаемые препятствия и прикрываясь воображаемыми телами. Гаррус не щадил их — зачем? Никого из них ведь не существует. Они валились ему под ноги, и он каждый раз напоминал себе перешагивать их. Перешагивать, чтобы не споткнуться.
Впрочем, он никогда не спотыкался. Не тогда, когда время ломало невидимую стену, и под ногами вновь были теплые доски, ошибался — да, спотыкаться — нет. Отец не учил его спотыкаться...
И он ведет бой привычно и ровно, отвечая на удары и подстраиваясь под них, до тех пор, пока в волосах Стива не загорается рыжая прядь. И Гаррус впервые спотыкается, вдруг с огромным трудом отражая нелепый детский удар — первый из тех, который разучивают, беря в руки турианские клинки.
Разум отказывается понимать, отчего ноги начинают цепляться друг за друга, а Стив оказывается вдруг на целую голову ниже. Отчего его ногти приобретают матовый бежевый оттенок, словно он решил спрятать под лаком набившуюся под них грязь, почему он движется совсем не так, как должен, с каких пор его отход сменяется решительным наступлением. Почему так невозможно сложно оказывается сдержать его неумелые удары, и каким образом Стив оказывается у его левого локтя — так внезапно и так близко!
Гаррус отшатывается прочь, выгибаясь в невероятном движении, тормозя ведущее его лезвие, теряя равновесие, силясь уберечься от неминуемого удара... Но Стив уже за спиной, там, куда рвется в жажде спасения его тело. Он делает еще одну попытку к бегству, не замечая, что оружие выдуманного противника опущено вниз и повернуто режущей кромкой в сторону. Турианец шатается, и плечи его немеют, когда новый Стив — этот маленький и хрупкий Стив! — хватает за них, удерживая от падения.
— Кто победил?
От обиды и злости на самого себя сдавливает грудь, и Гаррус чуть было не швыряет бесценные клинки об пол и молчит, пытаясь восстановить сорванное в драке дыхание. Капитан Шотте стоит прислонившись спиной к «Мако», с преувеличенным интересом разглядывая его запястья, очень стараясь не поднимать взгляд выше, потому что тогда ей придется посмотреть на его шрамы, пустившие корни даже по плечу, и она не уверенна, что сможет отвести от них взгляд.
— Ты заменил кем-то Стива?.. Я не... ну, то есть я застала вашу финальную часть, и... раньше, когда ты дрался с тенью, то смотрел несколько выше.
Она одета так же, как в их первую встречу пять дней назад, за исключением того, что плотную майку заменила толстовка того же цвета с капюшоном, да исчез с бедра пистолет. Ин смеется, и он оборачивается, успевая заметить, как ее рука вскидывается к лицу, убирая за ухо невидимый волос, и вновь прячется в кармане толстовки.
— Шисс опять не убрал на место кафуи?.. Я каждый раз говорю ему не разбрасывать по кораблю вещи, но все, что не касается двигателей «Анкея», вылетает из его головы просто с потрясающей скоростью.
Гаррус разглядывает ее, словно видит впервые, словно он вернулся на два года назад и у его глаза вновь увеличительный конус прицела. Словно ему вновь необходимо убедиться, что женщина в нем — не она, что его лучший друг навсегда остался на Валаре, и это лишь искусная подделка.
— Знаешь, тебе следует взяться за перо, думаю, получится что-то вроде «Как спрятаться на маленьком корабле. Две сотни полезных советов». С автографом и иллюстрациями. Вполне может стать бестселлером.
Он смотрит, словно впервые отыскивая взглядом веснушки на бледной коже, миндальные искорки вокруг зрачков, крохотный шрам под глазом... Два года назад, нервничая, она до боли знакомым жестом поднесла ладонь к лицу убирая за ухо прядь волос и этого хватило, чтобы его рука дрогнула и пуля вошла в грудь несколько выше сердца.
— Хватит, Гаррус, я устала вести монолог.
Они ни разу не заговорили за неделю. До этого момента.
— Я не прятался.
— Да, точно. Ты просто находил тысячу и одно дело для того, чтобы оказаться в противоположной части корабля как раз тогда, когда я...
— Как видишь, сейчас я абсолютно свободен. — Он пожимает плечами и, поднимая куртку с пола, кладет кафуи на прежнее место. — И если ты хочешь...
— Зачем ты здесь, Гаррус?
Вопрос странным образом уязвляет.
===========
1. Консеквент (лат. consequent) — в буквальном смысле «следствие», «вывод», «результат», проявляется главным образом в отношении к сказанному. Строится по принципу «если не одно, то другое», однако разные части консеквентатизма не обязательно взаимоисключающие. Пример высказывания: «Если сейчас ночь, то темно».
Отредактировано: Архимедовна.
Комментарии (8)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход