Лестница в небо. Глава 3

После Горизонта Джейн закрывается в своей каюте и отключает связь. Прямо в одежде она встает под холодный душ и закидывает голову вверх; постояв так минут 15, скидывает мокрый комбинезон и начинает усиленно тереть кожу, смывая с себя невидимый налет чего-то мерзкого и грязного. Выключив воду, капитан смотрит на себя в зеркало. Зеркальная Джейн стоит, скрестив руки на груди, и в её глазах играет оттенок чего-то нового, чего Шепард раньше никогда не видела. Оттенок предательства.

— Шепард, всё в порядке? Мисс Чамберс хочет зайти, но я не пускаю её, как вы и сказали.
— Да, СУЗИ. Мне уже лучше.
— Если Вас это утешит, я считаю, что это бессмысленная трата нервов, Шепард, ваши переживания лишь помешают сосредоточиться на задании, понижая вероятность успеха с 58,8% до 44,3%.
— Спасибо, СУЗИ. Теперь мне существенно полегчало.
— Сарказм. Значит, вам действительно лучше. Завершаю диалог, Шепард.

Джейн натягивает чистый комбинезон и самую умиротворенную улыбку, из всех, что она знает. 

— Шепард? Как ваше самочувствие? Там, на Горизонте…
— Не волнуйтесь, Келли, все хорошо. Просто не ожидала такого от старого друга. Я жива, здорова, дышу, улыбаюсь – все в порядке, Келли. Все в порядке.

— Шепард, я…
— Простите, мне нужно идти.

Джейн быстрым шагом идет к лифту и скрывается за его железными створками. Лицо кривит оскал, и пальцы беспокойно скребут по ткани комбинезона. Но вот створки вновь открываются палубой ниже, а лицо, как ни в чем не бывало, дышит умиротворением.

— Шепард, нужно поговорить.
— Хорошо, Гаррус, идем.

Джейн мило улыбается, идет в ногу с турианцем и старается не смотреть ему в глаза. Когда они остаются в запертом помещении наедине друг с другом и мерно гудящим «Таниксом», улыбка Джейн меркнет и стекает с лица разбавленной акварелью.

— Почему ты меня избегаешь, Джейн? Вот сейчас… Посмотри на меня. 
— Зачем? Ты и так знаешь всю меня до кончиков пальцев, до самого дна. Ты один у меня остался…
— Я один… И я никуда не уйду. И я набью морду этому ублюдку, я обещаю.
— Гаррус, я…

Джейн поднимает глаза, и тяжелые красные отблески ламп отражаются в темных озерах ее зрачков. Турианец качает головой и неловко приобнимает замершую на месте девушку. И тут Джейн начинает говорить, резко, отрывисто, рублено, именно то, что гложет, съедает, выгрызает сейчас изнутри.

— Знаешь, а я ведь помню, как мы совсем «зелёные» сражались бок о бок. А потом пропивали в баре остатки разума, страшась призраков наших мертвецов. Как мне прострелили бок, и Он тащил меня на себе три километра до лагеря. Как потом таскал тайком в палату простую земную клубнику, которой мне так хотелось, но не разрешали врачи. Как я носилась за доктором, умоляя его помочь хоть чем-то, когда Он корчился от боли на койке из-за L2. И как братались потом, решив никогда не марать нашу дружбу общей постелью. Я помню все. Поэтому сейчас мне так…пусто.

Турианец легонько поглаживает девушку по волосам, а она сидит, уставившись в одну точку. Резко вздрагивает, словно просыпаясь от сна, и слегка наклоняет голову, прикрывая глаза.

— Прости. Я совсем расклеилась.
— Ничего, Джейн. Даже самые сильные девочки должны иногда побыть хоть немного слабыми. Обещай, что не будешь меня избегать.
— Обещаю. Теперь только вдвоем. Как в старые добрые времена, а?
— Да. Как в старые добрые времена.