Пепел. Глава 4. Zulu/X-Ray. Часть 4

Комната допросов. Двое.

Первая сидит за столом спиной к двухстороннему зеркалу, в соответствии с предписаниями «Протокола ведения допроса» советнику трибунала. Её осанка, или правильнее сказать, выправка, безупречна. Как и мундир цвета фельдграу, определенно сшитый на заказ у хорошего портного. Китель сидит словно влитой, отсутствуют мельчайшие складки и помятости; качество ткани говорит об отсутствии стандартных материалов военного снабжения — шерсть ручной вязки, невидимые усиленные швы и, конечно, шелковая подкладка. Фурнитуры минимум — только петличные эмблемы Военной прокуратуры Альянса на воротнике-стойке (меч, направленный клинком вниз, на гарде — чаши весов) и погоны. Первый (старший) лейтенант. Пуговицы скрыты, наплечные нашивки отсутствуют, наград нет.
Внешность самой женщины ничуть не уступает одежде ни в строгости, ни в лаконичности. Ясно чувствуется педантизм, возведенный в туалетный ритуал. Лицо прекрасно ухожено, сияет здоровым цветом кожи и являет отсутствие какого-либо макияжа или даже загара; волосы цвета воронова крыла имеют умеренный натуральный блеск, зачесаны назад и собраны в пучок, заколки спрятаны. На руках отлично заметный утренний маникюр: ногти коротко подстрижены, аккуратно подпилены и покрыты прозрачным лаком, кутикулы обрезаны. Как и положено всем военным — никаких ювелирных украшений или бижутерии.
С таким почти маниакальным уходом за собой определить возраст женщины крайне затруднительно. Чисто внешне ей можно было дать 25-27 лет, но из-за постоянной собранности и не покидающей лица каменной маски серьезности — все «за 30». Что характерно, офицер именно этого и добивалась — чтобы её воспринимали только как профессионала, безликого клерка — ничто не должно послужить причиной предвзятого отношения. Плюсом к этому шло и то, что сослуживцы никогда не видели её в неофициальной обстановке и ничего не знали о её личной жизни. Что касается карьеры, тут всё просто — в военном судопроизводстве редко происходило что-то значимое, интересное или, как выражаются журналисты, скандальное и сенсационное. Обычно, когда дело доходит до трибунала, всё уже решено, исход известен на момент передачи, и осталось только отыграть официальную часть. Сплошная бюрократия и бумажная волокита. Лишь хороший и полноценный ночной сон не дает Берте Франкофф засыпать на слушаниях.
Второй сидит напротив первой и лицом к зеркалу. За годы военной службы выправка стала частью его внешнего вида, как и короткая стрижка, атлетическое телосложение, всегда гладко выбритое лицо и целеустремленный взгляд. Его роба заключенного: футболка и свободные штаны, всё цвета хаки — выглядит странно-свежо и опрятно, хорошо выглажена. Считая это личным позором, а вовсе не подчиняясь правилам изолятора, мужчина держал закованные в наручниках руки под столом. Его карие, а при недостаточном освещении комнаты, практически черные глаза смотрели в пустоту, на месте которой в реальном мире находился советник трибунала. Его советник. Это уже четвертый визит, хотя ещё во время первого (точнее первых двух минут), он четко дал понять, что не нуждается в услугах защитника и «готов ответить за все, в чем его обвиняют». Похоже, он был недостаточно убедителен, но тратить время и силы на «бесполезную болтовню» все же не намеревался. До слушания осталось всего два дня, а по регламенту советник имеет право работать со своим подзащитным не более четырех часов в день. Осталось потерпеть совсем немного. Единственный их разговор, по большому счету односторонний, длился около двадцати минут в первый приезд FL Франкофф, далее следовало равнодушное обоюдное молчание вплоть до окончания свидания. После советник прибывала каждый день ровно в 9:00, занимала свое место за столом и внимательно изучала дело № 425442333 Лейтенанта Владека. В течение четырех часов она не произносила ни слова и никак не реагировала на присутствие в комнате подсудимого. В 13:00 она вставала из-за стола и выходила из комнаты для допросов, не прощаясь...
Берта неожиданно подняла ярко-злёные глаза и пристально посмотрела на подсудимого офицера. Их взгляды встретились и обдали друг друга чистейшим безразличием, они оба просто выжидают время. Советник встала, отодвинув стул, одёрнула китель, скорее по привычке, нежели по необходимости, и вышла из-за стола. Франкофф направилась к двери, а Владек, руша все мужские стереотипы, даже не подумал проводить её взглядом. Несмотря на то, что она вполне реально может оказаться последней женщиной в его жизни. И конечно, он не смог оценить ни точеной фигуры, ни элегантной юбки-карандаш, длиной до середины колен, на которой даже после непрерывного двухчасового сидения не появилось ни одной складки. О самых скромных и самых консервативных туфлях из самой последней и самой модной коллекции речи вообще не идет.
— Неужели наконец-то сдалась? — сразу за дверью Берту ждал секретарь трибунала LT Кайзер. Его имя советник Франкофф принципиально игнорировала и прилагала все усилия не запоминать. Именно из-за подобного товарищески-простецкого обращения с легким намеком на флирт.
— Мне нужно выйти, — голос с привкусом металла как всегда был лишен какой-либо эмоциональной окраски и не нес никакой дополнительной информации, кроме им озвученной. Более того, Берта не удосужилась одарить секретаря даже мимолетным взглядом — она вообще редко смотрела на неинтересных ей людей, пусть даже была вынуждена (в большинстве случаев по долгу службы) вести с ними длительные разговоры.
«Слушать молчание летного лейтенанта намного приятнее, чем терпеть этого шута».

— Если не возражаешь, я бы хотела поговорить с тобой просто, как один офицер Альянса с другим. Обещаю деталей дела не касаться и прекратить беседу, как только она тебя утомит, — Берта вернулась в комнату допросов спустя десять минут. Вошла слегка громче, чем обычно, специально привлекая внимание — у неё получилось, и советник без труда установила с подсудимым зрительный контакт, который не собиралась разрывать. Садясь за стол, она придвинула стул чуть ближе, отложила в сторону планшетник, оперлась на локти и немножко, совсем немножко, подалась вперед, тем самым сокращая дистанцию между собой и Владеком. Взгляда от него женщина не отводила.
— Тема? — сухое согласие не имело никакого отношения к стремлению развеять скуку. Он просто выжидал время.
— «Инцидент с ретранслятором 314», — произнесено это было так, словно за словами не стояло ничего: ни смерти, ни боли утрат, ни унижения, которые свинцовым осадком выпали в сердцах и умах всего человечества. Навсегда.
— Так «турки» называют Войну первого контакта, — Владек рассудил, что советник хочет с ним поиграть в неизвестную ему игру. Ну что же, у неё есть время, пусть развлекается. Для себя он всё давно решил.
— Не только турианцы, но и вся галактика. Историю пишут победители, а мы проиграли, — цинизм вводил в оцепенение льдом бессердечности.
— А я думал, всё закончилось подписанием мирного договора, — Владек всегда получал высшую оценку по результатам «Теста на стабильность».
— Навязанным Советом Цитадели, — зеленые огни завораживали, оттеняли всё пространство вокруг, оставляя небольшой островок тусклого света, на котором еле умещалось сознание подсудимого рядом с всеобъемлющим голосом советника.
— То есть, по-твоему, людям следовало продолжать военные действия против значительно превосходящих сил противника? — Владек попытался рассеять наваждение, просто посмотрев в зеркало, но себя он в нем не увидел, лишь чей-то силуэт за. В ту же секунду голос вновь вернул его взгляд в лоно зеленого пламени.
— Я считаю, нам следовало биться до тех пор, пока мы не извлекли бы из этого урок. А хорошенько выучив его, люди получили бы намного больше, чем потеряли, — Берта заметила, что забыла свернуть все окна на планшетнике и ужасно расстроилась подобной рассеянности. С ней такое случалось крайне редко — несколько раз в жизни.
— И этот урок? — подсудимый № 425442333 уловил причины досадной мины советника и искренне посочувствовал. В общей сложности они провели вместе почти пятнадцать часов, достаточно, чтобы «понять и почувствовать» друг друга. Чем, в принципе, сейчас FL Франкофф нагло пользуется.
— Настоящие единение народа, а не призывы к нему чиновников Арктура. Дальше, больше — выработка Военной доктрины. Люди слишком разнообразны в плане индивидуальности, остальные расы смотрят на нас с интересом, но не со страхом и тем более не с уважением. Мы отстаем и должны наверстывать, но без надлежащего стимула — это всего лишь реклама Альянса. Посмотри: саларианцы, азари, турианцы и даже кроганы — каждую из этих рас можно охарактеризовать одним оригинальным выражением. А люди?
— Непредсказуемы, — Владек старался найти на лице советника характерные черты, которые его и притягивают. Но чем усердней были его потуги, тем явственней становилось, что на лице Берты вообще ничего нет кроме двух зеленых огней.
«Ну конечно же. Глаза»
— Как-то не звучит, верно? — теперь, когда планшетник был погашен, ничто не отвлекало Берту от Владека, а Владека от Берты.
— Зачем я тебе? — освещение комнаты вновь проявилось, советник откинулась на спинку стула и убрала руки под стол, полностью ассоциируя себя с подсудимым. Владек, наконец, смог рассмотреть её лицо и понял, что впервые в жизни видит эту женщину.
— Поступки, подобные твоему, формируют подлинный боевой дух, воинскую мораль и расовую честь. Если мы будем от них отмахиваться или, как сейчас, осуждать и карать за них — ни к чему хорошему это не приведет, — Берта обратила внимание, как на груди её собеседника проступили мелкие пятнышки пота и ещё пару капель скатились по виску. Она решила ослабить хватку, встала из-за стола и, подойдя к зеркалу, облокотилась на него спиной, скрестив руки на груди.
— Почему вдруг сейчас? — Владек начал дышать свободно, сам.
— У нас появился шанс. Свидетель. Ещё ничего не потеряно, — советник произнесла это как-то странно, полушепотом, будто делилась секретом.
— Берта, ты вроде говорила, что дела мы касаться не будем. Ты и так меня порядком утомила... хексе, — подсудимый № 425442333 дал отчетливо понять, что он в полной мере осознает происходящее.
— Хорошо. Вот тебе ультиматум — либо до пяти лет колонии строгого режима для военных преступников, либо от десяти лет каторжных работ в заднице дьявола, — совершенно безотчетно FL Берта Франкофф ослабила воротник.
— Я не представляю свою жизнь без службы в армии, я солдат, таким меня воспитал отец, таким я сделал себя сам. И если меня при любом раскладе с позором уволят из ВКС Альянса, какой смысл всё усложнять и затягивать. Будущего у меня нет.
— Ты специально повторил то, что сказал мне во время нашей первой встречи, — советник уже всё поняла и подошла к столу только для того, чтобы забрать планшетник. Ей было душно, и она намеривалась покинуть здание до того, как кто-то заметит её недомогание.
— Да. Потому что ничего не изменилось, — отец учил принимать удары судьбы со смирением и достоинством. Если не смог поступить правильно, то и нечего пытаться доказать свою голословную правоту.
— Увидимся в суде, летный лейтенант Владек, — зная, что ответа не последует, Берта развернулась на месте и, чеканя каждый шаг, вышла из комнаты...


LT Кайзер пребывал в глубокой депрессии: уходя, FL Франкофф показала ему статью, сообщение о которой и заставило прервать сессию с подзащитным. «Альянсу не нужны герои» — как и практически все заголовки «Терра Фирма News Network», этот был чересчур вычурным и не отличался оригинальностью. Если опустить домыслы, наговоры и предрассудки по отношению к Альянсу Систем, которыми обычно пестрели все статьи вестника, то смысл заключался в следующем.
—Во время проведения военной операции по обнаружению и ликвидации крупной базы космических пиратов тридцать пехотинцев Альянса оказались под угрозой бомбардировки со стороны сил противника. Летный лейтенант Владек, пилотирующий один из челноков координаторов, проявил личную отвагу и мужество: он вызвался пойти на перехват бомбардировщику, совершенно четко понимая, что огневой мощи челнока недостаточно для нейтрализации вражеского судна. Офицеры-координаторы, находящиеся на борту, оказались против «благородной» инициативы и приказали не покидать занятую позицию. Однако лейтенант нарушил прямой приказ непосредственного командования и отказался «безучастно и бесчеловечно» наблюдать за бойней. Ситуация переросла в вооруженный конфликт, который закончился отстранением «бесстрашного» пилота от службы с последующим арестом и госпитализацией двух офицеров-координаторов. Из тридцати пехотинцев Альянса в ходе бомбардировки выжил только один. «И это его история...»
Драматизма, как и всегда, налили аж с горкой. Альянс снова — «бездушные» чиновники, а «простые» люди — жертвы их «политики». Но LT Кайзера волновало отнюдь не это: как секретарь трибунала, он должен быть в курсе всех вновь появившихся деталей следствия или свидетелей и обязан информировать об этом обе стороны и комитет. Конечно, речь идет о SGT Гилпене, который находился в военном госпитале после рокового штурма и, получается, только вчера пришел в сознание. Официально он не являлся частью расследования и не был внесен в реестр трибунала как свидетель. Поэтому, когда его жена настояла на переводе мужа в частную клинику, у администрации госпиталя не было причин отказывать.
«Он что, интервью ещё во время транспортировки начал давать?»
Плохо, всё очень плохо — LT Кайзер прекрасно знал, что командование не приемлет в этом деле огласки, для них было большим облегчением, когда подсудимый отказался давать показания или делать заявления, несмотря на участие FL Франкофф. Сейчас всё вышло из-под контроля — Терра Фирма умеет раздувать из мухи слона с митингами, телепередачами и аналогичными статьями в прессе. Эта оплошность может стоить секретарю карьеры, ведь его предупреждали о сержанте.
«Это катастрофа!»

Местонахождение: Земля, Берлин, частная клиника «Гигея» 
Временная отметка: позже вечером.

— Твоя жена молодец, — FL Франкофф стояла у окна спиной к SGT Гилпену, сложив кисти на крестце, она, кажется, вообще не шевелилась, тем самым создавая иллюзию своего отсутствия. В этом ей помогал свет, струившийся из окна, он обволакивал советника своей тенью, растворял в своих объятиях, словно любовник — легко, нежно и без остатка.
«Где ты, брат?»
Эхо предыдущего сеанса всё ещё шумело у неё в голове, и Берта не хотела вызывать дискомфорт своим присутствием. Сержанту необходим покой.
— Да, она у меня умница... Гораздо умнее меня, — голос скорее был расслабленным, видимо от медикаментов, нежели слабым. SGT Гилпен держался вполне достойно, учитывая всё, что ему довелось пережить, и старался не обращать внимания на слабость организма. Он попытался перевести кушетку в положение «полусидя», когда в палату вошел старший по званию офицер, но гостья настояла об этом не беспокоиться и просила называть её просто Берта. Она тут неофициально... Жена сержанта, по совместительству главный юрист частной клиники «Гигея», практически сразу после пробуждения мужа подала прошение о переводе. Пока шло оформление выписки, девушка объяснила ситуацию вкратце, слово в слово передавая рассказ FL Франкофф. А уже за воротами госпиталя в их аэрокар сел журналист вестника Терра Фирма. Ни у кого не было сомнений, что это верное решение, и их действия — единственное, что может спасти LT Владека.
— В интервью ты достаточно подробно описал инцидент на челноке; пилот оставил включенной громкую связь? — солнце клонилось к закату, завершая ещё один морозный зимний день. Жалюзи на окне были полузакрыты и держали палату в мягких алых тонах. Берте было всё ещё душно, но открывать окно она не решалась, переживая за здоровье ещё не окрепшего солдата. Двух с лишним часов на свежем воздухе оказалось недостаточно, чтобы проветриться после беседы с Владеком.
«Стойкий сукин сын. Но какой же упрямый!»
— Да. Мы все всё слышали, — Гилпен смотрел строго перед собой, он погрузился в воспоминания того кошмара и мысленно проигрывал его в голове раз за разом. Молча.
Операция подходила к концу: основные силы противника уничтожены, остатки — блокированы. Воздушная поддержка переведена во вражеский тыл для пресечения эвакуации. Никто не должен уйти...
До бункера сто пятьдесят метров, защитные турели уничтожены, минное поле подорвано, все вражеские огневые точки вычислены и нейтрализованы. Есть несколько неплохих укрытий, пару длинных перебежек и они окажутся у самого входа. Один маленький бум и отряд внутри. Далее зачистка, огонь на личное усмотрение. Всё как в книжке. Жалко, что пираты её не читали...
Сначала пришло предупреждение о потенциальной опасности бомбардировки. Командир отряда, оценивая ситуацию, заметил, что если противник объявится через обозначенный промежуток времени, то у них все равно нет шансов благополучно отступить. Поэтому он отдал приказ продолжать штурм. Это разумно.

Второе сообщение пришло уже по другому каналу связи, и это был не наблюдатель с «Око-2», а пилот с позывным «Кукольник-1» (челнок координаторов операции, по определению не участвующий в боевых действиях). Он не предупреждал, он обещал, что позаботится о звездолете противника: «Делайте свою работу, а я сделаю свою». Но перед тем как командир скомандовал двигаться дальше, по ту сторону рации начался какой-то переполох — сначала словесная перепалка, а потом стрельба. «ВПЕРЕД!!! ЖИВО!!!» Только когда показался бомбардировщик, многие поняли, что произошло в челноке и почему командир так яростно гнал всех напрямик к бункеру мимо укрытий... Но было уже поздно. Боясь разрушить укрепления базы, ублюдки использовали снаряды типа «Опустошитель» — тех, кто чудом не сгорит заживо, раздавит вакуум...
— Просто любопытно, как ты выжил? — Берта будто видела всё пережитое сержантом своими глазами, будто была там, с ним, в аду, сейчас. Гилпен отвлекся, пытаясь понять: проговаривал ли он что-то вслух или советник просто хорошо изучила рапорты поисковых отрядов. Скорее, второе. Сержант заметил, как советник встала к нему в пол оборота и расстегнула две верхние пуговицы кителя. Она достала платок и протерла лицо и грудь от легкой испарины.
— Чудом... — посчитав, что его плохо слышно, Гилпен повысил голос не без усилия. Берта почувствовала это, но подходить ближе не рисковала. — Когда начался авиаудар, я и ещё трое бойцов, включая командира, кинулись к ближайшему укрытию: какое-то полуразрушенное укрепление, типа дота. Майор вошел последним и подорвал вход — очень грамотно. ВИ доложил, что опасность обвала 17%, а кислорода в уже герметичном помещении хватит на полчаса, может час, плюс собственные запасы. «Жить можно», — сказал майор. И я ему верил, потому что прошел его курсы подрывника, проблема же заключалась в том, что изнутри нам не выбраться — только ждать спасательные поисковые отряды... Мы вроде побеждали, значит, операция должна закончиться успехом, и главное — сохранять спокойствие — маячки приведут помощь.
— Полагаю, остальные солдаты не разделяли вашего с майором оптимизма, — Франкофф решила сама подвести сержанта к моменту истины. — Не беспокойся, все, что я услышу, останется между нами.
Голос (интонация, тембр, такт, немецкий акцент) Берты, наполненный пониманием и состраданием, располагал к себе, а неформальное обращение на «ты» выводило разговор на дружески-доверительный уровень. Несмотря на то, что советник и сержант впервые видели друг друга.
— Среди рядовых есть суеверие, если в операции участвует офицер с рангом N, шансы на выживание очень малы. Наверно, поэтому у них нет знаков отличия... Странно, правда? Вместо того, чтобы равняться на лучших, их боятся.
— Ничего странного. Тренировки «волков» направленны на одиночное выживание и безоговорочное выполнение задания. "Against All Odds"©. И, к сожалению, в широких кругах ВКС о них судят по известным провалам, а не по совершенно секретным успехам. Но не думаю, что спецов это вообще как-то тревожит.
— По-моему и не должно...
— Паника? — без прелюдий, сразу в лоб. Берта была уверена, что сержант готов говорить откровенно.
— Да... Когда тряска закончилась, майор объяснил, что нам нужно сидеть и ждать эвакуации. К тому моменту мы уже расходовали свои собственные запасы кислорода, которых было не так много... Точно не помню, с чего всё началось... Недовольство, приказы всем успокоиться, крики... В конце концов, один из солдат попытался отобрать у меня взрывпакет, майор оттащил его и отбросил в сторону, тогда второй рядовой напал на него... Командир действовал на рефлексах — всего пару ударов, и боец рухнул замертво. Пока мы проверяли, так ли это, другой уже ставил заряд... Это был «Таран»... Я даже не успел сообразить, что происходит: рядовой, наверно не зная о специфике пакета, кинулся в противоположный угол помещения, а меня что-то чуть ли не по воздуху несло к заваленному выходу. Последнее, что помню: взрыв перед глазами и сильный толчок в спину...
— «Если цель отряда становятся объективно недостижимой, целью становится сам отряд»
— Это откуда?
— Из директив спецов.
— Ты не знаешь, у него была семья?
— У «волков» не бывает семей.

Молчание. Берта снова отвернулась к окну и опустила жалюзи — солнце уже село, но огни большого города горели неприятно ярче, чем родная звезда. Гилпен смотрел на дверь, он знал — за ней его жена и ещё не родившийся ребенок. Сержант чувствовал, как обретает покой. Отдать долг майору или его родным и близким он не мог, но помочь пилоту челнока было в его силах. И это правильно, это справедливо.
— Летный лейтенант Владек не будет делать каких-либо заявлений или давать показания касательно дела, — советник снова посеяла сомнения в голове Гилпена относительно своих телепатических способностей. Уже поздно и пора заканчивать, пациенту нужен отдых.
— Но почему? — обретенное чувство морального удовлетворения и выполненного долга было беспощадно растоптано. Сержант понял, что он вообще ничего не понимает.
— Моего подзащитного больше волнует увольнение со службы без права восстановления, а не диапазон сроков и мест заключения, — Берта старалась сохранять ледяное спокойствие, но позиция LT Владека её крайне возмущала.
«Хотела бы я пообщаться с его отцом, царство ему небесное»
— Служба — это единственное, что у него было? Тогда я его пони... — Гилпен осекся, в палате никого кроме него не было. 
«Что за?»

Однако замешательство быстро улетучелось, так как в комнату волша его беременная жена - единственное, что было у него.

Запись сеанса связи Берты Франкофф, сделанная Службой внешней разведки ВКС Альянса. Собеседник идентифицирован как агент мятежной Black Ops «Цербер», предположительно родной брат-близнец, известный в сводках разведывательных данных как «оперативник Франко». Отследить место расположения последнего не удалось.

БФ: Здравствуй, любимый, рада тебя видеть живым и здоровым.
Ф: А что, бывает по-другому?
БФ: Нет. Потому что по-другому и быть не может.
Ф: Я тоже рад тебя видеть, сестра. Надеюсь, ты сильно не скучаешь.
БФ: Стараюсь об этом поменьше думать. Хотя недавно был отпуск, чуть с ума не сошла.
Ф: Может, пора всё-таки набраться смелости и выбраться за пределы Земли. Мы могли бы видеться лично, проводить время вместе, как раньше.
БФ: Не хочу давать себе даже повода забыть о милом синем шарике под названием Дом.
Ф: Я же не забываю.
БФ: Ты сильнее.
Ф: Только потому, что ты меня таким сделала.
БФ: Ученик по определению должен превзойти учителя, иначе какой прок от обучения.
Ф: Я скучаю.
БФ: Галактика слишком велика, слишком много соблазнов для чёртового человеческого любопытства, на всё и жизни не хватит.
Ф: Как он?
БФ: Хорош, даже очень. Убежден в своей вере и крайне вынослив. На контакт ушло целых пятнадцать часов. Стойкость и упрямство в оптимальных пропорциях. Отличная начальная подготовка. 100% рекрут.
Ф: Рекомендации по вербовке?
БФ: Патриотизм.
Ф: Принято. До встречи, сестра.
БФ: До встречи, любимый.

Падение «стального гиганта» оглушило и ослепило обоих фениксов — мощный ЭМ-импульс, сгенерированный машиной при контакте с землей, спалил почти все системы костюмов. Используя ручное управление, оперативникам удалось «раскрыться» и, вновь обретя зрение и слух, занять оборонительные позиции. Подготовка и опыт сделали своё дело, машинально Гилпен и Сойер смогли укрыться от вражеского меха, одновременно оказавшись на противоположных флангах — первый слева, второй справа. Пироман засел на веранде одноэтажного дома, длиной около двадцати метров; вход в здание как назло находился на другом углу, и добраться до него незамеченным не представлялось возможным. Мясник тоже был не особо доволен — инстинкт самосохранения загнал его в изрядно потрепанное последние укрытие Гилпена; совсем не факт, что орудия меха не разнесут его с первого залпа. Оба проверили исправность оружия, количество термозарядов и очень аккуратно выглянули...
Стоял теплый солнечный день — светило находилось в зените и заливало своим розоватым светом ясное небо, на земле цвела зеленая трава, ровно подстриженная дронами, кое-где раскинулись деревья. Легкий летний ветерок, наполненный запахами живой природы, разносил по улицам покой и тишину... Какая-то местная девушка неожиданно показалась на углу одного из домов — "босая, в простом льняном платьице, на длинных светлых волосах, свободно спадающих на плечи и спину, лежал венок, сплетенный из маргариток«© — она будто растворялась в оконных бликах. И также неожиданно, как и появилась, исчезла вовсе, кажется, напоследок помахав рукой...
Во-первых, необходимо оценить ситуацию в целом (1) и противника в частности (2).
1.1 «We gonna die»
1.2 «Ох¥€ть»
Во-вторых, определить общую тактику по уничтожению обозначенного противника.
2.1 «Покинуть укрытие и погибнуть»
Ни один из пунктов не являлся основанием для прекращения карательной операции — и фениксы ринулись в бой. Первым атаковал Гилпен — видимое орудие у машины справа, и пока эта громадина развернется для ответного огня, феникс успеет проверить на прочность её защиту. Когда он увидел дуло пушки собственными глазами, был израсходован почти весь термозаряд без видимых последствий. Очевидно, что стрелковое оружие не представляет угрозы данному типу экзоскелета (не заметить пилота за фонарём было крайне затруднительно), и феникс снялся с точки... очень быстро... под громогласный аккомпанемент.
В паре-тройке метров за спиной феникса началась перестройка веранды — странно, но ударной волны практически не было — несколько осколков ударили оперативника, но не сбили с ног.
Оператор явно наводится через визуальный контакт и стреляет «на глаз» — значит, пассивные системы маскировки выдержали перегрузку. Всё же погрешность прицеливания неумолимо уменьшается — цербер буквально почувствовал близость заряда, жар ударил в спину, будто бронепластины на ней оплавились. Следующий выстрел предоставит Гилпену шанс доказать, что он настоящий феникс. Вместо этого послышалась очередь «Разорителя» и взрыв «Факела»
— Ну наконец-то, проснулся, — Гилпен рассчитывал на огневую поддержку уже после первого вражеского залпа. Какого черта Сойер выжидал? Тем не менее, не замедляясь и не отвлекаясь, Гилпен продолжал рваться к дверному проему...
Прямое попадание ударно-зажигательного снаряда внесло коррективы в приоритетность целей — машина начала разворачиваться. Сойер чисто символически продолжал обстрел, пытаясь выиграть время для товарища — четыре термозаряда ушли в расход, два из них на «Факел». Ущерба — ноль. КЩ слишком мощные, что неудивительно для боевой машины. Последнее, что, к сожалению, заметил феникс, убираясь в своё недоукрытие — следы попаданий орудия меха. Оно било бронебойными зарядами, предназначенными для поражения военной техники или обстрела укреплений, но никак не для единичных целей типа «живая сила».
«Это конец».
Бесконечное мгновение бессилия прервалось знакомым звуком: машина подготовила к запуску ракету — никаких компромиссов, никаких укрытий, никаких фениксов.
«Со щитом или на щите».
За секунду до запуска Сойер частично покинул укрытие, собираясь обеспечить себя дополнительной защитой. Его удивлению и гневу не было границ, когда выяснилось, что тактический щит боевиков нельзя поднять одной рукой.
Времени не было, поэтому оперативник бросил всё равно бесполезное оружие и обеими руками вцепился в кусок металла, с трудом оторвал его от земли и резонно заметил — проще будет остаться ЗА ним, чем пытаться им прикрываться.
Ракета самонаводилась точно на Сойера (за полторы секунды подлета в оперативнике окончательно иссяк оптимизм), но ей не хватило пространства для корректировки траектории, и она попала в край укрытия. Детонация произошла в полуметре от феникса — вспышка, грохот, ударная волна, огонь, контузия, невесомость, земля, надгробная плита. Опального, теперь ещё и опаленного, феникса отбросило на несколько метров, «картинка» погасла...
Дым еще не рассеялся, как Гилпен открыл огонь, находясь уже на крыше дома. Теперь, узнав о ракетной установке, он понимал, насколько бесполезно это тактическое преимущество, тем не менее... Феникс не мелочился и бил одним «Факелом» за другим прямо по турбине, надеясь повредить её экстремальным перепадом температуры. Для каких систем она служит, оперативник не знал, но не в этом суть, если есть уязвимое место, по нему нужно бить. Вставляя третий и последний термозаряд, Гилпен увидел, как от разворачивающегося меха отлетели две небольших «тарелки». Малявки распаковались прямо в воздухе и оказались штурмовыми турелями. Феникс, не раздумывая, выпустил StG из рук... 
СИБС «Хлыст» напрямую связана, как с УГД, так и центральной нервной системой, а значит и с оптическими имплантатами. Конечно, в сочетании с боевыми системами костюма «кнуты» действуют на порядок эффективней, но и без ВИ наведение «гарпуна» происходит фактически инстинктивно. Обе турели были захвачены, резким рывком отведены на пять-шесть метров за спину феникса и обрушены по дуге на «голову» своего родителя. Жестянки разлетелись на части, а на поверхности боевой машины заискрили электрические разряды, свидетельствующие о снижении мощности КЩ. Мех уже почти развернулся к Гилпену фонарём, и феникс решил испытать удачу — последний «Факел» прямо в пилота. Огненная вспышка. И ничего — остатки щита выдержали, а прозрачный композит даже не треснул.
«Let’s go to heavy way».
В ушах звенело, тело не слушалось, а изображение так рябило, что Сойер невольно зажмурился — естественно, помехи никуда не делись. Феникс лежал на земле и не мог пошевелиться, телом он ощущал вибрации, похожие на сейсмические толчки, а постепенно возвращающийся слух доносил отголоски грома. Вспышки в глазах наконец-то прекратились, и оперативник погрузился в темноту, которая всего через пару секунд начала редеть. Сойер поднял веки — картинка стала более насыщенной и менее контрастной: «белые пятна» источников света сузились в два раза, однако цвета, наоборот, стали сочнее и глубже. Также изображение покрылось пеленой малой зашумленности — зернистость.
Первое, что увидел феникс — роскошный рукопашный бой между пятиметровой машиной и человеком. Ну, почти рукопашный: Гилпен бил «кнутами», поочередно или одновременно, уходил с линии огня, не давая точно прицелиться, уворачивался от манипулятора, постоянно выдерживал оптимальную дистанцию, заходил сбоку, перемещался с одного фланга на другой, неожиданно возникал за спиной меха, и каждый раз его маневр непременно завершался успешной атакой. Он словно танцевал под ломаный ритм выстрелов, ударов, скрежет приводов и надрывный рев турбины. И, кажется, это его совсем не утомляло, а даже наоборот, доставляло удовольствие. Безумная пляска на краю пропасти.
«Порхает как бабочка, жалит как оса»©.
Мех проигрывал не только по очкам — КЩ начал мерцать с нарастающей частотой, что являлось верным признаком его перегрузки. Феникс решил довести дело до конца биотическим взрывом и запустил гарпун, на всякий случай точно в фонарь. Рвануло. Оценить урон Гилпен не смог. Во-первых, феникс был отброшен «отдачей» — финальный электрический разряд, направленный в источник механического воздействия.
«Вот и поссал на оголенный провод».
Во-вторых, практически одновременно со взрывом машина выпустила дымовую завесу, будто феникс разбил какую-то емкость с газом. Мгла поглотила обоих...
Сойер окончательно пришел в себя — развернувшаяся на его глазах схватка не только впечатляла, но и вдохновляла — собравшись с силами, он попытался скинуть щит. Неделимое надгробье поддалось и феникс наконец смог подняться на ноги. Изображение, похоже, не собиралось восстанавливаться до оригинального.
«Хрен с ним».
SMG H2 «Шершень» повредило взрывом и он даже не раскладывался, а вот «револьвер» Т7 был locked, loaded & ready to kill...
Нулевая видимость серьезно препятствовала ведению боя. Опять. Однако, это не седьмой круг, и шума меха более чем достаточно для нанесения удара. И обстрела. Гилпен ориентировался строго на звук, закрыв глаза и полностью полагаясь на слух. Сойер, в свою очередь, шел напрямик к машине — дым не помеха, когда ты им не окутан — и стрелял во весь рост. Отлетающие при каждом выстреле термозаряды вызывали чувство ностальгии. Совершенно случайно мясник попал в фонарь, чем вызвал ответную реакцию — дым уже стал редеть — и феникс увидел край орудия, направленный в его сторону.
«Да что ж вы за дебилы такие».
Это было даже не мимо — из-за «смэша» Гилпена, в который тот вложил остатки сил, громадина пошатнулась и осела. Удар был настолько мощным, что развеял дым, и оба феникса увидели, как по фонарю пошла трещина. Дальше всё происходило словно в замедленном времени. Сойер не менял ни скорости шага, ни темпа стрельбы, точно всаживал в фонарь один заряд «дроби» за другим. Не останавливаясь даже для перезарядки, мясник слишком поздно заметил, что у Гилпена просто-напросто закончились силы — пироман попытался развернуть «хлысты» в последний для машины раз, но не вышло. Еле уловимый аромат маргариток пронесся мимо феникса, маня его за собой. Мертвая хватка манипулятора парализовала Гилпена и подняла над землёй так стремительно, что никак не соответствовало неповоротливости махины — оперативник не мог сопротивляться и был совершенно беспомощен. Кто-то взял его за руку. Яркая вспышка, в лицо дыхнуло холодом и морозной свежестью. Феникс отрешенно наблюдал, как вся правая часть машины покрывается льдом. Нет, сама машина превращается в кусок льда. Причудливый узор паутинкой разрастается по прозрачному композиту, затягивая весь фонарь. В миг, когда пилот скрылся за коркой льда, Гилпен перестал чувствовать своё тело...
За гранатой последовал «смэш» — яростная кара брата по оружию и брата по крови — бешеный пес Аида раскрыл свою пасть, дабы поглотить всех врагов разом и без остатка. Контакт — оглушающий хруст, сводящий скулы, пополам со звоном, закладывающим уши — пол меха разнесло на мелкие осколки. Сквозь поднятое в воздух облако крупинок льда Сойер различил пилота, и, не колеблясь, запустил гарпун. Феникс буквально вырвал оператора из кабины, так как обе ноги и правая рука последнего вмерзли в машину.

«Рекрут Сойер, повторите.
Никакой жалости, никакой ненависти. Смерть безлика и равнодушна.
Прекрасно, а теперь приступайте...
Рекрут Сойер, Вы почувствовали удовлетворение или возбуждение?
Нет, мэм.
То есть, убийство не вызвало у Вас никаких эмоциональных или физиологических реакций?
Так точно, мэм.
Вы осознаете весь свой прогресс? За полгода терапии Вы превратились из серийного маньяка, терроризировавшего шесть кварталов Цитадели в психически уравновешенного рекрута. Смею заметить, подающего большие надежды рекрута.
Спасибо, мэм.
Я буду рекомендовать перевести Вас из карантина в один из наших тренировочных лагерей. Твой путь начинается здесь, цербер.
Человечество превыше всего».

Идея оторвать пилоту голову и насадить её на...
«Так нужно найти... Стопэ... Цербер, соберись».
Мысли о медленной, жестокой и показательной расправе испарились, как только Сойер подошел к покалеченному боевику. Не медля ни на секунду, феникс надавил на спусковой крючок. Раздался сигнал разрядки — судьба испытывала его стойкость — что более приемлемо исключительная крайность или адекватная умеренность?

«Запомните, рекрут Сойер, даже полностью осознанная и безоговорочно принятая за собственный изъян слабость — это не оправдание нарушения. И из этого правила не бывает исключений.
Вас понял, мэм. Так точно, мэм».

Сойер убрал пистолет, наклонился к пилоту, приложил обе руки к его голове и свернул ему шею. После феникс осмотрел тело на предмет термозарядов — есть небольшой запас, уже что-то...
Достаточно было одного удара «кнутом» и клещи манипулятора поддались, выпуская Гилпена из своих смертельных объятий. Феникс упал как безвольная кукла, скорее всего от позвоночника, как и от грудной клетки, мало чего осталось, но он продолжал дышать. Бой не закончен.
— О чем думаешь, цербер? — Сойер встал прямо над товарищем и не спеша заряжал пистолет.
— О вечном... о титане, — голос слабел, а взгляд стремился в пустоту. Гилпен уже не видел того, что показывали ему глаза. И кто-то крепко сжимал его ладонь. Сойер навел «револьвер» на напарника, будучи уверенным, что тот уже начал бредить. Но:
— Надгробие... должно быть из титана... а на нем высечено... — голос угасал как тот последний уголек, оставшийся после некогда яркого пламени, развевавшегося на ветру подобно стягу.
— «Здесь покоится Цербер Гилпен. Преданный сын Земли и защитник человечества. Вечная память. Вечный покой», — заключил Сойер.
— Заканчивай, брат, — будто наконец осознав, что феникс не боится одиночества, девушка отпустила его руку. Гилпен стал по-настоящему свободным.
— Человек без страха. — Эхо выстрела разлетелось, как испуганное вороньё, спешно удаляясь от места преступления. Дома, небо, светило, ветер — всё окружающее пространство понимало, что оно не достойно наблюдать, как умирает воин.
Сойер ещё какое-то время стоял над молчаливым братом, провожая его в последний путь. 

Немезида.

— Что ты тут делаешь? — Нина подошла бесшумно и села рядом, сняла шлем и распустила волосы. Иссиня-черные дреды набухли и разрослись, ниспадая на плечи, спину и грудь, их шуршание напоминало шипение змей. Девушка придвинулась вплотную к подруге, и их плечи соприкоснулись.
— Любуюсь видом, — Талия сидела на краю крыши пяти этажного здания начальной школы и наблюдала за линией горизонта, словно ожидая кого-то или чего-то.
— Погрузка скоро закончится, пора возвращаться, — Нина уже видела это выражение лица и никакой апгрейд его не спрячет. — Таль, в чем дело? — младшая Уильямс обняла подругу за плечи и прижалась ещё сильней.
— Аня не слишком рада меня видеть, — девушка в ответ обняла подругу за талию, Нина положила голову ей на плечо.
— Это не так, ты же знаешь, просто у нас тут много дел, а Аня никогда не мешает работу с удовольствием. Да брось, кому я объясняю?
— Что, так сильно лажанулись? — Талия медленно, словно боясь потревожить клубок ядовитых змей (что было не так далеко от правды), ладонью прокралась вверх по спине Нины и запустила пальцы в её волосы. Дреды реагировали на каждое прикосновение: слегка дрожали, обвивали кисть, струились свозь пальцы — играли, ласкали. Талию это безумно возбуждало, как ей казалось.
— Не то слово, потеряли почти всё, а то, что добыли, вряд ли пригодится, — Нина проследила за взглядом подруги и теперь вместе с ней ждала явления на линии горизонта. Обе верили: голоса, что их ведут — там. И их глашатаи могут снизойти в любой момент.
— А этот любитель азари, как его там, забыла? — задумавшись, Талия пару раз щёлкнула пальцами.
— Забыла? Его имя состоит из одной единственной буквы, и ты его забыла?
— Эй, это твой трахаль, не мой. И вообще, на кой он тебе сдался. Мужик нагло использует твое тело, а спит с кем-то другим!
— За то как! Перенастроенная нервная система — это тебе не вибратор под подушкой, — на Нину внезапно нахлынули воспоминания, на мгновение она почувствовала тепло внизу живота и тут же буквально пропиталась холодом.
— Что такое? — Талия почувствовала перемены, будто она сама только что обратилась в ледяного истукана. Вместо Нины её обнимала каменная статуя, отдаленно напоминающая давнюю подругу, даже волосы стали жестче, покрылись мелкой кристаллической крошкой, одно небрежное прикосновение к ним сулило серьезные порезы.
— Ничего, — младшая Уильямс собралась с духом и снова стала «гладкой и прохладной». — Помнишь, оператор говорил, что мы жертвуем своей человечностью во благо человечества? Так вот, он не о внешнем виде говорил. Я была с К. там на базе...
— Он залез на тебя, несмотря на... — ярко голубые глаза Талии с изумлением уставились на Нину, та в ответ лишь довольно улыбнулась и пожала плечами. — А он крут.
— Я ничего не почувствовала, то есть ВООБЩЕ НИЧЕГО!!! — Нина смотрела на подругу пронзительным, опустошающим взглядом. Свет глаз излучал холод бездны и словно кричал: там позади, глубоко внутри, нет ничего — ни жизни, ни души, только бесконечная тьма. Неотвратимый конец для всего. Талия почувствовала скользкие и липкие щупальца, пытающиеся объять её изнутри, и с ужасом обнаружила — кроме них внутри ничего и нет. Совершенно ничего, что она могла бы назвать своим, личным. Даже этот ужас — иллюзия. Сопротивлялась девушка уже просто по инерции:
— Может, это он был не в ударе? — сказала и тут же умолкла. Талия Ра’Селкет осознала и приняла горькую, впрочем, уже безвкусную истину: эмоции, чувства, страсти, привязанности и даже любовь — теперь лишь фантомные боли, тени прошлого. Они — Цербер, воины человечества, и они пойдут на всё, чтобы его защитить и возвысить. Любая цена — это достойная плата за будущее, за жизнь, за процветание. — Аня поэтому меня избегает?
— Отчасти. Я же сказала, у нас тут много дел, — Нину ни капельки не удивило столь быстрое смирение подруги, она и сама недолго горевала по утраченному: живому и трепещущему. Мертвые ни о чем не жалеют. Повинуясь старой привычке, младшая Уильямс поцеловала Талию в висок. Последней это когда-то нравилось. Когда-то...
— Кстати, по поводу дел, ты в курсе, что у нас под жопой бункер, в котором прячется около двух сотен человек? — Селкет как-то по-новому посмотрела на Нину, разом перечеркивая все годы дружбы, доверия и близости. Они — Цербер, одни из многих, безликих и бездушных.
— Да, я сама эту информацию вносила в журнал операции, — младшая Уильямс даже слегка позавидовала преображению подруги — от старых привычек трудно избавиться — молодец. «Интеграция» полностью завершена.
— И?
— Что и? Ты вывеску видела? «Начальная школа». Там дети до 12 лет, а нам нужны рекруты: здоровые мужчины и женщины от 17 до 40 лет. Иначе высок шанс летального исхода во время «конвертирования».
— Но вы же не проверяли, может там и не дети вовсе.
— Я что, по-твоему, дура? Или Аня — дура? Я троих колонистов до смерти замучила, выясняя, что там, в бункере, и все как один в итоге умоляли не трогать их детей.
— А вскрыть банку не проще?
— У нас нет достаточного количества взрывчатки. Ох уж эти частные инвесторы...
— Даже если там действительно дети, их нельзя оставлять в живых, жнецам насрать на возраст.
— Во-первых, я ещё не видела ни одного хаска-ребенка, во-вторых, после зачистки... — Нина резко оттолкнулась и взмыла в воздух, на лету одела шлем и, совершив тройное сальто, приземлилась прямо напротив парадного входа в школу. Бесшумно. Оружия фантом не доставала. Талия лишь вопросительно посмотрела на акробатку с крыши.
— Пара людей. Где-то в подвале. Я чую их страх. Подростки.
— Двое подростков? Это серьезно. Ладно, развлекайся, а я пойду, поиграю в любовь с Аней. Ciao! 

Талия поднялась на ноги, чисто машинально потянулась, размяла совсем не затёкшие спину и шею, отряхнула задницу, подобрала шлем и не спеша направилась к противоположному краю крыши. Девушка была затянута в легкую броню «класса Sexy», идентичную той, что носили фантомы: только эластичные полимеры и композиты, никаких твердосплавных пластин. Костюм не сковывал движений и обладал улучшенной обтекаемостью и аэродинамикой, что сказывалось на скорости перемещения и создавало ощущение невесомости. Идеальный вариант для лазутчиков и убийц.
Селкет специализировалась на дистанционном уничтожении целей — она была снайпером, и «достаточно неплохим», о чем свидетельствовал длинный послужной список в компании «Merces Letifer». Около четырех лет назад из фирмы уволились сестры Уильямс, уйдя на вольные хлеба в системы Терминус. Подругам повезло, если можно так сказать, их заметили рекрутеры «Цербера» — на территориях Совета, Траверса и Альянса террористы обходились собственными силами, что было обусловлено «корпоративной этикой» (тупо никому не доверяли), а вот в Сумеречной Зоне они охотно набирали вольных стрелков. Таким образом, Талия и попала во внешний штат, Анна не могла просто взять бросить и забыть свою любовницу. Позже их объединили в один чрезвычайно эффективный отряд: Селкет — наблюдение и прикрытие, сёстры Уильямс — проникновение и ликвидация. У девушек был бесценный дар — талант убивать, воспитанный из древнего инстинкта хищника. Поэтому когда им предложили «интеграцию», никто не отказался: прогнозируемые внешние изменения их не заботили, а вот физиологические улучшения могли довести состояние тела до кондиции разума. Девушки прекрасно осознавали, что способны на большее, но проклятые анатомические особенности устанавливали свои «дурацкие и нечестные» рамки, за которые не может выйти человек... Сейчас Талия в лучшей за всю свою жизнь форме и самое замечательное — её не нужно поддерживать. Девушка всегда в тонусе, нет никаких неудовлетворенных потребностей организма, органы чувств работают на запредельных для обычного человека возможностях. И главное — внутренний мир и покой. Подумаешь, она теперь не воспламенеет к любимой Ане, что с того? Теперь они даже больше, чем влюбленная пара — они часть одного целого, настоящий союз, выходящий за физические границы. Жаль только, что их «милый вамп-отряд» реорганизовали, то есть, распустили. Программа «Фантом» предназначена для создания диверсантов и ассасинов, проведения тайных операций по уничтожению стратегически важных целей союзных сил. Подготовка «Немезида» в свою очередь поставляет войскам Цербера высококлассных призрачных воинов — осадные или штурмовые боевые единицы, способные вести бой с превосходящими силами противника вне зависимости от окружающих условий...
Нынешнюю операцию по «вербовке рекрутов» проводили старшие офицеры Анна и Нина Уильямс, всё шло как по маслу: последняя партия почти полностью погружена. Талию и ещё трех фантомов прислали несколько часов назад: следующая миссия потребует деликатности и скрытности — когда крейсер с трейлером отбудет к центру «конвертирования», пять фантомов и одна немезида, в чьём распоряжении останется небольшой челнок, получат новые указания и цели. Это будет первая совместная операция Селкет и Уильямс после «улучшения».

Отредактировано. Докторъ Дре