Immortalle. Глава 10. Часть 1

Никто не знает, каково это,
Испытывать чувства,
Которые испытываю я. И в этом я виню тебя!

Пока она, запершись, сидела в своей комнате, Лю лишь один раз попытался достучаться до неё, но, потерпев поражение, плюнул на человека и занялся делами насущными. Кристабель же оказалась настырнее. Она каждый день по несколько часов скреблась о закрытую дверь, попутно что-то жалобно пища. От всего этого сердце Корнелии разрывалось на части. Ей хотелось обнять это маленькое чудо, уткнутся носом в её плечико и прошептать что-нибудь ласковое. Но каждый раз что-то останавливало девушку, и она, поглубже вдохнув, продолжала хандрить.

Никто не прилагает столько усилий, чтобы
Сдерживать собственную злость.
Зато ни моя боль, ни страдания
Не показываются наружу.

«Странно. Раньше мы не были такими сентиментальными, — заметила Корнелия, закрывая глаза. — Может на нас так повлияла Кристабель? Даже не знаю, к лучшему это или нет? С одной стороны, это очень плохо. Самое главное правило выживания — нельзя ни к чему привязываться. А с другой... Иногда так хочется нарушить какое-нибудь правило. Пускай от него будет зависеть наше существование, но это нарушение будет того стоить. И наградой будет самое удивительное чувство, которое мы никогда не испытывали и, скорее всего, не испытаем более».

Но мои мечты не настолько пусты,
Как моя совесть.
Я постоянно одинок.
Моя любовь — месть,
Не знающая покоя.

«А подумала ли ты о Кристабель? Ты представляешь, во что втягиваешь её? Лю и так втянут во всю эту „грязь", чтобы спасти его. Но девочка... Неужели ты хочешь обречь её на такие испытания? Она ещё слишком маленькая. Слишком слабая. Она не выдержит эти муки. Всё ещё хочешь нарушить главное правило?».

Никто не знает, каково это,
Когда с тобой плохо обращаются, когда ты терпишь поражение
За голубыми глазами...

Прекратив петь, Корнелия открыла глаза.
— Нет, — ответила девушка на заданный вопрос. — Я не желаю ей зла. Я...
Корнелия замолкла, не решаясь продолжить. Она не привыкла озвучивать такие признания, считая их слабостью.
«А ведь раньше мы могли позволить себе эту „роскошь", — ехидно заметила мысль. — Ну, давай. Скажи это вслух».
— Иди к черту, — буркнула девушка.
«Не это. Кое-что другое. То, ради чего бы все твои три кавалера и, возможно, одна азари были готовы придушить друг друга».
— Отстань.
«Скажи, и я отстану. Давай я помогу тебе начать. Я...».
— Что за идиотские игры? Неужели я наконец-то сошла с ума?
«Праздник по этому поводу потом устроим. Давай, признавайся».
Корнелия вздохнула. От подобного «напора» было крайне сложно отбиться. Поэтому единственным разумным решением было...

— Я привязалась к девочке, — сдалась землянка. — Она чем-то напоминает Доминик и Елену, пока та не стала снобом. Она такая же милая, наивная и любопытная. Её хочеться защитить от этого жестокого мира... Возможно, я привязалась к ней настолько сильно, как может привязаться любая мать к своему ребенку... Я считаю её своей дочерью... Я люблю её, как дочь...
«Хм. Я вообще-то просила об одной единственной фразе, а не об этих соплях, — мысли были явно недовольны столь откровенным признанием, в котором было много чего лишнего. — Но и это сойдет. А теперь повтори самую главную часть, только без этих сантиментов».
Корнелия решила более не потакать и не спорить со своими мыслями и, прикрыв глаза, продолжила своё занятие.

Никто не знает, каково это,
Быть плохим человеком, быть печальным человеком
За голубыми глазами. (1)

«И как долго мы собираемся здесь сидеть? День? Два? Без обид, но чувство голода ещё никто не отменял. Сколько человек может прожить без еды? Дней двадцать? Поздравляю. Мы просидели три. Осталось ещё целых семнадцать. А потом... А потом будет суп с котом. Или продолжение голодовки. В любом случае, жить мы будем. Но, может, хватит заниматься самокопанием и пора выйти в свет?»

Несколько минут в комнате царила тишина. Девушка, вздохнув, была вынуждена признать правоту своих мыслей. Собственно, она заперлась в этой комнате, дабы быть отрезанной от внешнего мира и тем самым избавиться от уже осточертевшей апатии. Ей уже было не впервой сражаться с подобной гадостью, и девушка почти выучила наизусть все способы борьбы с этим неприятным состоянием. «Конечно, всё равно самый проверенный для нас способ это чашка крепкого зеленого чая и плитка горького шоколада с фундуком, — усмехнулась Корнелия. — Или несколько дней затворничества».
«Есть ещё один способ», — как бы невзначай, заметила мысль.
— И какая же? — поинтересовалась девушка. — Пить антидепрессанты в таком состоянии не рекомендуется.
«Какие ещё антидепрессанты?! Ты с какой высоты упала? С Эвереста?»
— А я так и не поднялась на него, — мечтательно вздохнула девушка. — Хотя не раз обещала самой себе забраться и...
«Спрыгнуть?»
— Тьфу ты. Я окончательно сошла с ума, — обиделась Корнелия. — Осталось только понять, что у меня: шизофрения, раздвоение личности или всё сразу? Так какой ещё есть способ избавиться от апатии?
«А вспомни наш девиз, который мы почти позабыли».
— Новая страница — новая жизнь? — неуверенно ответила девушка. — Это не мой девиз.
«Но мы по нему когда-то жили. Очередная страница исписана. Пора начинать новую. Всё с чистого листа. Новые имена, истории и прочее».
— Снова ложь, недомолвки и одиночество, — добавила землянка. — Надело. Иногда так хочеться снова начать говорить правду.
«Ты думаешь, люди поверят нашей „правде"? Скорее всего, нас посчитают сумасшедшими. Я уже представляю, как мы будем здороваться. „Здрасьте. Меня зовут Корнелия Фламель. Вы не поверите, но мне...". Кстати, ты ещё не потеряла счёт нашим годам?».
Корнелия фыркнула и слабо улыбнулась. Она уже представила, как будет здороваться подобным образом, и как будут округляться глаза людей, едва они услышат её возраст.

«Новая жизнь — новая страница». Девушка перестала улыбаться. «Начать всё с начала. С чистого листа. А почему бы не попробовать? „Наследие " пока не торопиться меня искать, хоть это и странно. Пока они не путаются под ногами, можно пожить новой жизнью. И раз нам так не хватает правды...»
Девушка повернула голову в сторону и посмотрела на свой рюкзак.
«...То предлагаю „оживить" частичку старой Фламель».

***

Пока человек, запершись, сидела в медотсеке, Лю решил провести время с пользой и почти все «свободные дни» посвятил оружию. Попутно он пытался уговорить Кристабель перестать царапать дверь в комнату человека. Увы, но Кристабель оказалась на удивление упрямой. Видимо, она решила последовать примеру человека и отказалась от еды. Подобное заявление испугало турианца. Одно дело — голодовка взрослого человека, который может продержаться без еды довольно таки много, а другое, когда отказывается есть маленькая девочка. Впрочем, спустя какое-то время Лю успокоился. Хоть Кристабель и объявила голодовку, это не мешало ей ночью уплетать за обе щеки сладости.

Когда Лю уже осточертело находиться в окружении «Яганов» и «Палачей», он вышел из так называемой «кладовки», которую Милена называла «складом оружия», и, оперевшись о стену, начал размышлять.

Как человек и обещала, на следующее утро после того разговора Лю проснулся совершенно здоровым. Эту прекрасную новость сообщил ему Аскеис, пришедший проверить турианца. Правда, саларианец сказал это таким тоном, словно он был чем-то недоволен. После осмотра турианца доктор изъявил желание побеседовать с человеком наедине. «Беседа» проходила на повышенных тонах и в не самой приличной форме, поэтому Лю попросил Кристабель не выходить из комнаты. Та, насупившись, послушно заперлась у себя, предварительно достав из тайника Милены какие-то конфеты. Пока девочка сидела в комнате и жевала сладости, Лю слушал «милый разговор» человека и саларианца. Вмешиваться он не торопился, решив, что как раз таки из-за его скромной персоны и начался весь этот разбор полетов. Спустя несколько минут из медотсека вышел злой Аскеис и, бурча что-то про «маразматическую дуру», поспешил покинуть корабль. Человек же, после этого злополучного разговора, заперлась в комнате и отказалась от еды.

Один раз Лю попытался уговорить человека покинуть свою «клетку», сославшись на то, что она своим поведение подаёт плохой пример девочке. Но эта попытка не увенчалась успехом, и потому турианец решил оставить её в покое.

Так прошло три дня. Сейчас Лю уже начал понемногу беспокоиться. Правда, его больше волновала Кристабель. «Сладости — это не еда, а лишь десерт. Если есть слишком много сладкого, то, в лучшем случае, ты пополнеешь. В худшем — испортишь желудок», — как любила говорить Милена, пряча конфеты от девочки. А поскольку «тайник» был обнаружен, и Кристабель ела только сладкое, то следовало вытаскивать человека из медотсека, чтобы она отобрала у малышки конфеты, и они обе наконец поели что-нибудь не относящееся к разряду «сладости». Сам турианец уже пытался отобрать у девочки «вредную пищу» и покормить её чем-нибудь «полезным», но проще было выучить «курлыкающий» язык человека, чем уговорить малышку нормально поесть.

Через какое-то время Лю, скрепя сердце, признался самому себе, что за судьбу человека он тоже беспокоиться. Ведь она спасла ему жизнь уже дважды. Причем, последнее «спасение» турианец оценил в гораздо большей степени, чем первое. Пока он пытался найти способ избавиться от человека, та в это время старалась помочь ему. И здоров он только благодаря ей. Сейчас больше всего на свете Лю хотелось пропустить стаканчик-другой в какой-нибудь компании. Он бы даже согласился на компанию человека, если бы та вышла из своей комнаты.

В какой-то момент турианец поймал себя на мысли, что готов взять «Ятаган» и пойти начистить рожу одному саларианцу, а потом, скрутив того, чтобы не убежал, притащить его на корабль и заставить извиниться перед человеком.

«А может, не стоит церемониться с ней? — подумал Лю. — Перекидываем её через плечо, несём в клинику саларианца. А там на месте будем разбираться. В худшем случае, она опять начнет ругаться на своём языке и закроется в комнате».
— Я об этом ещё пожалею, — пробурчал турианец и пошел вытаскивать человека из «клетки».

К своему немалому удивлению, проходя мимо кают-компании, Лю обнаружил Кристабель, которая, наконец, ела что-то помимо сладкого, и...

— Кристабель, если будешь капризничать, то о сладком можешь забыть на месяц, — строго заметила девушка, следящая за процессом поглощения пищи. Судя по пустой тарелке на столе, она уже давно съела свою порцию и теперь пытается накормить девочку.

Удивленный турианец ошарашено следил за человеком и Кристабель. То, что девушка сама вышла из своей комнаты, уже было хорошо. Значит, ей, наконец, надоело сидеть без дела, и она решила вновь вернуться в свет. Пока Лю рассматривал эту «домашнюю идиллию», Кристабель всё-таки доела свою порцию и теперь умоляющими глазками смотрела на человека.

— Никаких конфет, — правильно растолковав этот взгляд, заметила девушка. — О чем ты вообще думала? Если есть только сладкое, то у тебя слипнется одно место. А где этот горе-смотритель, который не мог нормально тебя накормить?
— Надеюсь, ты не про меня, — сказал Лю. — Я честно пытался отобрать у неё конфеты и накормить чем-нибудь нормальным. Но она оказалась такой же упрямой, как Милена и ты.

Девушка подняла взгляд на турианца. Сначала у того появились смутные сомнения. А тот ли это человек, которого когда-то подобрала Милена? Та ли это девушка, что дважды спасла его жизнь? Внешность вроде осталось той же, но в тоже время и что-то изменилось. Только что?
— На ловца и зверь бежит, — ехидно заметила землянка. — Кристабель, иди к себе в комнату. Я потом приду...
— Расскажешь сказку? — захлопала в ладоши девочка.
— Хорошо. Будет тебе сказка, — улыбнулась девушка.
Кристабель вскочила и, спотыкаясь на ровном месте, побежала в свою комнату. Видимо, любовь к сказкам на ночь была сильнее, чем к сладостям.

— Так и будешь стоять, как соляной столб, — фыркнула девушка, стоило Кристабель спрятаться в своей комнате. — В ногах правды нет. Садись.

Лю, немного удивленный подобным обращением, сел напротив. Девушка изменилась, это сразу бросалось в глаза. Или, правильнее сказать, менялась. Постепенно, медленно, шаг за шагом, но неотвратимо менялась. А ещё что-то изменилось во внешности человека, но турианец не мог понять, что.

— Я надеюсь, ты не пыталась отравить Кристабель?
— Взаимный вопрос. Почему ты не пытался отобрать у неё сладости и накормить нормальной едой?
— В том-то и дело, что пытался. Но мне легче заставить саларианца говорить медленно и четко, чем забрать у неё конфеты, пока кое-кто заперся в комнате и подает девочке дурной пример своей голодовкой, — колко заметил Лю.
— То есть, я виновата в том, что ты не мог позаботиться о девочке, пока у меня была апатия? — не менее колко поинтересовалась девушка.
— Ладно. Я виноват, — сдался турианец. — Из меня никудышный родитель. Довольна? Так чем ты её пыталась отравить?
— Нормальной едой, — фыркнула землянка, поправив челку.
Лю хотел спросить, что подразумевает человек под «нормальной едой», как понял, что изменилось во внешности человека.
— Мне кажется или раньше твои волосы были длиннее? — решил уточнить турианец.
— Нет, не кажется. Они действительно раньше были длиннее, — пожала плечами девушка. — Я их немного укоротила. Получилось криво, но...

Ранее длинные волосы, сейчас едва-едва доходили до плеч. Плюс, появилась зубчатая челка. Мало того, такое ощущение, что их не стригли, а срезали. Но, видимо, у девушки были неплохие задатки парикмахера, раз она смогла красиво «срезать» себе пряди. Получилось нечто среднее между «рваной стрижкой» и «лесенкой».
— Чем же ты себя так?
— Ножом. Ножниц не было. Вот и пришлось импровизировать. Получилось не так, как я задумала, но всё равно красиво.
— Ты явно сумасшедшая, — покачал головой Лю.
— А чем ты был так увлечен, что позабыл о бедной девочке? — человек явно хотела, чтобы турианца начала грызть совесть.
— Я уже сказал, что из меня никудышный родитель, — пробурчал тот. — И я посвятил своё время оружию, пока ты проводила процедуру обрезания.
Девушка сдавленно хихикнула и тут же замолчала, решив, что турианец неправильно поймет причину её смеха.
— На тебя нельзя положиться в плане воспитания, — покачала головой землянка. — Тогда на тебя ложиться обязанность почетного повара.
— Чего? Я не умею готовить? — запротестовал Лю.
— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Всё честно. Я забочусь о девочке, а ты нас кормишь. Или, хочешь, давай поменяемся? Я буду готовить, а ты будешь рассказывать Кристабель сказки на ночь.

Турианец нахмурился. Изменения, которые происходили с человеком, ему определенно не нравились. Такое чувство, что кто-то подменил землянку на дешевую подделку, которая не знала как себя вести и поэтому несла всякую чушь.
— Кстати, о птичках. Ты себя хорошо чувствуешь? — голос девушки стал более спокойным и потеплел на пару градусов. Такое ощущение, что она разговаривала с буйным пациентом какой-нибудь психиатрической больницы.
— Неплохо, — ответил Лю.
— Ничего не болит? Никаких необычных симптомов? — заботливо уточняла землянка, наклонив голову на бок.
— Нет. Я здоров.
— Это хорошо, — вздохнула девушка. — Я боялась, что это не сработает.
— Что «это»? — поинтересовался турианец.
— Неважно, — покачала головой девушка. — А теперь, извини, я обещала Кристабель сказку и не хочу заставлять её ждать, — землянка встала. — Я, пожалуй, пойду.

Лю внимательно следил, как человек направляется в комнату Кристабель. Эти изменения казались ему подозрительными и потому очень не нравились. Всё ещё оставалось ощущение, что перед ним «фальшивка». Но, всё же... Пропустить с кем-нибудь стаканчик всё так же хотелось. Или, на худой конец, подраться.
— Человек.
Девушка остановилась и вопросительно посмотрела на турианца.
— Когда закончишь... Не хочешь дать мне пинка за то, что я был никудышным опекуном?
Несколько секунд до человека доходил смысл сказанного. Затем она улыбнулась улыбкой чеширского кота.
— Одним пинком ты не отделаешься, — заверила та. — Я за пару приличных хуков сделаю из тебя хорошего родителя.
— Напугала, — хмыкнул Лю. — Не пройдет и трех секунд, как ты, вытирая сопли, окажешься в нокауте.
— Спорим, что я тебя сделаю меньше, чем за минуту?
— Спорим. Если ты проиграешь, то сама будешь готовить...
— А если я выиграю, то ты прекращаешь называть меня «человеком» и, наконец, вспомнишь моё имя и начнешь меня по нему звать.
— Идет, — немного подумав, согласился турианец. — Через полчаса в тренировочном зале. Не опаздывай.
— Смотри сам не опоздай. И раз ты всё равно без дела, то помой посуду, — попросила девушка и поспешила скрыться из кают-компании.

Лю вздохнул. Вот что бывает, когда ты живешь с человеком бок о бок некоторое время. Ты к нему привыкаешь, тебе всё меньше хочется его убить. «Надо было прикончить её, пока она была без сознания», — в который раз подумал турианец.

Изменения в человеке казались ему подозрительными. «Что же на неё так повлияло? Смерть подруги? Разговор с саларианцем? Что она ещё вытворит?». Немного подумав, Лю решил больше не рассуждать на эту тему. Все эти изменения останутся на совести человека, и только она решает, как далеко ей зайти. А пока у него появилась другая проблема.
— Хоть бы не проиграть, — покачал головой турианец.
Перспектива называть человека по имени, казалось ему пыткой.


(1) Limp Bizkit — Behind Blue Eyes