Зеркало. Глава 16

После посещения «Святилища» прошло несколько месяцев. Через неделю после возвращения с Горизонта произошла внезапная массированная атака Жнецов на Цитадель, в результате которой союзные силы потерпели жестокое поражение. Через несколько дней отчаянного сопротивления командование отдало приказ к отступлению, чтобы спасти хотя бы часть космических кораблей. Армада понесла настолько серьезный ущерб, что генералам в штабе не оставалось ничего иного, кроме как бросить гражданских на станции и убираться подальше от Туманности Вдовы. Без флота у них не будет шансов транспортировать Горн к Катализатору: Жнецы просто разнесут устройство в щепки возле ретранслятора. Маневр удался, и большая часть боевых кораблей малыми группами или вовсе поодиночке разлетелась по всей Галактике, дабы не привлекать внимание врагов. Теперь, пока логисты и инженеры лихорадочно достраивали протеанское оружие, тактики и стратеги в штабе сутками ломали голову, пытаясь придумать, как вернуть Цитадель. Ведь без нее Горн будет всего лишь бесполезной грудой металла.

Какая ирония. Если бы Призрак не погиб, то, вероятно, получил бы моральное удовлетворение, наблюдая за осуществлением своих прогнозов. Впрочем, главу «Цербера» тонкие методы и хитрость в отношениях с врагом не спасли. Эксперименты с одурманиванием и его успехи в изучении технологий Жнецов настолько разозлили последних, что они снесли станцию Хронос до основания. Когда фрегат появился в системе Анадиус, получив координаты от Миранды Лоусон, от штаб-квартиры «Цербера» осталась только широкая полоса космического мусора, посреди которой деловито сновали механические слуги Старых Машин, и «Нормандия» едва успела унести оттуда ноги.

После разведка пыталась обнаружить какие-нибудь следы активности «Цербера» или подтверждение, что Призрак смог избежать смерти, но полученные данные свидетельствовали об обратном. Во главе изрядно потрепанной организации встал ренегат Альянса — Олег Петровский. В отличие от Призрака, опальный офицер не совершал никаких подозрительных телодвижений и вместе с остальными жителями Галактики разумно пытался выжить. Он собрал на Омеге остатки флота и силовых подразделений, но вопреки опасениям командования не стал устраивать активных действий. Оперативники «Цербера» не нападали на окрестные колонии, не занимались пиратством, не преграждали доступ на станцию, скорее наоборот: после нападения на Цитадель Омега гостеприимно распахнула свои ворота для беженцев. Поскольку генерал не причинял никаких неудобств, руководство штаба объединенного флота временно махнуло на него рукой, оставив неподалеку пару шпионов и сосредоточившись на более важных задачах.

В процессе битвы гражданское правительство всех рас Совета было уничтожено, уступив место милитаристскому с его режимом глобального военного положения. Согласно протоколу безопасности, любые методы коммуникации были строго ограничены, из-за чего по всей Галактике замолчали телеканалы и радиостанции. Событие, которого все боялись последние три года, все-таки свершилось: наступил конец света. Весь исследованный космос превратился в одну сплошную Границу, оставив выживших в атмосфере изолированности, неведения и осознания зыбкости собственного будущего. По распоряжению Хаккета Шепард вместе с «Нормандией» оставался вдалеке от Цитадели и основной базы Проекта и, как многие другие корабли армады, вовсю эксплуатировал тактику «бей и беги». В масштабах всеобщей катастрофы они занимались откровенной ерундой: эвакуировали малые группы беженцев из колоний Терминуса, воровали из-под носа у Жнецов ценные ресурсы, доставляли провиант в убежища повстанцев. Джону нравилось подобное времяпровождение.

Джейн последние месяцы лежала в медицинском отсеке на главной базе Проекта, подключенная к многочисленным аппаратам жизнеобеспечения. За несколько минут без кислорода мозг пострадал достаточно, чтобы она не очнулась даже спустя месяц интенсивной терапии. Не было необходимости выяснять у врачей, что это значит. Современная медицина способна на многое — он сам является тому подтверждением — но даже самый гениальный врач мало что может сделать для мертвого человека в полевых условиях на боевом корабле.

Трудно сказать, какая реакция может считаться уместной в данной ситуации. В первые дни после возвращения с Горизонта он не испытывал особого беспокойства. Фактически у Джона не было времени, чтобы осознать произошедшее. Разум услужливо размыл воспоминания об ужасе и панике, которые он испытал, едва обнаружив ее бездыханное тело в комнате управления «Святилища», а после события разворачивались слишком быстро. До атаки на Цитадель он был занят: сначала — выслеживанием корабля Ленга, после — попытками скрыться от Жнецов, затем принимал участие в битве за станцию и прикрывал отступление кораблей армады. В этот период неуемной суматохи он ни на секунду не забывал о случившемся, однако мысли оставались фоном в сознании, оттесненные другими заботами. Джинн отдавала много сил саморазрушительным «пограничным» увлечениям, поэтому он скорее испытывал, помимо уколов вины за свое отсутствие, злость и легкое раздражение от того, что она вновь подвергла себя и команду неоправданному риску, не сообщив ему о вмешательстве «Цербера» в дела Лоусона. Загоняя себя бесконечными совещаниями с Хаккетом и полевыми операциями, он едва держался на ногах от переутомления и слабо себе представлял, сколько времени прошло в действительности.

Проснувшись рано утром третьего дня, последовавшего за отступлением от Цитадели, и обнаружив на своем терминале лишь одно сообщение от Хаккета с распоряжением ждать дальнейших приказов, Джон почувствовал себя как человек, которого волной вынесло на берег во время шторма. Казалось, минуту назад он находился в круговороте воды, мелкой гальки и морской пены, не понимая, что происходит, а сейчас уже лежал на песке и пытался отдышаться, слыша, как бьется в голове отчаянная мысль: «Неужели все закончилось?» Словно случайный выживший, исследующий неизвестный кусок суши, Шепард отправился на осмотр корабля. В такую рань на палубах было не особенно людно и очень тихо. Возможность побыть в одиночестве представлялась настоящим подарком, и он сам не заметил, как ноги принесли его к медицинскому отсеку.

Кабинет доктора Чаквас в ее отсутствие оккупировала Миранда, но сейчас в комнате не было никого, кроме единственного пациента. Издалека ему показалось, что Джейн спит. Лоусон старалась держать его в курсе событий, благодаря чему Шепард знал, что сестры смогли ликвидировать последствия отравления организма, но Шелдон еще не приходила в себя. Будучи в сознании, она почти никогда не давала воли своим чувствам, по привычке скрываясь за маской ехидства и спокойствия. Нередко даже он не мог разглядеть эмоции за этой стеной и поэтому любил наблюдать за ней спящей, когда подсознательная тревога или, наоборот, безмятежность отражались на лице. В эти минуты она выглядела более живой, настоящей, искренней, чем когда-либо, и казалось, что между ними нет никаких преград. Сама возможность увидеть что-то, сокрытое от посторонних глаз, представлялась высшей формой доверия: подлинное единение душ. Это чувство уверенности, что она вот-вот проснется, успокаивало и вдохновляло куда лучше любых слов или сочувствия.

В течение последующих двух недель он каждый день начинал с визита в медицинский отсек. Джон старался приходить самым ранним утром, когда никто не мог вмешаться с вопросами или неуместными чувствами. Шепард молча усаживался в кресло возле больничной койки, спокойно просматривал сообщения или астрографические отчеты об очередной планете. Или также тихо смотрел на ее бледное лицо, размышляя о своем. Другие члены экипажа, неравнодушные к Джейн — Тали, Вега, Кортес, молодой мальчишка из «Затмения», прибившийся к команде, — пытались с ней разговаривать, держали за руку, бодро рассказывали корабельные новости, испытывая при этом естественную неловкость и даже страх, не получая никакого вербального отклика. Они же понимали друг друга без лишних разговоров, поэтому все эти сентиментальные глупости Джону казались чем-то неестественным. Джейн наверняка отреагировала бы на подобные проявления чувств сардонической ухмылкой.

Дни шли за днями, Хаккет отправлял их с одной миссии в другую, а Миранда устало повторяла: «Изменений нет». В кампаниях случалось разное. Иногда Джон становился свидетелем героических поступков, подлинной любви или проявлений настоящей веры. Встречался с людьми самоотверженными и сильными, которые, несмотря на всеобщую разруху и отсутствие внятных перспектив, ухитрялись поддерживать в своих подопечных надежду на лучший исход. Подобные эпизоды вдохновляли бороться дальше, но, увы, случались реже, чем хотелось бы. Куда чаще приходилось сталкиваться со смертью, жестокостью, злостью, отчаянием. Не счесть случаев, когда группа приходила на место слишком поздно и обнаруживала только трупы гражданских. Множество раз они наблюдали последствия мародерства. Сталкивались с агрессивно настроенными отшельниками, которые предпочитали стрелять в любого, кто приблизится к их маленькой крепости, даже если пришельцы являлись с благими намерениями. Аборигены считали, что те сошли с ума из-за «шепота» Старых Машин, но в глазах очередного безумца Шепард видел отчаяние, порожденное крахом привычного мира. Иногда ему даже казалось, что он понимает этих людей.

Джон продолжал навещать Джейн в лазарете. Все чаще он ловил себя на мысли, что не может сосредоточиться на очередном отчете из-за того, что напряженно прислушивается к ее дыханию в надежде услышать хотя бы что-то, что свидетельствовало бы об улучшении состояния вопреки словам Миранды. Иногда его одолевало почти необоримое желание «разбудить» ее, как следует встряхнуть, чтобы она заканчивала предаваться безделью. Умом он прекрасно понимал, что это глупо, однако неосознанное чувство тревожного ожидания порождало подсознательный страх: что однажды он попробует, но ничего не случится. Повинуясь этому страху, сам того не замечая, он ни разу не прикоснулся к Джейн во время визитов.

Революции, войны, истерики — любые разрушительные события являются следствием накопленного напряжения, но они никогда не случаются без повода, без единственной искры, от которой сносит крышу, а жизнь необратимо меняется. После злополучного поражения каждый член экипажа ходил погруженный в собственную депрессию, и Шепард не обращал особого внимания на раздражительность своих людей. Как ни странно, экипаж «Нормандии» являлся уникальной командой отнюдь не потому, что там работали выдающиеся специалисты. Возможно, в Галактике были люди умнее и талантливее их, но других не вел выдающийся человек. Джон никогда не принимал всерьез слова Призрака, когда тот называл его «прирожденным лидером», и не осознавал своего влияния на окружающих. Когда весь мир стал разваливаться на части, оставшиеся «нормандцы» — Тали, Гаррус, Джокер, Вега, Миранда — потянулись к своему капитану, чтобы в его словах почерпнуть надежды, заразиться его обычной уверенностью. Раньше он мог вдохнуть командный дух даже в кучку одиночек, заставив тех преодолеть собственные комплексы и бунтующий инстинкт самосохранения.

Однако их надежды не оправдались: Шепард, по-прежнему спокойный и невозмутимый, для своих людей превратился в ледяную статую. Бессознательно испытывая постоянную душевную боль, он, как Джейн за несколько месяцев до него, боролся с разбитым сердцем равнодушием, трудоголизмом, отгородившись от всех, в том числе от самого себя, невидимой эмоциональной стеной. В этом состоянии он просто физически не мог разделить с друзьями переживания, и подобно галактическому сообществу, раздробленному войной на отдельные коммуны, экипаж «Нормандии» разбился на осколки. Каждый заперся в собственной каюте наедине с личными призраками. Когда же «нормандцы» начали приходить со своими проблемами друг к другу, на корабле поселился страх, потому что теперь ими руководил человек, которому было плевать на все. И опасения становились только сильнее оттого, что Джон, казалось, совершенно не замечал, как сильно изменилась атмосфера на корабле.

Лоусон озабоченно поглядывала на него, словно ждала каких-то вопросов и была готова оказать моральную поддержку, но он не испытывал ни малейшего желания становиться объектом утешения. Держать себя в руках было не сложнее, чем всегда, и ответственность отнюдь не давила на него непомерным грузом. Все эти несуществующие переживания, что другие пытались ему приписать, порождали лишь усталость. Как многие люди сильного характера он предпочитал не поддаваться негативным эмоциям и большую часть времени вовсе не отдавал себе отчет, что с ним что-то не так, пока скрытый психоз не вырвался наружу.

***

В миссии по эвакуации гражданских из зоны оккупации Жнецов команда Шепарда должна была обеспечить безопасную транспортировку группы беженцев к точке прибытия спасательных челноков. Равнодушная статистика вынуждала отказаться от использования воздушного транспорта, который, хоть и давал преимущество в скорости передвижения, оставался уязвим для атак Собирателей и наземных зенитных установок Жнецов. Поэтому во время эвакуации они пользовались наземными транспортом. От точки эвакуации до корабля получалась оптимальная траектория: челноки будут в воздухе минимальное время, и шансы безопасно добраться до места повысятся. Во время переезда колонна попала в засаду, и в результате пострадала часть беженцев. Ни Джон, ни солдаты под его командованием не придали этому эпизоду особого значения. Как ни печально, но во время транспортировки гражданских, совершенно неприспособленных к военным действиям, почти всегда кто-нибудь оказывался ранен или убит из-за того, что начинал паниковать при встрече с противником.

Когда они добрались до закрытой подземной базы Альянса, Шепард оставил Миранду и Вегу вместе с беженцами в медицинском отсеке и примыкающих к нему казармах, а сам вместе с Вакарианом направился в рубку радиосвязи. Он раньше никогда не был на этой базе, но легко нашел дорогу, потому что фортификации Альянса по всей Галактике строились по одному проекту и выглядели совершенно одинаково: одноликие невыразительные отсеки с низкими потолками, отделанные практичным серым пластиком, узкие переходы с прозрачными перегородками, за которыми были видны необработанные каменные стены подземных туннелей. Видимо, база давно была необитаема, и хотя роботы прилежно выполняли свою работу — заботились о работоспособности всех систем и чистоте помещений — в кондиционированном воздухе витал затхлый запах запустения. Что случилось с гарнизоном, который квартировался здесь ранее, он не знал. Возможно, солдаты эвакуировались или же погибли во время нападения. Джону, в общем-то, было все равно.

Шепард сел на место оператора связи, положил рядом с собой на столе оружие и включил терминал. Как он и ожидал, из-за активности Жнецов на орбите в эфире было много помех. Пришлось немного повозиться с настройками, прежде чем удалось получить ответ от капитана принимающего корабля. Он передал тому сведения о количестве беженцев, а также раненых и детей в их числе, получил ориентировочное время прибытия и позывные эвакуационного челнока. После этого передал сведения на «Нормандию», чтобы Джокер и Кортес были готовы подобрать их с поверхности, и выключил передатчик, оставив активным только приемник, чтобы не привлекать внимание врага радиосигналами.

Гаррус все это время молча сидел на соседнем кресле, подпирая голову рукой, поглядывая на мониторы видеонаблюдения, которые также располагались в этой комнате. Джон заметил, что в последнее время турианец был более раздражительным, чем обычно, но его настроение не слишком выбивалось из общего эмоционального фона на корабле. Шепард откинулся на спинку и устало помассировал переносицу. Теперь оставалось только ждать.

— Куда командование собирается отвезти этих людей? — вдруг спросил Вакариан, задумчиво глядя на монитор, на котором показывалась картинка с камеры в казармах. Джон покосился на экраны и пожал плечами.

— Я думаю, никуда: оставят на борту какого-нибудь фрегата, — ответил он.

— Зачем? — удивился Гаррус.

— Нет смысла перевозить их из одного мира в другой, чтобы повторять все заново через несколько недель. На планетах нет надежных мест — только в космосе и в движении возможно обеспечить какую-то безопасность. К тому же среди гражданских есть неплохие инженеры, программисты, медики, просто сильные или умные люди. Они могут приносить пользу, а не тратить ресурсы.

Турианец неопределенно хмыкнул и вернул внимание к мониторам. Как известно, нет во вселенной ничего ужаснее, чем ждать и догонять. Пожалуй, первое даже хуже. Время в бункере тянулось с черепашьей скоростью; где-то под потолком в инженерных каналах раздражающе поскрипывали лопасти вентилятора. На другом конце базы пара десятков беженцев переносила ожидание не намного лучше. Командование Альянса зафиксировало сигнал бедствия с этой планеты несколько недель назад. Пока военные в условиях относительной анархии организовали операцию по спасению выживших, местные жители погрязли в собственном хаосе. На момент появления солдат люди, активировавшие маяк, давно погибли, и новые лидеры не имели понятия о действиях своих предшественников. За это время беженцы успели увидеть несколько предательств из-за одурманивания, множество смертей в засадах, собственных родных, превратившихся в чудовищ из кошмаров. Было бы проще, если бы врагами оставались только Жнецы. Посреди развала, разрухи, дезориентации, в отсутствие армии и адекватного руководства люди разбились на маленькие группы и начали грызться друг с другом за убежища, припасы, оружие, даже еду.

Возможно, причиной тому было воздействие Жнецов, что миллионы лет использовали тактику «разделяй и властвуй». А может быть, в людях проснулся первобытный инстинкт одиночки, напоминающий, что в джунглях выживает сильнейший, а замешкавшийся продемонстрировать силу будет съеден другими. Факт остается фактом: когда солдаты появились в убежище, выжившие восприняли незнакомых тяжеловооруженных людей за очередных мародеров, не имея ни малейшего понятия, что являются последними уцелевшими на этой планете. Шепард вкратце объяснил ситуацию руководителю общины, и тот приказал своим людям пройти на эвакуацию, не растрачивая время на объяснения.

Профессиональные солдаты при поступлении на службу добровольно проходят генетическую модификацию, вследствие которой повышается болевой порог и восприимчивость к стандартным армейским медикаментам, вроде антибиотиков или панацелина. Пехотинцы Альянса могут продолжать драться до потери сознания, получив смертельные раны, если есть возможность шарахнуть пару доз меди-геля. Среднестатистический же гражданский, впервые схлопотав пулю в плечо или глубокие рваные царапины от когтей шального хаска, испытывает болевой шок даже под химией. Среди беженцев находились трое раненых людей; их повреждения носили поверхностный характер и не угрожали жизни. Одним из пострадавших оказался лидер общины. Он потерял много крови и сейчас лежал без сознания под присмотром Лоусон. В полевых условиях Миранда могла оказать ограниченную медицинскую помощь: она продезинфицировала и забинтовала раны, а также выдала пострадавшим обезболивающее, чтобы те могли продержаться до прибытия на корабль, где ими занялся бы штатный медик.

В целом ничего страшного не случилось, но из-за суеты при эвакуации детали сложившихся обстоятельств были известны только одному человеку, который оказался временно недееспособен. Остальные люди просто слепо следовали за своим руководителем и сейчас неожиданно осознали, что их выдернули посреди ночи, увезли куда-то в неизвестное место и теперь почему-то держат в четырех стенах какие-то крайне подозрительные типы. Обычные в подобной ситуации страх, беспомощность и тревога становятся только сильнее от необходимости наблюдать за страданиями своих близких и очень быстро могут перерасти в панику, а истерика одного человека легко обращается проблемой толпы. В конце концов один из мужчин достаточно накрутил себя, чтобы решительно подняться и подойти к самому крупному верзиле. В отличие от остальных незнакомцев, этот был вооружен до зубов и таскал с собой не только стандартное «легкое» оружие, но и тяжеленную орясину, которая стреляла миниатюрными черными дырами. Кроме того, он стоял в стороне и ничего не делал, мрачно поглядывая на беженцев, в то время как остальные члены отряда были чем-то заняты. Подытожив нехитрые наблюдения, беженец, ни черта не понимавший в военной субординации, принял Джеймса Вегу за руководителя этой банды и вознамерился получить у него ответы на свои вопросы.

— Эй, мистер, долго мы будем здесь сидеть? Чего мы ждем? — с вызовом спросил он, приблизившись к солдату. Джеймс чуть удивленно взглянул на него, не понимая, с чего вдруг такая агрессия, но приветливо улыбнулся и спокойно ответил:

— Не могу точно сказать: это не от нас зависит. Мы ждем людей, которые заберут вас и ваших товарищей в безопасное место.

Заранее негативно настроенный беженец был не вполне адекватен и воспринял его слова и улыбку как отказ давать какие-то объяснения вкупе с наглой ухмылкой и раздражился еще больше.

— Что это значит? — нервно воскликнул он. — По какому праву вы нас тут держите? Почему нас перевезли из прошлого убежища сюда? Кто отдал распоряжение? Кто вы вообще такие?! Отвечайте! Я требую объяснений!

— Послушайте, успокойтесь... — примирительно начал Джеймс, догадавшись, что у этого парня что-то вроде временного помешательства.

— Я требую ответов! Нечего меня тут успокаивать! — распалился тот, раздраженно взмахнув руками. — Объясните мне, какого черта здесь происходит!

Миранда услышала шум и вышла из медицинского отсека в казармы, чтобы выяснить, в чем дело. Вега всегда был хорошим солдатом: он прекрасно выполнял поставленные перед ним задачи и умел принимать решения в боевых операциях благодаря тому, что всегда четко знал, что от него требуется и кто враг. Однако его никогда не учили обращаться с сумасшедшими. Этот человек явно был не в себе, и Джеймс несколько замешкался в мыслях, что с ним делать. Псих явно реагировал агрессивно на все попытки его успокоить, но при этом не лез к солдату с кулаками, а значит, дать ему по шее и уложить вдоль стенки будет неправильно. Лоусон заметила замешательство коллеги и решила помочь.

— Какие-то проблемы? — вежливо поинтересовалась она, подойдя к мужчинам. При ее появлении беженец стал еще больше беспокоиться: у него без того слегка подрагивали руки, а лицо покраснело от прилива крови. Он явно был на грани истерики, а его товарищи уже начали нервно поглядывать в их сторону и тревожно перешептываться.

— Что вам нужно? — грубо буркнул мужчина. — Не вмешивайтесь в разговор!

— Нет, все в порядке, — поспешно сказал Джеймс. — Мири, ты не знаешь, когда ориентировочно должен прилететь челнок с принимающего корабля? — спросил он, предполагая, что человек успокоится, когда получит нужную информацию.

— Нет, я знаю не больше тебя.

— Какой, к черту, корабль? Куда нас собираются увезти? — почти в отчаянии воскликнул человек, чем изрядно удивил Вегу и Лоусон. — Я ничего не понимаю!

— Пожалуйста, возьмите себя в руки, — успокаивающе сказала Миранда. — Мы сообщим вам, как только будут новости, — но беженец, казалось, только разволновался еще больше.

— Нет! Нет! Нет! Я требую, чтобы мне все объяснили! Почему вы не желаете отвечать на вопросы?! — в ярости закричал он, угрожающе взмахнув руками. Разумный человек на его месте не стал бы бросаться на вооруженного солдата в броне, но этого трудно назвать нормальным.

— Я принесу успокоительное, — озабоченно шепнула Лоусон Джеймсу и направилась было в сторону медицинского отсека, но скандалист окончательно слетел с катушек и заорал, больно схватив ее за плечо:

— Куда ты пошла?! Я не позволю тыкать в себя иголками! Что вы себе позволяете!!!

— Эй, приятель, не распускай руки! — угрожающе рявкнул Джеймс, мгновенно избавившись от растерянности при проявлении насилия в отношении «своих». Неизвестно, во что могла вылиться эта ситуация, но, к счастью, за ними через камеры видеонаблюдения присматривал Гаррус. Когда обстановка в казармах накалилась, он внешне спокойно сказал:

— Гм, мне кажется, беженцы чем-то недовольны и вот-вот начнут бить морду Веге.

— Что? — рассеяно спросил Шепард, вынырнув из глубокой задумчивости.

Вакариан повторил предупреждение и продемонстрировал изображения с камер, на которых Джеймс скрутил агрессивного колониста, а Миранда пыталась что-то объяснить группе беженцев, что безмолвно вещали нечто гневное, размахивая руками. Шепард не смог скрыть досаду от увиденного и невольно поморщился. Он понимал, что людям страшно, что это все нервы, что они пережили жуть, которую возможно увидеть только в самых ядреных кошмарах, и поведению есть объяснение, но еще одна истерика очередного перепуганного гражданского на задании сейчас вызывала у него не жалость и сочувствие, а раздражение и усталость оттого, что приходится работать нянькой. В конце концов, команда Джона пытается спасти их жизни — почему бы не помочь в этом непростом деле или хотя бы просто не мешать?

— Пойду выяснять, что случилось, — недовольно сказал он и направился в сторону двери. — Последи за приборами: челнок должен скоро появиться.

Шепард пришел в казармы, когда едва не вспыхнула драка. Джеймс оттолкнул от Миранды психованного беженца, который спровоцировал скандал. Невразумительная потасовка привлекла деятельное внимание других колонистов, которые вознамерились выяснить, из-за чего оная произошла. Скандалист истерически вопил про отказ давать ответы на вопросы и угрозу жизням беженцев со стороны солдат Альянса, что, разумеется, крайне обеспокоило присутствующих. Когда Миранда попыталась объяснить им, что произошло, и уверить, что опасности для жизни нет, тот закричал, что Лоусон собиралась его отравить. Люди, которые не участвовали в конфликте и лишь недовольно косились на спорщиков со стороны, услышав про яд, решили, что возникли проблемы с системой вентиляции и они все могут задохнуться. С чего вдруг им в голову пришла такая мысль — неизвестно, но когда Шепард появился в дверях, в комнате стоял сумасшедший гвалт, на кончиках пальцев Миранды поблескивали электрические искорки, а Джеймс постоянно держал руку на рукояти пистолета, пытаясь перекричать паникеров. Откуда-то сзади раздался раздражающий плач маленького ребенка. В свете тусклых ламп под скрип вентиляторов все происходящее выглядело несколько сюрреалистично. Лица людей, искаженные страхом и гневом, казались похожими на демонические маски.

— Что здесь происходит? — громогласно рявкнул Джон, появившись в дверях. На него тут же уставилось не меньше пары десятков глаз, и гвалт на некоторое время затих, из-за чего крик разбуженного ребенка звучал особенно пронзительно.

— Коммандер! — воскликнул Вега, и в голосе его слышалось неприкрытое облегчение.

— Это вы здесь главный? — с сомнением спросил один из колонистов.

— Да, я руковожу операцией, — подтвердил Джон, переместившись ближе к своим людям. — В чем проблема? Из-за чего весь этот шум?

— Ваши люди отказываются отвечать на вопросы, — возмущенно сообщил один из беженцев, и к нему присоединился хор из голосов его товарищей:

— Этот верзила покалечил нашего друга!

— Она собиралась его отравить!

— Это правда, что система вентиляции неисправна?!

— Куда нас собираются перевезти?

— Хэй, никто никого не пытался отравить, идиоты, — обиженно заявил Джеймс. — Миранда хотела дать вашему психованному дружку пару таблеток валерьянки!

Гвалт возобновился с новой силой: с одной стороны, спорщики возмущались по поводу жестокого обращения с испуганным человеком, с другой — паникеры отчаянно нагнетали обстановку постоянными выкриками про вентиляцию, и им подпевал окончательно обезумевший от крика и духоты младенец вместе с матерью, которая безуспешно старалась его укачать. Третьи пытались воззвать к голосу разума и выяснить наконец-то, почему они здесь сидят, как долго это будет продолжаться, куда их собираются увезти и кто тут главный. Перекричать этот бедлам не представлялось возможным, но Шепард понимал, что к моменту прибытия челнока колонисты должны быть смирными, как овечки. Иначе в процессе эвакуации кто-нибудь из них совершит глупость, которая дорого обойдется всем присутствующим.

Офицеров элитных войск обучают самым разным наукам, в том числе основам психологии. Оказавшись один на один с группой противников нужно помнить, что масса людей неоднородна. В толпе всегда есть лидеры: заводилы, вокруг которых крутится действие. Добиться покорности группы можно несколькими способами: договориться с ее лидерами, убрать забияк к чертовой матери или испугать вожаков и самому занять их место. В данной ситуации требовалось действовать быстро. Переговоры всегда занимают много времени, да и попробуй воззвать к разуму парочки разгоряченных болванов, что кричали громче всех. Поэтому Джон достал пистолет и сделал холостой выстрел в потолок, отчего большая часть колонистов испуганно ахнула и бросилась в сторону, а один из спорщиков, стоявший в шаговой доступности от него, ошарашено воскликнул:

— Твою мать, вы что творите?!

Как правило, агрессивные действия заставляют ведомых разбегаться в стороны, а лидеры могут остаться и попытаться оказать сопротивление. Судя по тому, что этот парень стоял на месте, он был одним из заводил. Шепард сделал шаг вперед, и дуло пистолета оказалось у виска главного спорщика, что произвело на остальных нужный эффект: колонисты притихли, отчаянно опасаясь привлечь к себе внимание, и с ужасом наблюдали за происходящим. Мать с ребенком спряталась в медотсеке, так что раздражающий крик детеныша стал намного тише, только сопливое поскуливание истеричного скандалиста, который затеял это безобразие, слышалось откуда-то из дальнего угла комнаты.

— Ну что ж, теперь, когда мы все успокоились, предлагаю перейти к конструктивному диалогу, — вежливо и спокойно сказал Джон, не убирая оружие от головы колониста. — В чем проблема, из-за чего весь этот шум?

— М... мы просто хотели понять, что происходит, — испуганно ответил колонист, — почему мы здесь, куда едем...

— Гм, понимаю, справедливое желание, — также спокойно ответил Шепард. — Мы, солдаты Альянса, прилетели на эту планету по сигналу аварийного маяка, чтобы эвакуировать выживших, то есть вас. Сейчас мы находимся на закрытой военной базе в ожидании челнока, который доставит вас на корабль, где вы будете жить, пока командование не решит, что с вами делать. Транспорт прибудет примерно через тридцать минут. Есть вопросы?

Парень нервно сглотнул и покосился на своих товарищей, но те испуганно молчали. Коммандер терпеливо ждал и смотрел на него вопросительно.

— Э... там что-то с вентиляцией... — неуверенно произнес он. — Что-то случилось?

— Насколько мне известно, все в полном порядке: никаких поломок, ядовитых веществ или вирусов нет, — успокаивающе-мирно ответил Шепард. — Нам совершенно точно не грозит задохнуться. Еще что-нибудь беспокоит?

— Нет, я думаю, мы в порядке, — с сомнением ответил колонист.

— Замечательно, — вежливо и громко сказал Джон так, чтобы его слышали все, глядя в глаза колонисту пугающе спокойным, равнодушным взглядом. Как уже много раз было доказано, нет более эффективного метода воздействия на психику, чем шок от сломанного стереотипа. Вежливость и спокойствие вкупе с равнодушием и угрозами заставляют среднестатистического человека замереть на месте от ужаса и не делать лишних движений. Но сейчас, в отличие от многих других случаев, Шепард не применял актерских способностей. Ему действительно было все равно; колонисты это чувствовали, и это пугало их еще больше, впрочем, как и «нормандцев».

— Я хочу, чтобы вы знали: наша работа — доставить вас в целости и сохранности в безопасное место. Но если кто-нибудь еще раз попытается затеять бунт или саботировать эвакуацию, я лично пристрелю этого человека и сожгу тело, чтобы оное не досталось Собирателям. Ваша задача спокойно дождаться челнока и организованно занять пассажирские места. Это понятно?

Шепард дождался утвердительного ответа и отпустил парня, который поспешно отошел от него и сел на скамейку рядом с остальными. Капитан ненадолго задержался в казармах, чтобы удостовериться, что ситуация вновь под контролем. Миранда все-таки сделала зачинщику скандала укол успокоительного, но в этот раз он не стал сопротивляться; остальные вели себя смирно, и Джон вернулся обратно в радиорубку.

Гаррус, который наблюдал за происходящими событиям через камеры, был серьезно обеспокоен увиденным. Шепард, которого он знал, никогда бы не стал угрожать оружием перепуганным гражданским, никогда бы не стал демонстрировать столь вопиющее безразличие к чувствам других. Его инструментами всегда были убеждение и сочувствие, а не бессмысленная жестокость. С капитаном явно что-то происходило, и Вакариан догадывался, в чем причина столь внезапной метаморфозы, и он был бы рад оказать моральную поддержку и понимание, в которых нуждался старый друг, но Шепард последние недели на любые попытки завести личный разговор отвечал стандартно: «Я в порядке», — и переводил тему ближе к делам. И подобное поведение турианца уже порядочно достало, так что по возвращении коммандера он изумленно глянул на него и возмущенно спросил:

— Ради духов, Шепард, ты совсем свихнулся?! Они же гражданские!

— Я не собирался причинять им вред, успокойся, — невозмутимо ответил Джон, вернувшись на место оператора. — Просто использовал самый быстрый способ привести в чувство.

— Самый быстрый способ привести в чувство? — непонимающе повторил Вакариан. — В чувство привести? Да что с тобой происходит?! Ты вообще себя слышишь? Двадцать человек на грани истерики, грудной ребенок, трое раненых, все перепуганы до смерти, безоружны, и единственное, что ты мог сделать, — это напугать их еще больше? Какого хрена?!

— А какого черта ты хочешь от меня? — внезапно раздраженно рявкнул Шепард. — Нас четверо на задании! Ты не забыл, что за этими стенами полно хасков всех мастей? Что «Нормандия» из-за них торчит в системе, кишащей Жнецами? У меня нет времени возиться с чувствами очередной горстки мирных жителей, и нужно, чтобы они выполняли мои приказы. Это не личный каприз, а расчет. Уж ты-то должен понимать разницу.

— Я бы не беспокоился, если бы подобная дрянь не стала нашим стилем жизни! Твоим стилем жизни! Ты ни черта не видишь, ничего не слышишь, не знаешь, что Миранда и Ориана не разговаривают друг с другом, не слышал, что родные Джокера погибли на Типтри, и, что хуже всего, тебе плевать! Ты живешь от приказа до приказа. Беспощадные расчеты, говоришь? Забавно, где-то я это слышал... Долбаная стерва лежит без сознания уже второй месяц, но по-прежнему продолжает на тебя влиять! Сначала Эшли, потом Лиара, теперь все остальные — из-за нее ты отказываешься от всех, кто тебе был дорог, когда твоим людям как никогда нужна поддержка...

— Закрой рот! — Джон не помнил, как это случилось: в один момент он сидел на своем месте, испытывая досаду, недоумение и нарастающее раздражение от того, что друг задумал сделать выговор в не самую подходящую минуту, а в другой уже вскочил на ноги и отвесил Вакариану тяжелую затрещину, от которой турианец отшатнулся, едва не потеряв равновесие. Тот встряхнул головой, осторожно прикоснулся к неприятно треснувшей мандибуле, словно не верил в произошедшее. Он недоверчиво, с изумлением, посмотрел на Шепарда и получил в ответ продирающий до костей ледяной взгляд, в котором скрывались холодная ярость и отчаяние — скрытое, непризнанное, но от этого не менее пронзительное.

— Значит, с тобой все нормально? — горько сказал Гаррус. — Это у нас теперь в порядке вещей?

Шепард недоверчиво посмотрел на свою руку, словно не мог поверить, что действительно ударил лучшего друга. Он хотел было что-то сказать, но из динамика на приборной панели раздался голос капитана челнока, который предупреждал о своем прибытии. Джон подошел к столу и нажал пару кнопок, ответил на позывные, но когда он обернулся, турианец уже ушел. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, но в душе клокотала ярость пополам с чувством вины и каким-то болезненным ощущением, которые все вместе порождали желание упасть на колени и орать, чтобы не задохнуться от удушливых эмоций. От досады он со всей силы ударил кулаком по столу — стало немного легче. Через минуту он смог достаточно взять себя в руки, чтобы передать сообщение Кортесу и выйти из радиорубки.

***

Джон присоединился к команде, дабы проследить за посадкой. Беженцы вели себя спокойно, опасливо поглядывая на «нормандцев», и эвакуация прошла нормально. Гаррус делал вид, что ничего не случилось, поэтому остальные члены команды ни о чем не догадывались, но он достаточно явно демонстрировал свое недовольство капитану, всем своим видом давая понять, что разговор не закончен и позже придется объясниться. Эвакуация была в самом разгаре, когда на площадку приземлился «Кодьяк», поэтому, едва последний колонист занял свое место в шаттле, Гаррус, Миранда, Джеймс и Шепард поднялись на борт своего челнока и направились обратно на «Нормандию». Во время полета в кабине было тихо. Кортес пробовал задавать вопросы о прошедшей миссии, но пассажиры отвечали односложными фразами, поскольку каждый был погружен в свои невеселые думы. Вскоре он понял, что нормальной беседы не получится, и оставил их в покое.

Когда челнок занял свое место в ангаре, Гаррус и Миранда сразу ушли к себе без лишних слов, Вега начал рассказывать Кортесу последние новости, и Шепард смог отправиться в свою каюту. В одиночестве чуть поутихшие эмоции разгорелись с новой силой: он почти физически чувствовал дурноту. Подобные чувства ему были несвойственны и оттого порождали досаду, недоумение, вину за срыв на подчиненном и, что более важно, на друге. Шепард стянул с себя броню, небрежно затолкав составные части в шкаф, после чего умылся ледяной водой. Всю дорогу у него в голове крутилась только одна мысль: «Не может быть, это ненормально, как это получилось?», — и состояние очень походило на ощущения человека, который вдруг осознает, что совершил чудовищную ошибку, и понимает, что исправить ее уже не получится — придется дальше жить с последствиями. Как будто внутри что-то обрывается.

Ему были категорически неприятны все эти терзания, поэтому он попробовал решить проблему проверенным способом: работой. Он открыл свой терминал и попытался написать отчет о проделанной операции, однако слова никак не желали складываться в осмысленные предложения. Промаявшись перед чистым листом некоторое время, он решил, что виной всему усталость. Утро вечера мудренее. Джон выключил терминал, проглотил пару таблеток сильного снотворного и лег спать, оставив на завтра и отчет, и разговор с Гаррусом.

Однако, несмотря на действительное переутомление и лекарство, он долго не мог заснуть. Шепард пару часов переворачивался с боку на бок, ненадолго погружался в тяжелый неспокойный химический сон, но вдруг просыпался от чувства дезориентации, словно пытался заснуть не в собственной кровати, а сидя где-нибудь в скоростном поезде на Земле. В районе трех часов утра по корабельному времени он поднялся и выпил еще несколько таблеток. Обычному человеку такая доза химии могла бы причинить серьезный вред, ему же напротив оказала желаемый эффект: помогла наконец-то забыться крепким сном.

Если жизнь очень похожа на ад, события с каждым днем всё сильнее вырываются из-под контроля, а единственное средство борьбы с этим безобразием — отрицание и самообман, то подсознание не заставит ждать самые красочные кошмары. Лес призраков теперь преследовал его почти каждую ночь, маслянистые тени упрямо нашептывали слова голосами призраков, а мертвый мальчишка из прошлого продолжал гореть заживо, внушая животный ужас своим спокойствием. Однако сегодня что-то неуловимо изменилось. Джон чувствовал метаморфозы всем своим существом, но как бы сильно не пытался понять, как бы напряженно не прислушивался, не осознавал, в чем дело, и это порождало сильную тревогу. Он заметил меж деревьев ребенка и, как всегда, побежал за ним. Чем дальше они двигались, тем необычнее выглядело поведение мальчика: он не пытался прятаться, не демонстрировал страха, но стремился вперед. Словно не убегал от опасности, а двигался навстречу чему-то или кому-то доброму. Прежде чем Джон успел осознать эту мысль, они оказались на открытой поляне посреди леса, и зрелище, открывшееся взору, заставило замереть на месте.

— Джейн... — шепотом сказал он, и, казалось, тоска и боль, что держали в оцепенении все чувства последние несколько недель, сосредоточились в этом слове. Обостренные пониманием, что Джейн настоящая даже в самые лучшие моменты никогда не была такой, какой он ее сейчас видит: счастливой, спокойной, умиротворенной. Она с улыбкой протянула руки ребенку, и тот радостно побежал в ее объятия. У нее на руках мальчишка рассмеялся, что-то спросил, и она, кажется, что-то ему ответила, но Джон ничего не услышал. Эта мирная картина выглядела пугающе неестественно и в ответ на его чувства стала быстро меняться. Между ними как будто образовалась невидимая непроницаемая стена, и он мог только наблюдать за тем, как постепенно у нее под ногами занимается пламя и разгорается все сильнее и сильнее.

— Джейн! — тревожно выкрикнул он, ударив кулаками по невидимой стене, но по ту сторону его никто не услышал. Она ласково обняла мальчика и стала нашептывать ему что-то успокаивающее, пока языки пламени поднимались выше, пожирая одежду и кожу на ногах, подбираясь к ребенку. Мальчик начал плакать и кричать от боли, когда разбушевавшееся пламя, которое, казалось, заполняло все пространство вокруг, перекинулось на него, превратив их обоих в огромный факел. Раньше в своих кошмарах Джон никогда не слышал голоса этого ребенка, и сейчас с каждой секундой его вопль становился все пронзительнее, разлетаясь по всему лесу. Гнев, отчаяние, боль, беспомощность Шепарда росли, подпитываемые этим звуком и зрелищем.

— Джейн!!! — но как бы отчаянно он не кричал — никто не слышал; как бы сильно не колотил сбитыми в кровь кулаками по незримой стене — не удалось проделать даже маленькой прорехи. Шепард был вынужден наблюдать со стороны, как они оба сгорели заживо и обугленные тела повалились на землю, наконец-то освобожденные от власти огня. Единственный звук, что остался в этом месте, — его собственные вопли.

По всем законам жанра следовало очнуться в собственной кровати и понять, что это был всего лишь сон, но он пришел в себя спустя неопределенно долгое время на том же самом месте от холода, темноты и тишины, что воцарились вокруг. Джон подслеповато огляделся, но в кромешной тьме не было видно абсолютно ничего. Вдруг где-то совсем рядом с ним раздался тихий звук, похожий на стон. Он резко обернулся и попытался на ощупь сориентироваться в пространстве. Почти сразу пальцы наткнулись на что-то влажное, горячее, что тут же отстранилось от него, оставив на ладонях след маслянистого вещества со странно знакомым запахом.

— Отпусти... — донесся тихий шепот из темноты.

То ли глаза привыкли, то ли вокруг действительно стало чуть светлее, но он смог рассмотреть, кто же с ним разговаривает, и увиденное повергло его в ужас. Это была Джейн: она каким то-образом смогла выжить в огне, но теперь все тело представляло собой открытую кровавую рану со следами копоти, покрытую обугленными обрывками не сгоревшей ткани. Она едва заметно дрожала, делая быстрые, неглубокие вздохи. Вещество на его руках было ее кровью. Каждое прикосновение сейчас должно причинять невыносимые мучения, и он того не желая сделал ей больно. Джон резко отдернул руку, чтобы не сделать хуже, не замечая, что его самого колотит нервный озноб. Все чувства были напряжены до предела, и окружающее выглядело слишком реальным, чтобы оставлять равнодушным.

— О Господи, — прошептал он. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он и тут же понял, насколько глупо звучит этот вопрос.

Джейн посмотрела на него. На фоне обезображенного, обожженного безволосого лица глаза казались огромными и слишком чистыми. В них не было ни капли боли, ни одного сомнения, никаких чувств — только безграничное холодное равнодушие ко всему.

— О чем ты говоришь? — вдруг ясно и отчетливо произнесла она. — Я в полном порядке, разве нет? — Джейн протянула к его лицу дрожащую ладонь и прикоснулась к щеке. — Как и ты...

Шепард хотел было убрать ее ладонь от лица, сказать, чтобы она не двигалась. В голове уже крутился план действий: нужно отправиться в медотсек, взять там лошадиную дозу обезболивающего и мазь от ожогов, чтобы оказать первую помощь... Как вдруг увидел собственную руку — та выглядела, словно кто-то облил его кислотой: под тонким слоем мяса кое-где белела кость, а поврежденные сосуды сочились сукровицей. В ужасе он посмотрел на вторую руку и обнаружил, что та в таком же состоянии. Он медленно поднялся на ноги и оглядел собственное тело — обожженное, обезображенное огнем, истекающее кровью. И вслед за ужасом пришла боль...

Ночь, когда он впервые увидел свой новый кошмар, стала переломным моментом. Шепард очнулся от сна с громким криком; в ушах стучала кровь, и сердце бешено колотилось в груди от пережитого ужаса. Он диковато глянул на свою руку, словно ожидал увидеть ожоги, но, разумеется, ничего не было. Голова раскалывалась от боли, словно вчера он выпил два ящика какого-нибудь дешевого пойла. Глотать таблетки горстями не полезно даже с модифицированным обменом веществ: налицо были все признаки отравления. Часы показывали пять утра по корабельному времени, и это значило, что он проспал всего два часа, однако мысль лечь обратно даже не рассматривалась. Механически он привел себя в порядок и, сам того не замечая, пришел в медицинский отсек, занял свое кресло возле кровати Джейн и откинулся на спинку, закрыв глаза в надежде, что проклятая мигрень пройдет.

Чем дольше он так сидел, тем сильнее становилась боль, но он почти не обращал на это внимание из-за вороха сумбурных мыслей, что крутились в голове. Так не может дольше продолжаться: последние полтора месяца он существовал, словно тот самый выживший, который обнаружил, что спасительный остров — это всего лишь безжизненный кусок скалы, на котором его не ждет ничего, кроме мучительной смерти. Впервые в жизни он настолько сильно поддался эмоциям, что перестал замечать происходящее за пределами больничной палаты. Гаррус — старый друг — видел это, он был прав, и в своей грубоватой манере наконец-то открыл ему глаза на выбор между эгоизмом и общими интересами. Который в сложившейся ситуации не оставляет много места для маневра. Где-то в самой глубине своего существа он всегда знал, что нет никакого выбора — есть только один вариант. Никто не способен пойти против своей натуры — это ли не торжество беспощадных расчетов над интуицией?

Боль стала практически невыносимой, словно в висках кто-то проворачивал раскаленный прут, и Джон в изнеможении положил голову на кровать рядом с ладонью Джейн. Прикосновение ее прохладных пальцев принесло облегчение, как будто в старые времена после очередного совещания в Совете, где Явик демонстрировал свои протеанские фокусы. Как же давно это было — кажется, целую жизнь назад. Тогда так просто было «держать лицо» в самых паршивых ситуациях, потому что вечером можно было сбежать в их мир и расслабиться, прекратить притворяться. Он тяжело вздохнул, взял ее ладонь и прикоснулся губами, подумав про себя: «Джинн, как же мне тебя не хватает... Прости меня, я знаю: из всех живущих ты бы поняла, почему я так поступаю».

В тот день он задержался в медотсеке дольше обычного, и Миранда обнаружила его сидящим на том же самом месте в состоянии очень глубокой задумчивости. Она, как и Гаррус, тоже была сильно обеспокоена произошедшим во время операции, потому что знала его ближе всех на этом корабле. Однако, несмотря на прошлые отношения, Лоусон также не могла пробиться сквозь стену вежливости и спокойствия. Она подошла чуть ближе, но Шепард, казалось, совершенно ее не замечал, глядя перед собой невидящим взглядом.

— Джон, ты в порядке? — осторожно спросила она, дотронувшись до его руки. Он чуть вздрогнул, словно человек, отвлекшийся от дела, на котором был сильно сосредоточен.

— Что? М... да, я в порядке, — рассеяно ответил он, а потом вдруг улыбнулся как раньше, еще до конца света, и приветливо сказал: — Доброе утро.

— Доброе, — удивленно ответила она. — Какими судьбами ко мне?

— Мы летим на главную базу Проекта, — сообщил он каким-то странным голосом. — Я думаю, возить с собой лежачего больного нет смысла: на базе есть нормальный медцентр.

— Эм... ладно, — неуверенно ответила Миранда; она очень внимательно смотрела на его лицо, пытаясь понять, что это значит, но ничего не могла увидеть. — Гм... хочешь поговорить? Слушай, ты знаешь, я и вообще все мы всегда рядом...

Он поднялся на ноги и вдруг по-дружески поцеловал ее в лоб.

— Я знаю, Мири, спасибо, — тепло ответил он, отчего Лоусон совсем растерялась, поскольку подобное поведение казалось совсем необычным для него в последнее время. — На самом деле я не против поболтать. Хочешь кофе?

— Да, можно, — в полном замешательстве ответила Миранда.

— Хорошо, мне тут птички напели, что ты с Орианой не разговариваешь, — как ни в чем не бывало продолжил он. — Расскажи мне, с чего это вдруг?

Единожды приняв решение остаться со своей командой, он больше не приходил навещать Джейн, отказался от всех совместных привычек, избавился от вещей, которые напоминали о ней. Через пару дней они посетили конгломерацию космических кораблей, которая исполняла роль главного штаба, и оставили Шелдон в медицинском центре под присмотром местных врачей, а сами вернулись в глубокий космос. За последние месяцы он помирил Миранду и Ориану, извинился перед Гаррусом и вообще, по всеобщему убеждению, вернулся обратно, потому что на корабле вновь появился командный дух. Джон старался поддерживать эту иллюзию, говорил своим подчиненным правильные слова и никому не рассказывал о своих систематических мигренях, кошмарах, о приеме халлекса, который помогал забыться, когда становилось совсем невыносимо.

Месяцы сменяли друг друга, а «Нормандия» продолжала заниматься спасением беженцев, транспортировкой ресурсов, разведывательными операциями и прочей ерундой. Со временем Шепард настолько привык к кошмарам и постоянной ноющей тоске, что перестал обращать на них внимание. Сегодняшний день ничем не отличался от всех остальных. После звонка будильника он полежал еще минут пять, после чего поднялся, неспешно привел себя в порядок, прочитал сообщения на личном терминале и отправился на осмотр корабля. Вега и Конор занимались тренировками в ангаре. Медвежонок, несмотря на эпизод в челноке, взял шефство над пареньком и старательно занимался муштрой. Шепард не мог сказать точно, кто кого тренировал, поскольку молодой наемник отличался особой хитростью и часто получал желаемое тонкими манипуляциями. Тали и Гаррус ворковали над приборной панелью в инженерном отсеке и явно не нуждались в компании. Шепард направлялся в медотсек, чтобы навестить сестер Лоусон, когда СУЗИ вызвала его в переговорную.

— Шепард, адмирал Хаккет желает передать тебе срочное сообщение, — сказала она, когда Джон находился в лифте.

— Хорошо, я загляну на терминал, — спокойно ответил он, предполагая, что адмирал прислал письмо на почтовый ящик, поскольку все коммуникации осуществлялись путем хитрого шифрования. Файл разбивался на несколько частей, отправлялся через разные квантовые передатчики и собирался только в точке назначения, из-за чего врагу было проблематично отследить путь сигнала или понять, о чем сообщение.

— Нет, адмирал вызывает тебя по видеосвязи: он хочет поговорить в реальном времени.

Прямые переговоры по протоколу безопасности были категорически запрещены, а значит, адмирал собирался сообщить что-то невероятно важное, и Джон сразу направился в переговорную. Когда он пришел, на голографическом экране уже мерцала проекция.

— Адмирал, что-то случилось? — без лишних приветствий спросил он.

— Да, коммандер. У нас мало времени, поэтому буду краток: мне нужно, чтобы «Нормандия» вернулась в штаб как можно скорее, — Джон не был уверен, что канал безопасен, и сомневался, что можно говорить напрямую. Видимо, Хаккет увидел невысказанный вопрос у него на лице, потому что кивнул и сказал: — Мы закончили. Жду вас на базе.

Сигнал прервался, и изображение исчезло. Разговор длился не более десяти секунд.

— Шепард, ты в курсе, что это значит? — из динамиков раздался голос пилота, который вместе с СУЗИ наблюдал за разговором.

— Он сказал: «Мы закончили», — ответил Шепард. — Это значит, что Горн построен. Нас вызывают на последний бой.

Отредактировано. Борланд